Недействительность. Или «эффект Манделы» для начинающих

Недействительность

Или «эффект Манделы» для начинающих

Евгений Макарихин

© Евгений Макарихин, 2024

ISBN 978-5-0056-4679-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Авторское предисловие

Автор хотел бы никогда не обретать повода написать эту книгу, то есть – не узнавать о фактах, приведших к потребности изложить нечто в объёме монографии, не соприкасаться с феноменом, исследуемым в ней. Это было бы замечательно.

Многие из тех, кто столкнулся с вещами, о которых пойдёт повествование, вводящими как минимум в ступор, а как максимум в ужас, поступили просто: сделали вид, что их не существует. Так, действительно, спокойнее и легче.

К сожалению, уровень, объём и направленность образования, полученного автором, не дали шанса отставить тему, отмахнуться, решить вопрос «Зачем мне эта головная боль?» в сторону энергосбережения – и списать непознанное на своё и чужое беспамятство.

Все лабораторные работы, проделанные автором когда-то, всё, что он узнал о том, как развивается естественная наука, производящая надёжное знание, дало основание не придерживаться душеспасительного настроя «презрение прежде исследования».

Присутствие чего-то неприятно необъяснимого всё равно надо признавать; это первый шаг для того, чтобы начать адекватно осмысливать окружающий мир и справляться с проблемой. Вечно бытовать в иллюзиях не получится.

Там, где неведомое, непонятное, где факты опровергают теорию и требуется строить её дальше или заново, совершать первые шаги, пусть это будет выглядеть наивно, без пафоса и надувательства щёк, – надо постараться.

Будучи дипломированным методологом науки, оценивавшим чужое, автор решил, что позиция «играющего тренера» имеет место; иногда необходимо поработать здесь и сейчас, а не только писать и говорить о созданном кем-то когда-то.

В мире, где истинна уже только относительность всего, а массив общих знаний в головах неумолимо перетекает в ведение Всемирной сети, и так предостаточно интеллектуального безделия и отказничества от поводов к развитию.

Поэтому перед вами эта книга. Она не даёт спуска в том отношении, что приемлемо «познавать, развлекаясь». Увеселительной прогулки не получится, местами будет страшновато, но это не воля автора – выбрать жанр научного триллера.

Сам предмет, а именно явления из разряда «то, чего не может быть», ставшие отправной точкой для достаточно широких по теоретическому охвату поисков и построений, обусловил соответствующий подход к нему. Дедукция нам в помощь, начнём расследовать.

Введение

Данное исследование не представляет собой странную попытку дилетанта высказаться наперекор, когда наука уже всё, что нужно, объяснила. На многих страницах ниже наглядно демонстрируется, что, увы, ничего подобного с официальной стороны не сделано, так как отписки и отговорки в духе «сам дурак» в адрес недоумевающих граждан вряд ли могут пойти в зачёт.

Впервые об «эффекте Манделы» заговорили в 2010-м году: между участниками конвенции «Dragon Con» в США разгорелся спор о биографии этого борца с апартеидом. Вопреки фактам, отдельные люди утверждали, что Нельсон Мандела никогда не был президентом ЮАР и скончался в тюрьме в 80-х годах прошлого века, – хотя до его кончины оставалось ещё три года. Спустя некоторое время исследовательница феномена Фиона Брум, принимавшая участие в дискуссии, отыскала свидетелей похорон первого президента ЮАР из числа узников тюрьмы Полсмур в Кейптауне, пересказывавших некрологи из газет. С тех пор участившиеся случаи массового проявления так называемых «ложных воспоминаний» называют «эффектом Манделы», хотя речь уже в малой степени идёт о лжи и чьих-то биографиях. Текущие наблюдения за материальным миром, инфосферой и культурно-эстетическим контекстом нашего существования предоставляют гораздо больше почвы для сомнений в статичности прошлого и настоящего в целом.

Насчёт Нельсона Манделы автор был и остаётся уверен, что тот дожил до 2013-го года, вопреки всяким нытикам, – так что на негативную чушь каких-то недообразованных американцев несколько лет внимания не обращал. Но в 2020-м году, как-то ранней весной, случайно наткнулся в Интернете на публикацию об изменении эмблемы Volkswagen, – не дизайнерами на автопредприятии, не заявка о грядущем ребрендинге, а… сразу вообще вокруг, в металле. Странновато было прочесть подобное для физика-материалиста, в детстве собиравшего вырезки из автомобильной рубрики журнала «Наука и жизнь» и обладающего крепкой памятью большого объёма. После прочтения этих глупостей как-то вышел из дома по своим делам, высматривая автомобили данной марки: надо же было убедиться в никчёмности заявлений свихнувшихся и с чего-то паникующих блогеров… И увидел то, что заставило задуматься, вплоть до необходимости выразить мысли в книге.

Пришлось гораздо более обстоятельно погрузиться в Интернет. Там автор узнал следующее: феномен связан с коллективной памятью, когда множество людей помнит некоторые события и вещи не такими, как их сейчас описывает официальная история. Люди клянутся, что читали и видели своими глазами, узнавали самостоятельно, учили в школах и университетах не совсем то, что видят или слышат сейчас.

Пример: вам скажут, что японцы первыми высадились на Луну. Как вы отреагируете? Скажете: ложь! И будете уверены, потому что первыми там были американцы в 1969-м году; событие задокументировано, фильмы, книги, фото… И будете правы. Теперь другой пример: вам скажут, что Хрущёв никогда не стучал ботинком в зале ООН в 1960-м году. Как вы отреагируете? Вы также скажете: ложь. И будете уверены, что это ложь. Потому что это скандальное событие тоже хорошо задокументировано. Но… Вы неправы. Нет более общепризнанных доказательств этого факта. Они исчезли, как и видео с ботинком со всех ресурсов (хотя отдельные фото улыбающегося генсека, держащего снятый ботинок, почему-то остались). Эпизод вообще отрицается как имевшее место историческое событие; но почему и зачем?..

Похоже на странное коллективное помешательство, которому пора бы и благополучно заканчиваться, но… Буквально за пару лет выяснилось, что одним африканцем дело не ограничилось; «эффект Манделы» начал плодиться. С начала 2010-х гг. до сегодняшнего дня зафиксировано множество аномалий в недавней истории. Изначально странное явление распространялось только на англоязычный сегмент мира, но в кратчайшие сроки добралось и до русскоязычного, затрагивая самые общие места в культурной среде, – литературу, фильмы, песни и др.

По мере получения информации о нём автор понял, что лично уже сталкивался с ним, не подозревая о массовом его формате, достаточно давно – ещё в 2012-м году. Выглядело это так: за год до того съездил в Венгрию; там довелось попробовать пиво «Hoagaarden» (название напитка после возвращения из-за границы было сразу же вписано в путевые заметки, так что это не голое воспоминание, а уже «не вырубишь топором»). Оно понравилось, и в жаркие дни следующего года, находясь в России, автор, видя издалека в магазинах, что напиток есть и у нас, наконец, обратился к покупке. Осмотр на полках супермаркета поставил в недоумение: пиво было, абсолютно такое по всем приметам, но наименование… отличалось на одну букву – «Hoegaarden».

Это вызвало когнитивный диссонанс. Автор начал выяснять на кассе, что же это, то или не то, но продавщица ничего не смогла прокомментировать. Купил, попробовал – то самое. Обыскал весь Интернет на предмет старого названия, но нашёл лишь упоминание, что бывают… фруктовые вина «Hoagaarden» и более ничего. После этого несколько раз покупал «Hoegaarden», убеждался, что со вкусом стабильно, и только задавался вопросом: а с буквой-то «а» что было не так? Чем она не понравилась? Почему переименовали?.. Снова искал во Всемирной сети. Итог – вроде всегда было Hoegaarden; почему же автор помнил и даже зафиксировал, что не всегда?

Как отмечают блогеры, плотно занимавшиеся данным феноменом, первый его всплеск произошёл в 2012—2013 годах, но для большинства остался недопонятым и недооценённым (вот и автору повезло столкнуться с ним на раннем этапе и попросту остаться в растерянности со своим частным «неправильным воспоминанием»). Вторая волна, по оценкам блогеров, пошла в 2015—2016 гг. и была сильнее. Пару лет спустя тряхнуло ещё серьёзнее, масштабы явления увеличились до наглядности здесь и там; в том числе ситуация с эмблемой Volkswagen поставила вопрос о «манделизации» окружающего мира перед очень многими «неверующими». По понятным причинам, так как эффект касается человеческой памяти, опершись на формальные признаки «расстройства», – но, по факту, с совершенно ничтожным результатом – за него взялись психологи (вкупе с нейрофизиологами), чтобы дать отповедь растерянным гражданам, память которых не сходилась с реальностью.

Хотя, отметим, вовлечение их в дискуссию как «авторитетов» обосновано не более, чем обращение на заре изучения электричества – когда развлекались тем, что десятки людей брались за руки и по замкнутому хороводу разряжалась «лейденская банка» (примитивный конденсатор трёхсотлетней давности) – в первую очередь… к докторам, раз уж люди падают в судорогах и испытывают боль. Да, болевые ощущения от невидимого внутреннего удара; но явление-то не об этом, а об электрической цепи, токе и проводимости.

Что же говорит доныне официальная наука? «Эффект Манделы» – это конфабуляция, парамнезия, то есть психопатологическое явление ложной памяти, когда человек убеждён, что некие вымышленные события происходили на самом деле. Тем не менее учёные не в состоянии объяснить, почему такие одинаковые воспоминания, которые касаются событий общеизвестных, исторических, географических, астрономических, зоологических, анатомических, художественных, литературных, архитектурных и др., могут наблюдаться порой у миллионов землян, живущих в самых разных концах света.

Вот факт любого рода; внешний вид объекта; наименование персоны, авторства; образ и речь персонажа из кинематографа; фраза, поэтическая или песенная строка; поза или жест из живописи и скульптуры, даже какие-то административные установления и отношения собственности и т. д. Они были демонстрируемы много лет, иногда нескольким поколениям людей; помимо этого, уже отражены в различных карикатурах и пародиях, имеют реляции в кино-, телепродукции и в театре, в анекдотах и мемах, полиграфии и сувенирах и др. И вдруг – «в действительности было не так, как на самом деле», перефразируя Ежи Леца; внезапно, свежо и непредсказуемо.

Конечно, такое количество «несогласных» (и даже, наверняка, какие-никакие, но всё же нестыковки и зафиксированные капризы реальности у миллионов, молчащих по данному поводу) – это не все восемь миллиардов населения планеты. Блогеры свидетельствуют, что конформизм, культурная разрозненность, беспамятство и индифферентность по большей части торжествуют. Объяснять среднестатистическому человеку явление «эффекта Манделы» сейчас – всё равно что пытаться донести до обывателя степень разрушительности ядерного оружия до первого его испытания. «Я точно не помню» – естественно, статистически самый частый ответ в опросах по поводу тех или иных проявлений эффекта. Бóльшая часть социума, столь же естественно, согласна принимать то, что ей предложат увидеть в официальных источниках информации (в которых явление, собственно, также и отмечается, без проволочек, поэтому они сами должны быть объектом контроля, а не источником для бездумного потребления). Объединение небезразличных, памятливых и опора на них – единственный вариант дальнейшего развития темы. Интернет в этом плане сработал.

Собственно, отсюда автор начинает реализовывать программу научного исследования, ровно так же, как начинали с первой половины 17-го века. Сбор данных, раздача наименований, первичное выделение свойств и характеристик, классификация. Выявление спектра возможных объяснений для отнесения изучаемого явления к определённой научной сфере. Выдвижение гипотез, сравнительный их анализ, определение приоритетных из них по объяснительной силе, возможности их «верификации» и «фальсификации»; отсеивание непригодных вариантов. Только так; других, обходных путей у нас нет. Выковать знание научного качества по-иному, обхитрить реальность не получится, — в силу весьма скромных познавательных характеристик Homo Sapiens.

Ещё М. Монтень заметил, что бич человека – это воображаемое знание. Ситуация, когда не то что в самом разборе феномена, но хотя бы по направлению к нему вообще нет науки, да и разбора-то нет, а есть лишь словесные упражнения (в весьма ограниченном наборе идей), по мнению автора, должна меняться, даже в эпоху, когда определённость твёрдого знания становится всё менее востребованной.

Необходимо пояснить некоторые методологические вещи, выводящие разбирательство детективного характера на уровень науки. С пониманием «верификации» как подтверждения, скорее всего, трудностей не возникнет; термин знакóм общественности и по некоторым бытовым вещам. Тем не менее, обнаружение фактов, говорящих в пользу гипотезы, – дело нехитрое, лишь намёк на то, что гипотеза может стать теорией; своего рода допуск. Нужны более жёсткие приёмы; к ним относится «фальсификация». Это, в методологии науки, не подделка или подтасовка чего-то, а критический заход с другой стороны: не pro, а contra. Фальсификация – когда предлагается (желательно самими её авторами и сразу по выдвижении) определённый способ опровержения гипотезы (желательно принимаемый научным сообществом). Если в ходе проверки она выдерживает испытание, тогда перед нами действительно серьёзная заявка, кандидат на работающую теорию. Само существование путей возможного опровержения – признак того, что гипотеза, став теорией, породит знание, по-настоящему достойное звания «научное», а не просто мнение и словоизвержение (или вероисповедание). Когда оно появляется, никто уже не испытывает потребности выражаться в духе «это могло произойти по множеству причин»; причины в ограниченном количестве становятся необходимы и достаточны, механизмы – прозрачны, а объяснения – единообразны. Былой же плюрализм, свойственный этапу преднауки, остаётся в прошлом.

Не все из вышеуказанных моментов и этапов будут следовать строго один за одним, – неизбежны и возвращения, и повторы, – но они обязательно будут присутствовать в нашем исследовании системным образом и вести к результату.

В рассуждениях автор, как методолог науки, намерен эффективно применять такую вещь, как мысленный эксперимент. Роль этого инструмента в развитии науки обычно не выставляется напоказ, хотя применялся он много и успешно.

Ещё до эпохального спора Нильса Бора и Альберта Эйнштейна, этой почти сорокалетней «дуэли на мысленном эксперименте», откуда взялось «открытие» Галилея об одинаковом ускорении при падении любых тел на Землю? Шарики катал и бросал?.. Раскроем карты: он, может быть, вообще плотность и сопротивление воздуха оценивал. Фактически же ещё за несколько десятилетий до того другой итальянский мыслитель в уме прикинул: «Если тяжёлые и лёгкие тела падают (ускоряются) с разной скоростью, тяжёлые быстрее, а лёгкие медленнее, то что будет, если мы тяжёлое и лёгкое тела свяжем верёвкой и бросим? Это мы, формально, бросаем единое более тяжёлое тело, поэтому соединённые тела должны падать ещё быстрее, чем одно тяжёлое? Или лёгкое будет притормаживать тяжёлое в его падении и скорость в итоге будет компромиссная?..». Подумал-подумал – да и принял результат своего мысленного эксперимента, который вполне сошёлся с практикой. И Галилей уже знал об этом виртуальном опыте.

Самое важное, с точки зрения автора, – не снижать планку, не отступать от принципов: с самого начала определимся с тем, что знание никакого качества, кроме естественнонаучного, нас не устроит. Оно должно давать однозначные ответы (такие, как, например, ответ на вопрос «Если человеку отрезало руку, может, она снова отрастёт?» – нет, не отрастёт), формировать замкнутый теоретический комплекс однозначных причинно-следственных связей (без каких-либо «а может быть поэтому или ещё потому; а приведёт к тому, или к другому, или к третьему»); обладать прогностической и эвристической силой; давать возможность если не вычислений, то, по крайней мере, взвешенных численных оценок; годиться как актуальное знание не локально – то есть, не в России в отношении того-то в соответствии с политической доктриной текущего момента, а без ограничений, в любое время, в любом месте и для любых проявлений феномена.

Наименование феномена

Отметим для начала то, как стартовать в научном исследовании нельзя, но как всё же поступили, опустившись буквально до уровня дворовой компании. А именно: что за извращение до сих пор имеет место в характеристике, увязанной на «эффект Манделы», – «массовые (коллективные) ложные воспоминания»? Что за предвзятость с обязательно ожидаемой ошибочностью заявлений, причём от общественности?..

Почему бы тогда сразу не использовать прилагательное «отвратительные»? Это ещё жёстче предзадавало бы отношение к феномену.

Такой «буллинг» в истории науки – причём без участия церкви! – бывал, разве что, при идеологическом противостоянии двух систем, социалистической (коммунистической) и капиталистической. Например, в конце 1940-х – первой половине 1950-х годов советскому учёному полагалось говорить «буржуазная лженаука генетика», «буржуазная лженаука кибернетика» и просто отвергать их. К чему это привело? К отставанию на годы и десятилетия. Чем обзываться – лучше непредвзято изучать, разбираться без навешивания ярлыков; неужели это может быть кому-то непонятным? Так что автор, для начала, предлагает перевести прозвище феномена в нормальное научное наименование: чем же он, по сути, является. Дадим адекватное (годное до середины раздела «Теория») определение по внешнему его проявлению: эффект формально-эстетической мутации реальности, направленный из прошлого.

1. Почему формально-эстетическая? Потому что фиксируемые изменения в подавляющей массе касаются отнюдь не жизненно важных вещей, не денег, не экономики, не энергетики, не ВВП, не ВПК и т. п. и не влияют на материальный ход истории в наше время. Кстати, здесь находится одна из точек опоры неверующих в эффект (и оскорбляющих чувства верующих, в соответствии с изысками законодательства): мол, что вы нам несёте ерунду про какие-то мелочи из старых кинофильмов и мультфильмов, да кто это помнит, да кому это интересно…

Ну, клипсы у актрисы такой-то в фильме таком-то обновились, по вашему мнению, – какая разница? Сюжет же не поменялся; фильм же остался. Ну, звали сказочную героиню, допустим, Акюдаг, а стала она Анидаг; от этого что, мир перевернулся?.. Вот если бы в городе неожиданно исчезло (или появилось) метро – а губернатор молчит по этому поводу – было бы злободневно и актуально. Или, например, в электросети напряжение вместо 220 вольт внезапно станет 110, а кто-то будет утверждать, что оно всегда было 110? Вот такое воспринималось бы остро, жизненно, а оправдания о «так было изначально» смотрелись бы курьёзом. А от того, что, например, на государственном флаге Советского Союза к серпу и молоту добавилась звёздочка – что, от этого СССР не развалился, что ли?..

2. Почему мутации? Потому что глубинных, радикальных изменений обычно не происходит; они касаются, в основном, вещей поверхностных – и, в каждом случае, нерезультативны в отношении влияния на ход истории. Меняется форма чего-то, линия, окраска, диспозиция, несколько букв, слов, деталей, но основное остаётся.

Ну, ходил мультперсонаж в штанах на подтяжках – теперь их нет; видимо, святым духом элемент одежды удерживается, без пояса. Но ведь не пропали же штаны совсем, как и сам персонаж?.. Ну, скорректировалась эмблема у автомобиля, но от этого же количество лошадиных сил в двигателе и мест в салоне не изменилось.

Отдельные читатели первых версий данного исследования были в претензии относительно выбора слова «мутация», вместо которого можно было использовать, например, «апдейт». Но, в свою очередь, по мнению автора, свежий для русского языка термин из сферы компьютерного софта, знаменующий обновление (update), кажется не совсем адекватным ситуации. Речь не идёт о физической подоплёке происходящего, которую ещё предстоит выявить; дело в том, что позитивные коннотации, которые он несёт, не к месту. Происходит изменение реальности – не к лучшему, а просто куда-то; зачастую оно качественно ухудшает нечто, так что, скорее, имеет место «деградейт», чем «апдейт». Нас не ждёт никакой новый прекрасный мир; только недоумение, растерянность и неверие. Также, оценочно, рамки «апдейта» никто не ограничивает, это может быть и масштабное изменение, а «мутация» даёт требуемое ощущение, что изменения затронули небольшую, порой еле заметную часть чего-то и, скорее всего, практически малозначимую.

Самое же главное: за «update» стоит неявное предложение/принятие версии компьютерной симуляции реальности! Извините, мы в научном исследовании на такие вольности не согласны: оставаться гносеологически беспристрастными до последнего – наша священная обязанность. В общем, автор не намерен пособничать тем, кто чересчур много «сидит в компьютере».

3. Почему реальности? В определении «коллективных ложных» содержится противоречие в самом себе, sui contradictionem. Не бывает когнитивных искажений «группой лиц по предварительному сговору» (особенно если сговора и не было). Как раз психологи должны бы первыми учесть соображения, давно ставшие народной мудростью: «С ума поодиночке сходят. Это только гриппом все вместе болеют». То есть, отдельно взятый человек может иметь сколь угодно дырявую память, воспоминания, обросшие ошибками, приукрашиваниями, провалами; вообще кашу в голове. Это пожалуйста. Но если целая группа указывает на конкретные изменившиеся элементы этой «каши», одновременно, – это «звоночек». Признак объективности явления налицо.

Массовая констатация «А король случайно не голый?» с вероятностью 99% означает, что высокопоставленное лицо действительно не одето, а не то, что население государства абсолютно синхронно подослéпло или свихнулось.

«Массовые заблуждения…», «коллективные ложные…» – такое может быть приемлемо лишь в отношении достаточно сложных вещей и процессов, знаний о которых у большинства населения нет из-за специфики материала. Но это бессмысленные словосочетания в отношении однозначных фрагментарных впечатлений, заурядно осевших объёмов информации не более нескольких десятков байт или даже бит.

Вполне понятны и адекватны фразы «Имеют место массовые заблуждения относительно основных источников доходности в банковской сфере», «Имеют место ложные романтические представления о культуре и быте рыцарей в Средневековье» или «Бытуют расхожие заблуждения, связанные с процессом производства художественных фильмов». Но указывать другому такому же биологическому существу на ограниченность (причём спонтанную – по мнению «специалиста», когда тому будет угодно) его способности элементарно получить нечто органами чувств и далее хранить информацию в памяти, нести в своём сознании, – чересчур по-хамски. Это, в принципе, то же самое, что дать понять: «Ты – untermensch, недочеловечишко, который, чуть что, блудит в трёх соснах на ровном месте, у которого память как у аквариумной рыбки, на пару секунд, а в целом нейронные сети – дырявые. Ты не слышишь как нужно, не видишь как правильно; инвалид да и только».

Обвинители тех, кто подметил что-то изменившееся (при этом не должное меняться!) в окружающем мире, – в былой невнимательности, ошибках, необразованности, путанице, недоучёте побочных событий, недопонимании тонкостей и т. п. – берут на себя слишком много. У них самих нет медсправки о приоритетности их восприятия относительно других и первостатейном качестве их собственной памяти. Да это и не имеет значения: здесь «аристократический» фактор совсем не к месту и уступает демократическому. Память каждого человека – это значительная составляющая его личности, можно сказать, он сам (вообще, наше сознание – уж не является ли оно, по сути, памятью о наших предшествовавших состояниях, что нас и идентифицирует?..). Перед нами не флюгер, не безличное нечто, кусок биомассы или профайл в социальной сети, а всё-таки мыслящее существо. У человека присутствует ментальный базис, о чём лично он уверенно может сказать «а я помню вот так» и стоять на своём до последнего.

Если есть какая-то убеждённость – она на что-то опирается; когда же общую, единую опору в каждом вдруг находят тысячи людей, то это не просто «им показалось» или они все дружно ошибаются. И хотя формально-эстетические моменты в этом мире вторичны, и от них в целом ни тепло, ни холодно – проявим немного уважения.