Игрушка для психопата

– Эд, ты перебарщиваешь. Отойди.

Здоровяк нехотя оставил Ядвигу в покое.

Раздались скрипучие шаги. В свет вышел бледный мужчина в костюме и прошёл к камину. Я заметил, что он раздавил ногой опрокинутые на пол тигровые лилии, которые на днях принесла служанка.

– Давай, вставай, – присоединившись к теням, он услужливо протянул руку. Тень поменьше оттолкнула его и встала сама.

– Не прикасайся ко мне!

– Вот и умница. Разжую снова: твоё дело светить лицом и толкать дурь в своём лягушатнике. На большее и не надейся. Поняла?

– Идите к чёрту! – голос Ядвиги был жёстким как наждак.

– Вот мразь! – массивная тень снова бросилась на неё, но третий удержал его.

– Держи себя в руках, – затем он обратился к Ядвиге. – Мы-то уйдём, да только знай своё место.

Они прошли мимо, игнорируя моё существование. Хлопнула входная дверь. Она опустилась обратно на пол и заплакала.

Яда ревела, как раненый зверь. Её надтреснутый плач, казалось, проникал во все уголки особняка. Казалось, если я подойду, она разорвёт меня когтями, вспорет клыками мою шею, подобно шатуну в заснеженном лесу.

Пусть вспарывает, у меня нет сил спокойно это слушать.

Я подполз к ней и прижал к себе.

– П… придурок, – она слабо улыбнулась и устроилась на моём плече. Я коснулся её волос, зарылся в них носом и вдохнул едва уловимый запах её шампуня.

Через некоторое время она успокоилась и, взяв меня за руки, встала, и я вместе с ней.

– Кто это был?

Ядвига горько усмехнулась и провела пальцем по моей щеке.

– Мало было? Хочешь за добавкой к ним сходить?

Я промолчал. В данный момент у неё есть право пинать меня. В конце концов, я не смог её защитить. Я трахал другую девчонку, пока был нужен ей здесь.

– Иди к себе. Нужно приложить лёд. Я принесу.

Я послушался и поднялся на второй этаж.

У своей комнаты я заметил кое-что необычное. Обычно закрытая едва ли не на семь замков дверь в кабинет Ядвиги была распахнута, и из неё сочилась полоска яркого света.

Не долго думая, я шмыгнул внутрь.

Вполне обычный кабинет в тёмных тонах. Чёрный письменный стол с ноутбуком, такой же стол. Книжные шкафы, заполненные документацией и книгами. Яркая настольная лампа, бархатные шторы.

Моё внимание привлекли маленькие фотографии в рамках на краю стола. На одной – толстый пожилой мужчина в красном пиджаке. На второй, выцветшей и потёртой – красивая женщина с длинными непослушными волосами. Это её родители?

Щёлкнул выключатель. В кабинете зажглись лампы в огромной люстре.

– Всё посмотрел? – за моей спиной раздался недовольный тихий голос . Я вздрогнул и обернулся.

В дверном проёме стояла Ядвига, сжимавшая в руке пакет со льдом.

– Прости, – я опустил голову. – Мне не стоило.

Её выражение лица потеплело.

– Ладно, садись, – она указала ладонью на красный кожаный диван, формой отдалённо напоминавший губы. Странно, что я не заметил его раньше.

Я послушался. Ядвига села рядом и приложила лёд к моей щеке. Ощущения заставили меня рефлекторно сморщиться.

– Терпи.

– Терплю.

Она держала лёд и не мигая смотрела на меня. Это не было похоже ни на один из эпизодов, когда мы были вместе, ни на один из взглядов, которыми она меня одаривала. Он был таким тёплым и ласковым, что я испугался.

– Зачем ты полез? – спросила она.

– Я хотел защитить тебя.

Ресницы Ядвиги дрогнули. Она уютно устроилась на моей груди и прошептала:

– Пожалуйста, скажи это ещё разок.

– Я хотел защитить тебя.

Она судорожно выдохнула и прижалась сильнее. Казалось, она хотела взломать мою грудную клетку и забраться туда полностью.

– Ещё…

Я готов повторять эту фразу столько раз, сколько ей будет угодно. Сотню, тысячу, миллион, только смотри на меня так, как сейчас.

Мы молчали, и только настенные часы нарушали тишину навязчивым тиканьем.

Наконец, она заговорила:

– Знаешь, мне раньше не говорил… таких слов.

– Странно.

– Наверное. Как тебе фото?

– Какие?

Ядвига указала на две рамки на столе:

– Вот эти.

– Хорошие. Это твои родители?

– Да.

– Соболезную, – ответил я, припомнив чёрную ленту в углу фотографии женщины.

– Ничего. Это случилось, когда мне было тринадцать.

– Ты хотела бы поговорить об этом?

Она погладила меня по щеке и едва заметно улыбнулась:

– Да. Хочешь чаю?

– Наверное, – на самом деле я предпочел бы крепкий алкоголь. Бренди или, может быть, джин.

Чмокнув меня в лоб, она встала, отворила дверцу шкафа и после недолгих размышлений вытащила внушительную бутыль и два пузатых бокала. Да, такой чай мне определенно по душе.

Плеснув нам обоим коньяка, Ядвига уселась рядом.

– Извини, мне будет немного полегче, если мы выпьем.

– Я понимаю.

Мы осушили без малого четверть бутылки, прежде чем она заговорила снова:

– Мы с мамой жили далеко отсюда, в маленьком городе, казалось, на окраине мира. Родного отца я тогда не знала, да и, казалось, не нужен нам никто. Всё было хорошо, пока в нашей жизни не появился мужчина.

Как знакомо, Яда, как знакомо.

– Тогда мне исполнилось десять лет. Он просто появился и жил с нами, часто поколачивал маму. Я была ему костью в горле: какой бы хорошей я ни была, он обзывал меня и бил. Мама часто ругалась с ним, но не погоняла, потому что он помогал с деньгами.

Немного помолчав, она продолжила:

– Однажды в гостях у бабки я услышала, как они говорили с соседкой о моём настоящем отце. Мол, он на самом деле чертовски богатый и знаменитый, только даже не знает о моём существовании. Когда я вышла и спросила, почему бы тогда не обратиться к нему за помощью, они замолчали и сделали вид, что говорили о ком-то другом.

У неё в бокале закончился коньяк, и я услужливо протянул ей свой, который едва пригубил.

– Спасибо. Когда мне исполнилось тринадцать лет, пока отчим спал, мы с мамой спрятались в другой комнате, и она отдала мне пластиковую карту и письма от родного отца. Им оказался довольно известный на тот момент мужчина, который баллотировался в мэры города, и он каждый месяц присылал нам деньги. Я была очень счастлива и хотела с ним познакомиться, но мама запретила.

Я осторожно взял бутылку и налил терпкого алкоголя нам обоим до краёв.

– Не расплескай. А потом отчим убил маму.

У меня внутри всё похолодело и сжалось.

– Ты… видела это?

– Нет. Мама отправила меня к бабушке, – на глаза Ядвиги навернулись слёзы, – а потом, когда я вернулась…

С каждым глотком коньяка её речь становилась более живой.

Я положил руку ей на плечо:

– Если не хочешь, можешь не продолжать.

Яда залпом осушила бокал.

– Я расскажу. Когда пришла, было непривычно тихо. Я позвала маму, потом отчима. Никто не отозвался. Заглянула в коридор, а там мама лежит… вся в крови. Мне стало страшно, и я побежала к соседям. Так всё и было. Потом вызвали скорую, милицию… стандартная рутина по усопшему человеку. Ничего особенного, кроме того, что через несколько дней задержали отчима. Его посадили в тюрьму, а меня отправили в интернат.

– Почему в интернат? У тебя же была бабушка…

– Ей не разрешили оформить опекунство. Жила одна, любила выпить и, возможно, имела судимость. И тогда я решилась просить помощи.

– Ты написала родному отцу письмо?

– Да. Расписала всю ситуацию, в которой оказалась, и тайком отправила письмо.

– Он ответил?

– Да. Скажу больше: он сам приехал за мной и подал заявку на удочерение. Через пару месяцев ему удалось забрать меня из интерната. Так я и познакомилась с Эдиком и Пашей, моими старшими братьями.

– Это…

– Да, те самые ребята, которых ты видел сегодня. Они меня не очень любят.

– Я заметил.

Ядвига криво усмехнулась и подлила нам коньяку. Он заканчивался будто сам по себе, незаметно для нас обоих.

– Когда мы встретились, он рассказал, что много лет назад повстречал мою маму во время командировки в городке рядом с нашей деревней. Она как раз тогда доучивалась в колледже последние месяцы. Он рассказал, что они сильно влюбились, и у них был бурный, но короткий роман. Потом он уехал назад к жене и своим детям, и потому не мог быть с нами, но тайно переписывался с мамой и перечислял ей деньги.

– Красивая история. То есть, он изменил своей жене?

– Получается, так.

– И как она отнеслась к дочери со стороны?

Моя собеседница сосредоточенно ковырнула кусочек кожи на пальце.

– Никак. Она злилась на меня и отца, но не показывала этих чувств. Такой уж она человек. Зато братья и по сей день демонстрируют её ненависть во всей красе. Отец смог спокойно и без лишней шумихи забрать меня в рамках предвыборной кампании, продемонстрировав всё с наилучшей стороны: семья, отчаянно желающая иметь дочь, забирает девочку из ебеней, супер, круто, все хлопают, рейтинги растут.

– Хороший план. Интересно, он придумал его давно или сразу, когда ты написала ему?

– Не знаю, но в итоге он получил пост мэра. Через некоторое время он отправил меня в школу моделей, где я долгое время училась, и в гимназию, где я получала школьное образование. В школе моделей было тяжело, но меня быстро заметили и часто приглашали на показы и фотосессии.

Она замолчала, крутя в руках бокал и наблюдая, как он плещется о прозрачные стенки.

– Когда мне исполнилось шестнадцать, жена отца настояла на том, чтобы я жила отдельно. Я была не против, и он переписал на меня этот особняк. У меня была довольно насыщенная жизнь: я сопровождала его на разные приёмы, экскурсии, ездила с ними на отдых и всё такое.

– О чём говорили те двое?

Ядвига чуть вздрогнула, но всё же ответила:

– У отца есть крупный подпольный бизнес.

– Наркотики?

– Да. И мои братья боятся, что он сделает меня наследницей, хотя очевидно, что нет. Максимум, что мне разрешено, толкать дурь в своём заведении.

– “Страна чудес”, верно? – почему-то я быстро догадался, что речь о нём.

– Верно. Хоть это заведение и позиционирует себя как клуб свиданий, при желании можно заказать и другие… услуги.

– Например?

– Тамерлан, не будь дурачком. Дурь, проституция: всё по высшему разряду.

Я покосился на неё.

– Что? Неужели тебя это пугает? – она поймала мой взгляд.

Прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что не особо. Я не стал относиться к ней хуже, напротив, был благодарен за искренность.

– Нет.

– Кстати.

Ядвига внимательно посмотрела на меня:

– Что?

– Ты говорила, что никто до меня не говорил тебе таких слов. А как же твой Сатанько?

Она улыбнулась и вдруг крепко обняла меня. Я сомкнул руки на её спине и поцеловал в висок.

– Сатанько – это совсем другое. Нас связывает нечто большее, нежели отношения начальника и подчинённого.

Я непонимающе посмотрел на неё:

– В смысле?

– До меня у него была тяжёлая жизнь. Родители продали его за долги моему отцу, когда он был ребёнком, и из него растили пешку для подпольных боёв и грушу для битья моим братьям.

У меня всё внутри сжалось, но комментировать я не решился.

– Всё, что он видел, взрослея – это драки и убийства. Он буквально выживал, не зная ничего другого. Скорей всего, он и красивой девушки до меня не видел, – она криво усмехнулась.

– Как же вы встретились?

– Отец решил, что мне нужен телохранитель, и сказал, что впредь Сатанько будет сопровождать меня. Я была не против. Он ухаживал за мной, и в мои шестнадцать мне очень льстило внимание двадцатидвухлетнего мускулистого мужчины в шрамах.

– У вас был роман?

Немного помолчав, она ответила:

– Ну наверное. Всё-таки он мой первый сексуальный партнёр.

Почему-то мне стало неспокойно от этой мысли.

– Чем больше времени мы проводили вместе, тем мне становилось хуже. Он бесконечно благодарил меня, заваливал подарками, но я не могла ответить на его чувства всерьёз. Возможно. я была незрела для его давящей любви, но в конце концов мне пришлось пресечь эти отношения.

– И как он отреагировал?

– Как видишь, он всё ещё мой телохранитель.

– Тогда почему он не защитил тебя сегодня?

– Я дала ему выходной. Он неуправляем, когда дело касается моей безопасности. А братья мои и пристрелить могут ненароком, и не докажешь ничего..

– А ты?

– Я им нужна живой. Мою смерть им в случае чего скрыть точно не удастся.

Немного помолчав, я задал волновавший меня вопрос:

– Часто они приезжают?

– Нет, но всегда оповещают о визите заранее. Я успеваю заставить Лёшу уехать.

Мы выпили ещё коньяка. Бутылка опустела.

– Как считаешь, он до сих пор… влюблён в тебя?

– Тамерлан, – она хрипло рассмеялась, – это не любовь. Он одержим мной. Иногда это даже страшно, ведь я не делала для него ничего особенного.

Во мне заклокотала жгучая ревность. Она так спокойно говорит об этом.

Она обняла меня чуть крепче.

– Спасибо, что выслушал меня.

Я повернул её лицо к себе и крепко поцеловал. Полные губы пахли алкоголем и рассказанным секретом. Касаясь их, я забывал всё остальное, что было со мной сегодня, кроме её жарких объятий, и вспоминать не хотелось.

От выпитого немного закружилась голова, Ядвига в моих ладонях казалась полусонным видением. Я трогал шею, запястья, мерно вздымающиеся плечи, и весь мир мерк перед её глубоким взглядом.

– Давай переместимся в мою комнату? – предложила она и хихикнула.

– Идём.

Я встал и осторожно подхватил её на руки. Она обняла мою шею.

Дойдя до нужной комнаты, я распахнул дверь и зашёл под звенящие в голове фанфары. Через панорамное окно проникал кусочек лунного света, которого как раз хватило, чтобы осветить огромную смятую постель.

Окунув Ядвигу в лунный свет, я уложил и навис сверху. Мягкий матрас промялся под нашим весом.

Мы целовались, как в последний раз. Жадно, целеустремлённо и неукротимо. Нашими телами управляла буйная, жгучая страсть. Мои губы касались лица, шеи, ключиц, так удобно обнажившейся груди. Я не мог напиться ей, не мог надышаться.

Спешно избавившись от одежды, я нашёл приют и успокоение между изящными бедрами. Я забыл обо всем на свете, заострил происходящее и отбросил всё остальное. Мы сетовали на жару, но не могли оторваться друг от друга, и открыть окно. Будто издалека до меня доносились её сладкие стоны и навязчивый телефонный звонок.

К черту. У Ядвиги чертовски сильный голос, так пусть она заглушит весь мир.

***

Я проснулся от солнечных лучей, бивших в лицо. Рядом, свернувшись калачиком, спала обнаженная Ядвига. Она едва слышно посапывала во сне.

В мою голову стучались обрывки вчерашнего вечера: откровенный разговор, много коньяка и жаркий секс.

Да, мне же кто-то звонил вчера.

Отыскав на полу выпавший из кармана телефон, я разблокировал его.

"Дурочка – один пропущенный."

Непривычно мало. Помнится, она умудрялась звонить по десять, по двадцать раз. А тут как-то мелко, без огонька.

"У неё проблемы из-за тебя." – отозвался в ушах равнодушный и немного злой голос. Я сомневался, можно ли ей верить.

Я ушел в ванную комнату и позвонил. Она не отвечала.

Не могло же случиться что-то серьезное, верно? Так я успокаивался, трясущимися руками набирая её второй номер.

– Алло? – раздался в трубке хриплый, болезненный голос.

– Привет. Ты звонила мне вчера?

– Ага.

– Зачем?

Анфиса судорожно выдохнула.

Я почувствовал нарастающее раздражение и решил немного поторопить её.

– Ну?

Молчок. Я собрался сбросить, но она набралась решимости и закричала:

– Я беременна!

В её голосе я увидел битое стекло.

Она бросила трубку.

Глава 12.

Я уставился на потухший экран.

Этого не может быть. Это всё выдумка, чтобы вернуть меня, правда же?

Из глубины гортани пружинкой выпрыгнул нервный смешок.

Она лжёт мне.

"У неё проблемы из-за тебя!" – и вновь этот чертовски холодный и равнодушный голос.

В висках стучало. Сердце бешено заколотилось.

Этого не может быть!

Память вернула меня на полтора месяца назад, в ту самую ночь.

– Послушай… ты ведь был там, когда… кончил?

– Ага. А что такое?

– Ой! А я не забеременею?

– Ты чего так волнуешься? Ты же девственница. С первого раза не беременеют!

Вот чёрт.

Сев на край ванны, я схватился за голову в попытке успокоиться.

Беременна. Это что, прям по-настоящему, с растущим животом и кем-то, похожим на инопланетянина, внутри него, со всеми стремными причудами и дикой тошнотой?

Мои размышления прервал стук в дверь.

– Тамерлан, ты там?

Ядвига кричала будто из другого мира, в котором никогда не было плохих новостей.

– А, да… сейчас выйду.

Я плеснул в лицо холодной водой. Не помогло.

На выходе она обвила меня руками:

– Жду через полчаса на завтрак.

– Угу.

Я поплелся в свою комнату, чтобы почистить зубы и надеть чистую одежду. Голова была забита совершенно другими вещами.

Закончив с утренними делами, я спустился на первый этаж и вышел на террасу. Большой стол был накрыт на две персоны. Заняв место на угловом диванчике, я замер в ожидании.

Служанка поставила передо мной горячий суп. В нём болтался комок сметаны. Я разбил его ложкой.

Ядвига вышла. На ней было короткое облегающее изящную фигуру чёрное платье и длинный прозрачный халат с шелковым поясом.

– Как всегда прекрасна, – я сказал это по привычке, со счастливой улыбкой, пытаясь сделать вид, что этого злосчастного звонка не было.

Она села напротив, и мы принялись за еду.

– Ядвига, – я осторожно позвал её.

– М? – отозвалась она, промокая губы маленькой салфеткой.

– Мы вчера не предохранялись, верно?

Брови Ядвиги чуть приподнялись:

– Ну да. Чего это ты вдруг?

– А ты… не боишься?

Она издала короткий смешок:

– Если ты не предохранялся, это не значит, что не предохранялся никто.

– Вот как. А как ты предохраняешься?

Девушка осторожно ела горячий суп, подолгу дуя на ложку. Чуть поодаль от слабого ветерка развевался прозрачный тюль, скрывавший нас от лучей солнца и посторонних глаз.

Она перевела на меня напряжённый взгляд:

– Что это ты вдруг?

Я поперхнулся.

– Ничего, просто интересно.

– Не юли, – голос Ядвиги стал тихим и строгим: – Никогда не интересовался, а тут вдруг… выкладывай, что случилось.

Почему-то мне было чудовищно стыдно перед ней.

– Знаешь, тут такое дело… – я мялся и нервно теребил расстегнувшуюся пуговицу на рукаве. Отчего-то подобрать слова казалось мне непосильной задачей. – Помнишь ту девушку, Анфису?

Почему-то её пухлые губы растянулись в улыбке.

– А, та милая девочка со Школьной улицы? С которой вы "просто жили вместе"?

– Верно.

– Да-да, и что?

Я покраснел, как подросток, застуканный за чем-то неприличным:

– Она… позвонила.

Ядвига отложила столовые приборы в стороны и посмотрела, подперев подбородок сложенными в замок руками:

– И?

– Она беременна.

– Замечательно. А ты тут причем? Вы же просто жили вместе, если не ошибаюсь?

Цепляется к каждому слову. Как же раздражает.

– Ну да, трахались пару раз. До того, как с тобой встретились.

– Замечательно. Только я тут причем?

– Помоги мне.

– И чем же?

– Скажи мне, какое лекарство ты принимаешь?

Она посмотрела на меня как преподаватель на экзамене. Долго и очень внимательно. Затем долго пила чай.

– Тамерлан, вот скажи мне честно: ты ебанутый?

– Нет.

Я вышел из-за стола и упал перед Ядвигой на колени.

– Помоги, пожалуйста. Нам обоим этот ребёнок не нужен! Ей же лучше будет!

Её презрительный взгляд хлыстом обжёг меня.

– И что же мне теперь, каждой твоей залетевшей шлюхе помогать?

Я уткнулся в её бедро.

– Пожалуйста, Ядвига. Я не знаю, что мне делать. Мне страшно.

– А думаешь, ей не страшно? – ответила она, грубо отпихнув меня ладонью. – Думаешь, она знает, что делать?!

– Ну, я помогу ей… решить проблему.

– Знаешь, что, милый? – её голос стал сладким и тягучим, как патока.

– Что?

– Ты – её самая большая проблема!

Ядвига отодвинула своё кресло и быстрыми шагами удалилась. Со вздохом я вернулся на своё место. Суп давно остыл, но есть особо не хотелось.

Она вернулась, вертя в руках серебристый пакетик. Я потянул руки.

– Не так быстро, – ответила она. – Какой срок?

Я растерялся, примерно прикидывая в голове. Когда мы виделись в последний раз?

– Д-два месяца.

Она швырнула мне лекарство в подставленные ладони.

– Четверть пакетика. Растворишь в воде или чае, дашь выпить. И следи за ней. Ни на шаг не отходи, следи за её состоянием.

– Разве это не… не безопасно?

Девушка закатила глаза:

– Забей. Просто будь с ней рядом, пока всё не закончится.

Я обошёл стол и поцеловал её руку.

– Спасибо тебе, Ядвига. Ты лучшая.

Она долго смотрела на меня, а потом спокойно сказала:

– Ты думаешь, я сейчас тебе помогаю?

Мне было всё равно. Это моя ошибка, я её исправлю, и всё будет хорошо.

После завтрака я вызвал такси до Школьной улицы. В кармашке косухи прятался заветный волшебный порошок, которым я, как ластиком, сотру ненужные штрихи из жизни Анфисы. Я спасу её.

Двери в её подъезд были распахнуты.

– Посторонись, пацан! – путь мне преградили мужчины в спецодежде, выносящие кресло-качалку.

– А, извините, – пропустив их, я шмыгнул в подъезд. Едва оказавшись на лестничной клетке, я услышал оглушающие вопли.

– Шлюха! Грязная шлюха!

Эти злые слова доносились из распахнутой настежь квартиры Анфисы. Кажется, кричала её мать.

– Позор на мои седины! – сокрушалась она. – Господи, вот что я сделала не так? Жизнь свою ради тебя угробила, а ты… Тьфу!

– Мама, прости.... – рядом с её воем выцветший голос Анфисы слышался совсем жалким.

Удар.

– Не подходи ко мне! Я уже всё сказала!

– Постой, мама!

Я поспешил подняться выше, чтобы эта чокнутая меня не заметила.

На лестничную клетку выскочила высокая тощая женщина с жидкими полуседыми кудрями. Отвернувшись, она громко хлопнула дверью и перекрестилась.

– Ты мне больше не дочь.

Видимо, я свесился с перил слишком заметно.

– Чё пялишься?! – она показала мне кулак, и я поспешил подняться выше. По отдаляющемуся цоканью каблуков я понял, что она ушла, и, спустившись вниз, нажал на дверной звонок, трелью разнесшийся по квартире.

Дверь открыла Анфиса. На её щеке цветком разгорался алый след.

Она долго и внимательно смотрела на меня. В глазах стояли слёзы.

– Привет.

Она будто застыла во времени, и только трясущиеся руки, которыми она вцепилась в дверь, выдавали её реалистичность.

Легко, как маленького ребенка, я взял её за плечи и заглянул в лицо.

– Анфиса, милая. Привет.

Её глаза наполнились соленой водой, тело мелко дрожало. Анфиса плакала и от всхлипываний не могла говорить.

Я спрятал её у себя на груди и зашёл в квартиру. Она вцепилась пальцами мне в спину.

Сколько мы так простояли, пока она не перестала реветь, я не знал.

– Где ты пропадал? – Анфиса подняла на меня опухшие глаза.

Я потрепал её по пушистым волосам:

– Давай сядем, и я тебе всё расскажу.

– Ох, прости пожалуйста, – её маленькие пальцы неуверенно обхватили мою ладонь. Девушка потянула меня в комнату.

Казалось, с моего ухода ничего не изменилось. Та же кровать, укрытая пушистым пледом, тот же диван в углу, письменный стол, заваленный тетрадями и белоснежными листами принтерной бумаги.

Мы сели на диван, с готовностью под нами прогнувшийся. Анфиса молчала и нервно теребила рюши на старом домашнем платье. Я цеплялся взглядом за ветви дерева в окне. Как же лучше начать разговор?

“Привет, Анфиса!”, “Как дела Анфиса?”, “Ты точно беременна, Анфиса?”, “Слышал, как ты ругалась с матерью. Уверена, что хочешь оставить ребёнка после этого?”

Каждая последующая возникавшая в моей голове фраза казалась мне бредовей предыдущей. Жалея, что заранее не приготовил речь, я нервно прокашлялся.

– Где ты был? – Анфиса решила сломать тишину первой, за что я был ей отчасти благодарен.

– Работал, – без колебаний ответил я. Она уставилась на меня с недоверием, и я понял, что во имя целости нервов придётся много врать: – Ядвига предложила неплохой контракт: нужно было сопровождать её на мероприятиях за достойную плату. Прости, что не сказал сразу. Я очень скучал, – с этими словами я зарылся носом в её волосы.

Она отпрянула от меня:

– Если бы скучал, то нашёл бы для меня хоть чуть-чуть времени! – в её голосе снова зазвенело битое стекло. – И не исчез бы без объяснений!

– Ну-ну, не плачь, – я взял её за подбородок и большим пальцем стёр слёзы. – Теперь я здесь.