Игрушка для психопата

Я горько рассмеялся:

– В самое сердце поразила. Уничтожила.

– Что? Это правда!

– Да, знаю.

Мне ведь столько людей об этом говорили.

– Ты главное не отчаивайся. Из твоих снимков под крылом Ядвиги можно хорошее портфолио собрать. Не пропадёшь.

Она требовательно потянула меня за собой. Я подчинился и решил, что, может, всё и не так ужасно на самом деле?

Когда мы вернулись в гримёрку, в ней уже никого не было. Костюм, который надевала Ядвига, валялся на диване.

– Не кисни, – Соня по-свойски пихнула меня кулаком в плечо и подмигнула. Видимо, на моём лице все переживания были как на ладони. – Давай, рассказывай, что у вас там случилось?

Мы расположились на диванчике. Соня налила кофе из термоса.

– А нет чего-нибудь покрепче?

Она потянулась вниз. В её руке сверкнула блестящая фляжка, из которой она щедро подлила в стаканчики что-то пахнущее алкоголем.

– Наслаждайся.

И тут меня переклинило. Давясь словами, я взахлёб делился с ней всем, что было в моей душе. Мои руки мелко дрожали, я путался в словах и терялся в пространстве, но не замолкал ни на секунду. Я выложил ей всё, что надо и не надо: в её лёгком дыхании я чувствовал безоговорочное спокойствие и надёжность. Она, казалось, целиком и полностью погрузилась в мою историю и наполнилась сочувствием. Соня не издавала ни единого звука до тех пор, пока я на выдохе не выплюнул смачное: “Конец!” и залпом опрокинул в себя содержимое стаканчика.

– Во дела, – присвистнув, выдала она. – Ядвигу-то конкретно понесло…

– В смысле?

Софья неопределенно пожала крупными плечами.

– Ну, раньше она не слишком изощрялась. Просто сливала, да и всё…

Я горько усмехнулся.

– Получается, мне повезло больше всех?

– Вроде того, – по лицу девушки пробежала невнятная гримаса. – Хорошо, что собак на тебя не спустила.

– Каких?

– Голодных, – ответила моя собеседница, подливая себе кофе в чашку. – А что? Моя подружка с одним встречалась, тот собак очень любил, в деревне целая псарня у него была… эта оторва переспала с его братом… и что?

Действительно, и что?

После попытки выдержать эффектную паузу она продолжила:

– Тот узнал, повез её в деревню и всю псарню свою на неё натравил.

На миг у меня внутри всё сжалось.

– И что с ней?

– Никто не знает, – Соня смешно поджала губы и закатила глаза. – Так что радуйся, что Ядвига тебе ничего не откусила, – с этими словами она игриво ущипнула меня за бедро.

Возможно, под воздействием вина она показалась мне очень красивой. Её бледные щёки в свете ламп казались очень мягкими и влекущими. А что, если я поцелую её, чтобы проверить?

Мои руки будто сами собой обвили её талию. Я закрыл глаза и потянулся к её губам. В моей фантазии играла тихая романтичная музыка и летела прочь её белая рубашка.

– Эй, эй, притормози! – она отпихнула меня. – Без рук, без губ и без прочих гадостей.

Я ощутил жар на щеках и отодвинулся от неё.

– Прости, я… подумал, что ты хочешь…

– С тобой нет. Зря тебе Ядвига ничего не откусила!

Полный, беспросветный придурок.

– Извини…

– Да проехали, – хмыкнула она, – что, в первый раз что ли? Лучше скажи: с Анфисой что?

Я помотал головой в попытках отвлечься. Кофе с коньяком туманил мне разум, и я терял нить разговора.

– Что?

– Ну, что с Анфисой-то твоей?

Я досадливо поморщился и махнул рукой:

– Жива и ладно.

– Да, это хорошо. Меньше сидеть придётся.

На миг в голове всё смешалось, а сердце неприятно замерло.

– Что?

– А ты думаешь все такие наивные? Свидетелей не опросят, отпечатков не снимут? Это так не работает!

И тут мне стало страшно. Кажется, пока она не сказала, я и не осознавал, что это преступление не только перед Анфисой, и угрызений совести будет недостаточно.

– И что же мне делать?

Соня почесала пальцем подбородок и ответила:

– Не дёргаться. Спокойно сидеть, пока за тобой не придут, а там содействовать следствию. Можно даже чистосердечно признаться – авось срок скостят.

У меня кровь застыла в жилах.

– Ой, ладно, – неожиданно девушка заторопилась. – Помещение скоро сдавать, а мне ещё собирать тут всё. Иди домой, и чтоб без глупостей.

На негнущихся ногах я прошёл за ширму, там избавился от розового костюма и оделся в одежду, в которой пришёл утром. Сердце долбилось в рёбра, будто желая выломать их изнутри, разорвать кожу и выпрыгнуть на холодный грязный пол, расплёскивая во все стороны горячую алую жидкость.

Я скомкано попрощался с Софьей и, держась за стену, медленно спускался вниз по лестнице. Меня шатало и мутило, руки дрожали.

Меня посадят.

Осознание било меня в виски чёткими гулкими ударами.

Я настоящий уголовник. Мне светит срок, наверняка немалый.

Всё моё тело обдало холодным потом. Я едва удерживал своё тело в вертикальном положении.

Что же скажет мама?

Мне представилась тюрьма. Я не так много о ней знал, и все этим сведения были совсем невесёлыми – из баек, которые как-то травили ребята, да я сам читал в интернете. Совсем не улыбалось стать их героем.

А то, что я им стану, очевидно. Я худой, неспортивный, хрупкий. Лицо гладкое – одни эти усики уродские торчат. Там таких любят…

Мне нельзя в тюрьму. Ни под каким предлогом.

И что делать?

Я спустился на первый этаж и трясущимися руками выдавил в стаканчик немного воды из кулера, стоявшего в коридоре. Залпом осушил. Затем ещё.

Буду придерживаться первоначального плана. Свалю из города, а там… может, найду людей, которые организуют фальшивый паспорт… ну везде же есть такие компании, правда?!

Пошатываясь, я вышел из здания и оказался у дороги. Немного пройдя вперёд, осознал: мне звонят.

Не глядя, я взял трубку.

– Алло?

– Тимур, привет.

Звонил Антон. Мне стало дурно, но я постарался взять себя в руки.

– Привет.

– Ты сейчас где?

Вот чёрт. Меня уже ищут.

– Алло?

Я сбросил вызов и стал судорожно озираться по сторонам. Надо валить, гаситься… делать хоть что-нибудь!

Передо мной остановилась старенькая зелёная “ока”. Из неё вышел толстый мужчина в жилетке с огромным количеством карманов и прошёл мимо меня, положив что-то в карман.

Под моими ногами что-то звякнуло. Я посмотрел вниз и увидел ключи с нелепым пушистым брелоком. Я поднял глаза на их хозяина и понял, что тот скрылся в крохотном ларьке с шаурмой.

Этой мой шанс.

Я схватил их, отключил сигнализацию и карасиком нырнул в машину. Конечно, я не имею водительских прав, и никогда не водил машину, но видел, как её водил Серёга, как водила Ядвига…

Я справлюсь.

Я нажал на газ. Машинка тронулась.

Каким-то чудом я избегал столкновений, вихляясь между машинами.

Надо бы поворачивать.

Я крутанул руль и вылетел на встречку. Совсем близко мелькнул золотистый бентли. Громкие гудки оглушали со всех сторон.

Это… конец?

Мир вокруг неприятно замедлился. Кровь стучала стократ сильнее, чем в любой момент жизни. Мой взгляд зацепился за чернеющее небо.

Я услышал крик.

Ядвига…

Послесловие

Свобода встретила меня сырой октябрьской землёй и рекламно свежим небом.

– Давай, удачи, – охранник махнул рукой и закрыл тяжёлые железные ворота.

Я ждал этого дня одиннадцать лет, и он наконец настал. Много всего произошло в тюремных стенах, и мне хочется, чтобы оно там и осталось.

Я шёл к автобусной остановке через дачный посёлок по усыпанной гравием тропинке и почему-то улыбался. Меня радовали старые отцовские штаны и дурацкая футболка, которая болтались парусом от сильного ветра, толкающего меня в спину.

Перед цепочкой домов в бесформенной песочной куче играли дети. В густых деревьях неподалёку тихо пели птицы. Где-то лаяла собака.

Я сел на лавочку, зачем-то зажав сумку с обеих сторон ступнями, и провёл ладонью по гладковыбритой лысеющей голове. Я уже не тот, что раньше.

Где-то в недрах сумки, среди белья и писем от матери, лежало издевательски посланное Ядвигой свадебное приглашение. Она прислала его ещё девять лет назад, а у меня так и не поднялась рука его выкинуть.

Вскоре, поскрипывая и покашливая, подъехал крохотный автобус, до того старый, что, казалось, развалится на ходу. Я спешно запрыгнул и бросил водителю в ладошку горсть монет. Он смерил меня скептическим взглядом.

– Что-то маловато.

Я вздрогнул и растерянно произнёс, шаря по карманам:

– Ох, простите… сколько не хватает?

Вместо ответа он пальцем указал на табличку над дверью.

Ого, так дорого?

Я отсчитал нужную сумму и сел в конец автобуса. Кажется, водитель догадался, кто я и откуда.

Конечно, он же не тупой.

Меня дико трясло в автобусе, но это совсем не вызывало раздражения. На других остановках заходили люди. Я радовался, как ребёнок. Обычные люди улыбались мне, садились рядом и беседовали между собой как ни в чём не бывало.

Через некоторое время мы въехали в городок. Многое изменилось с того времени, когда я в нём жил. Я узнавал здания из своего детства: жёлтый детский садик, в который я не ходил, приземистый книжный магазин, в котором продавали леденцы и мёд вместе с туристическими сувенирами, рынок вокруг огромной белоснежной аптеки, любительский театр с витражными стёклами. Взгляд цеплялся за то, чего я, казалось, вообще не мог помнить.

Засмотревшись на всё это, я случайно проехал свою остановку и как ошпаренный вылетел на следующей, когда опомнился.

Что поделать, пройдусь немного.

Проходя мимо крошечного киоска, как бы вышитого в приземистое кирпичное здание, я зацепился футболкой за железную ставню и обратил внимание на знакомое, хоть и повзрослевшее лицо на глянцевой обложке.

На меня взирала вчерашняя девочка с каре, отрастившая роскошную чёрную, как смоль, шевелюру с крупной серебристой прядью у виска.

"Клон поневоле: каково быть дочерью для мэра-наркобарона?"

Надо же, всё-таки её маскарад закончился.

Крошечное окошко в витрине распахнулось:

– Будете что-то покупать? – услышал я голос не слишком дружелюбно настроенной женщины.

– А… нет, я просто смотрю.

– Так нечего смотреть! Стоят тут, понимаете ли, людям мешают.

Я повертел головой в поисках людей, которым мешал, но увидел только какого-то мужчину, перебегающего на красный. Однако спорить не стал и пошёл дальше по пыльной улице.

Несмотря на середину октября, погода стояла прекрасная. Путь к моему двору лежал через очаровательный детский городок с большим каменным замком и вечно зелёным фонтаном, который, казалось, чистили только раз в год. Я смотрел, как бегают детишки, играя в догонялки, и вдруг подумал, что это могли бы быть мои дети…

Наши с Анфисой дети.

Чёрт, Анфиса.

Я не надеялся на это, но она отправила мне в тюрьму письмо, в которое вложила свой дневник. Какое-то время я спал с ним в обнимку. В письме она очень длинно и красиво расписала, как разочарована во мне, но желает счастья и надеется, что всё у меня будет хорошо.

В меня влетел мальчик в клетчатой кепке и симпатичной курточке. Он ухватился за мою футболку и повис, а скейтборд, на котором он катался, уехал далеко назад и остановился у фонтана.

– Ой, простите, – он отпрыгнул и выставил руки вперёд, смешно растопырив пухлые пальцы.

Я постарался дружелюбно ему улыбнуться, но, судя по его испуганному взгляду, он не впечатлился.

– Андрей, ну я же сказала далеко не убегать! – я увидел приближающуюся к нам женщину. Её лицо закрывал капюшон второго малыша, который трогал её русые волосы, выбивающиеся из прически.

Её голос был пугающе знаком. Она перехватила ребёнка поудобнее и посмотрела на меня.

Сказать, что я удивился, значит ничего не сказать.

Ко мне приближалась Анфиса.

Казалось, она ни капли не изменилась с нашей последней встречи, и только кольца морщин на шее и сеточка вокруг глаз выдавали, что и её годы не обошли стороной.

Взглянув мне в лицо, она замерла, как напуганный зверёк. Мне стало тошно.

– Привет, – я сделал шаг в её сторону. Она засеменила назад.

Да, понимаю. Я заслуживаю такого обращения.

– Мам, не бойся, – мальчик обернулся на неё. – Я тебя защищу!

Анфиса печально вздохнула и бросила на меня тяжёлый взгляд.

– Анфиса, – я попытался схватить её руку, но путь мне преградил мальчик. Его светлые бровки были нахмурены, а губы сильно поджаты, серые глаза глядели сурово.

– Не трогайте маму.

– Андрей, успокойся, – попросила она.

Я всмотрелся в её беспокойное лицо и нашёл себя с другой стороны её глубоких глаз. Весёлого, двадцатидвухлетнего. Жестокого мудилу, который втоптал её чувства в грязь.

В мозгу мелькнула неловкая, невозможная догадка. Множество “а что, если?” смешались в душный, беспрестанно жужжащий комок.

Меня грубо схватили за плечо.

– У тебя какие-то проблемы? – до моих ушей будто из-под толщи воды донёсся грубый голос. Я повернул голову и разглядел на предплечье неуловимо знакомую татуировку. Множество листков, а среди них козлиный череп, из глазницы которого вылезала шипящая змея.

– Родная, кто это? – спросил мужчина.

Узнав его, я аккуратно скинул его руку и шагнул к Анфисе. Мне удалось поймать её за рукав.

– Анфиса, прости меня, – я опустился перед ней на колени и прижался щекой к маленькой теплой ладони. – Прости меня, милая.

– Папа, а что с дядей такое? – я услышал над своим ухом звенящий голос ребёнка.

– Эй, мужик, ты обалдел? – меня как котёнка схватили за воротник и поставили перед собой.

Я смотрел в суровые глаза Антона и с трудом узнавал в здоровенном мускулистом мужике своего старого друга.

Кажется, и он что-то во мне узнал, иначе как объяснить неопределенную эмоцию, пробежавшую по его лицу, которая моментально сменилась ещё большим гневом. Его массивный кулак зловеще замер совсем близко у моего лица.

– Не трогай его! – попросила Анфиса.

Я услышал, как второй ребенок заплакал на её руках.

Он отпустил меня, напоследок обдав презрительным взглядом.

Антон забрал малыша из рук Анфисы и чмокнул её в щёку. Мальчик пробежал мимо меня, чтобы подобрать скейт, и вернулся к семье.

Я ещё долго смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотом. После встал, отряхнул штаны от пыли и отправился дальше, через дворы.

Мне предстояла тяжёлая встреча.

Мама перестала писать мне год назад. Наверняка старый козел ей запретил. Хорошо, хоть на шмотки расщедрился, и на том спасибо.

Отец за все эти годы не написал мне ни строчки.

Я радовался мысли, что снова увижу маму. Должно быть, она сейчас совсем старенькая и измождённая, но всё ещё очень милая. Откроет мне портал в детство и ласково улыбнётся, светя лучиками в уголках глаз. Мы крепко обнимемся и будем стоять в дверном проеме, пока из кухни не потянет горелым.

Наконец я нашёл свой подъезд и решил не звонить в домофон. Во дворе играли дети, и вскоре один из них проскочил мимо меня, шлепнув на замок ключ-таблетку. Я придержал дверь и зашёл следом.

Ноги сами собой несли меня к видавшему виды лифту. Оказавшись внутри, я нажал кнопку и закрыл глаза.

Девятый этаж ждал меня.

В голове стремительно опустело, а ноги неуверенно смягчились и стали будто ватными. Я волновался.

Наконец, дверцы лифта разъехались в стороны, и я вышел на лестничную клетку. Я ничуть не удивлен, но кто-то снова выкрутил лампочку.

Выдохнув, я вдавил круглую кнопку в корпус. Дверной звонок отозвался обиженной трелью.

Вскоре трижды прокрутился в замке ключ, и между дверью и косяком образовалась узкая щель.

– Кто? – раздался недовольный хриплый голос.

– Я.

Отец открыл дверь чуть шире. При виде меня его и без того сморщенное временем лицо совсем превратилось в сморчок.

– Проваливай, – он начал закрывать дверь, но я потянул её назад.

– Дай пройти!

– Ни за что. Уголовник не зайдет в мою квартиру.

Вот старый козел. Заставил-таки маму его прописать. Чудовище.

– Вообще-то это и моя квартира тоже.

Он набрал воздух в лёгкие:

– Мы работаем над этим! Проваливай!

Я просунул в щель носок ботинка.

– Дай мне поговорить с матерью!

Лицо отца мерзотно исказилось, нижняя губа задрожала.

– На пшеничке с ней побеседуешь, щенок!

Я замер. По спине бежал холодный пот.

Пшеничкой в моей юности называли район на окраине, где находится городское кладбище.

Он наверняка мне врет, такого быть не может.

– Что ты несёшь?..

– Проваливай! – с этими словами он ударил меня по ноге. Я выдернул её, и отчим звучно захлопнул дверь.

Немного постояв, я развернулся и уже нажал кнопку вызова лифта, как вдруг снова зашебуршал замок. Я обернулся.

– Заходи, – буркнул отец, снимая с двери цепочку.

Мне стало до того противно, что я побежал вниз по лестнице и только на первом этаже в попытках отдышаться понял, что бросил сумку.

Плевать.

Денег в кармане скорей всего хватит на проезд в одну сторону. Оказавшись на остановке, я уже знал, куда поеду.

Пшеничка.

В детстве я очень сильно боялся этого района. По сути, всё, что там было – огромное кладбище у леса и дорога, ведущая на выезд из города. Таким я его помнил.

Заскочив в подъехавший автобус, я спросил:

– На пшеничку идёт?

Смуглый водитель в дурацкой кепке, которую словно снял со своего сына, коротко кивнул. Я выгреб из кармана штанов всю мелочь, кинул в лоток и сел.

Мы тронулись. Я трясся на сидении и надеялся, что он меня обманул.

За окном желтел городок, густо усыпанный сухими листьями по обочинам. Я смотрел на небо, которое заволокли облака, напоминавшие мне обрывки сладкой ваты, и мелькавшие на их фоне крыши домов.

Я ехал до тех пор, пока людей в автобусе совсем не осталось, и, увидев вдали старую, покосившуюся остановку, заросшую сорной травой.

– Пшеничка, – сказал водитель. Я кивнул и встал ближе к двери.

Едва дождавшись остановки, я выпрыгнул на асфальт и побрёл по усыпанной гравием с крупной галькой тропе в сторону первых могил, огороженных покосившимися заборчиками. Где-то стояли монолитные памятники, где-то – деревянные безымянные кресты, где-то лежало множество венков и цветов, а где-то пробивалась сорная трава. Этот разнобой навевал тоску.

Я пытался сориентироваться и высматривал знакомые лица на крестах и памятниках, но ни одно не узнавал. Ноги несли меня куда-то ближе к середине кладбища, и я решил положиться на тело. Кто знает, может, мышечная память и вправду существует.

Вскоре я зацепился взглядом за собственную фамилию на старом мраморном кресте и выцветшее фото.

Папа…

Я отодвинул шпингалет у выкрашенной в вырвиглазный голубой железной оградки и зашёл.

Рядом со старой, осевшей могилой была совсем свежая, чёрно-рыжая, как смола, утыканная цветами и венками, будто ёж. Мраморный крест, совсем новый, но похожий на соседний, с яркой улыбчивой фотографией.

Я сел на колени и заплакал, руками упираясь в сырые комья земли.

Мама, мама. Мамочка.

Каждый раз, засыпая в камере, я мечтал встретиться с тобой, а теперь…

Мне даже никто не сказал! Почему всё так?!

Прости, я подвёл тебя. Всех подвёл.

Краем глаза я заметил ещё одну могилу между ними. На ней был простой памятник, выбивавшийся из общей картины. На фото я увидел своего младшего брата.

Она выглядела менее свежей, чем мамина, причем намного.

Я вытирал слёзы, размазывая по лицу грязные пятна кладбищенской земли, но они бесконтрольно текли, сотрясая всё моё тело. Я ощущал свое тело слабым и беспомощным.

Я совершил очень много ошибок. Предал любящую, обманул любимую, польстился не на ту… чуть не свёл Анфису в могилу.

Я рад, что у неё появилась семья. Что у неё есть дети.

Но почему мне так больно и грустно?

И кто же был тот мальчик?

Я потерял счёт времени. Мою голову забили тревожные, грустные мысли.

До моих ушей донёсся скрип шагов по гравийной тропинке. Я насторожился.

Ко мне подошёл отец. В руках он сжимал два складных зонта. Одет он был в растянутый свитер, невнятные штаны с огромным количеством карманов и такую же жилетку. Выглядит жалко, но не думаю, что я сейчас чем-то лучше.

Он перекрестился, не отрывая взгляда от фотографий, затем посмотрел на меня. Я уловил в его взгляде нечто совершенно неведомое. Что-то, чего я никогда в нём не видел.

В лесу за кладбищем тихо пели осенние птицы.

Его сморщенное лицо озарилось улыбкой. Он протянул мне руку и произнёс:

– Пойдём домой.