Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории

В то же время ряд ученых с энтузиазмом воспринял социальные преобразования, проводившиеся под лозунгами «социальная справедливость», «равенство», «свобода», «братство», «интернациональная пролетарская солидарность». Они искренне верили в то, что Россия стоит на пороге социального и духовного возрождения, что революция открыла новые, невиданные доселе перспективы в развитии общества, стремились активно включиться в созидание новой жизни и несмотря на сложные условия послереволюционной разрухи отдавали все силы воссозданию научной жизни в молодом советском государстве. Так, выступая на публичном заседании Института мозга в 1919 г., известный русский ученый В.М.Бехтерев говорил: «На переломе истории нельзя стоять на перепутье и ждать, нужна воля к действию, к строительству и созидательной работе, и для нас, научных деятелей, которые всегда отдавали свои силы на служение человечеству, не должно быть колебаний. Мы должны отдавать себе отчет, будем ли мы с народом, который, завоевав себе свободу, хочет строить свое будущее сам и зовет нас соучаствовать в этом строительстве. Может ли быть сомнение в ответе на этот вопрос? Мы должны поэтому стремиться к тому, чтобы сократить по возможности время разрухи, отдавая всю сумму наших знаний и все умения на созидательную работу в настоящих условиях страны и на пользу народа» [8, с. 5].

Именно этими, утвердившимися в части научного сообщества, высокими гражданскими мотивами, принятием целей и ценностей нового общества объясняется, по-видимому, отмечаемый многими очевидцами событий послереволюционных лет всплеск научной активности, проявившийся и в области психологии. «Такого обилия выброшенных на общественный рынок идей, – писал К.Н.Корнилов в 1927 г., – часто противоречивых, может быть и ошибочных, даже ненужных, мы не наблюдали никогда еще в истории русской психологии» [45, с. 215].

В качестве основных объективных предпосылок возрастания интенсивности жизни психологического сообщества могут быть выделены две основные группы факторов. Во-первых, это запросы общественной практики к психологическому знанию, а во-вторых, потребности самой психологической науки, занятой в первые послереволюционные годы поском новых методологических оснований в русле марксистской философии.

Восстановление народного хозяйства после Первой мировой и Гражданской войн, начавшаяся в послереволюционный период реконструкция промышленности и индустриальное строительство, осуществление коренных преобразований сельского хозяйства ставили на повестку дня проблему всемерной активизации и эффективного использования потенциала человека. Таким образом, сама жизнь объективно формулировала социальный заказ перед комплексом наук о человеке, что не могло не стать благоприятной почвой для их развития в первое послереволюционное десятилетие.

Важной сферой приложения психологического знания являлись и процессы, протекающие в сфере культурной жизни. Разворачивающееся движение за ликвидацию неграмотности, создание основ пролетарской культуры, перестройка системы образования, решение задач формирования «нового человека» – все это требовало серьезного психологического осмысления и обоснования.

Немаловажное значение играла поддержка науки со стороны государства, которое в период своего утверждения, видимо, нуждалось в опоре на интеллектуальный потенциал, в теоретическом и идейном оправдании и обосновании планируемых и осуществляющихся преобразований. Симптоматично, что в трудном для Советской республики 1918 г. принимается решение о создании в Петрограде Института по изучению мозга и психической деятельности. В том же году кафедра психологии и лаборатория экспериментальной психологии открываются при Тбилисском университете. В 1920 г. начинается обучение на Московских высших научно-педагогических курсах, готовящих специалистов в области педагогики и психологии. В 1921 г. организован Московский научно-педагогический институт детской дефективности, имевший факультет психической дефективности; открыт педагогический факультет во втором Московском государственном университете, включающий в свой состав отделение педологии; психолого-педагогическая лаборатория учреждается при Академии социального воспитания и одновременно здесь разрабатываются проекты создания психологической лаборатории на правах НИИ. В том же 1921 году принимается специальное постановление Совнаркома о помощи лаборатории, возглавляемой И.П.Павловым, и т. д.

Отвечая на актуальные запросы общественной практики, психология активно включается в жизнь. Начинается период ее самоутверждения.

Бурное развитие в первые послереволюционные десятилетия получают различные психологические прикладные дисциплины (психотехника, психология управления в форме движения за научную организацию труда, психогигиена, педология, библио-психология и т. д.); осуществляется поиск новых форм связи психологии с практикой, возрастает результативность, экономическая и социальная эффективность психологических разработок.

§ 2. Развитие советской психотехники

Одним из направлений прикладной психологии, переживавшим в 20-30-е годы в СССР бурное развитие, была психотехника. Авторитет и влияние ее в этот период были столь велики, что есть все основания определить ее не как обычную научно-прикладную дисциплину, но и как масштабное общественное движение, перешагнувшее рамки собственной предметной области и включившее в себя наряду со специалистами-психологами как ученых других отраслей знания (физиологов, гигиенистов, управленцев, педагогов), так и практических работников.

Формирование и быстрое развитие психотехники, шедшее в ногу с охватившим в 20-е гг. страну движением за научную организацию труда (так называемое НОТовское движение), объяснялось не только насущной необходимостью решения задач повышения производительности труда, роста темпов производственного строительства, но имело и определенные социальные предпосылки. Очевидно, что государство диктатуры пролетариата, каким изначально являлась послереволюционная Россия, не могло не уделять серьезное внимание проблемам руководства, управления человеческими ресурсами, различным формам воздействия на человека, включая и психологическое воздействие. Известно, как глубоко был знаком В.И.Ленин с приемами и методами рационализации труда Р.Тейлора, многократно подчеркивая необходимость использования опыта капиталистической науки для нужд социалистического строительства, совершенствования государственного управления страной. К вопросам НОТ обращались в своих работах Л.Д.Троцкий, Г.М. Кржижановский, М.В.Фрунзе, Н.А.Семашко, А.Д. Цурюпа, Е.М. Ярославский, Н.К.Крупская и др. партийные и государственные деятели. С начала 20-х гг. в России разворачивается НОТовское движение, возникают многочисленные научные учреждения по изучению производства (Центральный институт труда – ЦИТ в Москве, Казанский институт НОТ, Всеукраинский институт труда в Харькове, Центральная лаборатория труда в Институте мозга и психической деятельности в Петрограде и др.). В 1923 создается общественная организация Лига «Время», ставящая задачи развития и пропаганды идей НОТ. Ее руководители – П.М.Керженцев, И.Н. Шпильрейн, А.К.Гостев, В.Э.Мейерхольд; почетные председатели – Ленин и Троцкий.

Большое влияние на становление российского психотехнического движения оказал опыт зарубежной психотехники, которая бурно развивается в начале XX века в Европе и Америке, и прежде всего работы Г.Мюнстерберга, В.Штерна и других. С достижениями зарубежной психотехники знакомится И.Н.Шпильрейн в период своего обучения за рубежом (в Гейтельбергском и Лейпцигском университетах)[13]. Вернувшись в 20-е годы в Россию он начинает реализовывать здесь основные идеи психотехники. В частности, аппелируя к зарубежному опыту, где оправдало себя взаимодействие производственников, медиков и психологов в решении совместных задач развития производства, повышения качества труда и квалификации работников, Шпильрейн рассматривал прикладную психологию как составную часть НОТ. Поэтому первая психотехническая лаборатория создается им в 1922 г. на базе ЦИТ.

В 1923 г. Шпильрейн организует психотехническую лабораторию при Народном комиссариате труда СССР, вошедшую в 1925 г. в состав Московского государственного института охраны труда. Одновременно он создает секцию психотехники в Институте психологии при 1-м МГУ, задачей которой являлось проведение экспериментальных и теоретических исследований по психотехнике. Двадцатые годы становятся временем активной психотехнической практики. Объектами ее выступают: производство, транспорт, школа, биржа труда, воинские подразделения и т. д. Основные направления психотехнических разработок: изучение профессий; профподбор и профконсультация; рационализация подготовки к профессиональному труду и условий труда; психогигиенические и психотерапевтические воздействия; повышение эффективности пропагандистской работы и т. д. По сути, речь шла о широкой программе участия психологов в социалистическом строительстве, в становлении и развитии культуры труда и хозяйствования в новых социально-экономических условиях обобществленного экономического механизма. Огромный размах психотехнического движения требовал, в свою очередь, создания единого координирующего органа, который и был организован в 1927 г. – Всероссийское (а позднее Всесоюзное) общество психотехники и прикладной психофизиологии (ВОПиПП). В 1934 г. оно насчитывало уже более 900 членов. Председателем его был избран И.Н. Шпильрейн. Он становится и главным редактором учрежденного Обществом журнала «Советская психотехника» (первоначальное название «Психофизиология труда и психотехника»), который выходил с 1928 по 1934 гг. Отделения ВОПиПП создаются в Москве, Ленинграде, Свердловске, Перми, Н.Новгороде, Саратове, а также на Украине и в Средней Азии. Сформировалась сеть профконсультационных служб, психотехнических и психофизиологических лабораторий на транспорте, производстве, в армии. Психотехническое движение собрало вокруг себя многих талантливых и инициативных исследователей, таких как С.Г. Геллерштейн, А.М. Мандрыка, Н. Д. Левитов, М.Ю.Сыркин, Д.И. Рейтынбарг, А.И. Колодная, К.К. Платонов, К.Х. Кекчеев, Н.А.Рыбников, В.Коган, А.А. Толчинский, А.И. Розенблюм и многих других.

В концентрированном виде оценка достижений и научных результатов, полученных в данной области, представлена в следующем суждении одного из участников психотехнического движения: «Советская психотехника, насчитывающая десяток лет существования, имеет за собой ряд достижений. Сравнительно за короткое время мы имеет большой охват сетью научно-исследовательских и научно-практических учреждений в промышленности, транспорте и Красной Армии. Советскими психотехниками был поставлен и разработан целый ряд вопросов, отражающих нужды советской промышленности. Так, например, область профессиографии, почти не разрабатываемая буржуазными учеными, рядом наших психотехников далеко продвинута вперед как в отношении методов этой работы, так и в отношении содержания ее… Эта профессиографическая работа позволила усовершенствовать метод профотбора… В вопросах изучения утомления в некоторых работах правильно был выпячен социальный момент его и важность изучения утомления именно с учетом этого обстоятельства. Советскими психотехниками проделан ряд интересных рационализаторских работ по рабочей мебели и т. д., имеются достижения и в области рационализации и изучения советского конвейера, в области рационализации режимов труда и т. д.» [66, с. 173].

Показателем роста авторитета советской психотехники в стране и за рубежом являлись и факты участия делегации советских ученых во всех международных психотехнических мероприятиях, а также то исключительное право, которое было получено нашим психотехническим сообществом на подготовку и проведение в СССР в 1931 г. очередной Международной научной конференции по проблемам психотехники, ставшей первым международным научным форумом, проведенным на территории нашей страны в послереволюционный период.

В собственно научном отношении представляет интерес и та разнообразная фактология, которая была получена в ходе психотехнических разработок, и апробированные в них методы, а также те теоретические обобщения, которые возникали на этой основе.

Оценивая вклад психотехники в развитие психологической науки, необходимо отметить ряд моментов.

1. Серьезное внимание и глубокий интерес психотехников к проблемам дифференциальной психологии. Опираясь на концепцию персонализма В.Штерна, они стремились ответить на глубинные вопросы, возникающие при изучении человека: «…какие., признаки могут быть признаками классово-обусловленными, какие критерии существуют для того, чтобы считать различие устойчивым признаком или нет, случайно явившимся или проявлением типа, какие критерии имеются для того, чтобы считать уклонение от нормы действительно установленным, какие критерии для того, чтобы считать явление повторяющимся, чтобы считать его закономерным, чтобы считать его зависящим от того, а не от другого факта» [87, с. 95].

Обращение к дифференциально-психологической теории, с одной строны, являлось важным для психотехники, работавшей с реальными людьми в естественных условиях их жизнедеятельности, с другой, тем самым вносился определенный вклад в изучение конкретного человека в его своеобразии и во взаимодействии с разнообразными, определяющими его деятельность, условиями среды, в накопление огромного фактологического материала по проблеме индивидуальных различий. Его осмысление и анализ, к сожалению, исторически оказался существенно отсрочен и является уже результатом научных исследований последних десятилетий [38; 42; 46; 62]. Позитивным являлось так же стремление изучить реального человека как активного деятеля, вносившее новую струю в саму процедуру и направленность психологического исследования. И в этом отношении Шпильрейн и его сотрудники, по сути, развивали идеи А.Ф.Лазурского о естественном эксперименте, но объект у них был еще более сложный – взрослый человек, профессионал, осуществляющий ту или иную производственную деятельность. Сам Шпильрейн так определял влияние психотехники на психологию в целом: «Заставляя работников теоретической психологии следовать за своими успехами, психотехника тем самым разрушает старую психологическую лабораторию, изучавшую отвлеченного, отделенного от общества человека, ведя ее работников к постановке и решению теоретических вопросов, тесно связанных с конкретизацией психологии как науки, стоящей на грани естествознания и обществоведения» [86, с. IV].

2. В научном отношении по-новому и фактически впервые рассматривались И.Н. Шпильрейном такие сложные интегральные характеристики человека, проявляемые им в процессе освоения и осуществления трудовой деятельности, как профессиональное мастерство, профессиональные способности и т. д. Разработан и специфический метод изучения психологических механизмов овладения человеком профессией – метод «искусственной деавтоматизации» сложившихся у человека автоматизированных структур регуляции действий. Оригинальную трактовку в трудах советских психотехников получил и метод психологического анализа профессий. Накапливаемые же в конкретных исследованиях данные, раскрывающие обусловленность профессиональных особенностей психики характером целей и задач трудовых действий, их содержанием, спецификой обстановки труда, подготавливали почву для возникновения деятельностного подхода в советской психологии.

3. Представляется интересной и приобретающей в настоящее время актуальное звучание реализованная в работах психотехников непосредственная практическая ориентированность исследований, согласно которой критерием их истинности выступала практика в ее высшей форме – научных предсказаний и конструктивных, целенаправленных изменений изучаемого объекта (88). Являющаяся новаторской для своего времени и решительно порывающей с антипрагматической традицией российской научной мысли и менталитета в целом[14], указанная методологическая стратегия направляла усилия ученого на полезный результат и в нем видела критерии и эталоны истинности научных поисков. И хотя полезность и истинность – не однопорядковые явления, но при учете таких характеристик, как целенаправленность изменений объекта, соотношение планируемого и осуществленного (реализованного) изменения, прогноз результатов воздействия и т. д., – данный критерий получает необходимые основания для обретения статуса научности. К сожалению, глубокие теоретические поиски в этой области после запрещения психотехники не проводились. Некоторые же исследователи, признавая на словах важность практики как критерия науки, де факто в качестве и исходной, и конечной инстанций и критериальных признаков со временем начинают использовать прежде всего соответствие теоретических основ и результатов, полученных в ходе исследования, господствующей методологической парадигме. У этих психологов происходил как бы сдвиг критерия «вверх» при явном умалении и недооценке роли и значения практической ориентированности научного результата.

4. С этим же связана и еще одна важная идея, развиваемая психотехниками – об относительной независимости техники, методик и феноменологии научного исследования от его философских объяснительных основ. Не бесспорная в теоретическом смысле и имеющая позитивистский оттенок эта идея, тем не менее, открывала некоторый люфт для развития поисковых исследований и обоснования взаимодействия советской психологии с зарубежными научными психологическими школами и направлениями. На примере психотехники Шпильрейн доказывал идейную «нейтральность» науки, называл психотехнику «винтовкой», которая одинаково хорошо может служить и белым, и красным. И эта идея ученого (пересмотренная им самим в конце 20-х гг.) сейчас, вновь обретает особую актуальность.

Таким образом, в результате развития психотехнического движения был накоплен разнообразный и богатый опыт взаимодействия психологии с практикой; как самостоятельная дисциплина оформляется прикладная психология, включающая ряд направлений исследования; осуществляется попытка осмысления и использования достижений, накопленных в зарубежной психотехнике, для решения практических задач хозяйственного строительства. Оценивая в целом вклад психотехники в становление советской психологии, Л.С.Выготский в 30-е годы отмечал, что психотехническая практика «пробила брешь» в здании старой психологии, показала ее несостоятельность, содействовала определению контуров методологии будущего строения марксистской психологии» [26, с. 393].

§ 3. Развитие советской педологии

Другим важным научно-практическим направлением, существенно определявшим картину развития психологического знания в послереволюционный период, являлась педология. Возникновение педологии в конце XIX в. связано с деятельностью известных ученых С. Холла, Э. Меймана, В. Прейера, Д.Болдуина и др. В России истоки педологического движения восходят к началу XX в. и представлены работами А.П.Нечаева, Г.И. Россолимо, А.Ф. Лазурского, Н.Е.Румянцева, И.А. Сикорского, К.И. Поварнина, В.П.Кащенко и др. [2; 17; 61]. В центре их внимания был ребенок в его индивидуальном своеобразии. Отсюда вытекало требование глубокого изучения ребенка, выявления его склонностей и интересов как отправных моментов развития, гуманистические принципы заботы о ребенке, индивидуального подхода к нему в выборе средств и методов воздействия.

После Октябрьской революции педология получает благоприятную почву для развития: новое общество ставило задачу сформировать нового человека. Об этом неоднократно заявляли Л.Д. Троцкий, Н.К.Крупская, А.В.Луначарский и другие идеологи государства. Так, Троцкий указывал, что формирование нового «улучшенного издания человека» составляет важнейшую задачу социалистического общества [79, с. 110].

Особенно острое звучание вопрос о воспитании нового типа личности, человека-строителя социализма, приобретает в конце 20-х гг., когда в политической сфере на повестку дня выносится проблема «кто кого». Страна стояла перед выбором: либо дальнейшее движение по пути развития рыночных отношений, усиления кооперативного движения, альтернативности и плюрализма в сфере культуры, науки и образования, либо, возврат к политике жесткой регламентации всех аспектов жизнедеятельности общества. Одновременно это была борьба за человека: или признание его личностных и гражданских прав и свобод, или полное подчинение его интересам классовой борьбы и на этой основе – формирование психологии «нового человека», как «винтика» части единого механизма государственной машины. Постепенно верх берет антидемократическая тенденция. И в этих условиях на педологию возлагались задачи воспитания этого «нового человека». Она была призвана разработать научно обоснованные методы формирования, обучения и воспитания ребенка.

Среди авторитетных ученых, откликнувшихся на призыв государства, были: П.П. Блонский, М.Я.Басов, С.С. Моложавый, А.С. Залужный, А.Б. Залкинд, Л.С.Выготский и др. Возникает сеть педологических центров и учреждений; в педологическое движение включаются специалисты разных профилей, занимающиеся изучением ребенка. Таким образом, педология приобретает характер комплексного знания о человеке. О размахе педологического движения свидетельствовал I-й съезд по педологии, состоявшийся в конце 1927-начале 1928 годов в Москве. В работе съезда приняло участие около трех тысяч человек из разных регионов страны; было представлено около 350 докладов, работало 7 секций. Съезд принял решение о создании Педологического Общества и специального журнала «Педология». На внимание к проблемам педологии со стороны государства указывало присутстви на съезде известных политических и общественных деятелей Н.И.Бухарина, А.В.Луначарского, Н.А.Семашко, Н.К.Крупской. В их выступлениях был четко сформулирован социальный заказ педологии: «… процесс производства нового человека наравне с производством нового оборудования…» [54, с. 9].

Попытки определения предмета и методов, выделения научных постулатов педологии пронизывают всю недолгую историю ее существования и представлены прежде всего в трудах ее главных теоретиков. Именно это складывающееся новое понимание ребенка и условий его развития составляет главную ценность педологического наследия. Какова же педологическая интерпретация психического мира ребенка? Прежде всего это признание биосоциальной природы ребенка. Социальное (среда) и биологическое (наследственность) рассматривались как неразрывно связанные, подчеркивалась невозможность как их противопоставления, так и чисто механической внешней связи. Среда оценивалась как условие социально-биологической эволюции ребенка. А отсюда вытекало требование всестороннего его изучения на разных онтогенетических стадиях, анализа закономерностей и тенденций развития, выявления внутренних его предпосылок (склонностей, способностей, мотивов, интересов) и особенностей среды обитания. Это стало основой понимания педологии как синтетической научной дисциплины, призванной дать целостное знание о ребенке. Блонский отмечал, что педология должна пониматься как наука о возрастном развитии ребенка в условиях определенной социально-исторической среды [13, с. 9].

Глубокое знание личности ребенка, законов ее развития и воспитания рассматривалось в качестве основания эффективного педагогического процесса, включающего не только познание ребенка, но и его целенаправленное изменение. Разрабатывались и использовались разнообразные приемы и средства исследования детей, их диагностики: опросники, интервью, тесты. Объектом изучения и воздействия выступали как трудные дети, так и одаренные, талантливые. Тем самым практически отрабатывался принцип индивидуального подхода к ребенку в процессе его обучения и воспитания.

В теоретическом смысле педологическое движение не было однородным, в нем было представлено несколько направлений: последователи психоаналитического учения (И.Д.Ермаков), рефлексологически ориентированные педологи (И.А.Арямов, К.И. Поварнин, А.А.Дернова-Ярмоленко), сторонники биогенетического (П.П.Блонский) и социогенетического подходов (A.B. Залкинд, С. С. Моложавый, А.С. Залужный и др.). Автор биогенетической концепции П.П.Блонский утверждал, что в своем онтогенезе ребенок воспроизводит основные этапы биологической и исторической эволюции человечества. Несмотря на спорность отдельных аспектов этого подхода, благодаря ему в психологии утверждалась идея развития, ставшая одним из методологических оснований не только педологии, но и всей современной психологической науки. Генетический принцип в исследовании ребенка развивался так же в работах М.Я.Басова, Л.С.Выготского и др. Благодаря же социогенетическому подходу, возглавляемому А.Б. Залкиндом, методология психологии обогащалась не менее конструктивной идеей об обусловленности внутреннего психического мира человека внешними, социальными факторами.

В силу ряда причин и, в первую очередь, под влиянием идеологического давления границы применимости второго подхода все больше расширялись. Это привело на определенном этапе развития советской психологии к недооценке природных основ психики, игнорированию проблемы задатков и способностей, одаренности, индивидуально-психологических различий и проблемы индивидуальности в психологии в целом, роли бессознательного, а также умалению значения принципа индивидуального подхода к человеку и утверждению примата коллективного над индивидуальным. И хотя лидеры педологического движения П.П.Блонский, Н.К.Крупская и др. выступали за углубленное изучение индивидуальных наследственных предпосылок развития ребенка, большинство исследователей в 30-е гг. уже не рисковало включаться в разработку этих «идеологически опасных» тем. Например, в ходе организованной в 1932 году в Обществе педагогов-марксистов дискуссии по педологии, Н.К.Крупская подчеркивала: «Как-то неприлично даже считается говорить о наследственности. А между тем, отрицать наследственность – значить говорить против здравого смысла… Мы должны научиться подходить к ребенку, учитывая его индивидуальные особенности, являющиеся результатом наследственности и тех условий в которых ребенок рос. Это не противоречит коллективности – коллектив не обезличка» [47, с. 40].