Сможешь и ты

– Эмре, – прошипел Тамлин, – неужели нельзя говорить нормально?! Хочу ли я поймать лань? Да, хочу. И вместе с ней существо, которое вытащило меня из воды, кем бы оно ни было. Прикажу ли я прочесать весь лес после багровых сумерек? Прикажу. Несмотря на риск. Риск неведения, как по мне, куда хуже.

– Послушай меня внимательно, – ответил Эмриат. – То, что ты был спасен, результат не случая, а заботы. Моей и чьей-то еще, кем бы эта девица ни была. А забота и бескорыстная взаимопомощь – это важнейшие факторы эволюции. Цивилизации, если можно так выразиться. Которая началась в тот момент, когда нашему дикому предку с переломанной ногой не перерезали глотку, а позволили восстановиться в безопасной пещере. Вся интуиция мастера межличностных отношений говорит мне, что устраивать охоту и загонять в силки эту девушку и ее лань нельзя. Если у нее хватило смелости броситься в реку и спасти незнакомца, значит, она скорее убьет себя, чем даст поймать! И мы лишимся уникального шанса…

– Мы можем лишиться всего, если будем наивными, – отрезал король. – Может быть, вскоре их станет больше и они нас колонизируют?

– Все, что нужно сделать – найти безопасное место для встречи, – продолжал увещевать Эмриат. – И подождать. Ты же вместо голоса разума слушаешь глас своей измученной социопатичной психики, которая стремится изловить и запереть под замок любое существо, посмевшее проявить к тебе сострадание. Твоя спасительница не выказала эгоизма? Вместо того, чтобы спасаться самой, бросилась спасать тебя? В этом все дело, ведь так? Нет, верить ей нельзя, нужно ее поймать, посадить под замок и выявить скрытые мотивы ее поступка. Докопаться до основ ее самости и найти там темные пятна, ведь бескорыстного альтруизма на свете не бывает! Ну, а если в процессе изучения выйдет, что опытов подопытная не перенесет – что ж. Такова жизнь. Но я тебе вот что скажу, – управляющий указал на короля пальцем. – Вы с Ассеей просто-напросто убьете первых разумных существ, которые выдержали переход сквозь аномалии и вступили с нами в контакт.

– Не перегибай палку, убивать их никто не собирается. Только изловить. И если все на самом деле так, как ты говоришь, то возвращаю тебе твой вопрос. Почему лань не далась мне в руки в первый раз? Почему моя спасительница не осталась рядом, не вышла к вам и до сих пор ничем не обнаружила своего присутствия?

Эмриат всплеснул руками.

– Да потому что обе напуганы до смерти! Подумай сам: незнакомый мир, агрессивная фауна, холод и голод. Да еще и местный венец эволюции настроен весьма нелюбезно. Ты когда свое лицо в последний раз в зеркале видел? Я бы точно тебя не стал из реки вытаскивать, ты же можешь свернуть шею любому просто потому, что он мимо проходил!

– Ну надо же, – усмехнулся король, – а мне на днях сказали, что я добрый.

– Добрый, ты? – покосился на него Эмре. – Да ты даже когда карпов кормишь в пруду, пытаешься хлебными корочками попасть им в голову. Не знаю, кто тебе такое сказал, но он явно еще злее тебя.

Тамлин рассмеялся и снова скривился от боли. Эмриат поджал губы.

– Ты бы рубаху надел. Ну невозможно ж на тебя смотреть.

Не дождавшись ответа, он скрылся в королевской спальне. Послышался шорох отъезжающей в сторону двери в гардеробную – мини-вселенную, в которой ремесленник ориентировался куда лучше короля.

– Мы делим шкуру неубитого еще черного пса, – Тамлин шагнул за управляющим, остановился у зеркала, оглядел свое отражение и скривился еще сильнее. – Давай закончим с этим. Никто никуда не отправится до окончания багровых сумерек. Это раз. Йольские аномалии скорее всего послужат причиной того, что ни моей спасительницы, ни белой лани мы больше не увидим. Это два. После Йолле мы соберем совет и решим, как быть дальше. Это три. Сейчас наша задача – обезопасить дворец.

– Согласен, – Эмриат вышел из гардеробной с белоснежной рубашкой, отливающей на складках небесной синевой. – Только пообещай, что до весны не будешь ходить в экспедиции с намерением убить все, что движется. Как оказалось, спасать твою жизнь может оказаться очень неблагодарной затеей.

– Ты тоже пообещай, – Тамлин не без помощи управляющего нырнул в ворот рубахи, – что не будешь рыскать по лесам в компании авторов эротических небылиц в поисках девы верхом на лани. Как оказалось, в споре с другом ты склонен принимать сторону этой самой девы. Если выясняется, что она не местная и с твоим мебельным гарнитуром еще не знакома.

Эмриат захохотал.

– Бездна, Таэм, я так рад, что ты жив!

– Я тоже, – тихо отозвался воин. – По крайней мере, на время. И, кстати…

– Ммм?

– Что насчет той дыры в потолке? Я был прав?

– Как мне кажется – да, – Эмриат развел руками. – Я назначил Шан дежурной в детских на месяц. Да еще и новые седативные… Ничего особенного с тех пор не наблюдалось.

– С Ассеей говорил?

– Пока нет, но…

– И не нужно, сегодня проведем эксперимент. Пригласи Шан вечером ко мне. Детям успокоительных не давай. Ассею и Минну приведи перед рассветом в западную галерею.

– Зачем, если мы почти уверены…

– А я хочу знать наверняка, – отрезал Тамлин.

В белоснежной, отливающей лазурью рубахе он, все еще бледный после кровопотери, стал похож на ледяную статую.

– Эта история не дает мне покоя, – продолжил король, – есть в ней что-то, чего я не знаю, но обязательно должен узнать.

Эмре пожал плечами.

– Как скажешь, но мне кажется, ты разочаруешься.

– Пусть так. Я буду этому только рад.

Очередная ночь накануне Йолле подходила к концу. Тамлин, Ассея, Минна и Эмриат – все в халатах, кроме короля – укрылись за колоннами южной галереи второго яруса, близ выхода из детского сектора.

Небо за витражами светлело. Во дворце стояла предутренняя тишина, в которую вплеталось эхо песен Раэнталлара – талантливого певца светлой линии 'таллар, который получил прозвище Соловья за любовь к предрассветному пению. Нездешний голос его в ночной тишине был похож на бьющий из-под земли родник, который впадает в теплую, полноводную реку и не сразу растворяется в ее потоке.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет в Минне? – шепотом спросил Эмре, не отводя взгляда от пылающего азартом лица Миннаэты.

– То, что такая хрупкая женщина держит в железном кулаке самый многочисленный род в Мирисгаэ? – так же шепотом предположил Тамлин.

– Не это, – отмахнулся управляющий. – А то, что в ее прелестной головке собраны настолько немыслимые ругательства, что даже я спрашиваю себя: как? Ну как?! Такие позиции анатомически невозможны!

Тамлин кашлянул в кулак, скрывая смех. Ассея шикнула на них.

– А знаешь, что меня больше всего удивляет в Ассее? – не унимался ремесленник.

– Эмре, бездна, сосредоточься!

– Именно сосредоточенностью и удивляет она меня, – игнорируя грозный взгляд хранительницы, продолжал шептать Эмре. – Вот я сейчас думаю о покинувшей меня воительнице с волосами цвета клевера… И не смотри с такой иронией! Если уж я влюблен, то это на всю неделю. К тому же, ты просто не представляешь одаренности этой эльне в некоторых… Хм, технических аспектах. Ты вот думаешь о Шан, которая ждет не дождется тебя в спальне. Минна бранится так, что разнообразие ее личной жизни представить страшно. А Ассея думает о благе всех мирисга'элле. Как это вообще возможно? В смысле, как можно думать об общем благе, не получая удовольствия от мелочей?

– Видимо, мелочи для удовольствий у вас находятся в разных местах, – обернувшись и сузив глаза, шепнула Минна. – Твои мелочи, например, болтаются у тебя в штанах.

Тамлин осадил Эмриата, готового демонстрацией фактов доказать ей обратное, и указал вглубь коридора. Четверо элле приникли к колоннам.

На пятачок, освещенный косыми лучами света, вышел юный элле. Он был того возраста, когда детское лицо, округлое и нежное, впервые начинает заостряться, а в сердце поселяется смутное беспокойство, сладкое и томительное, не имеющее отношения к детским играм и невинным шалостям.

Мальчик сонно проморгался, вытер лицо сгибом локтя и втянул воздух. Крупные завитки медовых волос падали ему на лицо, прикрывая глаза.

Минна в изумлении выпрямилась и шагнула было вперед, но Тамлин схватил ее за локоть.

Мальчик повелительно вскинул руку. Пол под ним вздрогнул раз, другой – и вдруг размягчился как расплавленный металл, покрылся рябью и проклюнулся тонким хлыстом с венчиком-коробочкой на конце. Венчик раскрылся четырьмя неровными дольками напротив веснушчатого лица.

Мальчуган как ни в чем не бывало протянул руку, вынул из венчика нечто красно-желтое и надкусил пару раз.

– Под нами кладовая, – осенило управляющего. – Во имя бездны, да он управляет…

Тамлин поднял ладонь, призывая к тишине. И приник к колонне, убежденный, что это еще не конец.

Мальчик наклонился к каменному венчику, который покачивался напротив его головы как цветок болиголова.

Шепнул одно слово.

Имя.

Хлыст двинулся к ребенку, обвился вокруг его тела и приподнял навстречу дыре в потолке. Сверху, как оплывающий воск со свечи, упали лианы размягченного мрамора и обхватили его за плечи.

Что-то ударилось об пол, покатилось по галерее и остановилось у подножия колонн близ наблюдателей. Тамлин приподнял брови – у его сапога лежало краснобокое, несколько раз надкусанное яблоко.

– На третий ярус, быстрее! – воин первым пришел в себя и бросился вверх по лестнице, проскакивая несколько ступеней за раз.

За ним спешили остальные.

Тамлин вылетел на площадку третьего яруса, откуда вверх вилась только лесенка в соколятник, оттолкнул плечом какого-то элле, торчащего у выхода, и рванул вглубь северной галереи.

Малец нашелся в коридоре между малым залом и секцией, отведенной главам родов. Он стоял у лестницы, ведущей на четвертый ярус, в королевские покои. И робко переминался с ноги на ногу.

– Даэн! – хором окликнули его Минна и Эмре из коридора.

Мальчик обернулся на знакомые голоса, но увидел короля – и вздрогнул. Тамлин, чуя неладное, шагнул вперед – и в этот момент что-то сломалось в мальчике как сухая тростинка под напором ревущего водопада.

Даэн, закатив глаза так, что стали видны белки, пронзительно вскрикнул и вскинул руки. Минну с Ассеей всосало в стену и выкинуло по ту сторону коридора. Камень сомкнулся за ними со звуком, с каким пробка запечатывает бутылку. Эмриата с Тамлином ждала бы та же участь, но воин был слишком быстр, а ремесленник ловко извернулся и оставил в объятиях мрамора лишь халат.

Камень не распознал ошибки и на глазах у обомлевшего элле втянул в себя расшитый золотом бархат. Управляющий в ужасе попятился к королю, не спуская со стены глаз.

– Даэн! – новый голос принадлежал тому самому элле, с которым король столкнулся у лесенки в соколятник.

Он бежал по коридору навстречу мальчику. Медовые кудри прилипли к его лбу, отчего выражение распахнутых желтых глаз казалось еще безумнее.

Одновременно с ним на ступенях четвертого яруса показалась Шаниэ. Услыхав шум, она выскочила из королевских покоев на лестницу. Даэн втянул голову в плечи и попятился к ней. Белки его глаз налились кровью, брови скорбно изогнулись.

Мальчик взмахнул рукой – и лестница под ногами Шан рассыпалась, камень скрутился в спираль, заключая ее в клетку. Клетка завертелась и переместилась за спину ребенку, уплотняясь и наливаясь эбонитовым блеском. Шаниэ пискнула и потеряла сознание, прижавшись к прутьям.

Пол вокруг Тамлина и Эмриата заволновался и вздыбился. Желтоглазый юноша почти добежал до них, когда король круто развернулся и оттолкнул его назад в коридор.

Вовремя.

Туда, где стоял юноша, упала глыба лепнины вместе с антревольтом и оставила вмятину в мраморе. Не останавливаясь, Тамлин крутанулся, схватил Эмре за плечо и дернул на себя. Острые как бритва хлысты взвились в воздух из-под ног и сплелись вокруг них в клетку.

Замок стонал и колебался, управляемый неокрепшим разумом. Разрушения множились. Вместе с лестницей с грохотом обрушилась северная галерея третьего яруса; между мальчиком и королем зияла пыльная пропасть. Двери закрывались, окна наглухо зарастали, запечатывая переполошенных обитателей дворца в ловушки своих комнат.

Тамлин схватился за острые прутья клетки и потянул. Из-под ладоней заструилась кровь, закапала на пол. Мрамор дрогнул и смягчился под руками хозяина. Воин выбрался из клетки и не мешкая бросился к мальчику, но тот снова поднял руку.

Пол под королем встопорщился шипами и поднялся к потолку. Тамлин прижал мрамор ногой – тот подчинился и мертвой глыбой рухнул вниз.

Таэм выпрямился, чувствуя нарастающую злость. Оглядел Даэна в свете синепатической вспышки. И на этот раз двинулся вперед неспешно, не думая ни о чем, кроме ритма своих шагов.

Вокруг вздымались и опадали облака пыли, свистели валуны, дворец стонал, скрипел и содрогался.

Тамлин продолжал идти.

Шаг, еще один, за ним еще и еще. Медленная поступь ничего не говорит об идущем, потому что у идущего нет цели в конце пути.

Тело занимает новое положение в пространстве так же естественно, как живой камень, подрагивая, расстилается над пропастью надежной тропой.

Нечто темное, что сидело в мальчике, хорошо различимое синепатическому зрению короля, вдруг перестало видеть перед собой хоть что-то, чему бы можно было противодействовать. Поэтому вынудило носителя отступать – до тех пор, пока тот не прижался к клетке с Шаниэ, раскинув руки.

Тамлин остановился на расстоянии шага, взглянул на съежившегося ребенка.

Мальчик глядел на короля, стоявшего перед ним в ореоле света, проникшего сквозь разгромленную крышу.

Видел его насквозь – похожего на ожившую, истекающую кровью ледяную статую, пустотелую и не вызывающую других эмоций, кроме первобытного ужаса.

И был им.

Отчаяние билось внутри детского тела обессилевшей пичужкой.

Даэн всхлипнул и как-то странно обмяк. Его глаза заволокла тьма; обитающая в ней незваная гостья стала просачиваться сквозь сломленное сознание мальчика внутрь дворца.

И внутрь разума его обитателей.

Времени оставалось мало. Катастрофически мало.

Тамлин коснулся рукояти родового кинжала, который носил на поясе всегда и везде. Сжал ладонь на его оголовке.

Плечо короля обхватили чьи-то пальцы.

– Не убивай, – шепнул из-за спины Эмре. – Это наша вина. Моя. Я должен был увидеть. Понять. Помочь.

– Нет, моя! – желтоглазый юноша снова возник между Даэном и королем. – Я следил за ним, знал обо всем, но никому не сказал. Не мог предположить, – элле схватился за голову и упал на колени. – Лучше убейте меня, но пожалейте его. Спасите его, умоляю!

“Что бы ты ни сделал, воин, я обрету свободу – или заберу с собой эту жизнь", – ненавистный хриплый голос гудел под сводом черепа, заглушая слова юноши. “Мальчик зашел слишком далеко – туда, откуда не возвращаются. Теперь он мой. Теперь все здесь мое. Признайся, есть вещи, которые ты не в силах контролировать".

Оба голоса звучали синхронно: торжествующий и молящий.

Тамлин не слушал ни один.

Не отпуская рукояти кинжала, он вглядывался в ореол, что окутывал Даэна – плотный и непроглядный, как мрак на дне ущелья. Надеялся на крошечный просвет, который позволил бы ему увидеть истину.

На один-единственный шанс.

Из кармана желтоглазого юноши вдруг выпрыгнула толстая жаба, устроилась поудобнее на осколке антревольта и утробно квакнула. Тамлин невольно перевел на нее взгляд.

Жаба встретилась глазами с королем, сглотнула и превратилась в яблочный огрызок. Огрызок выпростал из себя две лапки и принялся быстро закапываться в каменную крошку.

Даэн громко втянул воздух. Тамлин поднял взгляд – и в очередной раз убедился в силе удивления.

Пытливое любопытство охватило незваную гостью, сковавшую мальчишку. Ослабило ее гипноз. Внутри Даэна, пронизывая мрак, теперь отчетливо сиял голубой огонек тревоги в золотом ореоле привязанности.

Даэн боялся. Нет, не за себя, а за участь того, кто стоял рядом. Боялся так сильно, что готов был прорваться сквозь поработившую его сущность и исторгнуть ее прочь.

Страх – как точка в центре мишени – мгновенно показал воину, куда нанести удар.

Отбросив колебания, Тамлин подался вперед. Желтоглазый юноша вскочил, сверкая белым светом отваги, готовый если не отдать жизнь за Даэна, то умереть вместе с ним.

Тамлин только этого и ждал.

Он резко крутанулся и впечатал ладонь юноше в грудь, оставляя на его рубахе след кровавой пятерни.

Эмриат за спиной громко ахнул. А юноша, не смея поверить в произошедшее, взмахнул руками, тщетно ища опору там, где каждый в этом дворце привык ее находить.

И полетел вниз.

Его зеленый костюм, перепачканный красителями и прожженный реактивами, затрепетал в воздухе как крылышки бабочки.

Управляющий упал на колени и свесился с тропы, вглядываясь в бездну.

Даэн закричал, вспыхивая нестерпимо ярким светом, бросился к краю пропасти и вытянул руки. Подвластный ему камень поймал юношу в колыбель из гибких жил и опустил на пол без единой царапины.

Эмре выдохнул, перекатился на спину и закрыл лицо руками. А Даэн моргнул, вытер рукавом нос – и разрыдался.

На третьем ярусе воцарилась тишина. С потолка с шорохом осыпалась каменная крошка. Снизу доносились голоса – стены дворца снова стали послушными; двери медленно, со скрипом, но отворялись, выпуская пленников наружу.

Времени стало много. Бесконечно много.

Тамлин подошел к мальчику, приподнял за подбородок лицо и вгляделся в глаза – не желтые, как у брата, а небесно-васильковые. Провел рукой по заплаканной щеке – вместо слез по ней текла кровь.

– Давно так? – сухо поинтересовался он.

– Не… Недавно, – всхлипнул Даэн.

– Кто-то знает?

Мальчик мотнул головой и застонал.

– Что теперь будееет…

Король оставил его, пробрался к эбонитовой сфере, раскрывшей лепестки, и прощупал у Шаниэ пульс.

– Срочно целителей сюда. И повелителей стихий, пусть восстанавливают этот хаос. Эмре?

Управляющий молчал. Ладони сползли с его бледного лица, глаза были закрыты. По спине короля побежали мурашки.

– Он спит, – сказал мальчик. – Я сделал так, чтобы все они уснули. Так им будет легче оправиться.

– Вообще все? – тревога не покидала короля, он склонился над Эмре и проверил пульс и у него.

– На всех у меня умения бы не хватило, – смутился Даэн. – Только он, госпожа Шан и мой брат, Тилль.

– И долго они будут спать?

– Я надолго еще не умею, – буркнул мальчик. – Обычно минуты три.

Пульс у Эмре был медленный, дыхание – ровное. Тамлин убрал из-под его головы острый булыжник и присел рядом с мальчиком. Снял рубаху, разорвал ее на лоскуты, отдал один Даэну – тот вытер им щеки. Остальными принялся бинтовать порезанные ладони.

Торопиться больше было некуда.

– Я совершил ужасные вещи, – Даэн всхлипнул, прижал белый лоскут к кровавым разводам на скулах.

– Я тоже, – отозвался король тихо, не смея глядеть вниз. – Иногда, Даэн, нужно совершить что-то плохое, чтобы предотвратить нечто чудовищное.

– Не только сегодня, – мальчик продолжал всхлипывать. – А вообще. Я не умею сдерживаться. Причиняю боль. На прошлой неделе бросил камень в Тэда – он всегда дразнится, когда воспитатели не видят. И такой злой был, такой злой – что камень его не ударил, а оказался внутри. В животе, понимаете? Ему потом операцию делали и вынимали… Мне кажется, я не одаренный, как все говорят, а проклятый.

– Это только кажется. Мы так устроены, что запоминаем в основном плохое и тягостное. Переживаем минуты своей слабости снова и снова. И не можем себе этого простить.

– Как же быть?

– Честно? – воин сжал кончик бинта зубами и затянул узел на ладони. – Понятия не имею. Ассея назначит курс лечения, придерживайся его, и тебе станет легче. Поговори с Эмре и сделай все, что он посоветует. А еще можешь попробовать считать что-то. Что угодно. Например, спасенные жизни, у тебя сегодня была первая. Иногда это помогает вернуться к самому себе из глубин беспамятства.

– А вы ведете счет? – спросил мальчик. – Что говорите себе вы, когда вам плохо?

Тамлин взглянул в васильковые глаза ребенка.

– Теперь буду говорить – пятьсот сорок шесть. Плюс одна удивительная истина.

– Это какая?

– Что в нашем с тобой королевстве все не так уж и плохо. А ты сегодня узнал, что нужен кому-то. Очень сильно, Даэн. Когда ты кому-то так нужен, ты становишься сильнее любого зла. Не забывай об этом.

За стеной послышались ругательства Минны. Даэн, услышав их, задрожал.

– Теперь меня запрут в лаборатории? Я уже видел такое. Тех, которые были неуправляемыми, как я – их погружали в сон. Говорили, до момента, когда высвобождение их силы не перевесит опасности ее использования. Меня усыпят теперь? Да?

– Никогда не ошибаются только глупцы, мертвецы и лицемеры, – король глянул на мальчика, тот робко поглядел на него в ответ. – В изолятор тебя не посадят. И в кому не введут, обещаю. Если я существую и научился себя контролировать, значит, сможешь и ты.

Маленький элле завозился на камнях, шмыгнул носом.

– Я кое-что для вас сделал, – сказал он.

– Мне ничего не нужно, – Тамлин устало смежил веки.

– То, что во мне сидело – я слышал, что оно говорило, но не мог сопротивляться, – Даэн утер лицо сгибом локтя. – Вернее, не хотел, не знал, зачем. Пока не понял, что, кроме меня, Тилля спасать некому. А потом я решил, что господин Эмре и Тилль могут плохо обо всем подумать. Ведь они не знают, с чем мы сражались. А я знаю. И мне теперь не страшно, что вы наш король. Там, за Сферой, ужасно опасно, но вы как будто еще страшнее, и весь ужас, который там обитает, очень вас боится. И к нам оттого меньше цепляется.

Король открыл глаза, с беспокойством оглядел мальчика. А тот продолжал говорить, выпрямившись и разглядывая очертания странных фигур, пляшущих в волнах подсвеченной пыли.

– Знаете, как Тилль говорит, когда кто-то о вас плохо отзывается? Говорит, на трон может сесть любая задница, но короны достойна не каждая голова, вот так. Он в вас очень верит, и господин Эмре верит, поэтому я и решил… Как это объяснить? Изменить им воспоминания, пока могу. Воспоминания ведь как камни, можно собрать одни и разбросать другие. Особенно во сне. Пусть продолжают верить, а правду знаем только мы двое. Хотите, я и с вами попробую? – Даэн повернулся к Тамлину, блестя глазами. – Хотите, я избавлю вас от…

– Нет, – Тамлин похолодел и схватил его за плечо. – Не смей. И не используй больше это умение, слышишь? Никогда. Отнимая память о мгновении, ты делаешь его напрасным.

– Как скажете, – маленький элле зевнул, с трудом приподнимая веки. – Я плохо спал сегодня, а сейчас стало так тихо… Слышите? Давно так тихо не было, – речь его становилась все медленнее, наконец он умолк и повалился на щебень.

Тамлин глядел, как серая пижамка вздымается и опадает на его худых ребрах. Не мог поверить в то, что только что услышал. И чего избежал.

Вспышка синепатического зрения еще не угасла, и король наблюдал, как остатки кромешной тьмы и скрытой в ней силы тонкими струйками утекают из мальчика, поднимаются к дыре в потолке, где смешиваются с пылевым облаком и растворяются в лучах света. Навсегда покидают своего носителя, отчего он снова становился обычным ребенком, пусть и очень одаренным.

В кулачке у Даэна, как клочок заветной шкуры волшебной лани, белел голубоватый лоскут, перепачканный кровью.

– Даэн, род Аоэт, светлая линия ‘ниэ, повелителей земли, – Эмриат, одетый в королевский халат, спустя час расхаживал по приемной как ни в чем не бывало. Рукава халата оказались ему велики, но управляющий оттого выглядел только величественней. – Отец – воин, скончался летом от укусов пауков-нефил. Мать – повелительница стихии земли, как и он сам – пару недель назад подверглась нападению черных псов. Мальчик тяжело перенес потерю родителей. Тогда Шаниэ, преподающая детям основы ботаники, взяла его под крыло. Нянчилась с Даэном как мать, а он привязался к ней и искал ее общества даже по ночам, спасаясь от дурных снов. В чем я ничего плохого не вижу. Однако в последние дни мальчик искал Шан в то же время, когда рядом оказывался Таэм. Не желая попадаться ему на глаза, Даэн выращивал новые стены и строил лестницы, чтобы сократить расстояние между собой и целью, – управляющий остановился, поправил манжеты на рукавах халата и продолжил. – Пару дней назад в виварии его укусил щенок черного пса и заразил неизвестным видом рабдовируса, который усилил способности мальчика и поработил его психику. Тиллиэ, его сводный брат по матери, подозревал, что Даэн чем-то болен, но ничего не сказал в страхе, что ребенка усыпят. И принялся самостоятельно разрабатывать антидот на основе эпителия псевдохамелеонов и яда сцилл, отбирая первый у своей ручной жабы, а последний у Вельзы, которую Деаэлру по его просьбе любезно оставила в Мирисгаэ. Опыты не дали результатов. Кроме того факта, что земноводное и пресмыкающееся неведомым образом сдружились. Что говорят твои элле, Ассея?