Мрачные сказочки Гренлока

***

После занятия на меня налетел Луки. Как всякий оборотень, он довольно приветлив и навязчив по части проявления эмоций. Он принялся трепать мои волосы и кружить меня на руках, пока, наконец, я не отмерла от окоченения и не треснула его по счастливой физиономии. Справедливости ради, я только метила в физиономию, а залепила в ухо. Луки перестал поясничать, выслушал мою грустную историю и даже заботливо покачал головой, а потом спросил: «Ну, мы же все равно пойдем сегодня воровать птиц из птичника нума Батиста?».

Луки не всегда занимался такими делами, но он сильно в чем-то провинился перед отцом и теперь ему нужно было загладить вину. Сделать это он намеревался достав необычное животное для папиного зоопарка. А так как долгие поиски решений никак не относились к личностным качествам Луки, он тут же сообразил где можно достать нечто редкое и бесплатное, а я нужна была ему в качестве отвлекающего маневра. Луки клялся и божился, что нум Батист положил на меня глаз, а то и оба. Я покачала головой – Луки был неисправимым чудовищем и слушал только себя. Так я и дошла до дома, продолжая раскачиваться как умалишенная, в сопровождении Уны. Там я снова потребовала у нее выдать мне зловещую бумажку и начала читать:

– «Мариандра, 5 унций; коктобус обыкновенный, 2 листа; эпокрит толченый, унция; раствор кликтобелии Александрийской очищенный, 200 мл; верещанка желторотая, 5 перьев; клинкоберон пугливый, 10 шипов; кость зуборыла, средний помол, 2 унции….» да чтоб тебя! Где я это возьму? Подамся пираткой в Сиреневатое море?! – вскричала я. – Ты вообще слышала, чтобы такое можно было найти в Гренлоке?

Уна вздохнула, поглаживая Зевуса, своего желто-белого кота. Больше ничем она мне помочь не могла, и обе мы это знали.

– Ну, может, дядя тебе поможет?

– Дядя принципиально не помогает никому, даже своим детям! – всхлипнула я. – Нет, но ты… – тут я часто-часто заморгала, не может же быть в конце-то концов… – «волос декана»?

– Чего? Может, пекана?

Уна подскочила ко мне, сбросив Зевуса на пол. Фамильяр зевнул, оправдывая свое имя, и тут же оказался на подоконнике, щурясь от солнца и присаживаясь поудобнее.

– У пеканов нет волос, они орехи! – завопила я, теряя самообладание.

– Может, не волос, а колос? – робко предположила Уна.

– Ррррр! – все, что я могла на это сказать.

В этот, полный боли и напряжения, момент дверь распахнулась, и из спальни вышла Сэйни, вся в лучах полуденного света.

– Что тут у вас? Кричите и рычите.

Хорошо ей – дрыхнуть до обеда, ее-то куратор только глазки ей строит, а никак не дорожку в преисподнюю выкладывает.

– У нас тут волос декана! – прыснула Уна.

Я посмотрела на нее с подчеркнутым раздражением. Все это походило на первоапрельский розыгрыш, а никак не на настоящую тему для работы. Но дело было щекотливым. Вернись я к нуме Антинуйе с вопросом о разумности, и на меня тут же обрушится обвинение в неуважении, пожалуюсь декану – весь Ковен никогда мне этого не забудет. Выходила глупая и абсурдная ситуация. Но и готовить зелье по этому рецепту – заведомо провальное дело, что из него могло получиться? Старая карга наверняка собирала ингредиенты просто из редко встречающихся названий.

Сэйни вырвала у меня бумажку и начала читать сама:

– «…ноготь бугриуса, толченая кожа змеедавки, жилкоплещ бледнорогий, златоглавка ворсистая…», а почему сразу не сопля из правой ноздри чупакабры? Или понос больного носорога?

– Две унции! – расхихикалась Уна.

– С чупакаброй бы проблем не было, кстати, – задумчиво отозвалась я. – У отца Луки наверняка найдется хотя бы одна… да и носорог… скорее всего, трехрогий, конечно…

– А это что? – присмотрелась Сэйни и, потеснив Уну, положила бумажку на самое светлое место на подоконнике прямо рядом с Зевусом, который не обратил на нее никакого внимания, даже ухом не повел.

– Где?

– Ко…ки… китовий ус?

– Не может быть, тогда был бы «китовый»! – поправила Уна.

Я вздернула руки, сотрясая воздух.

– Да черт бы разобрал ее подчерк! Наверняка писала так, чтобы никто не догадался какой ответ правильный!

– Да, похоже на «котовий», – задумчиво промямлила Сэйни.

– Почему не «кошачий»? – резонно вопросила Уна.

– Потому что мадам – приверженка Латунного века и любит архаизмы! – взвыла я, расхаживая по комнате. – Котовий! Китовий! Кит… – я развела руки на немыслимую щирину, – …кот! – я сузила их до масштаба Зевуса, быстренько примерившись к нему и замерла, впившись в него взглядом.

Видимо мои глаза засветились болезненными искрами, потому что Уна тут же закрыла Зевуса собой, успев отгородить его от моих резко протянутых цепких рук. Сэйни же схватила меня за талию, пытаясь оттащить от источника ценного ингредиента, а я вопила:

– Ус! Котовий ус! Кот маленький! Кит большой! У кота когти! У кита плавники! Кот пушистый и теплый, а кит лысый, гладкий и мокрый! Кот близко, а кит далеко! Как я буду выдирать ус у кита?! У него вообще есть усы? Дайте мне кота! У него много, зачем ему столько! Подумаешь, ус! Да он их десятками по комнате роняет, а потом Фуф ими вместо зубочисток пользуется! Отдайте кота, сволочи! Вы мне не подруги! Ведьмы! Чтоб вас всех загребли рыцари Ордена на экзекуции! Какого-то кота, и без того драного, вам жалко для родной меня! Да моя бабуленька…

Когда я начинала вспоминать Зловещую Розамунду, это свидетельствовало о крайней степени моего отчаяния и дереализации, так что Уна с Сэйни спешно вынесли меня из комнаты, оставив там шипящего и заметно округлившего и глаза, и спину Зевуса, и так и понесли на улицу в ближайший ромбар, а я продолжала крючить пальцы и пытаться схватить ими пробегавших кошек и иногда вцепиться в кого-нибудь из подруг. Ради равновесия я еще отчаянно дрыгала ногами. Такие приступы случались у меня не часто, всего-то парочку раз, вследствие моей сверхэмоциональности, но, согласитесь, в тот день у меня была весомая причина.

И как на зло по пути наша дурная троица наткнулась на университетскую дружину, которая набиралась из числа самых качковатых студентов. Они, наверняка, должны были что-то сделать, вместо того, чтобы ржать во все глотки и показывать на меня пальцами, но этого не случилось. К несчастью, там был один парень, перед которым мне хотелось выглядеть феей, а не надышавшейся газов пифией. Я заметила его краем глаза и взбесилась пуще прежнего, однако это лишь сподвигло меня сооружать более изящные позы, какие можно было запечатлеть на картине. От неожиданности я даже запела старинную оду. Заслышав сие, Сэйни с Уной побежали еще быстрей. Вися вниз головой и бороздя волосами траву, я видела Альказара среди этих недорослых идиотов. Он один не смеялся, а только морщил лоб и кривил свои красивые губы.

Я уверена, что у каждого человека есть некие маркеры общества, – люди, которые вроде как задают нужный тембр. Например, в моем галлюциногенном мире Альказар представлял собой мерило неземной идеальности, наподобие статуй, в изобилии обнимающих фасады ГУТСа, и, хоть я и не была в него влюблена, мне всегда хотелось, чтобы он тоже видел во мне нечто не менее прекрасное. По крайней мере, по нему я калибровала свою женственность, если можно так выразиться (разумеется, представляя себя в роли его спутницы). Однажды заметив его по пути в универ сидящим на каменном ограждении лестницы и смотрящим вдаль, я так залюбовалась, что не заметила бордюр и упала на газон, разбросав все свои учебники. Ко мне тут же подошел коренастый широкоплечий парень и деловито завис между мной и солнцем.

– Помочь?

– Да нет, конечно, проходи мимо, оставь меня тут валяться с вывернутой лодыжкой! – проворчала я, моя женственность быстро дала сбой.

– А… ну ладно! – тут же отрапортовал курчавый и повернулся, чтобы зашагать прочь.

– Стоять! – гавкнула я. – Ты что совсем тупой?

Так мы и подружились с Луки. А Альказар тогда так и не заметил, что случилось почти у него под носом. Да, там было много студентов… и я даже видела вдалеке неподвижную фигуру Айко, который смотрел прямо на меня, когда Луки помогал мне подняться. Подходить он не стал.

Уже вечером, когда я почти пришла в себя после нескольких кружек рома, мне удалось-таки договориться с Уной путем выдавливания из нее жалости, а также при помощи разумных доказательств и угроз. В общем, она согласилась достать мне «котовий ус». Я облегченно вздохнула. Хоть один ингредиент. «Ох, и знатное же выйдет дерьмецо из этого рецепта…» – думалось мне. И сейчас, когда все ингредиенты были уже почти собраны, я снова и снова всматривалась в эту ненавистную бумажку с заданием, пытаясь определить все-таки «кот» или «кит»?

Сказочка третья, о сотворении мира, курицах и яйцах

– Когда-то давным-давно-предавно, миллиарды и квинтилиарды столетий назад, в общем, так давно, что ученые не придумали для этого цифр, в космосе плавало маленькое зернышко. Точнее, пребывало, летело, или что-то в этом роде. Здесь важно то, что оно летело и никого не трогало. Так прошли еще миллионы лет, пока однажды его не проглотила огромная черепаха, которая тоже никого не трогала, всего лишь путешествовала по своей орбите и случайно открыла рот, так как увидела очень красивую комету. Спустя еще какой-то длинный промежуток времени, семечко внутри черепахи проросло и превратилось в могучее дерево, которое, спустя еще сотни лет, развило над черепаховым панцирем пушистую и привлекательную крону. Как можно догадаться, еще через какое-то время на дереве выросли плоды. Древние цивилизации Авесказары уверяют нас, что это были китята. Они висели на ветках головами вниз и раскачивались, пока не дозревали в больших китов, не отрывались и не уплывали в великий космос. Когда же они возвращались к родному дереву, которое, к слову сказать, было китодубом, чтобы свить гнезда, то приносили с собой много космической пыльцы. Со временем эта пыльца, в изобилии кружившая вокруг черепахи и дерева, образовала оболочку, которая становилась все толще и прочнее, пока не превратилась в кору. Так, согласно преданиям, появилась наша планета Авесказара-1. Ученые присвоили ей порядковый номер, дабы утвердить ее изначальность перед возможными другими Авесказарами из параллельных миров.

Тут я саркастически ухмыльнулась – больно кому это нужно! С другой стороны, странное соперничество с воображаемыми врагами многое говорило о жителях нашей планеты и их детских комплексах.

– Так вот. Существуют небезосновательные предположения, что великая черепаха Анума и великое древо на ее панцире до сих пор существуют в чреве Авесказары, и что если спуститься в глубокий-глубокий кратер какого-нибудь вулкана, например, Эцнаткаухурашкавиланотцотля, можно запросто попасть к Ануме на обед, так как наверняка она очень голодная и злая. Когда Анума чихает, на земле происходят землетрясения. А еще…

Маман зевнула, закатив глаза. До моего зловредного появления она сидела в кресле-качалке посреди своего любимого зимнего сада и наслаждалась звуками природы из магического патефона.

– Зелин, что ты хотела сказать? Не обязательно было начинать от сотворения мира, чтобы озвучить свою просьбу. Однако, судя по всему, ты хочешь сообщить мне нечто очень неприятное? – догадливо поморщилась маман.

Я вздохнула, закусив губу. Маман была не глупа. И даже в своем глубоко беременном положении прекрасно различала все оттенки человеческих эмоций и не теряла ни блеска разума, ни внимательности. Но я все равно почему-то рассчитывала усыпить ее бдительность, а, может, и ее саму.

– Понимаешь, мамочка, авесказарцы очень чтят свою историю, иначе откуда бы появилось столько черепаховых памятников по всей планете? А вспомни эти китовые амулетики? Правда, милые? Защитят от сглаза, от дурных намерений, от облысения и поноса…

– Да-да, и женихов отвадят. Ну, и что?

Маман была непробиваема и скептически относилась к верованиям каких бы то ни было людей. Мне оставалось лишь выжать слезу, чтобы воззвать к ее материнскому инстинкту, который наверняка должен был усилиться в ожидании младенца. Я глубоко и трагично вздохнула – этому искусству я училась с того самого момента, как у меня появился младший брат, и мне пришлось конкурировать с ним в борьбе за родительское внимание. Произошло это восемь лет назад. Справедливости ради, надо отметить, что лучше всех в нашей семье умел вздыхать отец. На втором месте прочно утвердилась моя старшая сестра Амалия. И только потом я. Но так как поблизости не было ни того, ни другого, я могла быть уверена, что мое мастерство не померкнет в блеске ничьего иного. А вот первенство в закатывании глаз, кстати, бесспорно принадлежит маме, и сейчас она это умело демонстрировала.

– Зелин, ближе к сути. Если ты хотела уморить меня до полусмерти, то у тебя почти вышло еще на третьем досолнечном периоде истории космоса.

– Ну, что ж… – я поморгала в надежде на случайно выпавшую слезу, но мои слезные каналы, как на зло, были сухи, подобно арыкам в опустевшем древнем Самгериконе. – Видишь ли, мама… как я, надеюсь, я смогла показать тебе ценность истории и реликвий в глазах современного общества, к коему я, несомненно, отношусь, стремясь чтить память предков. Знаешь ли ты сколько ученых сообществ посвятило свою жизнь изучению культуры древних народов и их мифов, а также истории зарождения магии…

Я украдкой взглянула на маман. Глаза у нее слипались, и единственным, что мешало ей сейчас же предаться неге, была я. В попытке перехватить инициативу и закончить этот утомляющий разговор, она оперлась рукой о щеку и попыталась сконцентрировать на мне убийственный взгляд.

– Мне нужны ключи от бабуленькиного домика! – выпалила я и застыла, прижав руки к сердцу и задержав дыхание.

Маман разочарованно фыркнула.

– И почему ты не пошла с этим к отцу, ты же знаешь, что ключи у него?! Боги, я столько времени страдала почем зря!

Маман была прямолинейна. Но мое умение все скривлять и запутывать было достойно похвалы, так что я не отступала.

– Потому что, моя милая, любимая, обожаемая мамуля, ты же знаешь, как папа относится к бабуленькиному наследию?

Мама нахмурилась, что-то прикинув в голове, и покачала головой.

– С болезненным подобострастием.

– Вот! И я сказала бы так же! – я подняла указательный палец для усиления акцента. – Он страшно боится ее проклятия, и все-все время со дня ее смерти запрещал нам подходить к ее дому ближе, чем на десять метров! Он ни за что, ни за что не позволит мне туда попасть, а мне это очень нужно, иначе я завалю диплом, меня выгонят с позором, а ты будешь нелепо выглядеть в своем траурном платье пятилетней давности над моим кремово-бархатным гробом. Все будут тыкать в тебя моноклями и говорить, что ты перестала быть модной!

– Почему это пятилетней? – тут же спросила маман.

– Потому что ты не успеешь сшить новое! Кто-нибудь из тридцати восьми моих кузенов подсыплет мне ядовитое зелье в зубную пасту!

– Да с чего ты это взяла?!

– Ну, ладно, – согласилась я, – ты права – скорее, в мой завтрак. Или в крем для лица. Или в гель для душа. Или они могут, ну, знаешь, натереть токсичным порошком мой корсет. Или…

– Ох, – маман махнула рукой и вздохнула тяжело и трагично, даже лучше, чем я. – В дедушкином склепе есть запасной ключ.

– Правда? – мое лицо просветлело.

– Думаю, да. Ты же знаешь кодовое заклинание, найдешь сама, – маман зевнула.

– Спасибо, моя милая, обожаемая мамуленька! – я подпрыгнула на месте и набросилась на нее с объятиями. – Только не говори папе, ладно?

– Да-да, осталось тебе убедить в том же своего брата.

– Что?

Я встрепенулась, резко обернувшись. Как я могла забыться и позволить себе ослабить бдительность? Мелкий засранец притаился в кустах и все подслушал! Подтверждением тому был шелест листьев и его удаляющееся хихиканье. Я тут же бросилась вдогонку.

– Стой, гаденыш!

Мы с Кристианом порой не плохо проводили время. Примерно до того момента, как ему стукнуло шесть, и он, несомненно, переняв мамулин интеллект, начал понимать, когда его нагло используют. О, могу вам сказать, он быстро реабилитировался, и его умение манипулировать обществом было за гранью моего понимания. Способствовала тому его смазливая мордашка. Если, дамы, вы хотите узнать, как выглядели в детстве герои ваших любовных романов, то вот он – удирающий будущий Казанова, который когда-нибудь лишит рассудка не одну трепетную леди! Однако, не смотря на его юркость и скорость, мои ноги все же были длиннее, а желание выжить в этой борьбе – сильнее. Так что я успела поймать его за шиворот, пока он не проскочил в щель в заборе и не скрылся в прилеске.

– Не смей рассказывать папе! – как можно грознее зашипела я.

– Ой, да что ты мне сделаешь? – Кристиан извивался, как уж, и дважды попытался меня укусить, но так как я уже давно знала все его приемчики, у него это ни разу не вышло.

– Я надеру тебе уши и нашлю страшную чесотку! – внушительно пообещала я. – А еще расскажу девочкам из твоего класса, что ты до сих пор писаешься в постель!

– Это не правда! Не правда! Не правда! – заорал оскорбленный Кристиан.

– Это ты им доказывай!

Кристиан надулся, как злобный воздушный шар и покраснел.

– Сделка!

– Какая тут может быть сделка? – возмутилась я, уперев руки в бока.

– Я не говорю отцу, а ты научишь меня разжигать огонь из воздуха!

– Ты что совсем оборзел?! Вообще-то это я тебя шантажирую, значит, это я выдвигаю условия!

И тут мой братец жутенько возвел бровь и взглянул на меня с искусственным умилением. Голосок у него при этом стал сладеньким и пугающим.

– Но ты же знаешь, Зелин, что когда-нибудь я тоже закончу магический университет?

Я побледнела, мои губы сделали грустную дугу.

– Ладно, – согласилась я. – Ты не говоришь отцу, а я покажу тебе легкое заклинание со светом.

– С огнем!

– Нет, со светом! Иначе за тобой придет Орден! – зловеще произнесла я.

Кристиан до чертиков боялся Ордена. Вероятно потому, что мечтал стать пиратом или черным некромантом, о которых читал много книжек, а Орден частенько портил жизнь и тем и другим, изобретая удивительные способы казни.

– Идет! – он протянул мне свою худощавую руку и самодовольно улыбнулся.

– Договорились, – я сделала как можно более важное и внушительное лицо и закрепила наше рукопожатие простейшим заклинанием обоюдной клятвы. – Но не сегодня, мне некогда.

– Нет, сегодня!

– Послезавтра!

– Завтра!

– Я сказала послезавтра!

– Я поступлю на некромантию, так и знай!

– Ладно, завтра! Но тебя не возьмут!

– Почему это не возьмут?!

– Ты блондин!

– А я покрашусь!

– Тогда дядя Геральт тебя утопит!

– Это еще почему?

– Потому что мальчики не красятся!

– А я, а я…

Кажется, Кристиан был готов расплакаться или искусно делал вид. Тем не менее, я сжалилась.

– Да ладно, я пошутила. Возьмут тебя, не переживай.

– Я так и знал, что ты врешь, ведьма!

– Простой констатации факта маловато, чтобы меня огорчить! – презрительно фыркнула я.

– Рыжая! Рыжая! Рыжая – бесстыжая!

Он довольно залыбился и припрыжкой поскакал в сад. Я цикнула раз пять, наблюдая за сверканием его светлой макушки между кустов. Ничего, ничего, вот получу первую степень нума и тогда посмотрим!

Жаль, мне некогда было предаваться мечтам. Нужно было успеть забрать в студсовете агитлитературу и листовки с приглашениями на бал Ворожей, который должен был случиться совсем скоро. А после этого меня ждал Луки для одного неприличного дела. Я снова трагично вздохнула. Луки всегда втягивал меня в какие-то сомнительные приключения. Пару раз я даже была свидетельницей разборки межу оборотнями Востока и Запада. До сих пор не понимаю, что меня хранит. Ах, да…

Я посмотрела направо. Фуф преспокойно сидел на изгороди, щурился на солнце, и жевал гусеницу. Вокруг него мирно и красиво порхали ничего не подозревающие бабочки. Заметив мой взгляд, он протянул мне вторую половину своего обеда, громко чавкнув. Я сморщилась и поспешила улизнуть. Спрятаться от Фуфа у меня бы не получилось, но я до сих пор тешила себя надеждой, что хотя бы какое-то время я могу провести без его вездесущего общества.

***

Вечером сего же дня я стояла на пороге дома почтенного нума Урвина Батиста, ряженая в прекрасное голубое платье, которое так чудно контрастировало с моими волосами, и мерзла. Было довольно прохладственно, ведь весна еще только наступала, но Луки стащил с меня плащ, чтобы открыть «прекрасную перспективу». В общем, я сильно подозревала, что мне в скором времени понадобится рецепт от бывшей Хамса как навести кое-на-кого «неизбывный угорь». Не смотря на поздний час, нум Батист открыл почти сразу и вместо приветствия вылупил глаза. На нем был длинный полосатый халат, из-под которого выглядывала белоснежная шелковая рубашка. Мне даже показалось, что ее верхняя пуговица тоже пялится на меня на манер глаза. К моему счастью, сообразительность нума вернулась на место в рекордные сроки – он отмер, хитро заулыбался и пригласил меня внутрь.

– Вы совсем продрогли, Зелин! Что это – новая мода молодежи – не носить плащей?

– Н-н-не т-то чтобы, – стуча зубами, отозвалась я.

– Прежде, чем я узнаю, чему обязан визиту в столь темное время суток, не желает ли леди горячего чаю? – наконец, сообразил нум.

Я закивала головой, как те статуэтки с черепахами, что можно в изобилии встретить на рынках нашей родной Критии. Но потом опомнилась и добавила:

– Только если леди сама его приготовит, или если вы сперва отопьете из ее кружки.

Нум Батист одобрительно улыбнулся одним уголком губ, по-кошачьи сузив глаза.

– Помилуйте, дорогая, разве я могу причинить вред внучке Зловещей Розамунды? Мне, если хотите знать, дорога не только жизнь, но и посмертие.

Я вздохнула.

– Ладно, тащи… кхм, несите чаю. Леди действительно желает горячего чаю, – умоляюще протянула я.

Нум Батист обольстительно ухмыльнулся.

– Сперва принесу вам кое-что теплое.

Вообще-то, если честно, он был довольно хорош собой для человека его возраста. Под возрастом я, разумеется, подозревала предполагаемый возраст – что-то около сорока – сорока пяти лет, так как о реальном количестве кругов, которые нум Батист намотал в космосе вместе с Авесказарой, не ведал никто. Все мы знали, что наши обожаемые преподы балуются запретными заклинаниями. Запретными для нас, разумеется. И кто знал насколько сильно они умели растягивать свои жизни? Нум, ко всему прочему, неплохо следил за собой и, в целом, был довольно обаятельным мужчиной, если бы не эти его мелкие усишки и налакированные на пробор волосы. Фи-и-и… Однако бабуленька, когда была жива, еще на свое стопятидесятилетие утверждала, что в ее молодости так было модно. Исходя из этой информации можно было предположить, что нум Батист либо излишне увлекался историей, либо до неприличия вытянул свою жизненную линию, наподобие той единственной жвачки, которую выдали ребенку сильно строгие родители.

Пока я согревалась и размышляла, нум вежливо проводил меня в гостиную, довольно милую для человека его пола. Я имею в виду, что в ней явственно ощущалась женская рука. В цветочных обоях, в бесконечных кадках со штамбовыми деревцами и свисающих с полок вьюнах, в картинах с кудрявыми багетами, в вазах и шторах, в лакированных статуэтках, и во всем остальном… Поймав себя на этой мысли, я окинула спину нума Батиста, отправившегося мне за пледом, подозрительным взглядом. Не мог же он сам, в конце-то концов, так красиво и изысканно все обставить? Ну, да ладно.

Вернулся он довольно скоро и принес в руках чистой воды чудо – нежную пуховую пелерину, что вновь пробудило во мне нехорошие подозрения.

– Присаживайтесь, Зелин.

Он отодвинул для меня плетеный стул за круглым столиком, накрытым кружевной скатертью, а сам отошел хозяйничать на кухню, отделявшуюся от гостиной небольшой арочкой. Окна гостиной и кухни выходили в сад. Там, за этими милыми вечноцветущими клумбами и экзотическими деревьями, начинался заповедник нума Батиста, тянущийся довольно далеко, чуть ли не до Жемчужной улицы, где жил сам ректор. Поговаривают, что нум Батист, издавна находящийся с ним в некоторой вражде, специально поселил на границе своего сада крикливую пуншу – птицу, любящую встречать первые лучи солнца отвратительным воем. Почему именно такое могло сойти ему с рук – оставалось загадкой.

Я с тревогой взглянула в окно. Мне показалось, будто я услышала шорох, и что нум тоже его услышал. Опасаясь преждевременного раскрытия злокозненного плана, я поспешила к нуму для помощи в приготовлении чая.

– А что у вас за травы? – я заинтересованно сунула нос в тут же окутавший меня аромат чего-то пряного и цветущего.

Должно быть, я подошла слишком близко, потому что нум сотворил пронзительный взгляд и с усиленным вниманием уставился на мои украшения.

– Святые небеса, Зелин, сколько же на вас защитных артефактов? Серьги, колье, браслет, брошь, пуговицы, пояс, булавка? Вы либо собрались убить меня, либо ограбить.