Всё, что ты хотел узнать о своей мечте…

Прасковья Романовна и одежду правила для него, если требовалось. И на ночь даже оставляли, если засиживался допоздна. Яков почти никогда не отвечал на Алёшкины вопросы и расспросы, воспитывая таким образом в нём терпеливость и рассказывал только то, что считал нужным. То, что могло вдохновить маленького мальчика Алёшку на будущие свершения и победы.

Все вокруг оберегали Алёшку, как могли. Среди единоличников (так называли всех, кто жил в лесу или в полях, а не в селе) Алёшка был единственным ребёнком, и все считали его своим родным, настолько он был открытым и радостным.

Яков отвлекал его своими завораживающими рассказами. Иван Кузьмич с Игнатом всегда давали дельные советы, если Алёшка к ним за ними обращался и учили обращаться с инструментом. Анька его всегда ласкала и зацеловывала. Хоть это было и не принято в деревне ребенка нежить, особенно мальчика, но Анька хотела, чтобы Алёшка знал и постоянно чувствовал её любовь. Прасковья Романовна делала специальные подушки для Алёшки, набитые еловыми мягкими иголками и на ночь всегда давала выпить мяты с ромашкой или молока с мёдом, чтобы крепко спал всю ночь.

Аньку это успокаивало, не хотела она, чтобы он услышал, о чём мужики по ночам говорят. Не хотела она, чтобы в таком раннем возрасте Алёшка начал бояться своей тени, как этого боялась она сама. Единственной отдушиной для Аньки был приход Якова, он отвлекал Алёшку и занимал его. Все дни после ухода Якова, Алёшка был занят только этими рассказами. Он по несколько раз всем пересказывал его истории, непременно добавляя какие-то подробности или незначительные детали от себя. Всё семейство делало вид, что слышит рассказ в первый раз и никогда Алёшку не поправляли. Анька знала, что ещё детей она вряд ли сможет выносить, надорвалась на тяжёлой домашней работе, да и с этой войной вряд ли получится вырастить младенца. Поэтому, можно сказать, что Алёшка жил в очень уютной и тёплой атмосфере, если не считать внешних обстоятельств, о которых он даже не догадывался.

Когда Анька слушала Якова, его уверенный, спокойный голос, то даже она чувствовала себя в безопасности и на некоторое время забывала о всём том кошмаре, который творился за пределами их леса. В это не простое время, лес был их главным защитником, как волшебное покрывало укрывал от непогоды и как скатерть самобранка всегда угощал Алёшкину семью самыми сладкими ягодами, грибами и лесными орехами.

Лес успокаивал, качающиеся огромные ели и сосны были словно безмолвные защитники, в жару спасали от зноя, укрывали под своей кроной от дождя. Хвойный запах спасал даже от мигрени. Если на Аньку тоска накатывала или уставала сильно, ей и двадцати минут хватало чтобы восстановить свои силы. Обычно уходила на свою любимую поляну, глубоко вдыхала лесной воздух, садилась рядом с любимой сосной и сидела так с закрытыми глазами. Вся усталость и тоска сразу проходили. Анька так сидела и мечтала о том, чтобы у неё хватало здоровья и сил на семью, чтобы могла продолжать работать. Потом она мечтала о том, чтобы скорей закончилась война, и чтобы больше не было слышно в лесу стрельбы и не было видно чёрного дыма от горящих в селе домов, чтобы никогда не слышать рассказов об убитых знакомых и родных, чтобы просто можно было жить и не бояться. И всегда благодарила все высшие силы за всё, что у неё есть.

Выходя за Игната замуж, Анька очень боялась уходить жить к нему в лес, а теперь и не представляла, как можно было жить по-другому. С рождения Алёшки она только пару раз в деревне была и ни капли об этом не жалела.

С Игнатом Анька познакомилась, когда ей не было и семнадцати лет. Он ей сначала жутко не понравился, подумала, какой-то угрюмый черствяк, с таким от тоски усохнуть можно.

Игнат действительно был молчаливым. Но когда смеялся, все вокруг начинали улыбаться, не могли сдерживаться, настолько он заражал всех своим обаянием. Вот и Анька, когда услышала первый раз как он шутит и смеётся, не могла отвести глаз и рассмотрела его по-настоящему.

Высокий, почти в три аршина ростом. Глаза синие, бездонные, а волосы густые, темно-русые. Большие могучие руки, как Илья Муромец из сказки. В молодости у Игната была быстрая и уверенная походка. Казалось, что он настолько силен и могуч, что может любую ёлку в лесу в узел завязать. Всю свою жизнь Игнат с отцом в лесу на пасеке прожил. В двадцать лет ушёл на войну и через четырнадцать месяцев вернулся с ранениями, полученными от разрыва снаряда. От полученных травм Игнат стал прихрамывать, и левая рука плохо слушалась. Но он никогда не жаловался, всегда работал за двоих и помогал всем, кому было нужно. Такой он был человек.

Вообще, вся их семья и пришедшая в неё Анька были не похожи на других людей в селе. Все они были очень дружными, никогда не жаловались друг другу ни на кого, все они были как одно целое, чувствовали друг друга. Это было редкое единение душ.

II

Всё утро Анька не находила себе места. Прождав мужчин до поздней ночи и не обнаружив их дома утром, она слонялась по дому из угла в угол. Прасковья Романовна тоже заметно нервничала, но в свойственной ей манере пыталась не подавать виду. Что-то должно было случиться, раз никто из них не вернулся. Одно утешало, что если бы их убили, то они бы точно об этом знали, из села бы уже донесли.

– Мам, может я пойду в село узнаю, что там в лесу творится? – Тихо спросила Анька, сидя у окна, не отрывая глаз от калитки. – Может им помощь какая нужна? Ну нельзя же просто сидеть и ждать?

– Ох, не знаю я Ань, что и делать? Тебя если поймают, то я совсем с ума сойду. Так нельзя, надо что-то другое придумать. – Заметно волнуясь, тихо ответила Прасковья Романовна, боясь разбудить спавшего на печке Алёшку.

– Мам, сейчас некогда думать понимаешь? Сейчас каждая минута на счету. Пусти меня. А? – Ища поддержки у свекрови, снова спросила Анька.

– Ань, ну вот что мне с тобой делать? Иди коль так считаешь, ты уж и не маленькая, чтоб я тебе разрешение давала. – Понимая, что Анька права, сказала Прасковья Романовна.

– Ты знаешь мам, что я не потому разрешение прошу, что маленькая, а потому, что мне надо, чтобы ты согласная была и обиду не затаила, что поперек твоему слову что-то делаю.

– Ну иди дочка. – Тихо ответила Прасковья Романовна. – Может и правда, что узнаешь? Если в деревне никто ничего не знает, ты там не задерживайся, сразу домой возвращайся. Главное Стёпкиной банды избегай. Если кого завидишь незнакомого сразу домой беги.

– Хорошо, мам, я буду осторожной.

Прасковья Романовна обняла крепко Аньку и перекрестила её на дорогу. Анька вышла в сенцы и там же быстро накинула свой выходной «наряд», в котором за минуту превратилась в бездомную старуху. На голову она повязала черный платок и, как обычно, взяв золы из печки, быстро обтёрла ей руки и лицо. Выйдя на улицу, Анька сдвинула платок почти на самые глаза и быстрым шагом вышла из двора.

Чтобы точно никого не встретить, Анька решила пойти через лес, так и короче получалось: быстрым шагом меньше получаса.

По лесу Анька двигалась почти бесшумно, только изредка наступала на сухие ветки, от которых раздавался характерный звук. Она так волновалась, что не слышала ничего вокруг, только сильный стук своего сердца и прерывистое дыхание. От волнения за мужа и свёкра горло у неё как будто бы сдавило, и Анька всерьёз стала опасаться, что в итоге не сможет ни с кем поговорить, потому что не могла выдавить из себя ни одного звука.

Не больше двадцати минут понадобилось Аньке, чтобы дойти до окраины леса, откуда уже было видно их село. Ей оставалось перейти поле, чтобы оказаться возле Шуркиной хаты. Шурка была её подругой с самого их приезда. Первый год Анька жила практически рядом с ней, вот они и сдружились. Вместе гулять вечерами ходили, вместе в поле на покосе были. Шурка Аньку очень поддерживала, и когда родители умерли, и когда ребенок не случился. Всегда она оказывалась рядом, то развеселит, а то и вместе с Анькой поплачет. А когда Анька к Игнату в лес перебралась, часто навещала, нянчилась с маленьким Алёшкой.

Анька огляделась по сторонам и никого не увидев, подняла подол юбки и быстро побежала через поле к Шуркиной избе. Меньше чем в версту шириной, Аньке это поле показалось бесконечным. Добежав до первого забора, она остановилась и присела за кустом сирени отдышаться. Через пару минут дыхание восстановилось, и она стала различать звуки деревни, а не только бешенный стук своего сердца и громкое прерывистое дыхание.

Где-то мужики на завалинке вполголоса обсуждали свои дела, мычали коровы, чей-то петух неугомонно оповещал о своем присутствии всю округу. В чьём-то доме голосили маленькие дети и какая-то женщина громко кричала на своего пьяницу мужа.

Полностью придя в себя, Анька поправила свой «наряд», согнулась как старушка и пройдя между заборами пошла к Шуркиному дому. Выйдя на улицу Анька, почувствовала на себе удивленные взгляды, и как будто всё вокруг затихло, даже петух и тот, как будто удивился и безмолвно вопрошал, что это за рвань тут к ним пожаловала.

Анька, не останавливаясь шла медленным «старушечьим» шагом к своей цели. Один раз она уже приходила в таком виде в село, но ей тогда никто не встретился по пути, а сейчас, как назло, будто вся округа на одной улице собралась. Низко наклонив голову, Анька уже почти дошла до Шуркиного дома как услышала знакомый скрип ворот.

– О, Матрёна, ну наконец то ты пришла родимая! – Уперев руки в бока, на всю округу запричитала вовремя появившаяся Шурка. – Я уж думала не дождусь тебя старая перечница! Давай иди быстрей, пошевеливайся! А вы, что рты поразинули? Старух никогда не видели? Эка невидали! Тётка это моя из соседнего села в гости пожаловала.

Взяв Аньку под руку, Шурка быстро завела её во двор и с треском закрыла воротину.

– Ну Анька, ты даёшь? Я чуть было не ушла. Пару бы минут и разминулись! Чтоб ты тогда делала, дурёха? – Зашипела Шурка.

– Не знаю, чтоб я делала. В кустах бы спряталась и тебя бы дождалась. Дело срочное Шур. – Умоляюще посмотрела на подругу Анька.

– Да знаю я твое дело. Дай погляжу на тебя! Ох и красавица, – расхохоталась Шурка. – Вот талант у тебя Анька! Надо было в город тебе ехать! Глядишь, актриса из тебя бы вышла. – Шурка сложила руки на груди и мечтательно закатила глаза.

– Ага вышла бы, а то, как же. Мне, Шур, не до шуток сейчас, пошли в дом. – Отмахнулась от Шуркиных шуток Анька.

– Да, пошли скорей, а то ты там на улице конечно много шороху навела. Теперь на неделю дала всем тему для разговоров. Вдруг откуда не возьмись появилась эта мисс. – Снова расхохоталась Шурка.

– Рада была помочь скрасить ваши серые будни. – Подыграла ей Анька. – Шур, ну скажи уже ты, знаешь что-то про мужиков в лесу? У меня Игнат там и Иван Кузьмич. – Не вытерпела Анька.

– Знаю. Нашёл Степан их стоянку. Но никого пока не поймали. Мне тут соседский пацан всё докладывает. Он у наших бегает на побегушках, ну и связным, если что-то передать надо, еду там или лекарства. Я как раз к нему шла, мы за коровником дальним должны встретиться через четверть часа.

– Ну, так ты иди скорей! – Стала выталкивать подругу за порог Анька. – Я буду тут ждать.

– Хорошо, иду я уже. Только ты свои тряпки поснимай. А то упаришься совсем или испугаешь кого до смерти. – Напоследок дала указания Шурка.

– Ладно, сниму. Иди скорей, а потом сразу возвращайся домой!

– Есть сразу возвращаться домой, мой командир! – Шурка изобразила воинское приветствие стукнула каблуками ботинок и, показав Аньке язык, выбежала из дома.

Анька только улыбнулась, её подруга умела поднять настроение. Шурка была невысокой с очень красивыми, плавными формами девушкой. В её серых глазах всегда были искры смеха, даже когда Шурка ругалась, её глаза всегда выдавали внутреннюю доброту, а белые кудри до плеч придавали её лицу вид ангела, особенно, когда щёки заливались девичьим румянцем.

После минутного разговора с Шуркой от былого Анькиного напряжения и страха след простыл. Она скинула свою накидку и взяв кухонное полотенце вытерла лицо, с которого уже ручьями лился пот. Вся маскировка, конечно, стёрлась, но ничего, у Шурки небось золы найдется на обратную дорогу. Анька решила немного передохнуть, села за печку на топчане и не заметила, как задремала.

Выйдя со двора, Шурка увидела привычную для неё картину. Соседские бабы что-то яростно шептали другу в уши.

– Привет соседки! – Что есть мочи крикнула Шурка, от чего бедные женщины даже подпрыгнули от неожиданности. – За чью судьбу переживаете?

– Тьфу ты, Шурка, перепугала до смерти! Тебе лишь бы зубы скалить! Может за твою жизть мы переживаем? Боимся вот, что одна в девках помрёшь, счастью женскому не бывать у тебя, с твоим характером несносным! – Съязвила самая вредная из всех теток на свете, Шуркина соседка Наталья.

– Ох ты ж батюшки мои! Нашла об чём горевать, Наташка! Это с каких это пор человеку для счастья мужик в доме нужен? Али лучше, что ль как ты, битой через день ходить!? Тоже мне счастливица! Семейным счастьем обжилась ты я смотрю не очень! Я уж лучше не сватанной помру, – расхохоталась Шурка и гордой походкой пошла к месту встречи с ранее упомянутым соседским пацаном – Ванькой Старостиным.

– Уж и слов не подберешь, до чего противная девка! Нет, чтобы как все жить! Так нет, выделывается, ходит, про счастье тут всем байки травит. Тьфу, одним словом, гадюка, – со злостью и обидой сказала Наталья, после чего быстро ретировалась домой.

Оставшиеся на улице её подруги, ясное дело стали сразу «переживать» за жизнь Натальи.

Шурка к назначенному времени добежала до места встречи. Ожидавший её Ванька, ходил из стороны в сторону держа руки за спиной.

– Ну, ты капуша, Шурка! Уже минут пятнадцать тебя дожидаюсь, – возмутился Ванька.

– Сам ты капуша! Тебя никто не просил раньше положенного приходить. Ещё раскроешь нас. – Возразила Шурка и грозно помахала пальцем перед самым Ванькиным носом.

– Ладно, не шуми! – Строго сказал Ванька и попытался поймать надоедливый Шуркин палец. – Ишь ты крикливая какая!

– Я не крикливая! Будет ещё каждая сопля меня воспитывать! Давай по делу лучше говори. – С напускной строгостью и радостью, что её палец остался при ней, выпалила Шурка.

– Ох, и деловая ты, Шурка. С тобой только про дело и можно говорить, а за жизнь ты так себе собеседник. – Ванька ловко увернулся от Шуркиного подзатыльника и отбежав на безопасное расстояние начал рассказывать последние новости.

– Наших к болоту отогнали, теперь там пережидать будут. Степан хотел было за ними ломануться, но струсили в последний момент. Побоялись, что в трясину затянет. Хотят наших мужиков измором взять, дураки, не знают они нашего человека. Решили посты расставить и вылавливать по одному. Но мне Яков Ильич сказал, что они к ночи на той стороне болота будут и отсидятся на дальней заимке. А Степану тоже небось скоро надоест, слышал, что он скоро сменится и в село собирается наведаться.

– Ну хорошо, что никого не достали. Там раненных нету?

– Нет, никого не ранили. Они их даже не видели. У наших всегда дозорные стояли, так они Степана за версту увидели и все ретировались. Так что Степка, только на потухший огонек примчался. Крику там конечно было, мама не горюй. Разозлился он крепко.

– Понятно, ну пусть позлится, не всё же ему в комедию играть.

– Ну вот такие дела Шур. Больше вроде никаких новостей и нет. Как стемнеет, я в обход пойду к нашим, завтра тогда в это же время приду обратно, буду тут же тебя ждать.

– Договорились. Смотри там не геройствуй! Береги себя.

От этих слов Ванька залился краской и с тоской в глазах стал смотреть вслед уходящей Шурке. По всему Ванькиному виду было видно, что он в неё давно и по уши влюблён. Жалко, что с возрастом не попал, Шурка его из-за этого даже человеком не считает.

– Шур, а может мы как-нибудь погулять пойдем? А? – Крикнул вдогонку Шурке Ванька, в очередной раз решив испытать удачу.

– Чево? – Как будто удивившись обернулась Шурка.

– Ни чево, а погулять. Что такого-то? – Улыбаясь спросил Ванька.

– Не перегрелся ли ты, Ванька, часом? Ты давай завязывай со своими прогулками и сопли подбери, а то по всей улице болтаются. – Хитро подмигнув, Шурка лихо развернулась на каблуках и покачивая бедрами пошла в сторону дома.

Ванька только вздохнул. Ну, попытка не пытка. Подумаешь, два года разница, а ведёт себя, как будто, в бабки ему годится. Ванька и связным заделался только потому, что Шурке всё передавать надо было. Когда он ещё так часто с ней видеться сможет? От обиды Ванька пнул лежащий на земле камушек и, насвистывая какую-то душещипательную мелодию, побрёл в сторону своего дома. Надо было ещё успеть поесть и поспать до вечера, следующая ночь обещала быть бессонной.

Красавцем Ваньку назвать было нельзя, но до жути обаятельным запросто. Густые русые волосы и крепкие руки придавали ему ещё больше мужского очарования. Аньке он, конечно, тоже нравился, ну не так сильно, чтобы это демонстрировать считала она. Вот и мучались оба.

Анька проснулась из-за шума на улице. Прислушавшись, она услышала какие-то громкие мужские голоса прямо возле Шуркиных ворот и сердце ухнуло куда-то к животу.

В ворота начали стучать.

– Хозяйка, а ну открывай ворота, дело есть. – На всю округу раздался грубый мужской голос.

И опять стучат по воротам, а кричат, как на базаре.

– Хозяйка, открывай ворота кому говорят? – Надрывался один из мужчин.

Анька решила переждать, подумала уйдут скоро, если поймут, что никого дома нет. Она прокралась к самому дальнему окну и выглянула на улицу. Возле ворот стояло три верховых и рядом стояла лошадь с телегой, в которой лежал мужчина.

Один из верховых конечно же, был Стёпка. Высокий с усами, глаза тёмно-карие и смотрят из-под густых бровей так, словно сквозь стены видят. На правом виске Степки был широкий шрам, из-за чего лицо его было как будто перекошено от злости. Даже находясь в доме, Анька задрожала от страха.

– Эй, мать, ты не знаешь, где твоя соседка? Нам её помощь нужна. Она же, говорят, в вашей деревне медичка? – Громко спросил Стёпка у Шуркиной соседки Натальи.

– Вот, чёрт, – вырвалось у Аньки от отчаяния и страха, что соседка её выдаст. Она закрыла рот руками и от злости даже прикусила себе губу.

– Ага, и правда, она у нас медичка. Больше никого и нет со знаниями такими. Она в районном центре цельный год отучилась бездельница, а теперь ходит всех бинтует. Тоже мне работа. Тюфу, тунеядка она, одним словом, а строит уж из себя чёрт знает что! – Воспользовавшись случаем выразила своё отношение к Шурке соседка Наталья.

– Ну, так и куда она пошла? – Не обращая внимание на недовольство женщины спросил Степан.

– А я почём знаю? Я за ней не слежу и отчета у ней не спрашиваю. Так у неё щас вроде родственница какая-то гостит, небось обождать вас пустит. Вы посильней стучите, она поди спит с дороги. Вроде, как с соседней деревни пришла.

– Вот старая дура, – снова не сдержалась Анька.

– Ну ясно, спасибо за помощь мать. Давай стучи ещё, – скомандовал Степан стоявшему рядом с воротами парню.

Анька поняла, что придется им открыть и маскарад ей не поможет, вблизи быстро поймут, что она ряженная. Анька глубоко вздохнула, чтобы унять дрожь в руках скинула лохмотья, кое как оттерла лицо и пошла к воротам.

– Что это за шум тут подняли? – С напускной строгостью закричала с крыльца Анька.

– Хозяюшка открой нам, мы к медсестре приехали, у нас тут раненный. Не оставлять же его на улице? Мы его в дом занесём, а вечером за ним приедем.

Такой расклад Аньке подходил, главное, чтобы они тут на долго не задерживались.

– Хорошо, щас открою, не шумите.

Анька быстро подошла к воротам и настежь их открыла.

– Заносите в сенцы, там топчан стоит туда его кладите.

– Ну, спасибо красавица, должником твоим теперь буду, – криво усмехнулся Степан, не сводя с Аньки глаз.

– Не надо мне ничего. Я не медсестра и помочь ему всё равно не смогу.

– Ну, вдруг что случится, так ты кликни Степана, меня тут вся округа знает, я помогу чем смогу, договорились? – Смотря на Аньку в упор ответил Степан.

– Хорошо, – унимая дрожь и подступавшее волнение, выдавила из себя Анька.

Подручные Степана быстро занесли своего раненного товарища в сенцы и вышли на улицу. Степан стоял на месте и не сводил с Аньки глаз. Анька на него старалась не смотреть, хотя его взгляд чувствовала всей кожей.

– Что-то ещё нужно? – Не поднимая глаз, тихо спросила Анька.

– Да, я вот хотел спросить, ты одна пришла, или с мужем?

– У меня нет мужа, и семьи нет тоже, – не подумав выпалила Анька и прикусила язык.

– Как же ты одна в таком неспокойном мире живёшь, красавица? – Заулыбался Степан.

– Хорошо живу, не жалуюсь.

– Я вот скоро в город собираюсь, может поедешь со мной? Не может же такая красота в этом болоте прозябать?

– Мне как-то в этом болоте привычней и спокойней будет. Я, наверное, откажусь, но за предложение спасибо. – Практически теряя самообладание ответила Анька.

– Да ты не бойся, я не обижу. Я можно даже сказать с серьёзными намерениями. Ты не думай, я ведь ни какой-нибудь прохиндей. Я, ведь, и посвататься могу. Тебя я не обижу, как королева жить будешь. А?

– Да я тебя в первый раз вижу! Да и нет у меня таких планов. Я лучше в дом пойду, так что всего хорошего. – Стала медленно пятиться к крыльцу Анька.

– Ладно, ты только не серчай на меня красавица, – крикнул в спину Аньке Степан. – Но я тебе серьезное предложение сделал, ты это имей в виду. Я тебя увидел и пропал, так что без боя не сдамся, – засмеялся Степан и быстрым шагом вышел со двора.

Анька, быстро вернувшись к воротам на негнущихся ногах закрыла из на засов и пулей залетела в дом. Забыв, что в сенцах лежит раненный подручный Степана, она вскрикнула от неожиданности, чем привела его в чувство и он открыл глаза. У мужчины была открытая рана на правом боку, скорее всего ножевое ранение.

– Ты что орешь свербигузка чёртова? – Недовольно прикрикнул он на Аньку.

– Простите, я с испугу. Щас медсестра придет она вас подлечит. – Дрожащим голосом и чуть не плача ответила Анька.

– Воды хоть дай клуша ты окаянная! Что застыла то, как вкопанная? – Продолжал прикрикивать раненный.

Анька принесла из дома воды и дала ему напиться, потом она прикрепила потуже повязку к ране и, не задерживаясь, снова скрылась в доме. Буквально через несколько минут пришла Шурка, которой по дороге уже донесли, что к ней доставили раненного.

– Анька, – крикнула Шурка не успев зайти в дом. – Давай воду на огонь ставь скорей.

Анька без лишних разговоров выполняла все указания подруги. Вместе они меньше, чем за час обработали и зашили рану. Шурка дала мужчине какого-то порошка, после чего он почти сразу заснул.

– Завтра будет как новенький бегать, – сказала Шурка, убирая все свои медицинские инструменты в фельдшерскую сумку.

Зайдя в дом, Шурка почти сразу рассказала Аньке о разговоре с Ванькой, видела, что она сама не своя.

– Ох, слава Богу, Шур. Я уже не знала, что и подумать. Еле стерпела, чтобы сразу у тебя не выпытывать начать.

– Да, я уж и так поняла. Он давно тут лежит? – Кивнула Шурка в сторону раненного мужчины.

– Нет, и четверти часа не прошло, как ты вернулась. Его Степан привез.

– Ох, батюшки мои! И он тебя видел получается?

– Да, видел. И даже свататься собирается.

– Как это свататься? Ты что же не сказала, что замужняя?

– Да я с испугу сказала, что не замужем. Побоялась за Игната. Что делать-то теперь? Он сказал, что не отстанет.

– Да он и правда не отстанет. В прошлый раз, когда приезжал сюда, к Машке Тереховой сватался, так та в город сбежала, лишь бы не нашёл её. Так что, мать, не знаю даже, как быть теперь.

– О, господи, что же я наделала? Хорошо, что соседки меня не узнали. Щас потемнеет и я домой вернусь, больше из дома ни ногой. До нас-то они вряд ли дойдут, авось, пронесёт и он отстанет. А ты скажи, что я тоже в город уехала, а куда – ты не знаешь.

– Да уж, чувствую от меня он теперь не отстанет. – Грустно пробормотала Шурка. – Ну ты, Ань, натворила делов. Все ж знают про Степана, что он ни одной юбки не пропустит. А тем более такую, как ты! Ну ладно, не кисни, прорвемся. – Видя, что Анька чуть не плачем сменила гнев на милость Шурка. – Не дрейфь, подруга. Давай лучше домой собирайся, уже потемнеет скоро.

Анька крепко обняла Шурку, накинула свою одежду, повязала платок и сажей приукрасила лицо. Как только стали опускаться сумерки, она незаметно вынырнула из Шуркиного дома и не спеша пошла вдоль заборов, направляясь той же дорогой в сторону дома.

Обратная дорога заняла у Аньки больше времени. Пришлось несколько раз пережидать в кустах встречных прохожих. Она видела, как Степан ехал к Шуркиному дому и мысленно помолилась, чтобы с её подругой всё было хорошо. Домой Анька пришла, когда на небе была уже луна.