Дарители: Дар огня. Короли будущего. Игра мудрецов. Земля забытых. Сердце бури

Переломанных стульев в зале было полно, а вот до мелких вещей пилильщик, кажется, еще не добрался. Генри стянул перчатки и убрал в карман. Пошевелил пальцами – как же приятно…

– Держись от нас подальше, а то мне как-то не по себе, – натянуто проговорил Хью.

Сван, кажется, вообще едва понимал, что происходит, он без остановки шевелил губами, глядя в одну точку: повторял строчки из уничтоженной книги.

– Прячемся вон за той штукой. Я вас не трону, можете не бояться, – тихо сказал Генри, указывая на большой, громоздкий ящик из блестящего черного дерева; он стоял на трех ногах, а посередине шел ряд черных и белых полосок, похожих на зубы.

– Даже не хочу знать, что это, и, главное, как они протащили это между корней деревьев, – буркнул Хью и сел так, чтобы между ним и Генри оказался Сван.

Агата с любопытством покосилась на руки Генри, но на первый взгляд они были обычными, и она отвела взгляд. Свет, льющийся через окна, становился все бледнее.

Пилильщик вылез из угла и бесшумно заскользил в сторону ловушки, может, чувствовал, что в одном месте скопилось много деревянных вещей. Он подкрался, повел головой, но не услышал ни звука и начал пилить расписной кусок дерева, который Джетт принес с полки «Гладильные доски».

В следующую секунду петля затянулась, и на пилильщика упал утюг. Тяжеленный кусок железа пролетел сквозь него, и, судя по злобному свисту, пилильщику это не понравилось. Он замахал в воздухе пилами, видимо, решив раскрошить железку на куски, и это хотя бы ненадолго отвлекло его.

Генри вскочил на крышку трехногого ящика и спрыгнул пилильщику на спину. Тот завопил, размахивая пилами во все стороны, но Генри успел обеими руками прижать его к земле. Прорехи в пыли срастались, Генри никак не мог ухватиться за пилы, он даже не думал, что они окажутся такими острыми. Солнце давно село, но пилильщику не нужно было зрение, теперь он сливался с наступающей темнотой, она словно придавала ему сил, и он махал пилами все отчаяннее и злее. Генри с трудом расслышал, что Джетт кричит: «Ложку! Дай ему ложку!» Первые пару секунд этот крик казался совершенно бессмысленным, а потом до Генри дошло.

Если сунуть ложку пилильщику в зубы, он отвлечется, пока будет жевать. Вот только Генри не мог этого сделать: если б он коснулся ложки, она бы тут же сгорела. И тогда он рванулся влево, увернувшись от пилы, всем телом навалился на пилильщика со спины, и тот ткнулся мордой в груду деревянных вещей.

Генри сразу понял, что все рассчитал верно: пилильщик сжал зубы на обломке стула и начал жевать, будто не мог отказаться от вкусной деревяшки, которая попала ему прямо в рот. И тут Генри схватил его за основания пил, и они отвалились. Пилильщик, беспомощно ворочаясь, попытался спрятаться за груду деревяшек, но Генри бросился на него снова, прижал слепую, клацающую зубами голову к полу – и пилильщик дернулся, издал высокий, тонкий вопль и рассыпался в пепел. Генри отряхнул руки, надел перчатки и обернулся к остальным.

– Да! – завопил Джетт и затряс в воздухе кулаком.

Братья засмеялись и начали хлопать друг друга по плечам. Агата сидела с таким видом, словно не понимала – она страшно испугана или страшно обрадована.

Раздался оглушительный многоголосый скрип. Сначала Генри даже не понял, откуда он доносится, а потом сообразил: стены в этом доме из гладких, плотно сплетенных веток. Теперь они раздвинулись, и в каждой щели торчало по скриплеру. Они смотрели на Генри и издавали невнятные, но очень довольные звуки. Ветки на их головах, до этого по-зимнему голые, сейчас были покрыты набухшими зелеными почками. Генри нетвердо поднялся на ноги, и скриплеры исчезли – щели в стенах тут же срослись, – а через секунду дверь в зал распахнулась.

– Это было мощно! – взбудораженно крикнул Джетт и потащил Генри к двери. Остальные потянулись следом. – Пошли отсюда. С меня старых вещей надолго хватит.

Миновав коридор между залом и входной дверью, они вышли на крыльцо – и в них тут же что-то полетело. Генри рванулся назад, но потом понял, что опасности нет, – скриплеры, столпившиеся во дворе, зачем-то бросали в них розовыми, сорванными с деревьев цветами.

Скриплеров было столько, что Генри не знал, куда шагнуть, чтобы на кого-нибудь не наступить, и остановился на крыльце.

– Благодарю вас, Генри и его друзья! – важно сказал один из скриплеров.

И Генри наконец решился задать вопрос:

– Вы все по очереди говорите или все время один и тот же?

– Говорил с вами только я. Но я понимаю: первое время нас трудно различить. – Скриплер протянул руку в сторону, другие засуетились, передавая ему что-то, и он надел на голову зубчатый ободок из желтой бумаги. – Думаю, так будет легче. Я Пал, король скриплеров.

– Остальные не умеют говорить, да? – нерешительно спросил Хью.

– Умеют, просто не любят. Но сейчас я попрошу их постараться. Итак, все вместе, друзья.

Пал качнул в воздухе руками, и все скриплеры неразборчивыми голосами протянули:

– Спасибо!

– После потери Сердца люди изменились, и мой народ отказался с ними общаться. – Пал качнул головой, и все скриплеры разбежались так проворно, что Генри даже понять не успел, куда они делись. – Но я верил в людей и рад, что не ошибся. Я понял, что предсказанное скоро сбудется, когда накануне ярмарки встретил Олдуса Прайда.

– Кудрявого посланника, который мечтает нас посадить? – уточнил Джетт. – Слушайте, а можно еще вопрос? Мне он прямо покоя не дает. Как Сивард победил пилильщика?

– Секрет. Но, думаю, однажды вы его узнаете. – Скрип Пала сделался тоньше, и Генри понял: он посмеивается. – И кстати, о секретах, Генри. У меня есть для тебя три подарка. Вот первый из них.

И с этими словами он протянул Генри маленький деревянный ящик. Он достал его так быстро, что Генри даже не понял откуда.

– Это шкатулка секретов. Перед смертью Сивард спрятал в нее кое-что для тебя. Она устроена так, что, кроме наследника Сиварда, никто не сможет ее открыть.

Генри взял шкатулку. Она была из какой-то невесомой древесины, такая маленькая, что легко помещалась в кармане. Генри потянул крышку вверх, но шкатулка не открылась.

– Ха! Так я и думал! – проворчал Хью. – Ну-ка, дай я попробую.

Он взял шкатулку и с торжествующей улыбкой попытался открыть.

Ничего.

Потом попробовали Джетт, Сван и Агата. Шкатулка по-прежнему была наглухо закрыта.

– Может, присохла? – растерянно спросил Хью.

Но Пал только покачал головой. Почки у него на ветках росли с каждой минутой, за время разговора половина уже превратилась в зеленые листья.

– Если она не открывается, значит, еще не время. Сохрани ее, Генри. Она тебя еще выручит. А теперь возьми второй подарок. Он и есть подсказка.

Пал достал – опять словно бы из ниоткуда – большой лист старой бумаги. Генри не сразу понял, что это, но четверо у него за спиной застонали от восторга.

– Карта! Настоящая старинная карта королевства, я такую один раз видел у посланников! – выдохнул Джетт.

И Генри наконец сообразил – на старом подробном рисунке тонкими черными линиями были изображены поля, горы, реки, написаны названия городов и деревень.

– Прикоснись к ней голой рукой, – велел Пал. – Не бойся: она не сгорит.

Генри стянул перчатку и нерешительно тронул край карты.

В ту же секунду на ней загорелись три огонька: первый рядом с изображением башни загадок, второй – посреди леса, обведенного снежинками, а третий – над тщательно прорисованным домом, напоминающим тот, на крыльце которого они сейчас стояли. Потом рядом с каждым из огоньков проступило по одному слову: «Храбрость», «Стойкость» и «Смекалка» – и Генри понял.

– Огни – это те испытания, которые мы уже прошли, – пробормотал он, разглядывая карту.

Больше всего поразило его то, что все три огонька теснились на небольшой части карты, в левом верхнем углу, а под ними тянулось огромное королевство – сотни незнакомых названий и мест.

– Именно так. А еще они указывают, какое из качеств в этих испытаниях проверялось, – сказал Пал. Судя по голосу, он был доволен тем, какое впечатление произвел его подарок. – А теперь посмотри ниже.

Четвертый огонек – совсем бледный и без подписи – горел к юго-востоку от Дома всех вещей, совсем недалеко, наверное, меньше дня пути. Рисунка там не было, огонек был просто окружен волнистой линией, будто находился посреди грозовой тучи.

– Первые три испытания нужно искать, к остальным можно просто идти по карте – вы и так уже доказали свою способность не заблудиться на пути к цели. Шестой огонек укажет место, где спрятано Сердце. Седьмое испытание будет в том же самом месте. А вот мой третий подарок. Генри, ты знаешь, что это?

В руке у Пала была фигурка из светлого дерева, похожая на башню. На верхушке у нее был зубчатый ободок, вроде того, что красовался сейчас на голове у Пала.

Генри хотел было покачать головой, но Агата сунула ему под нос табличку, на которой было написано одно слово: «Ферзь».

– Агата права, – кивнул Пал. – Ваши предки очень любили эту игру, она называется шахматы. Фигурки черного и белого цвета – непримиримые враги, и самая сильная из них – вот эта. Триста лет все верили, что однажды появится наследник Сиварда. – Пал ловко подбросил фигурку. – И наследник разрушителя, который станет правой рукой Освальда.

Пал вытащил вторую фигурку, такую же, но из черного дерева. А потом достал маленькую пилу, похожую на лапу пилильщика, разрезал фигурки вдоль, намазал половинку каждой чем-то прозрачным, слепил вместе и протянул Генри то, что получилось.

У нового ферзя одна половина была черная, другая – белая.

– Барс мудр, – сказал Пал. – Когда пришло время продолжить игру, Барс выбрал своим воином юношу с темным даром, так необходимым Освальду. Теперь этот герой сам может выбрать, за какую сторону играть.

Пал повертел ферзя в руках – фигурка теперь казалась то белой, то черной – и отдал Генри.

– Я ведь уже выбрал, – пробормотал Генри, убирая ферзя в карман.

Пал грустно улыбнулся и качнул головой: листья тихо зашумели.

– Никто не может просто взять и перестать быть тем, кто он есть. Но ты всегда можешь выбрать, что с этим делать.

Пару секунд было так тихо, что Генри казалось: он слышит, как растут и лопаются все новые и новые почки на голове у Пала. А потом скриплер улыбнулся и раскинул руки в стороны.

– Ну а теперь можно переходить к чаепитию! Пойдемте. Вы устали, проголодались, а кто напоит чаем лучше, чем скриплеры?

И с этими словами он заспешил куда-то в глубину сада.

Там, куда он их привел, между деревьями был натянут большой кусок полосатой ткани, а под ним стоял стол. Скриплеры ловко сновали между кружками и чайниками, разливая чай, выкладывая на тарелки еду и зачем-то складывая квадраты тонкой вышитой ткани в замысловатые фигуры.

– Жила когда-то одна девушка, и у нее был дар красиво складывать салфетки. Она нас и научила, – хвастливо сказал Пал. – Смотрите, вот эта в виде кролика. Похоже, да?

Генри кивнул, глядя на маленькие разноцветные огни, которые парили вокруг. Когда один пролетел совсем близко, Генри понял: это жуки, внутри которых горит ровный, яркий свет.

– Разноцветные светляки – умные насекомые, – весело проскрипел Пал. – Раньше они были повсюду, но после потери Сердца те, которые выжили, спрятались здесь. Люди их начали ловить для освещения домов, как будто разом забыли, что они ни за что не будут светить, если не хотят. Давно не видел, чтобы они загорались все разом: сегодня добрый день. А теперь прошу, садитесь.

Все завертели головами: ничего похожего на стулья тут не было. Скриплеры схватили их за одежду, потянули к деревьям, и Генри понял: все деревья здесь были раскидистые, с удобными развилками. Забравшись в одну из них, Генри хотел спросить, как же они будут есть, если стол остался в трех шагах от них, но тут ближайшая ветка потянулась к столу, взялась за чайник и аккуратно налила чаю. А потом вручила чашку ему. Спутники Генри тоже сидели с… полными чашками в руках, а ветки деловито брали со стола тарелки с едой и протягивали всем по очереди.

– Они наши родичи, – похлопав дерево по коре, сказал Пал. Генри даже не заметил, когда он успел сесть на ветку. – И тоже любят гостей. Возьми шоколадное печенье, а то она уже пять минут ждет.

Пал кивнул на ветку, которая держала у Генри под носом тарелку с круглыми темными хлебцами, и тот нерешительно взял один. Ветка тут же поставила тарелку обратно на стол.

– Слушай, Генри, – сказал Сван с набитым ртом. Он сидел в соседней развилке, и лицо у него было такое серьезное, будто он не печенье жевал, а решал сложную задачу. – Извини, что мы за тобой гонялись. Ну, в Хейверхилле. Папа сказал: «Если кто-то родился плохим, надо, чтобы он знал свое место, и…» Но ты вроде такой же, как мы, только в перчатках. – Сван повернулся к Джетту: – А ты прости, что я тебя побил. Тогда, на постоялом дворе.

Хью пробормотал что-то неразборчивое и сделал вид, что очень занят выбором печенья, которое протягивала ему ветка. Генри растерянно кивнул ему и Свану. Синее вечернее небо было высоким и спокойным, в саду благоухало весной – влажностью, древесными почками, освободившейся землей.

– Он меня не совсем побил, – объяснил Джетт, повернувшись к Агате. Та болтала ногами, одной рукой поглаживая дерево по коре. – Строго говоря, это была честная драка, и я почти выиграл.

Агата фыркнула и покачала головой, а Джетт в ответ что-то сказал, но что, Генри уже не слышал.

У него зазвенело в ушах с такой силой, что он едва не упал с дерева. Он знал это чувство. Опасность.

Генри на секунду зажмурился, а потом поднял голову, хотел что-то сказать Палу, но тот вдруг замер, ветки на нем встопорщились, и он кубарем скатился с дерева. В следующее мгновение скриплеры побросали чайники, чашки и салфетки и бросились врассыпную.

– Что это с ними? – пробормотал Хью.

– Бегите. – Генри вдруг понял, что голос у него сел, и крикнул громче: – Бегите!

Он спрыгнул с дерева, еще не понимая, в чем дело, просто чутье, которое столько лет не давало ему погибнуть, велело бежать и прятаться. Но он не успел.

Дверь в стене, огораживающей владения скриплеров, распахнулась, и внутрь толпой повалили люди в черных доспехах.

Генри заметался, пытаясь решить, как лучше поступить. Но он думал слишком долго – пятеро людей Освальда уже бросились на него, и он сразу понял: это не деревенские жители, а умелые воины из башни. Не прошло и трех секунд, как он лежал на земле лицом вниз, чье-то колено упиралось ему в спину, а еще четверо просто сели ему на ноги и на руки – не вырвешься.

Он неудобно повернул голову, пытаясь вдохнуть сквозь забитый землей нос, и увидел, что остальных так же бросили на землю, сбежать успели только скриплеры. Светляки погасли, сад теперь казался безжизненным и темным.

В ушах так звенело от паники, что Генри не сразу понял: кто-то тихонько дергает его за воротник. Он повернул голову в другую сторону: из-под корней дерева выглядывала голова Пала. Генри даже не думал, что кто-то может выглядеть таким несчастным.

– Это ведь не ты? – тихо спросил Пал. Генри непонимающе нахмурился, и Пал развернул перед ним лист бумаги. – Кто-то из вас сунул вот это под дверь в сад, уже когда был внутри, иначе бы не сработало. Что же нам теперь делать?

Генри прочел – и ему показалось, что сердце у него застыло, будто королева льда сжала его своей холодной рукой.

На листе было написано: «Приглашение для Освальда и его армии».

Глава 10

Крах

Звуки долетали до него, как сквозь толстое одеяло, – треск факелов, которые теперь заливали поляну ярким злым светом, чьи-то всхлипы и бормотание вдалеке. Генри лежал, не замечая тяжести навалившихся на него людей, и приподнял голову, только когда услышал тяжелые, слишком хорошо знакомые шаги.

Освальд был одет так же, как утром в деревне. Капюшон чуть колыхался от ночного ветра, железная маска отражала огни факелов. Он подошел к столу, уставленному чашками и тарелками, и вдруг одним движением снес их на землю, ударил носком сапога чашку, она отлетела и разбилась о ствол дерева. Никто из его людей даже не вздрогнул. Их становилось все больше, они заполнили весь сад и теперь бродили, не зная, чем себя занять.

– Всем стоять, – приказал Освальд.

Воины замерли – каждый в той позе, в какой был. Дышать вдруг стало легче, и Генри понял: встали и те, кто прижимал его к земле.

– Кроме тех, кто держит пленников, – торопливо исправил себя Освальд, и те сели обратно.

Генри за две секунды свободы даже не пошевелился, он был слишком поглощен мыслью: кто-то пустил Освальда в сад, кто-то из тех, с кем он пришел сюда, с кем убежал из деревни, устроил представление, победил пилильщика. Один из них – предатель.

Обитые железными пластинами сапоги, вдавливая в землю раскрошенные куски печенья, направились к нему. Освальд негромко приказал что-то, и Генри вздернули на колени. Пятеро воинов надавили ему на плечи и на ноги, чтобы не смог встать, хотя он даже не пытался.

Теперь лицо Освальда было прямо напротив него: капюшон, маска и черная прорезь для глаз. Какое-то время Освальд стоял на одном колене, разглядывая Генри, потом вытащил у него оба ножа – безошибочными движениями, словно точно знал, где они, – и бросил в темноту. Застыл ненадолго, будто ждал возражений, – Генри и сам не знал, почему так ясно понимает выражение этого неподвижного, железного лица, – а потом выгреб у Генри из карманов все, что там было: три монеты, карту, шкатулку секретов и черно-белую фигурку.

Деньги Освальд положил обратно в карман, фигурку и карту повертел в руках, фыркнул и отбросил, а вот на шкатулку смотрел долго.

– Ее я, пожалуй, возьму, – задумчиво сказал он и убрал шкатулку в холщовую сумку, висевшую у него под плащом.

Генри поразил его спокойный голос: почему-то он уверен был, что Освальд будет насмехаться над тем, как глупо он попался.

– Знаю, о чем ты думаешь, – все тем же мягким, полным терпения голосом сказал Освальд, в упор глядя на него. – Насмехаться можно над сильным врагом, которого поверг. А над вами неинтересно. Несколько неудачников решили, что будут спасителями королевства. Это не смешно, это просто глупо. Ты наивно поверил, что они твои друзья. Но один из них – или одна, не будем недооценивать женщин, – подставил тебя. Я умею давать людям то, что им нужно, в обмен на небольшие услуги. И кстати, об услугах – мне нужна от тебя одна.

Он выпрямился – железные пластины, идеально подогнанные друг к другу, даже не скрипнули, – и запустил руку в свою сумку.

Когда он вытащил ящик из темного дерева и открыл его, сердце у Генри противно заныло. Внутри лежали семь камней, углубление для восьмого пустовало.

– Я ведь сказал, что следил за тобой в тот день. Был даже разочарован, когда ты бросил такую вещь на дороге, – сказал Освальд, и голос его снова прозвучал так, будто он и вправду хотел научить Генри себя вести. – Такая драгоценность досталась мне слишком просто.

– Я все думал, зачем ты пришел на ярмарку. Почему не нашел меня, когда я был один, – глухо уронил Генри, и Освальд сразу повернулся к нему, внимательно прислушиваясь. – Ты хотел натравить на меня людей. Напугать. Проверить, правда ли твари придут защитить меня.

Освальд медленно кивнул, и по одному этому движению Генри понял: Освальд доволен тем, что до него дошло.

– Так и было. Но силу первого камня ты бездарно потратил: уничтожил своих защитников, чтобы они не тронули милых, славных людей. К счастью, права на управление камнями ты можешь передавать, это проверено на прошлом разрушителе. И я хочу, чтобы ты сломал еще один камень и передал мне права на его содержимое. Это очень просто. Надо сказать тварям: «Служите Освальду» – и все.

Он произнес это так буднично, будто думал, что Генри скажет: «Да, конечно, почему бы нет». Генри криво усмехнулся. Он все пытался разозлиться, ярость – это хорошо, она помогает бороться и искать выход, – но безнадежная усталость забивала голову, как туман.

– Ты, конечно, скажешь, что не будешь этого делать, – спокойно продолжал Освальд, доставая один камень. Ящик он захлопнул и убрал в сумку. – Так что перейду сразу к убеждению. Посадите их, но держите крепко. – Он кивнул тем, кто держал пленных, и те сделали, как велено.

Генри скользнул взглядом по грязным, покрытым землей лицам. Агата мычала и пыталась освободиться, Хью трясся, Сван втянул голову в плечи, Джетт смотрел на Освальда с тем же застывшим ужасом, что и в башне.

– Ну-ну, что вы такие перекошенные, – довольно сказал Освальд. – Такая хорошая компания: немая замарашка, нищий калека и два деревенских дурачка. На что такие, как вы, рассчитывали, ввязавшись в этот поход? Придется немного потерпеть. Сколько именно – зависит от вашего друга. – И он вытащил из сумки еще один ящик: небольшой, белый и с округлой крышкой. – Знаешь, ваши предки говорили, что боль – раскаленный огненный шар. Они не ради красивых слов так говорили. – Он погладил большим пальцем крышку ящика. – Это существо водится здесь с тех времен, когда королевство было совсем юным, а люди только пришли в наши земли. Когда кто-то чувствует боль, существо собирает и поглощает ее, а потом и само начинает причинять боль, то есть производить себе пищу. Оно обожало забираться в дома людей по ночам, но те, к сожалению, были еще с дарами, то есть умны и изобретательны, и быстро переловили большую часть этих шаров. Темным волшебникам удалось сохранить всего несколько, и один шар они любезно подарили мне.

Он открыл крышку, перевернул ящик – и на траву выкатился светящийся белый шар. Полежал на траве, а потом дернулся к Агате и вкатился на ее ногу между ботинком и подолом платья. Агата глухо вскрикнула, а шар засветился ярче. Она попыталась отодвинуться, задергала ногой – шар упал на траву и покатился дальше, к Хью.

– Не надо, пожалуйста, не надо, – заскулил Хью, его пятки проскребли по земле, но шар уже устроился у него на колене, и Хью завопил.

Освальд досадливо выдохнул:

– Вы же вроде считали себя героями, так терпите молча. Ненавижу скулеж. Ну что, Генри, вот мое условие. – Он протянул Генри серый камень. – Как только сломаешь его и передашь мне, я уберу шар. Шар питается болью и с каждой секундой становится сильнее. Минут через пять у кого-нибудь из твоих друзей – да, среди них есть и предатель, но остальные невинны, как овечки, – от боли остановится сердце.

Шар перекатился к Джетту, и тот закусил губу, глаза у него казались черными, как сажа, кожа влажно блестела. Генри видел, как дрожит его прикушенная губа, видел, что зубы впиваются в нее все сильнее.

Услышав крик Свана, Генри отвернулся. Шар беспокойно метался от одного к другому, прокатывался по ногам, будто никак не мог решить, на ком остановиться.

За деревьями темной глыбой высился дом. Сейчас он казался Генри пустым и заброшенным, и Освальд, проследив за его взглядом, негромко рассмеялся:

– Думаешь, скриплеры придут вам на помощь? Волшебные существа всегда сами за себя. Они не покажутся, даже если вы будете их умолять. Ну же, решайся. Что такое один камень? Я ведь мог бы попросить тебя сломать все, и в конце концов ты бы согласился, мы оба это знаем. Но я разумный человек, одного мне пока хватит. Так что лучше не тяни, с твоей стороны это жестоко.

Хью истошно завопил, и Генри зажмурился.

– Хорошего вы нашли себе друга, правда? Он мог давно остановить меня. Разве родители не учили вас не связываться с теми, кто отличается от всех? Но я тебя понимаю. – Освальд подошел так близко, что Генри почувствовал, каким холодом веет от его железных доспехов. – Думаешь, того, кто пропустил меня сюда, я мучить не буду? Не надейся. Тот, кто это сделал, вытерпит любую боль, чтобы не раскрыть себя. Ты ведь не простишь, а они тебя боятся – жаль, что ты про это забыл.

Агата заплакала. Звук был жалкий, непохожий на нее.

– Хватит.

Генри едва шевельнул губами, но Освальд услышал и подошел к нему, держа на вытянутой руке камень.

– Вот, давно бы так. Посмотри на камень и скажи: «Служите королю Освальду».

– Ты не король.

– Я это исправлю.

И Генри вяло повторил то, что велели. Ему показалось, под серой поверхностью камня что-то полыхнуло – и сразу погасло.

– Теперь освободите ему одну руку. А, узнаю эти перчатки, – проговорил Освальд, стягивая одну с руки Генри. – Подарочек от Тиса? Знал бы ты, что творил тот, кто носил их, не взял бы. – И с этими словами Освальд вложил камень в ладонь Генри.

Камень сразу нагрелся и рассыпался в пепел, а пепел впитался в землю. И прежде чем Генри успел попросить его об этом, Освальд поймал огненно-белый, набухший шар. Шар как раз пытался взобраться Свану на грудь, тот скулил и трясся, давясь слезами. Когда Освальд убрал шар в круглый ящик и захлопнул крышку, Сван недоверчиво поднял глаза, и по его взгляду Генри понял: толстяк уже потерял надежду, решил, что это никогда не закончится и он умрет прямо здесь, на поляне.