Дарители: Дар огня. Короли будущего. Игра мудрецов. Земля забытых. Сердце бури

– Друзья, вернитесь, куда же вы? – бодро крикнул Освальд.

Вокруг было столько громких звуков: треск, крики, удары. Генри мчался, стараясь не смотреть по сторонам. Люди в черных доспехах ломали повсюду двери, тащили на площадь тех, кто не шел сам. Он приказал себе не отвлекаться от цели, не думать о худшем. Людей Освальда даже на этой улице было человек пятьдесят, а значит, всего их гораздо больше, и это не первая деревня, где он побывал.

Он не думал, куда бежит, ноги и смутная память сами вывели его к лавке. Дверь была распахнута, когда он влетел внутрь, двое в доспехах уже отвязали девушку и тащили к двери. Тащили, кажется, довольно давно – она упиралась и дергалась так, что они своими отупевшими от волшебного напитка мозгами не могли сообразить, что с ней делать.

Генри схватил обоих за воротники и, резко дернув, с силой столкнул лбами. Потом взял каждого за ногу, вытащил на улицу – пусть лучше там очнутся – и запер дверь.

Как Генри и думал, девушка не стала ждать, пока он отдохнет, попыталась мимо него рвануться к двери. Генри устало поймал ее за локоть.

– На улицу нельзя, если не веришь, в окно погляди.

Девушка метнула на него очередной убийственный взгляд и, кажется, прикинула, не начать ли драться, но потом, не тратя времени, бросилась к окну. Приоткрыла один ставень и какое-то время стояла, глядя на улицу. Оттуда доносилось все то же жуткое месиво звуков.

– Где Хью? – без остановки скулил Сван, который сидел, забившись в угол и подтянув к груди колени. Генри старался его не слушать.

Девушка повернулась к ним и долго смотрела – так, будто ее внезапно осенила какая-то мысль, – а потом подошла к столу, взяла одну из своих табличек и заточенным углем написала: «Вы не с Освальдом?»

Генри покачал головой. То, что она по-прежнему не издала ни звука, его не слишком удивляло: может, женщины вообще разговаривают только в особых случаях. Он еще не говорил ни с одной, королеву льда можно не считать. Девушка тем временем нарисовала знак, который они ей показывали, сунула Генри под нос и пожала плечами. Он понял вопрос: «Зачем тебе это знать?»

Пару секунд Генри колебался, стоит ли говорить, но тут в дверь начали бить чем-то тяжелым, и он решил, что хуже не будет.

– Я ищу Сердце волшебства. Барс выбрал меня, я вроде как наследник Сиварда, а этот знак – подсказка, где искать третье испытание.

Девушка моргнула, рот у нее приоткрылся, и на секунду ему показалось: сейчас она наконец что-то скажет, но вместо этого она вдруг наклонилась вперед, не отрывая от него взгляда. Генри уже понял: у людей, как у волков, это знак уважения при встрече с более сильными членами стаи. Он кивнул, лихорадочно соображая, почему она так резко изменилась. Получается, когда они явились к ней и показали знак, она с чего-то решила, что они работают на Освальда. Но почему?

– Ты тоже не с ним? – уточнил он на всякий случай.

Ее выражение лица, секунду назад потрясенно-растерянное, отразило мысль: «Как можно быть таким тупым». Она затрясла головой, подбежала к двери в другую комнату, через которую вначале пыталась сбежать, и ткнула в нее.

– Выведешь нас отсюда? – сообразил Генри. – Мне надо кое-кого подождать.

Дверь содрогнулась. Долго не выдержит. Сван заскулил громче.

– У тебя еда какая-нибудь есть? – спросил Генри, и девушка с готовностью вытащила из шкафа яблоко и бросила ему. Генри поймал яблоко и протянул Свану: – Держи, съешь пока. Они скоро придут.

Сван молча отвернулся. На этот раз он, как ни странно, не плакал, хотя вот сейчас было самое время. В дверь ударили снова. Девушка потянула его за рукав, но Генри не двинулся с места.

– Я знаю, что надо уходить, – натянуто сказал он. – Подождем еще немного.

Никогда еще, приняв решение, он не медлил с тем, чтобы его исполнить, – до этой минуты.

* * *

Когда с улицы раздался знакомый вопль, от облегчения у Генри чуть ноги не подкосились. Он даже не думал, что можно так беспокоиться за кого-то, кроме отца.

– Руки прочь от моего добра! – вопил Хью.

Подскочив к окну, Генри увидел: он несется по улице, отбиваясь от троих людей в черных доспехах корзинами и мешками, которые по-прежнему держал в обеих руках.

Увидев знакомый дом, Хью бросился к нему, засветив самому резвому преследователю корзиной в нос. Генри открыл дверь и врезал тем, кто уже пару минут пытался ее выбить. Теперь путь был свободен, но Хью со своим скарбом застрял в дверях, как скриплер между корней, и Генри рывком втащил его внутрь.

– Не хватай меня! – проревел Хью, бросил вещи на пол и раскинул руки в стороны.

Сван с радостным воплем бросился к нему, и они обхватили друг друга, как медведи во время драки.

– Все, все, мордастый, хватит, ты мне всю куртку заслюнявишь. Пора сматываться! – завопил Хью. – А девку с собой прихватим, раз уж она знает, куда нам идти!

Генри сжал кулаки, не отводя взгляда от окна. Еще минута, и надо будет уходить. Люди в черных доспехах проверяли каждый дом, чтобы никто не смог спрятаться, и единственная целая дверь на всей улице явно их заинтересует.

И тут он увидел Джетта.

* * *

Сказать, что тот бежал, было бы преувеличением – он ковылял, останавливаясь рядом с каждым домом, будто пытался вспомнить, не сюда ли ему надо зайти. Люди в черных доспехах проносились мимо него, словно не замечали, и когда Генри понял почему, на секунду ему стало не по себе. Джетт тоже был в черных доспехах. Но лицо у него было вполне осмысленное, бледное и до смерти перепуганное.

Генри втащил его в дверь, и Джетт торопливо стянул кожаные доспехи и бросил в угол. Остальные посмотрели на них довольно растерянно, но Генри даже не стал спрашивать, он и так понял: отличный план. Жалко, не ему это в голову пришло. У людей из отряда Освальда явно был приказ тащить на площадь всех, кто не в доспехах, так что Джетт просто снял доспехи с кого-то, кого Генри вырубил на своем пути, и спокойно пошел искать нужный дом.

А девушка уже рванулась в соседнюю комнату, и Генри бросился за ней, с облегчением прислушиваясь к тому, как у него за спиной Хью ворчал, Сван смеялся, а Джетт, ругаясь, спотыкался о каждый диван. Девушка бегом провела их через несколько темных, уставленных ящиками комнат, потом вниз по лестнице, а дальше – три поворота, длинный коридор, вверх по лестнице и опять вниз – не жилище, а муравейник. И когда Генри уже начал думать, что все это ловушка, девушка распахнула маленькую, в половину человеческого роста, дверь и выскочила в тесный проход между двумя домами, а оттуда – на незнакомую улицу.

Девушка проворно меняла направление, выбирая самые пустые улицы, и Генри окончательно убедился, что в этом люди похожи на животных, – женщины силой и ловкостью уж точно не уступают мужчинам. Куда они бегут, он не спрашивал: пусть сама решает, она знает деревню лучше, и он просто мчался за ней, на ходу раскидывая с дороги людей в черных доспехах. Умелых воинов Освальд расставил на площади, а здесь явно были те, кого он набрал в деревнях, – пестрый люд, который и с оружием-то обращаться не умеет. Тех, кто действительно мешал пройти, Генри просто сносил с дороги ударом в челюсть – на минуту хватит, за это время как раз успеют пробежать Джетт и братья.

В конце концов они выскочили на окраину деревни и понеслись через поле с черной, по-весеннему разбухшей землей. Девушка вбежала в рощу незнакомых деревьев с белой корой и тонкими обвисшими ветками и остановилась, вытирая лоб. Волосы у нее были сплетены во что-то похожее на толстую веревку, и сейчас эта веревка растрепалась, волосы налипли на щеки.

– Что… вообще… творится? – прохрипел Хью и рухнул на поваленное дерево.

Сван и Джетт все еще бежали через поле, и, надо сказать, гонку не выигрывал никто: Джетт оступался через каждые несколько шагов, Сван колыхался на бегу, как травяное желе в доме Тиса, по-прежнему не выпуская из рук две корзины.

– Быстрее, что вы тащитесь! – кричал Хью. – Без вас уйдем!

А из деревни спокойной, молчаливой толпой выходили люди Освальда, и Генри шумно выдохнул: теперь их было больше двухсот. Некоторые несли на руках ревущих детенышей.

К счастью, направлялись они не в сторону рощи, а на север, туда, где поле тянулось до самого горизонта. Несколько десятков людей в черных доспехах бродили вокруг деревни, и когда Генри понял, что они делают, у него упало сердце.

В руках у них были охапки факелов, они зажигали их и бросали в дома.

Девушка издала сдавленный, потрясенный звук и шагнула вперед, но Генри ее удержал. Сван и Джетт наконец добрались до рощи и, обернувшись, тоже увидели, что творится.

– Он же сжигает их имущество. Это же… преступление, – пролепетал Хью, отряхивая Свана от грязи.

Тот смотрел на деревню огромными, широко распахнутыми глазами. Джетт, с тех пор как выбрался с площади, и так выглядел мрачнее некуда, но теперь лицо у него вообще как-то помертвело. Он смотрел на горящую деревню так, будто ничего хуже в жизни не видел.

– Он всем обещал, что потом отпустит их домой с монетой, – продолжал Хью. – А как же теперь…

Генри вздохнул. Отец всегда говорил ему, что люди – лжецы, но последнее время ему казалось, что он разбирается во лжи куда лучше их.

– Освальд их обманул, он никогда их не отпустит. Но им теперь все равно.

– Но зачем он сжигает дома? – отчаянным, непохожим на собственный голосом спросил Хью.

– Тис говорил, Освальд делает напиток обещания из старинных предметов. Дома тоже сойдут.

Генри сказал это только для Джетта, некогда было объяснять остальным, о чем речь, но девушка вдруг закивала.

– Что, ты тоже знаешь про напиток? Откуда? Этого даже Тис до вчерашнего дня не знал.

Девушка не ответила, и Джетт устало сказал ей:

– Слушай, красотка, я как-то пропустил момент, когда ты стала нашим другом, но, может, скажешь хоть что-нибудь? Или поговорить с нами ниже твоего королевского достоинства? Ты же не немая, в конце концов.

Она мрачно посмотрела на него, и Джетт нахмурился:

– Что, немая? Вроде как рыба? Серьезно?

Еще один кивок.

– То есть ты, даже если бы хотела, не смогла бы рассказать, что это? – пробормотал Генри, вытаскивая у Джетта из кармана листок с восьмеркой.

Девушка с выражением мрачного, снисходительного терпения взяла у него листок и показала всем, только держала она его так, что восьмерка теперь не стояла, а лежала, и две торчащие из нее черточки смотрели вниз. Какое-то время девушка словно ждала, что сейчас кто-то крикнет: «О, вот теперь я понял, что это!»

Никто не двинулся. Девушка закатила глаза, подобрала с земли ветку и написала на земле одно слово:

«Бант».

– Так ты и писать умеешь? – пробормотал Джетт.

Она посмотрела на него так, будто предполагала, что он-то не только писать не умеет, но и ложку держать не способен.

– Да я просто имел в виду, что для девчонки это странно. Думал, вы все только шить умеете да еду готовить.

Девушка вытащила из кармана платья пачку табличек, – кажется, это было единственное, что она успела прихватить с собой, – и показала всем табличку с надписью: «Это старинный предмет».

Потом достала кусок угля и быстро написала на обратной стороне таблички: «Предки перевязывали бантом подарки».

– Что это за ерунда такая, подарки? – проворчал Хью, но понятно было, что он растерян и злится скорее по привычке.

Он старательно пытался сесть так, чтобы не видеть пожар вдалеке, но отсветы ложились на землю даже здесь, и белая кора деревьев казалась теперь розовой.

– А вот я знаю, – неожиданно теплым голосом сказал Джетт. – Это когда тебе дают что-то просто так и ничего взамен не просят.

– Кто такую глупость сделает?

– Подсказка должна вести в какое-то место, – перебил Генри. – Ладно, мы поняли, этот знак обозначает подарок, но что это за место?

Девушка пожала плечами, будто это очевидно, и написала: «Дом всех вещей».

Все переглянулись, и Генри сразу понял: о таком месте не слышал никто.

– Знаешь, где это?

Она кивнула.

– Далеко отсюда?

«3 часа 25 минут пути».

Тут раздался жаркий треск: в деревне рухнул дом. Сложился внутрь. Все вздрогнули, как от удара.

– Почему никто не бежит? – тихо спросил Сван.

– Некому бежать. Освальд всех забрал с собой. Не думаю, что нашелся хоть кто-то, кто не принял его предложение. А когда дома сгорят, его люди сгребут пепел, и из этого пепла он приготовит напиток. Он будет ходить от деревни к деревне, пока не соберет армию и не вернет себе трон. Я не понимаю одного: как он узнал, что я здесь?

– Да не знал он! – злым, перепуганным голосом сказал Джетт. – Просто идет по всем деревням подряд.

– Он смотрел на меня. Он хотел, чтобы я увидел, как он силен.

– А знаешь что, чудище? Меня пугает, как хорошо ты понимаешь этого урода с железным ведром на голове, – огрызнулся Хью. – Но что уж тут непонятного: говорят, рыбак рыбака издалека видит.

Генри посмотрел на Хью – и под этим взглядом тот втянул голову в плечи.

– Не смотри на меня так, будто хочешь мне в горло вцепиться.

Генри моргнул и отвел взгляд. Он не с Освальдом, он сам отказался с ним идти. И какой недостаток в том, что он хорошо понимает ход его мыслей? Освальд тоже хороший охотник, вот в чем дело.

– Мы договорились, что разойдемся, когда получим подсказку, – ровным голосом сказал Генри, глядя, как разгорается пламя, перекидывается с одного дома на другой. Старая древесина хорошо горит. – Я вас не задерживаю.

– Ну нет, чудище, и не мечтай. Вместе пойдем. Девчонка-то одна, которая дорогу знает!

– Это чудище твою шкуру два раза спасло, неблагодарная ты скотина, – проговорил Джетт тихим, но таким взбешенным голосом, что все обернулись. – У него имя есть, кстати. Если уж вы за нами тащитесь, хоть ведите себя как нормальные люди.

И пока Хью, пыхтя от возмущения, думал, что на это ответить, девушка написала на табличке: «Агата».

А, ну конечно, у людей принято называть свои имена.

– Генри, – нехотя сказал он. – Это Джетт, Сван и Хью.

Тут Сван подошел к нему и вдруг обхватил одной рукой. Генри дернулся, но Сван не пытался его повалить, только стоял, упираясь лицом в его плечо. Потом отошел.

– Мы друзья, да? – жалобно сказал он. – И мы всех-всех спасем.

Генри моргнул. Все смотрели на него, как будто он должен был что-то сказать, но он понятия не имел что.

– Надо идти, – пробормотал он наконец, глядя на деревню. Черные остовы домов теперь были едва заметны сквозь пламя. – Все, кто хочет, могут идти со мной. Агата, показывай дорогу.

Чем глубже они заходили в рощу белых деревьев, тем слабее становился привкус гари в воздухе. Скоро вокруг пахло только талым снегом и слежавшимися прошлогодними листьями.

– Эй, чудик. – Джетт подошел к нему и, бледно улыбнувшись, ткнул его локтем в бок. Генри проследил за его движением, но в ответ не ударил. Это, кажется, не был жест нападения, люди вообще все время хлопали и тыкали друг друга, хотя зачем, он понять не мог. – У тебя теперь вроде как тоже отряд, да?

– Это плохо? – уточнил Генри.

– Ну, у тебя команда худших неудачников в истории, а так – отлично.

– Сивард был один. И стал героем.

– Ты и так станешь героем.

Генри нахмурился.

– С чего ты взял? У меня же… – Он коротко дернул руками.

Джетт долго смотрел на него, открывая и закрывая рот, будто раздумывал, отвечать или нет, и наконец сказал:

– Да плевать на это. Знаешь, приятель, ты лучший человек из всех, кого я встречал. Ну, после моей мамы, ясное дело. – Он коротко хлопнул Генри по плечу и отошел. – Эй, толстяк! Чего ты опять ревешь-то? Серьезно, как в тебе столько слез помещается?

Джетт пошел к Свану, а Генри на секунду остановился. Он чувствовал что-то странное, незнакомое, похожее на торжество от удачной охоты, но такой силы, будто сейчас разорвет изнутри. Он зашагал дальше и запоздало почувствовал, что улыбается.

Глава 9

Дом всех вещей

Иногда люди ведут себя непонятно – это Генри уже давно понял.

– Ты небось замерзла? – в который раз начал Джетт. – Хочешь мою куртку взять? Нет? Ладно. Будешь пирог, у меня как раз один остался? Тоже нет? Да что такое!

Агата ускорила шаг, но Джетт каким-то удивительным образом опять ее догнал. Этот странный ритуал Генри наблюдал второй час.

– А расскажи, с чего тебе вообще пришло в голову держать такую лавку? Странное занятие для девчонки! Слушай, да ладно, не молчи, хоть таблички поднимай! Эй, да не иди ты так быстро! Хочешь, я тебе на гармошке поиграю?

Увидев гармошку, Агата издала бессвязный радостный вопль, вырвала ее и взбудораженно начала рассматривать, но потом будто вспомнила про то, что Джетт все еще идет рядом, и хмуро сунула гармошку ему в руку.

– Можно мне подудеть? – догоняя их, спросил Сван.

– Я никому не разрешаю слюнявить мою гармошку. Но ты, красотка, играй сколько хочешь! Уф, и как ты не устала так мчаться?

Она на ходу нацарапала что-то на табличке, сунула ее Джетту, и все вытянули шеи, чтобы тоже прочесть: «Держись от меня подальше. Подойдешь ближе чем на три шага, ударю. Я серьезно».

– Зачем быть такой грубой? – растерялся Джетт. – Я же по-дружески!

– У, замарашка тебя отшила, – пропел Хью. – Слушай, милочка, если захочешь кавалера побогаче и не уродца, я, так и быть, готов.

Агата тихо застонала и пошла дальше.

– Не то чтобы мне была нужна такая замызганная девчонка, но поверь, рыжий, чтобы посмотреть, как у тебя лицо вытянется, я готов. Ты в зеркало-то давно на себя смотрел?

– А знаешь что? Мне надоело, – сказал Джетт и сделал то, что, по мнению Генри, стоило сделать уже давно: вцепившись в Хью, повалил его на землю и начал колотить.

Хью завопил и дал сдачи, и они покатились по грязной земле. Преимуществ ни у кого не было: драться не умели оба. Джетт был слабее, но зато наконец разозлился по-настоящему.

Генри прислонился к дереву, ожидая, пока они закончат. Сван, к счастью, лезть не стал: следил издалека и иногда дергался вперед, будто хотел поучаствовать, но не решался. Агата, издав гортанный протестующий звук, подскочила к Генри, нацарапала что-то на табличке и сунула ему под нос: «Разними их».

– Зачем? – не понял Генри. – У любых зверей драка – честный способ выяснить, кто сильнее. Они для тебя дерутся. Ты же выберешь того, кто победит, так?

Агата уставилась на него таким взглядом, что он на секунду растерялся.

– Что, у людей разве не так?

Она помотала головой, будто ушам своим не могла поверить. Потом на секунду прижала ко лбу руку и опять начала писать на табличке: «Тебе можно быть странным. Но зачем ты набрал этих идиотов?»

Генри пожал плечами. Драка, кажется, грозила затянуться, и он со вздохом подошел, схватил обоих за шкирку и поставил на ноги.

– Потом закончите, нам идти пора.

…В следующую пару часов Генри узнал важную вещь: когда ты один, молчание – это естественно, но тишина в большой компании тут же становится тягостной. Хью и Джетт бросали друг на друга такие взгляды, что Генри все ждал, когда они сцепятся снова, но нет, пока держались. Агата шла от них так далеко, как только возможно. Сван просто брел, устало глядя в землю.

И когда Генри уже думал, что это все никогда не кончится, Агата остановилась.

– Пришли, что ли? Да тут же ничего нет! – проворчал Хью.

В густом лесу это было не сразу заметно, но слева кусты сплетались в такую плотную стену, что даже палец между ветками не просунешь. На эту стену Агата и показывала.

Тут несколько веток зашевелились, и в прорехе между ними показалась голова скриплера. Он оглядел всех по очереди, задумчиво моргая, потом втянул голову обратно, и щель между ветками тут же стянулась, будто ее и не было.

Агата растерянно глянула на Генри и застрочила по табличке: «Думала, они тебя пустят».

– Это что, дом скриплеров? – догадался Генри.

– Стойте, я понял, – медленно произнес Джетт. – Дом всех вещей – это же… Ну конечно. Я слышал, скриплеры тащат все, что найдут, в одно место. Это оно и есть?

Агата кивнула, и Джетт присвистнул:

– Да это же самое охраняемое хранилище в королевстве! Туда пролезть невозможно, это любой во… то есть любой человек знает.

– Ты там бывала? – спросил Генри.

Агата покачала головой и написала: «Приносила им старинные вещи и оставляла здесь. Они никого не пускают».

– Ты что, без всякой платы отдавала им вещи? Вот ведь дура, – покачал головой Хью.

Генри попытался влезть на стену, но та будто отталкивала его руки – стоило зацепиться за удобную выемку, пальцы тут же соскальзывали. Стена была не выше человеческого роста, но залезть на нее было невозможно. Хью подошел и с чувством пнул стену. Та тут же пнула его в ответ толстой веткой.

– О, глядите. Похоже на дверь, – сказал Джетт.

И правда, среди ветвей оказалось что-то вроде двери с замочной скважиной и ручкой. Генри без большой надежды подергал – ручка ущипнула его за палец и исчезла. Заглянув в замочную скважину, Генри увидел глаз. Тот пару раз моргнул и пропал.

– Они за нами наблюдают. Давайте спросим у них, что нам сделать, чтобы попасть внутрь.

Хью фыркнул и уселся на свой мешок.

– С ума сошел? Они только в сказках говорящие. А так – вороватые тупые деревяшки.

– Не такие уж и тупые, – покачал головой Генри. – Они откуда-то знали, что придет Освальд, и вынесли из деревни все, что могли.

Все переглянулись: об этом явно никто не подумал.

– Джетт, ты на постоялом дворе говорил, что у тебя есть волшебный ключ от всех дверей. Ну, гвоздь и проволока, ты ими открыл комнату бра… – Джетт отчаянно замахал руками, и Генри не договорил. И правда, вряд ли братьям стоило знать, что он ночевал под их кроватью. – Может, попробуешь и эту дверь открыть?

Сверху раздалось такое многоголосое скрипучее хихиканье, что все подскочили. Над стеной длинным, ровным рядом торчали головы скриплеров, их темные глаза поблескивали от любопытства.

– А ну открывайте, деревяшки! – крикнул Хью. – Вы обязаны, нас подсказка привела!

– Нет, надо вежливо, – сказал Сван. – Откройте, пожалуйста!

Хихиканье стало громче.

– Если бы эту стену можно было преодолеть, отсюда давно все растащили бы, – вдруг сказал один скриплер. – Избраннику Барса надо быть посмекалистее.

– Он говорящий! Мама! – хором заверещали братья.

– Сюда может пригласить только тот, кто уже внутри. А приглашение надо заслужить, – прибавил скриплер.

Потом все деревянные головы нырнули вниз, раздался топот – и все стихло.

– Другими словами, надо сделать что-то такое, чтобы они пустили нас сами. – Генри обвел всех взглядом: братья жались друг к другу, у Джетта глаза были размером с тарелку, и только Агата спокойно кивнула. – Чем бы их задобрить?

«Старинные предметы», – написала Агата, и Генри кивнул.

– Хью, у тебя из корзины торчит ящик с тайлисами Худого Пальтишки. Думаю, они достаточно старые.

– А ты откуда знаешь, что в ящике? – подозрительно нахмурился Хью. Джетт сделал вид, что внимательно разглядывает стену. – И не подумаем ничего отдавать, это наше имущество!

– Джетт, Тис подарил тебе тайлис ночного стража. Давай его сюда.

– Какой тайлис? – притворно удивился Джетт. – Не знаю, о чем ты.

– Он у тебя в левом кармане.

Джетт покопался в кармане, потом вывернул его – там было пусто.

– Если не отдадите хоть что-то сами, я отниму, – сдержанно сказал Генри.

– Это незаконно! Избранные так не поступают!

– Вот именно! – закивал Джетт, впервые на памяти Генри хоть в чем-то соглашаясь с Хью.

Генри вздохнул:

– Ладно. Вдруг на предметы они и не клюнут, у них и так всякого добра полно. Что еще может им понравиться?

– Ну… чай, – неуверенно протянул Джетт. – В сказках они всегда держали чайные. Путники там отдыхали и рассказывали скриплерам всякие истории.

Генри задумался. Он надеялся, что все остальные – тоже, но они смотрели на него так, будто думать здесь должен только он.

– Королева льда говорила, что с тех пор, как люди потеряли Сердце, они разучились создавать музыку, – наконец сказал он. – Может, они и истории разучились сочинять?

– Ну да, само собой, – пожал плечами Джетт. – Все сказки еще до потери Сердца придуманы. Говорят, предков этому даже в детстве учили – выдумывать то, чего не бывает, а потом про это говорить красивыми словами и на разные голоса. У нас так не выйдет.

– А я иногда представляю в своей голове сказки, – робко вставил Сван. – Только в стихах. И будто их люди показывают, но при этом наряжены, как волшебные герои.

Генри сделал вдох:

– Джетт, помнишь, когда ты считал, что на площади все было розыгрышем, а Освальд и Тис не настоящие, а просто, ну, как сказать…

– Изображают сказочных героев, – договорил Джетт, и лицо у него просветлело. – Слушайте, вы оба просто гении. Знаешь, толстяк, у меня эта мысль тоже который год в голове вертится: что, если собрать людей, которые будут рассказывать истории в лицах?