Творец бессмертия, или Исповедь гения

В общем, он не понял задачу или увильнул от неё. Его монолог скорее пригодился бы в качестве отчёта перед начальником, проверяющим его работу. Пригодился бы в качестве самооправдания, будто он не зря получает немалые деньги. Впрочем, я сомневался, что он их отрабатывал хотя бы наполовину.

Когда мы прощались, он ностальгической тоской выразил своё сожаление:

– Знаешь, я ведь пару лет назад неделю провёл с делегаций в штате Висконсин. В одном из тамошних университетов. По их приглашению, разумеется! Знаешь, суета, встречи, экскурсии, уикенды – разве в тех условиях настоящей наукой займёшься?! Вот если бы снова… Если бы нам дали интересные темы, да под хорошие гранты… У нас ведь, сам знаешь, большой научный потенциал!

– Учту! – пообещал я, нарушив первое правило руководителя – никому ничего не обещать.

Вот уж действительно, трудно удержаться! Знать какое-то правило, совсем не означает, что сможешь его применить, когда понадобится! Знать мало, нужно уметь! Тренировки мне нужны, нужен практический опыт руководства людьми. Этот опыт чужими рекомендациями, советами и наставлениями, как ни хитри, не приобретешь!

И как мне быть в оставшееся-то время?

Глава 13. О Светлане, начиная со знакомства

Теперь я все даты помню смутно, но, кажется мне, года за два до отъезда я познакомился со Светланой.

Случилось это, когда Пашка впервые пригласил меня к себе, не предупредив, что в квартире уже собрались его родители и кое-кто из гостей. Оказалось, у Пашки был день рождения, но он, зная о моём нищенстве, умышленно меня не предупредил, чтобы я с подарком не заморачивался. Удружил, называется, будто я совсем уж пустой! Вот я и свалился, как кур во щи!

Но Пашка всегда всё творил запросто! Он и в голову не брал чужие заботы, поскольку сам подобного унижения никогда не испытывал.

С Пашкиными родителями я сошёлся сразу. Они мне понравились, хотя попутно я отметил некоторые странности. Показалось даже, будто Пашка не их сын, поскольку резко отличался от родителей совсем иным жизненным настроем и воспитанием. Разглядеть в нём интеллигентность не смогли бы даже в электронный микроскоп. Однако внешне он – прямо-таки вылитый отец.

Его родители, люди интеллигентные, понимающие без лишних слов состояние и чувства других людей, он же любое дело, как говорят, шапками закидает! Что угодно сотворит, не особенно раздумывая и не переживая за результат, даже в тех случаях, когда всё навыворот получается.

Видимо, Пашкиным родителям я тоже пришёлся по душе. Может, они надеялись, что я смогу положительно влиять на их сына? Парень-то он, в общем, нормальный. Главное, что на предательство не годился. Не жадный, не заносчивый, хотя имел для этого кое-какие основания – отец-то директор!

За праздничным столом оказались две девушки. Пожалуй, они по задумке родителей должны были уравновесить моё и Пашкино мужское начало.

Одну девушку звали Светланой, а ее подругу – Татьяной. Пашка с Татьяной слегка заигрывал, поскольку она сидела ближе к нему, а я попытался разговорить Светлану.

Не тут-то было. Она вежливо, но сухо отвечала на мои вопросы, и мной не заинтересовалась. Это было заметно и слегка обидно. Будто я чучело какое-то. И вообще, дивчина показалась мне не то что бы букой, но чрезмерно уж серьёзной. Я бы сказал, с повышенным самоуважением. А, может, мои наблюдения и не правильны? Я тогда об этом не очень переживал – кто она мне? Но такие гордячки, еще подумалось, обязательно становятся большими начальниками! Начинают они всегда с должностей комсомольских, а заканчивают партийными или профсоюзными вожаками! Со временем они превращаются в бездушный бульдозер, сметающий все преграды на их пути!

Спиртного на столе, даже сухого винца, я не обнаружил. И заметил это совсем не потому, что огорчился – просто взял на заметку. И ещё подумал, либо это семейный принцип, либо кого-то здесь нельзя провоцировать. Но дальше мои рассуждения не пошли.

Пашкина мама, Антонина Сергеевна, заботилась обо всех в равной степени, только и хлопотала вокруг, угощая нас своими кулинарными изделиями. Особенно мне понравился её торт «Мишка». Фантастически вкусный! Своё название он получил, как я догадался, от разлитой сверху коричневой глазури. И впрямь бурый медведь, да и только!

Но торт, как говорится, тортом, да только мне показалось, будто Светлана здесь гость частый и желанный. И будто бы матери и отцу она была ближе, нежели ее подружка. Я тогда ничего не уточнял, но кое-какие тайны в воздухе явно кружились. Мне даже неуютно сделалось от своих подозрений, но я же не специально, всё – само собой!

И хотя мои догадки явно относилось к разряду мистики, я всё же обрадовался, когда все вышли из-за стола и распределились по квартире, как сами того захотели. Разговаривать со Светланой я больше не пытался.

Антонина Сергеевна сразу исчезла в кухне, ей с уборкой стола помогали девчата. Пашка приглушенно включил мощный проигрыватель пластинок «Электроника Д-001» высшего класса. Прекрасный звук заполнил комнату непревзойденным голосом Валерия Ободзинского. В то время современники уже забыли о его неповторимом исполнении, а из молодых мало, кто даже знал, я же присел рядом, чтобы ничем не отвлекаться.

Столь великолепной и дорогущей аппаратуры у меня никогда не было, да и быть не могло. Но она, с широчайшим диапазоном звуковых частот, в те мгновения тешила не тщеславие Пашки, а резонировала мою душу.

– Эти пластинки еще родители в молодости собирали! – проинформировал Пашка без какой-либо гордости. – Но мне некоторые их песни, как это ни странно, до сих пор душу рвут на части! А современникам такое не по силёнкам.

– Это ещё не факт, что у тебя есть душа! – засмеялась, наконец, Светлана, проходившая мимо со стопкой вымытых тарелок.

– Не встревай в мужской разговор, заноза! – дурашливо среагировал Пашка.

– Эй, молодёжь! – окликнул нас с балкона Пашкин отец. – Не пора ли порассуждать о чём-то высоком? Не одними же тортами жить! Идите сюда, слегка подышим на ветерке, да обсудим кое-что! Александр, вы, надеюсь, как и я, не курите?

– Пока не тянет! – сознался я.

Геннадий Петрович одобрительно засмеялся:

– Ответ прост, но с большим вкусом! Он свидетельствует о благоразумии и скромности! – польстил мне Пашкин отец.

– Что вы, Геннадий Петрович! Мой отец никогда не курил, вот и я, глядя на него, удержался. Подростки обычно копируют ребят постарше себя, которые сильнее, наглее, курящие и пьющие, а в отцах они кумиров не признают. Отсюда и корень пороков!

– Ну, Александр! Не успеваю удивляться, глядя на вас! Склонность к рассуждениям, к обобщениям! Замечательно! Откуда это у вас? Тоже от отца? Он кем работает, кстати?

– Отец работает заместителем главного инженера на «Тантале». А мои склонности скорее из университета…

– Замечательно! – сдержанно отметил Пашкин отец. – Жаль, что я в другой отрасли работаю, потому с твоим отцом не встречался, но хотелось бы! Может, как-нибудь подружимся? Наша семья любит собираться компаниями, но без излишеств. И очень хорошо, что вы сегодня с нами. Я люблю молодежь, а вы, как я нахожу, ее достойный представитель.

– Геннадий Петрович! – не выдержал я. – Вы так меня нахваливаете, что я уже опасаюсь того момента, когда вы во мне разочаруетесь. Я ведь свои недостатки скрываю, а достоинства выпячиваю.

Пашкин отец опять поглядел на меня в упор и, явно довольный, улыбнулся, мол, я-то вижу тебя насквозь, но жизнь всё равно подтвердит, что я в тебе не ошибся.

– Ты, Сашок, не тушуйся понапрасну! – вступил в разговор Пашка. – Просто батя старается обратить моё внимание в твою чистую и светлую сторону! Указывает мне тот тип молодого современного человека, который, на его взгляд, заслуживает наибольшего уважения. А я, по мнению отца, ничего, окромя тумаков, не заслуживаю! Первый блин комом!

– Эх, Пашка! – миролюбиво усмехнулся Геннадий Петрович, нежно потрепав сына по волосам. – И в кого ты такой лоботряс? Неужели в меня? А ведь мог бы стать человеком!

В тёплой мужской компании мы достаточно долго проговорили на темы, задаваемые Пашкиным отцом. Интересно поговорили, и потому о Светлане я тогда совсем забыл. Да и упорхнули девчонки раньше меня и Пашки, не прощаясь с нами.

Вспомнил я о Светлане значительно позже, на одной из рыбалок месяца через два, пожалуй. В общем-то, в других местах я с Пашкой встречался вообще редко. Да, собственно говоря, рыбачили мы тоже иногда, хотя оба уважали это негромкое занятие, только всегда находились более важные дела. Может, три-четыре раза и удавалось за весь сезон, который мы закрывали перед ледоставом.

В тот раз нас убаюкивало в лодке на зыби, пока глядели на свои скучные поплавки, вот я и спросил лениво Пашку об отношениях с красавицей с его дня рождения, кажется, с Татьяной.

Пашка вытаращил на меня глаза:

– Я даже имя её забыл! Это же Светкина подруга. Не узнавал…

– А Светка у вас дома, мне показалось, была не впервые. Она тебе нравится?

Пашка вдруг захохотал, окончательно распугав рыбу:

– Не дай-то бог! Меня отец давным-давно предупредил, если к Светке подкачу или кого-то из моих дружков рядом с ней увидит, всем оторвёт всё, что болтается! А он зря бы не предупреждал! Потому я на нее и не гляжу, чтобы ничего не случилось! Хотя – ничего себе дивчина! Она мне давно за сестру. Ну, может, за двоюродную.

– Мутишь ты что-то! Сестра, за сестру или за двоюродную! Явно мутишь!

– Ладно! Раз уж зацепил, так расскажу. Всё равно рыбка сегодня спит дома, – согласился Пашка.

Мне стало интересно, а Пашка охотно заговорил:

– Квартира наша раньше была на улице Высокой. Знаешь, конечно? В стороне от старого аэропорта и далеко от нынешней квартиры. И от центра далеко. Но не это важно! Понимаешь, однажды в нашем подъезде взорвался газ. Может, ты и слышал об этом случае, хотя в газетах о нём точно не писали. Такое ведь редко случалось, но зрелище не для слабаков! Вместо квартир – провал под самую крышу! Дом со стороны, как после прямого попадания авиационной бомбы! Я был ещё мелким, только в первый класс ходил. Школа меня от гибели и спасла. А маленькая Светка спаслась в детском саду. А вот ее родители…

Я насторожился – задавая свой вопрос, узнать о подобной трагедии я никак не ожидал.

– Они жили на нашей лестничной площадке, – продолжал Пашка. – Отец Светки летал штурманом на пассажирском Як-42. Эти наши соседи были людьми во всех отношениях приятными, часто с моими родителями собирались, чтобы посидеть, поговорить. Особенно, в праздники. А если женщины что-то пекли, так обязательно друг дружку угощали, особенно, нас, детей. То они к нам что-то приносили, то мы им! Жили дружно и весело. В общем, они вдвоём тогда оказались дома и погибли. Такая создалась ситуация!

Я слушал, оглушённый чужим горем. С ним в мою жизнь вошёл не просто трагический случай, не просто посторонний страшный эпизод чужой истории, но вместе с ним предстала и знакомая мне девушка, уже известный мне живой человек, которому и пришлось принять на себя ту чудовищную несправедливость судьбы.

В общем, на меня та история, еще не досказанная Пашкой, уже произвела не только впечатление – она меня задела и потрясла. Она меня придавила чужой непоправимой бедой. Представить оказалось тяжело и больно: родители отвели дочурку в садик и навсегда исчезли под завалами! Оба! Одновременно! А она, совсем малышка, осталась несчастной сиротой.

У меня слезы подкатили, готовые… И я видел ее в гостях. Взрослая, красивая, самостоятельная. Родители могли бы ею гордиться, но судьбы семьи трагически разорвались…

Я и не заметил, что Пашка продолжал рассказывать, не дожидаясь, когда я приду в себя. А я будто оглох, что-то прослушал, но и просить повторения не осталось душевных сил.

Пашка же всё вспоминал и вспоминал, видно, не прерываясь:

– Еще задолго до тех событий батя мой души в маленькой Светке не чаял. При любой возможности играл и просто-таки обожал ее. Всегда что-нибудь в кармане припрятывал, чтобы порадовать свою любимицу. Конфетку или игрушку, шишку какую-нибудь, хотя бы жёлудь или самолётик ей бумажный соорудит. Больше, чем меня баловал, это уж точно! Я даже ревновал, потому шугал Светку при первой возможности. А когда батя у себя на работе про взрыв узнал… Пострадала не наша сторона подъезда, а противоположная… Жене, то есть, маме моей, он на работу позвонил, узнать, не попала ли в пекло! Сам успокоился, но ничего ей не сообщил. Потом уже все узнали, что всего два человека погибли. Как раз наши соседи. Взрыв прямо под ними случился, их квартира и осела в первую очередь, а уж на нее стали рушиться остальные. Но даже в той квартире, где взрыв и случился, никто сильно не пострадал. Вот ведь так бывает. Кому на роду написано…

Пашка помолчал, делая вид, будто переводит удочку в другое место. Потом поглядел на меня, наверно, оценил мою реакцию на свой рассказ, и неуверенно спросил:

– Дальше рассказывать?

– Ты же о Светлане собирался! – я мучительно проглотил комок в горле. – А сам оглушил меня тем взрывом. Сколько же лет прошло? Пятнадцать?

– Ну, да! Светка тогда в садик ходила, а теперь, погляди на нее, принцессой стала…

– Я уже не смогу с ней запросто говорить… Стыдно почему-то перед ней, будто я в том взрыве виноват. Жалко мне ее, что ли? Сам не знаю, почему так среагировал? – стал я выкручиваться, очень уж мне не хотелось, чтобы Пашка запомнил мою случайную слабость. – И как же она потом жила?

– Тут я даже не знаю, рассказывать ли тебе? Дело-то семейное! Всё в том, что… Да, ладно – расскажу по секрету, раз удила закусил! Только то, что ты сейчас услышишь, никто и никогда не произносил вслух. А может, я это сам выдумал. Не знаю! Я ведь старался тогда самостоятельно понять, что стало причиной напряжения в нашей семье, которое я чувствовал. Понимаешь? Я боюсь, что это я всё придумал. Такое только в кино можно увидеть. Может, ещё в тех романчиках, которых я сроду не читал и читать не буду.

– Сам думай, если это семейная тайна. Я-то никому не проболтаюсь, будь спокоен, но не отразилось бы это на наших отношениях. Такое с тайнами случается. И не хочу, чтобы родители тебе устроили пропердуцию! В общем, сам думай! – не стал я выпрашивать продолжения, как не стал Пашку и удерживать.

– Ты, кажется, рыбину упустил… Забыл, зачем мы здесь? – посмеялся Пашка, видимо, решив сменить тему.

Я смолчал. Никакой рыбины я не заметил. Клёва в тот день не было. Не брать же с собой мелочь, вроде кильки. В общем, дело это обычное – рыбаки часто пустыми возвращаются, но в тот раз можно было подумать, будто вся рыба специально не мешала нашему разговору. Словно догадалась о его важности в моей последующей жизни.

Пашку всё же подмывало продолжить, и он опять заговорил:

– Отец, насколько я его знаю, горы бы свернул, но малышку забрал бы в свою семью. И удочерил бы обязательно. Но ведь этого не случилось! Почему? Этого я понять не мог. Но замечал, что мама как-то странно реагирует на заботу отца о Светке. Её ведь пришлось отдать в детский дом. То ли не нашлось родственников, согласных ее взять к себе, то ли вообще никого не оказалось. Отец очень переживал, что девочка живет в «казарме», а мать, я же это уже замечал, переживала потому, что переживал отец. Вот такое странное напряжение в семье постоянно и висело. Я теперь понимаю, что отец не стал делать по-своему, поскольку у мамы уже с сердцем было не очень хорошо. Стенокардия начиналась. То есть, любые волнения действуют как дрожжи! Приступ, «скорая», больница…

– Пашка, а ведь твоя мать элементарно ревновала. Странно только, что к такой безобидной девочке.

– Да что ты знаешь?! – странным тоном выкрикнул Пашка.

Я понял, что выстрелил в болевую точку. Разумно было бы покончить с этой темой, хотя о Светлане я узнал маловато. Жаль.

Но Пашка, на удивление, затих не окончательно:

– Я же единственный ребёнок в семье! Но мне кажется, будто отец всегда хотел не сына, такого оболтуса, как я, а дочку. Вон, с каким удовольствием он с соседкой возился! А мама, видимо, остро чувствовала свою вину за такое упущение. И гвоздь придуманной своей виной себе в мозги вбила. Вплоть до стенокардии. А отец, понимая опасность этой болезни, старался мать не тревожить. Однако же и о Светлане, крохе обездоленной, как он сам однажды выдал своё отношение к ней, забывать не хотел и не мог. Он ее в детском доме опекал до самого выпуска. Вот такая ситуация всегда давила на нашу семью. Вроде странно всё это, но иначе я происходившее тогда объяснить не могу.

– Кто бы вообще такой клубок мог распутать? – только и выдал я, чтобы дополнительно не ранить разволновавшегося Пашку. – Забудь, Пашка! Светка-то не пропала, слава богу! Знатная девица образовалась! Да и отец твой по отношению к девочке выполнил обязательства, которые сам на себя и наложил. Разве не так? Выходит, давно нет проблемы!

– Ещё как выполнил! Когда Светке исполнилось восемнадцать, ей пришлось покинуть детский дом, потому как перестала быть ребёнком. Тогда отец напряг все свои связи, чтобы ей выделили положенную в таком случае по закону однокомнатную квартиру. Положено-то каждому выпускнику детского дома, а как это получается в нашей действительности, ты можешь легко себе представить. Понимаешь? Но отец-таки добился. И Светкина квартира оказалась даже недалеко от нашего дома. Вроде бы всё прекрасно закончилось. Но на семейном горизонте возникла новая напасть…

– Ума не приложу! – подзадорил я Пашку.

– А кто такое мог придумать, если не любящая женщина! Теперь моя мама стала ревновать отца уже не к маленькой девочке, а к красивой и интересной девушке, которую он и не собирался вычёркивать из своей жизни в связи с ее совершеннолетием. Понимаешь, какие Дездемоны у нас завелись? И это притом, что мама концерты ревности не закатывала. Она даже вслух ничего не говорила. Я, по крайней мере, ничего подобного в нашем доме не заставал. Но она себя этой ревностью сжигала.

– А что же Светка? Как она с этим жила? – очень уж заинтересовался я.

– Да кто же ее знает?! Она у нас – вещь в себе! Ни за что не выяснишь, замечает ли она наши семейные бури? Думаю, всё замечает! Всё понимает, но ведёт себя так искусно, словно никогда и не становилась причиной конфликтов. Всех нас любит. Родителей моих уважает и считает своими родителями, с некоторой поправочкой, разумеется. То есть, не забывает, что она даже не приёмная дочь, а, получается так, будто всего лишь хорошая знакомая. Но вопросов и об этом не задаёт, и отношения не выясняет. Кажется, будто всё ее устраивает, каждому она в нашей семье благодарна. Даже мне, хотя я сам не знаю, за что? Лишнего Светка никогда не скажет! Если эмоции и проявляет, то без фонтанов! Ей бы разведчицей быть с такими нервами… Говорят, такая была когда-то. Вроде как Мата Хари. Не слышал?

– От чего же! Эта танцовщица мне известна! В действительности, если я не перепутал, с рождения она звалась Маргаретой Гертрудой Зелле. Вот только не надо Светлане желать ее участи. Мата Хари действительно считалась виртуозом разведки, работала на многие противоборствующие страны, за что жестоко и поплатилась. За такую измену каждая страна, на которую она работала, могла ее казнить. Так и вышло однажды. Ее арестовали в 1917 году ушлые французы и, конечно же, сразу казнили. Вот только в судьбе той женщины переплелось столько хитрого, что до сих пор никто не знает, какой державе она больше насолила, а какой помогла! Я думаю, может, она и сама запуталась, на кого работала, и на кого следовало работать? Но женщиной она оказалась роковой! Невозможно даже сосчитать, сколько высокопоставленных мужиков теряло из-за нее голову! Сколько становилось на путь измены родине за один ее благосклонный взгляд. Представляешь, сколько он стоил?!

– Нет! Наша Светка не из тех барышень, которые кому-то мозги крутят! Светка идейная, упорная и надёжная. Я бы сказал, верная! Она не предаст ни под какими пытками, и уж не за сладкие коврижки!

– Вижу, ты ее всё-таки высоко ценишь! – подытожил я.

– Так ведь по заслугам! Мне ли жалеть для нее добрые слова?!

– Пашка, а ты как считаешь? – решился я. – Мне-то можно с ней познакомиться?

– Ну, ты и выдал! Вы же знакомы! А если интересно моё мнение, так я двумя руками «за»! Думаю, что нашу Светку тебе, Сашок, доверить можно!

– Ну, спасибо за доверие! Только как эту встречу устроить? К тому же я более всего опасаюсь, что не перестану думать о ее беде каждую минуту. Понимаешь? Если Светлана догадается, то отшатнётся. Подумает, будто всё из жалости… И хотя она мне нравится, всё рухнет! – нагородил я поспешно.

– Зачем же ты передо мной оправдываешься? Ещё спляши! Сегодня после работы можешь ее и встретить. Она же на обувной фабрике у отца работает. На станке каком-то, не помню, что-то кроит или шьёт…

– Так делать нельзя! Надо чтобы всё выглядело случайностью, а то вообразит невесть что!

– Чудак ты! Мы просто подъедем к фабрике, будто мимо проезжали и решили ее подвезти. Правда, до дома всего пять минут… Но это ведь несущественные детали! – засмеялся Пашка.

Мы так и сделали, успев нарыбачиться до конца Светиной смены, только она легко нас разоблачила:

– Пашка, ты бы напрямую сказал, что от меня нужно? А то мудришь – «решили они меня подвезти!» – она смешно передразнила Пашкину интонацию.

– А ничего не нужно! Или ты не веришь в благородство хороших людей?

– Это ты о себе столь сладко запел? – красиво засмеялась она.

– Ну, конечно! Залазь в кабину, наконец! Испугалась так, будто мы бандиты какие!

– Ну, ты-то бандит всем известный! Так что не прикидывайся благородным! – опять со смехом ответила Светлана. – Езжай своей дорогой, а я пойду своей. Заодно и прогуляюсь по свежему воздуху, а то клея сегодня надышалась!

– Клея надышалась, а никак не поймешь, что мы тебя клеим! – испортил всё Пашка.

– То-то я смотрю, вы оба липкие! – парировала Светлана. – Помылись бы для начала, ребята, прежде чем на свиданье набиваться!

– Будет тебе заедаться! – не выдержал игры Пашка. – Тогда, Санёк, вылезай здесь, а я Газель на стоянку отгоню. А ты, Светка, моего лучшего напарника не обижай. Судить буду строго!

Светлана посмеялась и пошла в сторону своего дома, а я выбрался из кабины и зашагал рядом с ней. Оба долго молчали. Первой нашлась Светлана:

– Я по ходу в магазин за продуктами… Подождёшь?

– Лучше вместе! Помогу поднести, если…

– Ладно, пошли! – легко согласилась она.

Потом мы молча брели к дому и по мере приближения замедляли шаг.

– Мне сегодня Пашка тайну открыл, будто мы с тобой два сапога-пара, а я – недотёпа, если еще тогда, в первую нашу встречу, этого не понял и не назначил тебе свидание.

– Ах, вот оно как? Теперь понятно, зачем за мной заехали! Решили давнюю ошибку исправить! Похвально! Давай, погуляем! – засмеялась Светлана. – Я буду готова через час после того, как зайду домой. Внизу подождёшь?

– Сколько угодно! – вырвалось у меня.

– О! Сашок! Ты только не зарекайся! Ты ведь меня совсем не знаешь! А что если я ведьма? Ведь пропадёшь ни за грош! – она опять красиво засмеялась. У Светланы вообще всё получалось красиво. – И куда сегодня направятся два сапога-пара?

– Хорошо бы согласовать! – осмелел я. – Можно было бы и в кино, но я современные фильмы выдерживаю не более пяти минут. Слишком они одноклеточные, чересчур напомаженные, надуманные. Нежизненно всё в них! Я только советские смотрю… Не все, конечно! А ты?

– И мне в кино не хочется! – просто ответила Светлана.

– А если в ресторан, то мне кажется, ты оскорбишься. Это как-то по командировочному получится, да? Разве что в кафе? Всякие пирожные-морожные! Но я сегодня пошёл бы на набережную. Мне, знаешь ли, нравится просто так сидеть, просто глядеть вдаль или на воду, просто так переваривать в мозгу то, что в него случайно попало! Вроде бы безделье, но оно очень для души! Для моей, по крайней мере!

– Заманчиво! Мне тоже нравится глядеть на текущую воду! Всё хорошее сразу вспоминается! Будто опять на пляже меня папа над водой держит – низко-низко. А вода пенится, бурлит, утекает! А мне не страшно! – согласилась со мной Светлана. – Так я пошла?

– Ты только не торопись! Наша вода не утечёт! – засмеялся, наконец, и я.

Мы долго сидели на теплом парапете у самой Волги, почти не переходя с места на место. Просто глядели на уходящую вдаль свободную воду, просто молчали, не озадачивая себя поиском ненужных нам слов, просто иногда смеялись, без объяснения причины. Мне казалось, что с первых минут мы понимали друг друга, но было ли так на самом деле?

– Отчего так хорошо бывает рядом с человеком, если души резонируют? Как думаешь? – нарушил я тишину. – Это телепатия или человек какие-то свои надежды автономно прокручивает в мозгу?

– А проще можно? – расхохоталась Светлана, глядя мне в глаза. – Либо тебе от твоего собственного резонанса хорошо, и я здесь ни при чём, либо ты просто мне голову морочишь?