Творец бессмертия, или Исповедь гения

А контора всё пишет и пишет!

И не только пишет, но и тщательно собирает, систематизирует и изучает любое произнесённое вами слово, каждую покупку, каждый просмотренный видеоролик, каждое перемещение, хоть куда. Она о вас уже знает всё!

Ничего не найти в природе, что для конторы остаётся вашей личной тайной. Ни имя, ни друзья, в том числе, и те, которых вы умышленно утаиваете даже от своих близких! Ни адрес, ни номера телефонов, ни материальные возможности, ни номера счетов, банковских карт или даже ячеек в швейцарских банках, ни убеждения, в том числе, и политические. Не сможете скрыть даже отдельные телефонные разговоры, привычные маршруты, личные фотографии, состояние здоровья во всех подробностях, предпочтения в чём угодно или вкусы, включая, ваше ежедневное меню!

О вас знают всё! Когда и с кем вы легли спать, где и с кем работали на заре советской власти и где работаете сегодня? Что вы думаете об окружающих, и что они думают о вас?

Конечно, конторе в точности известно ваше отношение к местной и федеральной власти, как в частности, так и в общем, а также степень патриотизма по отношению к СССР или к нынешней РФ. Они знают ваш любимый цвет и название зубной пасты, номер и марку автомобиля, в какое время возвращаетесь домой и то, почему на свой четвёртый этаж поднимаетесь, игнорируя лифт. Они знают о вас даже то, что сами вы о себе пока не знаете! Или же, знать не хотите!

И если бы это являлось лишь моей шуткой, но исчерпывающая информация о каждом жителе планеты уже давно накапливается в построенных специально для этого огромнейших серверах, расположенных на территории одного из штатов США.

Такая информация позволяет не только очень точно прогнозировать череду поступков любого человека на планете, но даже вести его неким путём, заданным невидимым Заказчиком.

Информация помогает формированию точных суждений и мнений. И не стоит заблуждаться относительно вашей удивительной самостоятельности и индивидуальности – на самом деле информация помогает формированию, как вам кажется, именно ваших суждений и мнений, которые вы, разумеется, считаете совершенно независимыми! И это хорошо заметно в том случае, когда к каждому человеку услужливо приспосабливаются якобы в его же интересах и его собственный телефон, и компьютер, и автомобиль, и телевизор, и даже стиральная машина!

Разумеется, это коснулось пока не всех и не в равной степени. Тем более что для конторы не все люди интересны в равной мере. Кому-то она уделяет больше внимания, кого-то лишь фиксирует на всякий случай, как некий человеческий фон, а вдруг где-то пригодится?! Однако же фиксирует всех! Об этом я сужу по себе, но подробности расскажу несколько позже.

Глава 6. Как я продался и как я купился?

Я бесконечно долго не мог найти работу по душе. К тому же мои честолюбивые мечты дотла не прогорели, а устраиваться туда, где меня брали, но без карьерных перспектив, я принципиально не соглашался.

Понятное дело, хотеть – это одно, а иметь – это совсем другое! Я мог хотеть чего угодно, но время уходило, не принимая во внимание мои желания и не спрашивая моего позволения. Оно просто уходило, оставляя вместо себя вакуум в моей душе и, конечно же, в давно опустевшем кармане.

Кто бы и что ни говорил, но обстоятельства давят на любого человека. И я – тому очередное подтверждение. В моих представлениях не может здоровый мужик, каким я себя тогда считал, не участвовать в общественно-полезном производстве. Он утром обязан являться на рабочее место, возвращаться под вечер домой и регулярно приносить в семью свою зарплату, полученную не за какой-нибудь противозаконный калым, а за достойный труд.

Всяческие левые заработки мне материально, конечно же, помогали жить, иногда даже неплохо помогали, но их стихийность и нерегулярность меня морально подтачивали всё больше.

И отец регулярно узнавал, заметно расстраиваясь, устроился ли я куда-то, своим вниманием только усиливая мои терзания. А уж мать ещё эмоциональнее за меня переживала:

– Это где же видано, чтобы страна разбрасывалась работниками столь высокой квалификации?! Ну, что за времена настали? Что творится в стране?! И когда же ты куда-то устроишься?

Искать нормальную работу из-за очевидной бесполезности потраченных усилий становилось всё труднее, обиднее и мучительнее. Постепенно во мне вызревало убийственное чувство безысходности, а оно любого способно столкнуть в невидимую поначалу пропасть.

Вот и я, в конце концов, оказался близок к признанию собственной никчемности. Да ещё при понимании абсолютного неумения устраиваться в сложной и противоречивой взрослой жизни, волчьи законы которой я уже познал на собственной шкуре. После того, как в университете я поверил, будто являюсь любимчиком самого господа бога, мне в моральном плане приходилось особенно тяжело.

И ведь мне не то чтобы ничего стоящего не предлагали – мне вообще, вообще ничего не предлагали! Правда, однажды в центре города встретилась расфуфыренная однокурсница. И даже набросилась на меня с нескрываемой радостью. Я-то раньше на нее и не смотрел. Но она с большим участием расспросила меня что, да как, вот лёд во мне и просел. А она предложила мне у неё поработать.

– Ничего себе! – удивился я ее неочевидным возможностям. – Стало быть, ты теперь настоящая капиталистка, коль владеешь средствами производства? – съязвил я. – Выходит, всё-таки дождались мы справедливости! И в каком же качестве ты меня видишь? – спрашиваю я, не веря себе.

– А у меня, знаешь ли, рекламное агентство своё! – снизошла она, не нажимая из скромности на последнее слово. – А ты ведь компьютерщик, как я помню, да ещё с рекомендациями от самого бога! Мне такие ребята позарез нужны! Дело-то новое, динамичное! И очень прибыльное! Так, что? Пойдёшь ко мне? Я ведь не обижу!

Мне никогда не хотелось подчиняться женщинам, тем более, в моей работе. Не то чтобы я считал их в чём-то недостойными командных должностей, но всё же такой порядок мне органически не подходил. К тому же работать на женщину на уровне ее «ребят», заглядывающих ей в глаза… Это меня даже повеселило. Вдобавок, мне всегда представлялось крайне унизительным для нормального парня работать в сфере торговли. Впрочем, многие мои сокурсники моё мнение не разделяли и стремились именно туда. Но я-то, глядя на них, своих принципов не менял.

Оговорюсь, моё самое нелестное мнение о торговле, как о месте возможной или, точнее, невозможной работы для себя, сложилось ещё тогда, когда в стране еще не появилось то, что стало прочно называться рекламой. А уж когда она всем опротивела, мне вообще стало казаться, будто иметь к рекламе хоть какое-то отношение более унизительно, нежели быть продавцом комиссионного магазина.

Уже потому я не мог принять предложения своей знакомой. И когда она решила, будто я могу прозевать своё счастье, не разобравшись в достоинствах ее предложения, и принялась меня агитировать, пришлось задать ей загадку:

– Лена, остановись! Не знаешь случаем, какая деятельность связывает воедино мошенничество, алчность и безвкусицу?

– Ну, ты даёшь, Сашенька! Зато я хорошо знаю, что общего между стремлением к оригинальности и махровым идиотизмом! – оскорбилась она и, не оставляя мне возможности для возражений, повернулась спиной.

И, как говорится: «Идите, идите и идите!»

Но ведь других предложений по трудоустройству я не получал даже от своих товарищей. Причём даже от тех, которые сами давно и неплохо устроились. Разумеется, устроились благодаря кому-то и чему-то, но в моё положение они подчёркнуто не вникали. Им нравилось лишь демонстрировать, как они хорошо «упакованы» и не имеют никаких проблем.

И я, мысленно чертыхаясь, но, не подавая вида, будто чего-то от них жду и надеюсь, отдавал им мысленно, как говорится, всё должное сполна!

И однажды, когда я беззвучно ругался по такому же поводу, всё-таки уразумел бесспорную истину, если даже друзья не собираются мне помогать, то наша страна бесповоротно вступила на тропу махрового капитализма с его хищным бесчеловечным оскалом, и в связи с этим мне всё-таки придётся менять некоторые правила собственной жизни.

В первую очередь мне стало ясно, что в условиях поголовного скотства в отношениях между людьми надеяться можно только на себя!

Придя к столь отвратительному выводу, вытекавшему из беспристрастного анализа моей ситуации, я решил устроиться куда-то хотя бы временно, ибо жить без денег ещё можно, но жить без самоуважения – никак нельзя! Без него от человека останется лишь внешняя оболочка!

Если опустить подробности о трудностях выбора вакансий из негустого набора, которые хоть в первом приближении могли оказаться приемлемыми, то станет ясно, почему я устроился работать именно водителем грузовика-хлебовозки.

В общем, дело было сделано, и настало время подвести итоги, которые едва не подвели меня самого!

Моя первая работа как дипломированного инженера-компьютерщика состояла в развозке хлебобулочных изделий по торговым точкам города. Ко всем моим неприятностям этой важной для людей деятельности, она оказалась ещё и сменной, в том числе, иногда и ночной.

С первых дней я с удивлением выяснил, что на самом хлебном месте работалось весьма трудно, хлопотно и утомительно. К тому же давил на психику неудобный график работы, заставлявший постоянно высчитывать, когда выходить на работу в тот или иной день, и какие свои дела можно успеть сделать до того.

Понятное дело, что ко всем трудностям моей деятельности, меня часто подводила старая и, как следствие, удивительно капризная машина Газ-52. Вдобавок почему-то по ночам страшила материальная ответственность, выкручивали руки высокие санитарные требования, напрягали нервы неприятные контакты с продавщицами, обладавшими непредсказуемыми манерами. Иной раз мне даже казалось, будто к ним опасно поворачиваться спиной – того и гляди, вцепятся в моё беззащитное горло!

Надо признаться, что наслушался и насмотрелся я там предостаточно, чтобы с тоской вспомнить Николая Васильевича Гоголя и позавидовать его умению литературно описывать неописуемое, в том числе, творящееся вокруг меня очень напряженное жизненное недоразумение. Ну, что за люди, в самом деле?!

К примеру, обычно днем, когда я заезжал на тротуар, чтобы подобраться к торговой точке, откуда таскать лотки с хлебом становилось значительно ближе, очередь помалкивала в ожидании разгрузки. Мне же вменялось самому перетаскивать тяжёлые лотки, выдвигая их самодельной кочергой, вести учёт, чтобы ушлые тётки ненароком не надули, и раскладывать освободившиеся лотки в опустевшем пространстве машины.

И вот так – весь рабочий день. Загрузился на хлебозаводе, и началось – туда-сюда, туда-сюда! Даже если не шоферить, то через час всё перед глазами шло кругом! И всякий раз находилась-таки хоть одна сварливая бабка, которая принималась меня учить жизни. Всё ей через меня становилось не так! Нервы-то мои и без нее струнами звенели, а если она союзников привлекала, либо противники объявлялись… Тогда страсти разгорались до шекспировских масштабов. Или до банальных потасовок, в которых мне всякий раз как-то везло не участвовать!

А если кто-то вбрасывал в очередь свежую затравку, моя общественность вдруг возбуждалась качеством современного хлеба. Он-то и впрямь хуже того стал, как мне самому представлялось, который блокадникам в войну выдавали, да только я-то здесь причём?

Знаете, если всего разок в течение каждого дня все эти заявления да потасовки терпеть, то это ещё можно вынести, а если их десять случаются, да все подряд!? Тут и в себя прийти бывало некогда!

И всё-таки я врос в свою временную должность, да ещё столь основательно врос, будто в самую постоянную. Работа – она и есть работа! Ее, любую, надо делать на совесть и с душой! Я так и поступал, потому скоро меня многие и продавщицы, и покупатели, и на заводе встречали с радостью, чем и я отвечал этим людям.

И всё же не забывал о своей мечте, потому глядел по сторонам в поисках чего-то лучшего, да всё без толку получалось. В общем, со своей хлебовозкой я влип по самые уши!

Но в профессиональном плане я себе плесневеть не позволял. Вникал в бурное развитие компьютеров и частенько калымил, хотя и по мелочам, но потому мои навыки не притуплялись и в курсе новинок был.

А как же иначе? Вокруг невиданной ранее техники становилось всё больше. Многие в ней не понимали ни бельмеса, хотя кнопки нажимать приноровились. А если требовалось сделать что-то посложнее, так меня призывали.

Особенно в помощи нуждались торгаши, у которых к тому же всегда находилось, чем расплачиваться за мои услуги. Кому-то новую программу хотелось установить, кому-то приспособить ее под конкретные условия работы, чтобы сама всё считала и расписывала таблицами. Уж это я мог с закрытыми глазами!

Со временем ситуация с калымом для меня только улучшалась. Формально-то ещё в 91-м, ещё в СССР, появились первые интернет-сети, доступные для населения. И всё же до широкого потребителя интернет дошёл значительно позже. Зато в первой половине девяностых, едва цены упали, вместо пейджеров стали стремительно распространяться сотовые телефоны. В 96-м заработала электронная почта Рамблер. И началась красота, как многим казалось! Чем не компьютерная революция?! Все довольны! Сплошные восторги и гонка за приобретением новинок.

А как переоценить появление принтеров и сканеров? Раньше изготовление пустячной копии текстового материала сопровождалось хождением с шоколадками по мукам и машинисткам, а уж если возникала нужда скопировать рисунок или чертёж, тогда лишь фото и спасало. Но было это очень долго, хлопотно и не резко! Фотография – это вообще дело тёмное и мокрое!

Конечно же, на солидных предприятиях и в других крупных организациях на громоздких аппаратах, неумеренно поглощавших спирт, и раньше делали так называемые синьки, но их качество всегда было плохоньким! А тут вдруг – раз, два и всё готово в лучшем виде!

Красота и прогресс оказались рядом, но воспользоваться ими без помощи специалистов редко кто умел, потому я без куска хлеба не оставался, хотя значительно больше людям помогал, нежели на этом деле наживался. По крайней мере, стяжательством я так и не заболел!

Глава 7. Пашка

Крутому повороту моей судьбы поспособствовал, сам того не ведая, Пашка, мой недавний товарищ, так и не ставший близким другом.

В университете друзей у меня было не счесть, но все они куда-то подевались, когда нас выплеснули в самостоятельную конкурентную жизнь. В их глазах я сразу утратил свои прежние достоинства, поскольку не занял ни завидной должности, не переехал на пмж в Германию или Израиль, на худой конец, в Москву, и не заимел папы, хотя бы в чине генерала. В общем, для большинства однокурсников я превратился в неудачника, с которым дело иметь, по их разумению, только время терять!

А Пашка… Пашке было всё равно, кто я такой. Ему со мной, как я понимаю, было просто интересно. Он со всей очевидностью тянулся ко мне, а я и не отталкивал, хотя поначалу сам интереса в таком общении не имел. Так, теплилось что-то в виде неосознанного покровительства.

Пашка же, скорее всего, глядя на меня, забывал о дефектах своей биографии – от армии он открутился, высшего образования не получил, нигде и никогда всерьёз не работал. Зато вместо многих пунктов, обязательных для достойной биографии, у Пашки имелся папа, в недавнем прошлом директор обувной фабрики, а нынче – фактический хозяин акционерного предприятия с каким-то забытым мною названием. А заодно тот папа считался владельцем нескольких фирменных обувных магазинов, правда, разбросанных чуть ли не по всей стране, что вносило в его жизнь неудобства.

Пашка жил, словно кум королю, и часто приглашал меня на рыбалку. Ему льстило принимать меня на правах малоимущего гостя, когда можно было, проявив свою самостоятельность, заплатить за нас обоих. Какие-то деньги у меня, конечно, всегда имелись, но соперничать с Пашкой было бесполезно.

В его распоряжении числился личный «Мерс», почти новый, но на рыбалку мы ездили на Пашкиной «Газели». Эта машина была очень большой, с длинным крытым кузовом. В нем помещалась современная резиновая лодка с твердым каркасом, рассчитанная на четырёх человек. С той лодки никогда не снимался мощный, но экономичный четырёхтактный японский мотор «Ямаха». На воду лодка по роликам легко соскальзывала почти самостоятельно, а затягивалась обратно еще проще – с помощью лебёдки, постоянно закреплённой в кузове.

Я не ущемлял Пашку в праве самому задавать темы наших разговоров. Он же по всякому поводу уточнял «Ты, как думаешь?» и никогда не говорил «Мне кажется…», тем самым предлагая мне брать инициативу на себя. Я охотно делился тем, что знал, ибо спокойно поговорить мне давно было не с кем, а Пашка слушал с интересом и всегда соглашался, потому споров у нас не возникало.

Пашка не был глупым, но его мозг привык обходиться без работы, а потому заплыл жирком! От меня Пашка загружался полезной информацией и проблемными вопросами для последующих личных размышлений, но я сомневаюсь, что очередь до них когда-то доходила.

Когда Пашка слушал меня, то ему казалось, будто это он мне рассказывал нечто интересное. Такое заблуждение ему льстило, и я это замечал. Рядом со мной Пашка казался себе интеллектуалом, мне же он нравился своим лёгким жизненным настроем и незлобивостью.

За любые совместные покупки Пашка, умышленно опережая меня, всегда расплачивался сам, нисколько не считаясь с деньгами, которые у него буквально вываливались из карманов, и, видимо, был бы крайне удивлён, попытайся я сделать это за него. И хотя он прекрасно сознавал мою стеснённость в средствах, но своей помощи ни разу не предложил и деньги взаймы не дал. Правда, я никогда и не попросил, но всё же…

Я замечал, что он намеренно обходил разговоры о деньгах, никогда не расспрашивал меня о работе и о том, на что я существую. То есть, вполне осознанно избегал любых тем, которые могли закончиться обсуждением денежных вопросов.

Это я вспомнил лишь для полноты его характеристики. Ведь итак понятно многим, что у богатеньких, даже если они на вид кажутся исключительно порядочными людьми, моральный кодекс весьма своеобразен. В этом я убедился на собственном опыте.

Когда Пашка тратился на нас обоих, то в его представлении это становилось платой за используемый во время прогулки инвентарь. Инвентарём в таком случае он считал и меня. А за себя Пашка всегда платил обязательно и без колебаний! Тем более что денег у него, наверно, от этого не убывало!

Вот, пожалуй, и всё главное о Пашке.

Глава 8. Калым с прицепом

Так вот! Однажды слегка озабоченный Пашка поджидал меня у моего дома:

– Санёк! – он всегда меня называл так или подобным образом. – Тут ко мне две подруги по случаю заглянули и припозорили, засранки! Удивились до ушей, не обнаружив у меня компьютера! Прямо-таки за лоха посчитали. Какую-то дискету мне собирались воткнуть, а было бы куда! Конфуз, как понимаешь! И на фига козе такой баян?

– Ты бы им так и объяснил!

– Не! Я только подумал! – махнул рукой Пашка на тот конфуз, будто на наседавшую муху. – Я подумал, что всё же надо покупать баян! Поможешь?

Мне не хотелось тратить на Пашку свободное время, крайне редко мне выпадавшее:

– Помочь чем?

– Да накупить всего, что надо! Чтобы ни у кого не найти лучше! Ты сам всё выберешь, я доставлю, а ты этот хлам наладишь. Договорились?

– Неравнозначная задачка! – не знал я, как открутиться от Пашки.

– Не понял! Я же за всё плачу, Санёк! Идёт?

– С товарища деньги брать мне неловко, но три вечера я на тебя загублю… Как минимум!

– Ну, что ты опять за своё? – не отставал Пашка. – Назначай свою немалую цену! Все твои неудобства я компенсирую! Да и с какого дуба, скажи мне, я свои деньги отдам дяде, а не тебе? Ты ведь знаешь, сколько за такие дела берут, так в чём вопрос? Скажи только, сколько?

Я назвал Пашке обычную, но минимальную плату. Он согласился легко:

– Плачу втройне! Еще и обмоем с тобой! У меня коньяк «Наполеон» настоящий есть, французский! Ты его хоть пробовал?

– Но ты должен знать, что с подключением интернета заморочки тебе обеспечены! И платить за него придётся ежемесячно!

– Да не пугай меня деньгами! – засмеялся Пашка.

– Тогда завтра возле «Авроры» тебя устроит? Примерно в девятнадцать, – сдался я.

– Замётано! – обрадовался Пашка. – Надеюсь, багажник «Мерса» выдержит!

Глава 9. Кто бы мог подумать?

Собственно говоря, только с того согласия помогать Пашке моя жизнь и повернулась в неожиданную сторону.

Багажника тогда нам едва хватило, когда вдавили в него несколько больших картонных коробок. Один монитор старого образца, ещё с лучевой трубкой, иных тогда и не выпускали, занял половину всего объёма! Ведь это же, по сути, огромный телевизор, только тупой, не способный показывать телепрограммы! Ну и остальное загрузили, включая мелочёвку.

Я умышленно опускаю малозначительные подробности, даже такую организационно тяжёлую операцию, как вынужденную покупку специального стола под компьютер, который Пашке дополнительно понадобился по ходу нашего дела, чего мы не предвидели заранее.

– И куда я столько добра пристрою? Для него другой стол нужен! – догадался Пашка.

И чтобы тот стол пред ним появился, тоже ведь понадобилось море нашего времени. В общем, с Пашкиной затеей я основательно намаялся.

В итоге всё заработало как надо, хотя радости на лице Пашки я не заметил. Он по-прежнему не понимал, зачем его козе баян, даже когда всё новое и красивое оказалось на своих местах. Работать-то на компьютере Пашка абсолютно не умел, хотя с восторгом убедился, что поисковик легко заменит ему любые словари и энциклопедии, да ещё почти на все вопросы ответит.

Правда, одним вопросом Пашка меня особенно утомил. Очень уж его волновало, он переживал и опасался, зачем при наладке оборудования и установки различных программ от нас постоянно требовалось какое-то согласие.

– На что ты меня подписываешь который раз? – беспокоился Пашка. – Зачем мне это «Ок» да «Ок»? Разве так не обойдётся?

Пришлось на время оставлять на экране всякий текстовый бред, исполненный мельчайшим шрифтом, который известен теперь каждому, кто хоть что-то устанавливал или налаживал на компьютере. И Пашка долго вчитывался в пункт за пунктом этих соглашений, наконец, не выдержал:

– Им-то всё это зачем? Не пойму, Санёк! Им-то зачем? – часто повторял он, всё сильнее тараща недоумевающие глаза. – Что-то в этом заложено против нас!

– Ты просто до конца не дочитал… На это всё и рассчитано!

– Да я уже в самый конец заглядывал! – раздражался Пашка. – Заглядывал, но так ничего и не понял! Белиберда какая-то!

– Не скажи… Ты же своё согласие всё-таки дал… Ты его им дал, хотя возмущаешься и всё считаешь белибердой!

– Это ты дал, а не я! – расхохотался Пашка с непонятной для меня злостью. – Это ведь ты кнопку нажал! Ты за всё и в ответе!

– Не скажи, товарищ папуас! Ведь не я, а ты зарегистрирован как владелец и пользователь! А я действовал по принуждению! С меня-то какой спрос? Я человек подневольный! Мне приказали – я исполнил! – с удовольствием издевался я.

– Ну, ты и гусь лапчатый! – уже не смеялся Пашка. – И чем нарушение их запретов нам пахнет? Неужели американской уголовкой? Что же они, нас к себе возьмут и там посадят, если мы все эти правила пошлём, куда следует?!

– Сам пока не знаю… Очень уж витиевато всё написано. Сплошные юридические выкрутасы, а я в них не разбираюсь. Одно мне понятно, если ты владелец, если ты подписался, значит, ты и влип!

– Кончай запугивать! Лучше объясни, во что же я влип? Надо же мне знать, как от них прятаться! – с кривой усмешкой поинтересовался Пашка. – А я даже не представляю, что теперь мне можно, а что нельзя?!

– Самое большое, что они от тебя добиваются, чтобы ты никогда и ни при каких обстоятельствах не интересовался ни устройством этого «железа», ни содержанием математического обеспечения. Подозреваю, что враги в нём припрятали множество самых отвратительных сюрпризов! Их-то ты и не должен ни обнаружить, ни обезвредить!

– А если все-таки? – стал вытягивать из меня Пашка.

– Тогда они тэбя зарэжут! Киргуду! – засмеялся я. – Забудь ты, Пашка, об этой ерунде! Пользуйся хорошей вещью и радуйся своей беспечной жизни! Вот, смотри!

Я создал на мониторе самый первый файл, назвав его, чтобы посильнее заинтриговать Пашку, «Очень важно и секретно», и попросил продиктовать мне что-нибудь на эту тему. Просто так, для балды получилось!

Он замахал руками:

– Лучше ты сам! Придумай что-нибудь сам! Стихи, например! Или пошли их на… На все возможные стороны!

Я настучал на клавиатуре первое, что взбрело на ум: «Я уже почти знаю, как можно достичь бессмертия души и тела! И это реально!»