
Полная версия
Проект «Валькирия»
Вот и всё. А чего он ждал? Обычная вежливая записка, не более. Вдруг нахлынуло острое желание ещё раз повидаться с той, чьи тёплые руки держал в своих, глядя в бездонные серые глаза и ощущая, как два сердца ухают в унисон. Ладно! Хуберт встал и решительно направился к дому инженера Холмского.
* * *
Пролетела неделя. Штрасслу всё же удалось «скроить» из штрафников более-менее приличный отряд. За это же время произошли два события, потрясшие его до глубины души. Вчера Хуберту вручили форму «кайзеровского» образца, со всеми знаками отличия, сшитую специально для него. Сначала он смутился: как же так? Получается, австрийца фактически признала страна, с которой он воевал в составе Люфтваффе. Пусть и на Земле-7, но ведь тут все реальности связаны! Неужели у здешних северян (которых он привычно именовал «русскими»), вообще нет к нему неприязни? Или они настолько великодушны, что способны простить даже убийства предков, с которыми их связывают межпространственные нити?
Как бы то ни было, но почти привычная форма была скроена на удивление хорошо и села как влитая. Догадывались ли возродившие его северяне, что мундир и возвращение прежнего звания – перед всем строем объявили об этом! – так много значат для выходца из простой австрийской семьи? Наверное, да.
Штрассл подозревал, что его посылают практически на верную смерть. Но единственное, о чём сожалел, что своей гибелью может «разбить сердце» той милой девушке, Полине. Она так прямо и сказала, когда он заявился к ней, получив записку. Прилив нежности, который ощутил впервые на пляже, держа её руки, снова подкатил к горлу и ошеломил властной неудержимостью.
– Пообещайте, что постараетесь выжить!!! – девичьи глаза на резко побледневшем лице сверкали как сапфиры.
Он попытался отмолчаться. Как такое вообще можно обещать? На фронте каждый солдат лишь винтик. Но она требовала снова и снова. Наконец, выдавил:
– Сделаю всё возможное.
Девушка подарила ему мнемокристалл с записью песни «Эхо любви», которая так понравилась ещё на пляже:
– Это – мой талисман вам! Берегите его.
И вот теперь, когда перед взлётом оставались считанные минуты, он слушал трэк в исполнении самой Полины:
«И мне до тебя, где бы я ни была,
Дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы нежность, мы нежность,
Мы вечная нежность друг друга…»
* * *
Ставший уже привычным «Нибиру» словно предчувствовал разлуку. Его биомасса выдавала чуть больше стандартного электрозаряда, отчего галогеновая подсветка делала полукилометровое кольцо особо красивым. Движки ровно толкали перегруженный орбитал. Он уже давно шёл на второй космической и приближался к мистической отметке в 13,66(6) километров в секунду – на которой открывается возможность войти в подпространство. Вот только делать этого опытный Штрассл пока не собирался. Не стоит без нужды бить в мироздании дыры, которые научились находить Дикие. В принципе, методика полёта была уже отработана: сначала нужно надёжно затеряться в поясе астероидов между орбитами Марса и Юпитера. Затем, в произвольно выбранной точке, совершить нырок и найти в подпространстве базу Солдат Сумерек. Трюмы орбитала забиты различными припасами. А на внешних стапелях «Нибиру» летят три космических носителя, каждый из которых оснащён четырьмя автономными бомбовозами. Только один из них не стандартный, а переоборудован в десантную капсулу на сто восемь Мехов. Это такие боевые экзоскелеты для его «штрафников», помесь одноразового индивидуального танка с шагоходом. Арестованные прозвали их «белыми тапками» или «гробиками на ножках» – за то, что сначала позволяют бить Диких почти как тараканов домашней обувью, а потом превращаются в последнее пристанище. По крайней мере, никто не слышал историй о чудесном возвращении на Землю оператора «тапка».
На базе на планетолёт закрепят ещё три пары истребителей, которые будут прикрывать бомбометание и десантирование роты при выходе из подпространства на низкой орбите Земли-9. Теоретически, потом они же должны помочь и с возвращением на борт после выполнения задачи. Если, конечно, кто-то уцелеет.
Что-то не о том он думает! Штрассл с удовольствием одёрнул и без того ладно сидящий мундир кайзеровской армии, но с привычными погонами оберфельдфебеля Люфтваффе. Проверил угол наклона широкополой тропической шляпы. Точно такой, как у легендарного «Африканского льва». Говорят, сама коммандор-атташе О`Гирли разрешила изготовление этой нестандартной формы после того, как Хуберт завершил первичную подготовку более чем сотни преступников. Пришлось, конечно, попотеть! Здорово помогли сведения из Информатория о методах сколачивания и управления организованными бандами триад и хунхузов. Плюс – выданный умовцами прозрачный пуленепробиваемый экзоскелет, превративший его в почти неуязвимое и дьявольски сильное чудовище. А если ещё учесть, что почти вся партия штрафников состояла из малообразованных отщепенцев Африки, вроде пойманных сомалийцев, то сработал и распущенный слух, что командир является самим «Огуном» (по религии йоруба – богом войны и железа, покровителем военных конфликтов и мест стихийных бедствий, воинов, а также всех униженных).
Невероятно грустно было в последний раз стоять на мостике «Нибиру», с которым за полтора года успел сродниться чуть не физически. Сзади почтительно помалкивал старпом. Он же тот, кто после отстрела десантной капсулы станет новым капитаном. В принципе, толковый парень. И орбитал любит.
– Камрад Соколов, примите управление!
– Есть принять управление!
Старпом включил соответствующий сигнал. В двигательном отсеке, комнатах водолазов и механиков, а также казарме операторов боевых турелей, установленных на внешних обводах кольца, сработала светозвуковая индикация.
– Вы на отдых, командир?
– Вроде того. Хочу с креветками попрощаться.
Соколов не понимал этого увлечения Штрассла. Но мудро не препятствовал. Ещё в первом полёте Хуберт лично опробовал все рабочие места, имевшиеся на «Нибиру». И больше всего его поразила работа водолазов. Вращающийся тороид с морской водой, планктоном и креветками, не смотря на замкнутый цикл, требовал ручного обслуживания. То любопытные десятиногие умудрялись затереть собой скользящие площадки очистителей, то фильтры заедали или застревали отсечные заслонки. В общем, не смотря на всю умную автоматику обслуживать живую электростанцию приходилось ещё и вручную. Работы у водолазов было немного, и обычно её спокойно выполнял один человек. Но, по правилам, в космосе всё делают с тройным запасом. И такой же оптимизацией. Так что из трёх специалистов-подводников каждый работал и по второй специальности: один был оператором оборонительной турели, второй инженером двигательного отсека, третий механиком. Сегодня дежурил как раз механик. Все звали его просто Палыч.
– Здравия желаю, камрад оберфельдфебель! – экипаж почему-то гордился особым поощрением командира. Педантичного и справедливого Штрассла, единственного из них, имевшего боевой опыт, подчинённые любили. К немалому удивлению австрийца. Он всё ещё подсознательно считал, что его должны упрекать за службу во вражеской армии. Но жителям Метрополии, похоже, та давняя война Окраинного мира была мало интересна.
– Стандартный комплект, командир? – Палыч уже вытягивал из шкафчика тонкий эластичный гидрокостюм.
– Нет. Только дыхательную маску. Хочу почувствовать их всем телом.
Глава 5
1990 год, 16 августа. Земля-1, Западная Сибирь
– ¡Arriba! ¡Alerta!! («Подъём! Тревога!!» – на испанском).
Сначала Борис среагировал лишь на интонацию, кубарем скатившись с постели к одежде, но затем дошёл и смысл фразы. Саргенто снова развлекался! Вот только сам он стоял в дверях почти обнажённым. Если не считать узкой полоски грубой дерюги, прикрывшей причинное место.
– Отставить одевание! – старший космонавт перешёл на русский и бросил Сафонову такой же широкий «ремень». – Боевой выход!
В коридоре обнаружился и Кабо в аналогичном одеянии. Его отрешённый вид даже встревожил подшефного.
– Твой сектор – левая задняя треть!
– Понял!
Хотя как раз понятного-то и не было. У самого здания ждал бронированный антиграв, ощетинившийся турелями автоматических пушек и стволами бластеров. Как только троица голых пилотов запрыгнула внутрь, аппарат вертикально стартовал и присоединился к висевшей в небе эскадрилье. Причём, два звена в ней вообще составляли тяжёлые армейские штурмовики!
«Вот это – точно не шутка!»
На полу десантного отсека уже сидел по-турецки крайне примечательный персонаж, словно явившийся с этнонационального фестиваля – похожий на индейца смуглый, узкоглазый мужчина на вид лет сорока-сорока пяти. Его длинные чёрные волосы, заплетённые в две жидкие косички, спускались на грудь с обеих сторон полукруглой шапочки, отороченной мехом. Тело закрыто чем-то вроде длинного коричневого платья с бахромой снизу. Рядом лежал большой кожаный бубен и причудливо изогнутый чурбачок колотушки.
– Не смотри ему в глаза! – приказал Феоктистов.
– Почему? – Сафонов как раз увидел их грустную мудрую глубину.
– Проводку на фиг спалишь! Экранироваться-то ещё не умеешь!
Похоже, балтийцы опять шутили. Коля слегка коснулся локтем:
– У товарища Дансарана очень мощная биоэнергетика. Реально можешь что-нибудь у себя коротнуть сдуру. В розетку же голыми пальцами не лезешь? А глаза – это естественные излучатели организма.
Сафонов пристыженно кивнул. Опять околонаучная мистика, как и с его психоматрицей-душой. Хотя, всегда же можно «просто спросить»:
– А это тоже связано с теми материалами? Я их вчера прочёл.
Честно говоря, вёдер помоев и моральной грязи, что узнал о пришедшем к власти в РСФСР Борисе Ельцине и всей шайке «младореформаторов», хватит на несколько расстрельных процессов над изменниками Родины. А лично Сафонову – ещё на несколько бессонных ночей.
– Нет, Феоктистыч! – скривил губы Саргенто. – Пусть пока поразвлекаются, твари. Напоследок. Надеюсь, у земляков хватит ума с ними разобраться. Тут беда жёстче – на «Десятке» полный разгром! Дикие вошли в подпространство и раздолбали все людские орбиталы. И связные, и боевые. Ребята из отдела товарища Дансарана говорят, что на поверхности там сейчас ещё жарче. Мочат наших почём зря. Здесь только успевают всплески уходов партизан фиксировать… Помнишь, я тебе говорил про вспышки разума в океане вселенной? Так вот эти ребята чувствуют смерти наших мёбов на Земле-10. А помочь мы им ничем не можем. Почти. Уже все Солдаты Сумерек там. Рубятся на низких орбитах и в подпространстве с Дикими. Как над Кубанью в сорок третьем. Главное, психоматрицы пацанов пачками безвозвратно теряем!
– А что было над Кубанью?
– А, ну да! Там в 1943-м разгорелись самые ожесточённые сражения за господство в воздухе. Люфтваффе, наконец, проиграло.
– Понятно. А сейчас что?
– Да вот придётся нам разведку боем провести. Мы, получается, чуть ли не единственные специалисты нужного профиля тут остались. В общем, так! Учёные Метрополии не так давно выяснили, откуда Дикие приходят.
Сафонов молча слушал. Кажется, кончилась его спокойная передышка в сказочном мире будущего.
– У каждого русла есть так называемые «карманы» или «заводи». Что-то вроде маленького пузырька отдельной реальности, держащегося за большую. В обычное время прохода меж ними нет. Как правило. Но при определённых условиях его можно открыть. В общем, враг научился это делать. Именно в «карманах» он устанавливает контуры межпространственных переходов, накапливает орды, а затем массово выводит их в захватываемый мир.
– Остроумно! Но отсюда-то мы что сможем им противопоставить?
– Есть мнение, что наиболее крупные «карманы» едины для всех или хотя бы нескольких соседних миров. Как очертания континентов. Так что можно попробовать отсюда выйти к действующему контуру Диких и уничтожить его. Сразу прекратится поступление подкреплений на «Десятку». Да и здесь появления вражеских диверсантов можно будет не опасаться.
Антиграв тем временем зашёл на посадку. Правда, больше это походило на простое падение или крутое пике.
– А почему голыми?! – заорал Борис, перекрывая шум инерционного кровотока в ушах.
– Нельзя ничего отсюда! Там сделаем!!
Вот значит почему его учили изготавливать примитивное оружие.
* * *
Проникновение в «карман» прошло буднично и непонятно. После того, как они вчетвером выпрыгнули из антиграва, аппарат свечой ушёл ввысь и присоединился к полукольцу собратьев, прикрывавших операцию с воздуха. Товарищ Дансаран немного походил по большой лесной поляне и радостно помахал им рукой. Оказалось, в траве скрывался старый фундамент. Не то отдельный дом тут стоял когда-то, не то вообще таёжный хутор.
– Выковыривайте камни! – распорядился шаман. Именно так Сафонов классифицировал специалиста неведомого отдела, воспринимающего «волны океана вселенной». Насмотрелся на его собратьев за годы службы в Заполярье.
Узнав, что товарищ Дансаран собрался установить в этом месте обоо – культовую насыпь из камней и веток, Феоктистов предложил сделать это гораздо левее. Специально походил по тайге и выбрал небольшую, сплошь заросшую кедрачом высотку. Конечно, таскать туда камни было в разы сложнее, но Сафонов полностью доверял инструкторам. Кстати, у него складывалось ощущение, что комары и гнус их почти не донимали. А вот североморцу доставалось. Вскоре он уже чуть не наощупь ходил по тайге со скальными кусками, которые практически голые балтийцы с помощью сучьев и мускулистых рук выковыривали из древней кладки.
Часа через два обоо, наконец, достиг высоты человеческого роста. Товарищ Дансаран решил, что этого вполне достаточно. С десантного антиграва спустили трос со страховочной обвязкой, которую балтийцы помогли закрепить на шамане. Затем сняли с себя последние ремни и, на манер ленточек, повесили на верхушку каменно-деревянной насыпи. Борису ничего не оставалось, как последовать их примеру. Затем специалист начал свои пляски с бубном, мало отличавшиеся от заполярного камлания.
Сафонов как-то пропустил момент, когда тайга перед ним чуть изменилась. Зато его уловили балтийцы. Они подхватили подшефного и после мощного совместного прыжка рухнули куда-то в траву. Краем глаза Борис заметил, как стремительно начал взмывать ввысь шаман, выдернутый антигравом. При этом он не выпустил бубен и колотушку. Профессионал!
– Держи его! – приказал Саргенто и резко рванул куда-то вперёд.
– Отползай влево! – тут же спокойным шёпотом скомандовал Кабо и помог сместиться метра на два в сторону от точки падения. Впрочем, предосторожность оказалась излишней – их так и не заметили. А вот впереди начался бой. Странный, сюрреалистичный, совершенно не подходящий концу XX века. Среди деревьев и зарослей кедрового стланика мелькали силуэты древних всадников в шкурах и металле. Вооружённых явно холодным оружием. Среди них выделялось светлое пятно обнажённого Феоктистова. Старший космонавт как влитой сидел на низкой косматой лошадке, скорее всего трофейной, вращал над головой что-то длинное и жутко выл по-волчьи. Местные его атаковали. Сердце Бориса сжалось… Но тут картинка исчезла. Зубров влепил прямо в лицо горсть земли с сухими хвоинками и сильно растёр.
– Вон туда! Спрячься под куст и весь намажься грязью. Тут делов-то… Он уже был вооружён большой сухой веткой с остатками хвои. Убедившись, что Сафонов понял, сам затаился в гуще стланика, где его загорелое тело мало отсвечивало. Борис дисциплинированно занял указанную позицию и тщательно растёр себя почвой. Может, хоть так часть гнуса шкуру прокусить не сможет? Пока он этим занимался, послышался топот нескольких лошадей, шедших галопом. Так мчаться по густой чаще можно только спасая жизнь. Он заметил, как Кабо с силой швырнул ветку и тут же метнулся куда-то за ней. Оказалось – прямо в седло местному всаднику. Космонавт ловко оседлал пригнувшегося шкуроносца, странно дёрнулся, словно пытаясь вскочить, и тут же упал на него вновь… Группа исчезла из поля зрения. Всего мимо пронеслось пять всадников. Крайним скакал Саргенто. Как заправский скиф он одними ногами держался за круп лошадки, не имевшей стремян, и выцеливал преследуемых из маленького косматого лука.
Прошло около получаса. Звуки схватки стихли, и им на смену пришёл обычный шум тайги: шорох хвои, лёгкий гул ветра в кронах, потрескивание и пересвист птиц. Сафонов решил перебраться ближе к месту проезда конницы. И вскоре обнаружил первый труп. Это был явно тот, кого «оседлал» Зубров. У покойника была свёрнута шея. «Ничего себе! Голыми руками!» Преодолевая брезгливость, стажёр снял с поверженного кожаную куртку с нашитыми защитными металлическими бляшками и натянул на себя. Всяко лучше, чем ничего! Защита была неимоверно мала и еле налезла на широкие плечи. А уж воняло от неё! С сомнением посмотрел на штаны и кожаную рубаху местного, размером не сильно превышавшего подростка. Судя по характерным укусам, которые почти сразу начал ощущать под трофейной курткой, на нательной одежде паразитов должно быть ещё больше. Ладно, не баре – перебьёмся и без порток! А вот широкий кинжал в ножнах хозяйственно перевесил на себя. Правда, пришлось помучиться с узлом, скреплявшим кожаный ремень.
Всего в окрестностях места высадки Борис обнаружил трёх оставшихся бесхозными лошадей и тела четверых всадников. Двое из них были ещё живы, хотя и имели серьёзные ранения – у одного раздроблена челюсть, у второго торчала стрела в пояснице. Для начала связал местных кожаными ремнями, которые нарезал кинжалом из их же одежды, а затем оказал первую помощь. После чего начал собирать лошадей. Здесь помогли навыки, полученные ещё в детстве, когда ходили с табуном в ночное.
Вскоре в лесу послышался характерный хруст и треск. А затем и не очень мелодичный свист, с азартом исполнявший «Марш авиаторов», что с 1933 года являлся официальным гимном Военно-воздушных сил СССР.
Подпустив подъезжавших поближе, Сафонов с жаром подхватил:
«Всё выше, и выше, и выше
Стремим мы полёт наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ!»
Вот уже показались два всадника. Сначала он их принял за местных – те же меховые шапки, кожаная броня, оружие. Но затем рассмотрел светлые лица и нормальные размеры. Друзья вели по одному заводному коню, на которых были навьючены тела недавних низкорослых противников.
– Как дела, Феоктистыч? Не ранен?
– Отлично всё! Пока трофеи в кучу собрал!
Ребята подъехали к нему:
– Вот молодец! Смотри, и прибарахлился уже.
– А чего без порток-то? А, понятно! Побрезговал.
Борис смутился.
– Ладно, дело житейское. Пленных допрашивал?
Теперь на широком лице отразилось чувство безмерного удивления.
– Чего пристал к мальчишке? – как всегда заступился Кабо. – Сам же сказал, что ромейский тут сильно извратился. А он-то его откуда знает?
* * *
Сафонова балтийцы озадачили дальнейшим сбором трофеев, а сами растащили четверых пленников по разным концам поляны и привязали к деревьям, с таким расчётом, чтобы те не могли слышать друг друга. После чего с двух противоположных сторон занялись дополнительными допросами. Судя по истошным воплям, быстро переходящим в малосвязный сбивчивый лепет, инструкторы оказались не только умелыми всадниками и рукопашниками, но и специалистами фронтовой разведки. Борису стало не по себе. Что-то многовато получалось не только для обычных людей, но даже и для старших командиров ВВС Балтийского флота.
Прошло около часа. Инструкторы собрались в центре поляны и о чём-то посовещались. Наконец, Зубров слегка пожал плечами и чуть развёл руки. Типа: «ну фиг его знает, тебе виднее!»
– Феоктистыч! – гаркнул Саргенто. Сафонов поспешил к ним.
– Выводы, стажёр?
Вот этого он не ожидал. Хотя, конечно, ситуацию анализировал:
– Как я понял, нас здесь ждали. Не знаю как, но место засады выбрано почти идеально. Если бы не наш неожиданный манёвр с переносом места постройки обоо, могло закончиться совсем по-другому.
Старший космонавт одобрительно кивнул. Это приободрило:
– Здесь, похоже, задержался «железный» век. Судя по оружию.
– Что ещё?
– Время нашего прибытия они знали достаточно точно.
– Та-ак! Откуда такой вывод?
– Засада поставлена недавно и долго ждать не собиралась. Я осмотрел поклажу. Есть лишь по бурдюку с водой и небольшой запас овса. Примерно на одну кормёжку лошади. Значит, планировали встретить в нужное время, убить или пленить, а затем убыть обратно. Овёс – это подстраховка на всякий непредвиденный случай.
– Молодец! Примерно так им задачу и поставили – привезти чужаков. По возможности, живыми. По врагу что скажешь?
На это Борис лишь пожал плечами:
– В антропологии не силён. Может, одно из коренных племён Сибири?
– Да нет! Больше похожи на европеоидов. Только уже в сильной стадии вырождения. Народу здесь проживает не так много, притока свежей крови вообще нет. Вот и деградируют потихоньку.
Саргенто указал на горку сваленных с лошадей трупов. Все они были похожи как страшненькие родственники: невысокие, квадратные, с короткими руками, одутловатыми лицами и мелкими глазами.
– В общем, так! Сейчас с товарищем гвардии майором выбираете три тела покрупнее, раздеваете донага и наваливаете на самых крепких лошадей. На них сами поедем. Тебе – выбрать оружие для боя верхом… Отставить! Забери у Николая кистень. Дёшево и сердито. Если что, гаси им прямо по центру тела! И замаха не жалей. Не до изысков. И да – приоденься уже! Что бы хоть издаля за местного мог сойти.
– Есть, товарищ гвардии подполковник!
– Отставить старые звания!
– Есть, товарищ старший космонавт!
Хохотнувший было Зубров уже хотел что-то сказать, но резко заткнулся.
* * *
2022 год, 25 июля. Земля-9, среднее течение реки Вольта
Судя по ощущениям, Штрассл летел где-то над саванной центральной Африки. Так низко, что на обзорном экране были видны винторогие газели, спасающиеся от леопарда, чья пятнистая шкура мелькала в густой траве. Вот они добежали до берега большой реки и бросились в разные стороны: часть ринулась вверх по течению, остальные – в противоположную сторону.
При выходе из подпространства и входе в атмосферу Земли-9 всё пошло не так. Вначале взвыла сирена боевого предупреждения. Затем сенсоры его пилотажного шлема буквально взорвались звуковыми и визуальными предупреждениями о нарастающих повреждениях. «Нибиру» атаковали! Инстинктивно Хуберт задействовал аварийный сброс, и полуконус десантной капсулы хаотично закувыркался в пространстве.
– Bomben-Abwurf!!! («Сброс бомб!!!» – на немецком) – заорал он. В принципе, с момента отделения от орбитала Штрассл уже не был его капитаном. Но рефлексы оставались:
– In den Unterraum gehen! Turmchen-Feuer!! («Переход в подпространство! Турели – огонь!!»)
В бою вся шелуха мирного времени мгновенно слетела, и он вновь стал пилотом, дерущимся в «собачьей свалке». Как неважный временный бонус отключился и его метрополианский. Команды срывались на родном языке.
– Есть, кэп!!! – тут же отозвался в эфире Соколов. Похоже, тоже ещё не осознал себя капитаном. Мгновенно расцветившие космос зелёные высверки бластеров показали, что и стрелки-операторы «Нибиру» поняли немецкий.
– Jagdflugzeuge – schneiden Sie den Feind! («Истребителям – вырезать (отсечь) врага!»)
– Держитесь, «большие»!! – тут же отозвался кто-то из приданных «сумеречников». – «Рыжий», прикрой – атакую!
– «Жужа», ёрш твою! Слева!!
– Вижу. Нормально. Атакуй – прикрываю!
Вокруг разгорался космический бой. Классическая «собачья свалка». Вышел из строя контроллер теплозащиты в десантном и грузовом отсеке, а там содержатся основные боеприпасы. Не перегрелись бы, иначе и до детонации недалеко… Задействовав маневровые двигатели, Хуберт почти убрал боковое вращение и врубил маршевый. Капсула рванула вперёд и поток сообщений о повреждениях иссяк. Вышли из-под огня. Не мешкая, направил аппарат в атмосферу. Но тут же вновь ожила сенсорная консоль. Выскочило сообщение:
Dritter kleiner Motor – 100 Prozent Leistungsverlust (Третий небольшой двигатель – 100-процентная потеря мощности).
Не понял? Что за ерунда? Зрительная память за месяцы здешних тренировок привыкла к метрополианским сообщениям на лицевом сенсоре. А в «Фокке-Вульфе» обходился только плексигласовыми очками, без каких-либо наворотов из будущего. Язык сенсора сразу сменился:
Третий маневровый двигатель – потеря мощности 100 процентов
Разрушения оболочки – 7,3 процента
Разрушение оболочки – 7,4 процента
…
Разгерметизация грузового отсека
Похоже, враг сел в хвост и продолжал обстрел. Ну, ладно! Такое мы уже проходили. Хуберт выключил маршевый двигатель – пусть преследователь думает, что сбил его. Чуть выдвинул кончики маневровых крыльев и намеренно ввёл капсулу в штопор. Вскоре вокруг засверкали огненные сполохи – обшивка быстро разогревалась от трения о воздух. О, как! Это не есть гут. Чрезвычайно высокая температура в атмосфере, плюс уже сорок градусов по Цельсию внутри, не входили в планы приземления. Кроме того, полетел клапан циркуляции воздуха в десантном отсеке. Ещё не хватало, чтобы «подопечные» задохнулись! Небоевые потери никто не простит. Прежде всего он сам.