Проект «Валькирия»

– Мы тут материалы подготовили, почитаешь и посмотришь потом. «Краткий курс истории коммунизма» называется. Коммунизм, брат, это вовсе не то, что дети в школах Земли-7 проходят. «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» – заявил как-то в 1961 году новый генсек Союза Хрущёв. Мне мама рассказывала, что у них на школьных тетрадках эта цитата была. И ещё: «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» Блин, да что же меня сегодня всё время куда-то не туда несёт?

Кабо передал Сафонову пачку пластиковых формуляров:

– Короче, для того чтобы легче усвоить всю эту премудрость, мы решили тебе просто устроить небольшую экскурсию.

– Потом почитаешь! – заметил Саргенто, увидев, что Борис вознамерился вставить одну из карточек в прорезь на ближайшей подставке, соединённой с монитором. – Сейчас будет практическое занятие на свежем воздухе. Пленэр, так сказать. Встречаемся через пятнадцать минут у входа в учебный центр. Форма одежды гражданская.

Глава 4

Сафонов подошёл чуть раньше назначенного. Пока его знакомство с Землёй-1 ограничивалось территорией временного учебного центра, да многокилометровыми трассами кроссов, которые нарезали с Саргенто по окрестным сопкам и тайге. Собственно, и у ВУЦа площадь немаленькая: гектаров пять лесных насаждений с дорожками и тренажёрами. Забор запрятан в ровной полосе густых зарослей – его Борис заприметил ещё во время первой пробежки.

Но сейчас он вступит в город! Туда, где живут обычные люди. Такие, как на родине. Похоже, теперь для него потерянной. Хотя, нет, не совсем такие! Вокруг местных— счастливое коммунистическое будущее, о котором мечтали детишки молодой Советской Республики, и ради которого шли в бой с фашистской заразой люди разных поколений и национальностей.

А теперь на Земле-7 рушится тот самый социалистический строй. Это что же, снова в капитализм? Стало невероятно обидно за всех, с кем жил и сражался бок о бок. Многие отдали жизнь за Победу. И получается, всё это напрасно? Ведь не всем повезло так, как ему. Он вообще, похоже, единственный избежал своей смерти на той войне. И то, благодаря потомкам, которые смогли за мгновение до гибели выдернуть из тела его психическую матрицу и поместить в искусственную «идеальную телесную оболочку». (Кстати, а не отсюда ли появились те самые таинственные надписи «панели управления» и «характеристик»?) Кажется, о чём-то подобном, типа переселения душ на поле боя, читал в скандинавской мифологи…

Ладно! Балтийцы намекнули, что есть план, который надеются осуществить с его помощью. Вот и славно! С такими мужиками не то что в разведку – в космос готов пойти. А, вот, собственно, и они.

Николай и Владимир приблизились со стороны общежития инструкторов.

– На, держи! – Саргенто протянул полоску пластика. – Не потеряй.

– Это что?

– Пропуск на территорию. Потом сам будешь отлучаться, когда захочешь. В свободное от занятий время. Но в самоволку, всё же, не рекомендую.

– Какая самоволка?! Я что, маленький, что ли?

– Шучу-шучу, товарищ гвардии подполковник!

Сафонов положил карточку в карман рубашки и прижал отворот липучкой. Пошли не в сторону, противоположную началу утренней пробежки. Здесь Сафонов ещё не бывал. За воротами КПП, прячущимися в зелёной изгороди, им козырнул молоденький дежурный и удалился в беседку, увитую плющом и глицинией по самую крышу. Прошли метров двести по берёзовой аллее, и в конце открылось свободное пространство – стоянка прогулочных антигравов.

– Сейчас научим тебя управлять. Вообще ничего сложного: вставляешь ключ сюда, – Владимир достал из кармашка маленькую серебристую пластину и воткнул в паз почти в центре панели управления. – Загорается индикаторная лампочка: «Аппарат к взлёту готов!» Далее обычное управление. Не мне тебе объяснять. Легче, чем И-16 пилотировать. Ты сколько на «Ишачке» налетал?

– Почти сто двадцать часов. Сто девять боевых вылетов! – лихо козырнул Сафонов, накрыв пустую голову левой ладонью.

– Здесь система управления намного проще. Да и сбивать никого не нужно. Пока! – чему-то недобро усмехнулся Саргенто.

– Этот рассчитан на три человека, – пояснил Кабо. – А вон те, поодаль, одноместные и двухместные. Захочешь – выбирай любой. Значки свободных у дежурного на КПП подсвечены. Он тебе и ключ выдаст. Разрешение я оформил.

Николай занял место рядом с Владимиром, а Борису досталось пассажирское сиденье. С места взяли стремительно и бесшумно, антиграв резко набрал высоту. Вот уже учебный центр остался сзади сбоку, а впереди по курсу показалось что-то, напоминающее древнеегипетскую пирамиду. Борис с детства обожал историю. Хотя нелюбимых предметов у него вообще не было. Типичный синдром отличника – было интересно всё, чем занимался. При этом не зазнавался, когда хвалили, и не впадал в отчаяние, когда ругали. Бывало и такое. Всё как у всех.

– Видишь высотку? – Зубров указал на пирамиду. – Это центр гиперпространственной связи. На Земле-7, в Москве, целых семь таких построили. Одновременно заложили, седьмого сентября 1947 года в разных местах столицы. Даже в один и тот же час, ровно в 13.00. Ну, они немного разные по виду, но суть от этого не меняется: шпили служат проводниками между мирами. Ведь ещё та-кеметцы, то есть древние египтяне знали, что пирамиды представляют собой гигантские аккумуляторы энергии.

– Мистика какая-то! – недоверчиво проговорил Сафонов.

– Да считай пока как тебе привычнее! Управление Мобилизации ещё перед войной снабдило правительство нашего СССР нужными чертежами. Начать должны были с Дворца Советов. Думаю, ты в курсе. На месте бывшего храма Христа Спасителя. К тридцать девятому году даже фундамент заложили. Но началась война, и работы приостановили. План скорректировали уже после Победы, и довели-таки до конца. Построили красивейшие сталинские высотки. Правда, не девять, как намеревались, а всего семь. Но для гиперсвязи и этого с запасом. Потом, правда, власть поменялась, и гиперсвязь пришлось сильно шифровать.

Феоктистов перевёл аппарат на автопилот и обернулся к Сафонову:

– Мы сегодня покажем тебе Новосибирск с высоты птичьего полёта.

– Так птицы разную высоту набирают! Серые журавли так аж до десяти километров поднимаются.

– Ну, нам пока так высоко не надо. Метров пятидесяти будет достаточно. Мы же хотим, чтобы ты ещё и рассмотрел кое-что. Смотри! – Саргенто указал вертикально вниз. – Один из крупнейших дельфинариев Метрополии. Здесь люди общаются с дельфинами, обмениваются информацией. Как понял, наши научники поясняют им про жизнь на суше, а они нам рассказывают про подводную.

– Дельфины разговаривают?!

– Ещё как! Щебечут, щёлкают, чмокают, скрипят, свистят и даже квакают. К друг другу, как и мы, по именам обращаются. Охотно учатся, всё понимают. Очень интеллектуальные разумные.

Внизу тем временем развернулось целое представление. Дельфины синхронно выскакивали из воды и, пролетев по воздуху, одновременно уходили обратно, чтобы вынырнуть опять в новой комбинации. Зрелище получалось фееричное.

– Как-нибудь посети, пообщайся с этими… «людьми моря». Вроде, хищники, но абсолютно не агрессивны! У них тоже есть враги, конечно. Те же акулы. Но дельфины научились им противодействовать. Стараются держаться, так сказать поэскадрильно, и часто нападают сами. То есть по принципу сицилианской защиты.

– В смысле, когда лучшая защита – это нападение?

– Умный ты, мужик, Феоктистыч! Одно удовольствие общаться. Здесь-то дельфинам, конечно, не от кого защищаться. Они сюда на два-три лунных цикла прибывают. Как в санаторий. Ну, или там в пионерлагерь.

Далее пошли городские кварталы. Их сменила лесопарковая зона. Кедры, пихты, ели, сосны, берёзы стояли группами и по отдельности, в парках и на берегах многочисленных прудов, каналов и речек. Многочисленные цветники перемежались свежепостриженными газонами. Даже сверху видно, что трава мягкая и пушистая. Захотелось пройтись босиком или разлечься на спине и наблюдать за облаками.

Впрочем, многие так и делали. Горожане располагались целыми компаниями поблизости от воды и отдыхали. В основном это был активный досуг: взрослые играли в мяч и другие спортивные игры, дети строили из песка замки и пирамиды, прокладывали туннели и возводили мосты.

– Сегодня выходной. По традиции новосибирцы проводят много времени с семьёй на свежем воздухе! – Владимир направил антиграв в сторону посадочной площадки. – Мы тоже пройдёмся немного. Не возражаешь?

Вопрос был чисто риторический. Борис очень хотел посмотреть вблизи на этих счастливых, улыбающихся людей, какими с детства воображал жителей коммунистического общества. Феоктистов мастерски зашёл на посадку (чувствовалась рука аса) и приземлился на берегу прозрачно-голубого озерца, на противоположной стороне которого песчаный пляж радовал глаз приятной медовой желтизной. Выбрались из аппарата и подошли к висячему мостику, ладно скроенному из ажурных конструкций и нависшему над водой затейливой аркой.

– Как это может быть? – удивился Сафонов. – Ни одной опоры в озере. На чём он держится? Только на береговых устоях? Но это же противоречит закону всемирного тяготения!

– Чудак! Если здесь есть такие летательные аппараты, неужели трудно соорудить мост, в центре которого располагается компенсатор гравитации?

Борис смутился. В самом деле, как сам не сообразил? Да, многому ещё предстоит учиться и от многих привычных представлений отказаться. Перешли озеро по этому чудному мостику, миновали пляж и углубились в тенистые заросли черёмухи, боярышника и рябины. На плодовых кустах краснели и чернели ягоды. Деревья аккуратно подстрижены, в тени расставлены скамейки, на которых отдыхают мамаши с детьми и люди пожилого возраста.

Вдруг из-за ближайшего куста чёрной смородины послышался детский плач. Борис, который оказался ближе, отреагировал первым. В следующий миг он уже сидел на корточках перед мальчиком лет пяти. Страдающий человечек размазывал по лицу жидкость, которая обильно текла из глаз и носа, и плакал так горестно, что у Сафонова сжалось сердце.

– Что случилось? Тебя кто-то обидел?

– Не-ет! – плач перешёл в рыдания. – Мой котёнок убежал!! Мама подарила на день рождения, а я потерял! Она говорила – не носи в парк, а я принёс! Мама не зна-а-а-ет! У-у-у!

Борис достал носовой платок и тщательно вытер мальчугану лицо. Тот не сопротивлялся. А Сафонова вдруг накрыло – малец чем-то напомнил его Игорька.

– Как тебя зовут, дружок?

– Ваня.

– Не переживай, сейчас поищем твоего котёнка! Только ты не плачь и никуда отсюда не уходи, хорошо?

Мальчишка кивнул, не переставая рыдать. К ним подошли оба балтийца.

– Надо прочесать ближайшие окрестности, котёнок не мог далеко убежать. Забился куда-нибудь в укромное место. – Борис сам не заметил, как стал раздавать указания старшим по положению. Они, впрочем, не возражали.

Пошли в разные стороны, тщательно разглядывая особенно густые заросли. «Конечно, и в коммунистическом обществе бывают ситуации, когда люди плачут, – думал Борис, обшаривая очередной куст. – Маленькие дети, да и взрослые. Наверняка есть измены, предательства… Или нет? Надо будет спросить у ребят».

Подойдя к единственному высокому дереву в округе – это был сибирский кедр, – Сафонов услышал попискивание. Поднял голову и увидел сквозь хвою пушистого зверька, испуганно сжавшегося в комочек в развилке между ветками. Надо лезть. Сколько тут? Метров пять, не больше. Ерунда!

Но когда подобрался к котёнку настолько, что мог уже дотянуться, тот неожиданно дал дёру вверх.

– Ах ты, паршивец! И что теперь делать?

Прикинул: сучья толстые, его вес выдержат. Но где гарантия, что зверёныш не убежит ещё выше? Дело не в страхе – какой лётчик боится высоты?

– Феоктистыч, слезай! Мы его и отсюда достанем! – Саргенто внизу призывно махал рукой.

Борис подчинился, не привык спорить со старшими. В руках у Владимира увидел что-то вроде детского пистолета с утолщением на конце. Оно оказалось головкой дротика. Прицелившись с двух рук Саргенто выстрелил в котёнка, которого, хоть и с трудом, но можно было различить среди кедровых иголок. На подлёте к цели заряд выпустил из себя туманный шлейф газа и лёгкий кокон из сиреневой ткани, окутавшие зверёныша и скрывшие от глаз наблюдателей. Вот импровизированный мешок уже повис на одной из нижних веток, удерживаемый леской, тянувшейся за дротиком. Теперь оставалось лишь вернуть «улов» на землю.

– Сейчас успокоится и заснёт! – старший космонавт осторожно травил связующую нить, стараясь не причинить вред животному. – Очень удобное устройство. Стреляет до пятидесяти метров, при этом не повреждает живую цель, а усыпляет. Так что можно не лазить по деревьям. – Посмотрев на поникшего Сафонова, добавил: – Ты же не знал, что здесь такая штукенция есть! Среагировал адекватно. Я бы тоже полез на твоём месте.

Наконец котёнок был доставлен вниз живым и невредимым. Распутали сиреневое полотно, и Борис взял на руки мирно посапывающий живой комочек, обхвативший себя лапками:

– Надо отдать малышу!

Саргенто с благодарностью вернул «пистолет» улыбающемуся милиционеру:

– Спасибо, товарищ десятник!

– Всегда пожалуйста, товарищи военные!

Мальчик же очень обрадовался найденному питомцу.

– А теперь, Ваня, мы проводим тебя домой. Ты свой адрес помнишь?

– Да. Лесная, пять. Мы там с мамой живём.

Инструктора быстро переглянулись. А Сафонов спросил:

– А папа где?

– Он… уехал.

– Ладно, пошли!

Лесную улицу нашли быстро. Ещё издали увидели женщину, которая в отчаянии бросалась то в одну, то в другую сторону, о чём-то спрашивая редких прохожих. Но те лишь отрицательно качали головами и сочувственно смотрели.

– Это твоя мама?

– Да! – Ваня, которому отдали спящего котёнка, вырвался вперёд и помчался к женщине. – Мамочка, Мурзик нашёлся! Эти дяди помогли его найти.

Та обняла сынишку и продолжала так стоять, пока пилоты не приблизились.

– Спасибо вам!!! – её взгляд зацепился за «цойки». – Товарищи военные!

– Вы уж не ругайте его, ладно?

Женщина улыбнулась:

– Не буду! – И, спохватившись, добавила: – Может, зайдёте, выпьете чаю?

– Спасибо, но у нас пока дела. Как-нибудь в другой раз. Зайдём Ванечку проведать, можно?

– Конечно! Мы будем очень рады!

– Котёнок через полчаса проснётся. Вы не волнуйтесь.

Отойдя метров на десять, как по команде, все трое обернулись. Красивая молодая женщина и маленький белобрысый мальчик стояли на прежнем месте и смотрели вслед. Ваня помахал рукой, и мама, отчего-то смутившись, помахала тоже.

Возвращались молча. Уже подходя к антигравам, Владимир пояснил:

– Отец этого мальчика погиб, выполняя боевое задание на Земле-10. Ты не знал, я понимаю, когда мальчонку насчёт отца спрашивал.

Радость от прогулки испарилась. Сафонов понял, что и в коммунистическом обществе люди бывают несчастны. Здесь тоже теряют друг друга, особенно если служба сопряжена с риском. И даже на Земле-1, при самом справедливом строе, можно встретить женщину с печальными глазами и плачущего ребёнка, который никогда уже не встретит на пороге дома любимого человека и не скажет ему:

– Здравствуй, папа!

* * *

2022 год, 17 июля. Солнечная система Земли-1

– Вопросы есть? – доброжелательный аналитик Управления Мобилизации внимательно смотрел на Штрассла, который за последние полчаса не проронил ни слова. Дежурный «роты пропаганды» – так Хуберт окрестил про себя менявшихся нестроевых сотрудников УМа, рассказывавших о нюансах социального устройства.

– Есть. Разрешите?

– Пожалуйста.

– Вы говорите: на Земле-1 нет тюрем и исправительных учреждений. Но это же не значит, что нет и преступников? Мне лично пришлось обезвредить пятерых.

– Да уж, в курсе ваших подвигов! —усмехнулся умовец. – Тех бандитов вы здорово арестовали. Но заключать таких куда-либо и содержать на государственном обеспечении нерационально. Согласны? Почему они должны просто так есть хлеб трудящихся? Отщепенцев необходимо использовать. Там, где они будут полезнее всего. В частности, на фронте. Там полно горячих точек.

– Но преступники же, да ещё и наркоманы попросту неуправляемы!

– Ошибаетесь. С любыми индивидами, даже теми, кто противопоставил себя обществу, можно найти общий язык. Во всяком случае, мы здесь именно для этого. Силой, убеждением или хитростью нужно заставить их подчиняться. Вы с ними уже знакомы, – аналитик снова усмехнулся, – Вам и карты в руки!

– Мне?!

– Да. Вам поручено взять на себя командование над преступниками. Доставить на Землю-9 и обеспечить наиболее эффективное применение по противнику. Ваши личные тренировки также подошли к концу, и командование сочло, что вы готовы для выполнения полноценного боевого задания.

– Но… Я думал, моё дело управлять орбиталом!

– Понимаю: вы хотели узкой специализации. Но решено использовать вас по прямому назначению. Вы же кадровый военный, фронтовик, пилот высшего класса! А на Земле-9 ситуация ухудшилась. И потом, камрад, приказы не обсуждают!

Аналитик что-то сделал с «тропичкой» и на ней высветились большевистские петлицы с двумя «кубарями». Командир! Или – лёйтнант, как более понятно. Штрассл рефлекторно вытянулся перед офицером:

– Яволь! Есть не обсуждать приказ.

– Так-то лучше. Неделя вам на то, чтобы это сборище отбросов превратилось в боевой отряд, способный подчиняться приказам.

– Штрафной батальон?

– Что-то вроде. Только по численности у вас будет скорее рота. Примерно сто человек. Общий приказ вы знаете: ни шагу назад!

– Что я могу делать, чтобы привести их к подчинению?

– Инициатива приветствуется, оберфельдфебель! Думаю, в вашем времени было больше способов по работе с таким… контингентом. Практика показывает, что прежде всего они должны признать в вас вожака. Желательно – безоговорочно. Примерно, как в стае хищников. Можете посмотреть в Информатории.

– Физические повреждения, убийство наиболее строптивых разрешены?

В серых глазах офицера сверкнуло понимание, пополам с уважением:

– Травмировать можете с любой степенью тяжести. Непосредственно перед высадкой всё вылечим. Причём им об этом можно не говорить. А вот по поводу умышленного уничтожения потенциальных боевых единиц… В принципе, и это решаемо. Какое именно количество… рабочего материала вы планируете лишить жизни в воспитательных целях?

– Думаю, десяти процентов будет достаточно.

– Я доложу руководству. Вижу, что оно в вас не ошиблось. Единственная просьба – постарайтесь до получения санкции всё же не убивать арестованных.

* * *

Штрассл разделил подопечных на четыре взвода, чтобы работать с ними по группам. Дежурный десятник привёл первый взвод сомалийцев и, сдав Хуберту под расписку, сочувственно спросил:

– Помощь нужна?

– Благодарю, справлюсь сам!

– Ну-ну. Желаю удачи!

Австриец остался на тренировочной площадке в окружении двадцати пяти враждебно настроенных молодых негров. Все одного поля ягоды: обриты наголо, глаза злые, челюсти по въевшейся привычке совершают жевательные движения. Подумал: «Тут нужно держать ухо востро и соблюдать олимпийское спокойствие. А главное – не поворачиваться к ним спиной».

Рожи откровенно наглые. Это плохо. Руки у всех связаны за спиной. А вот это хорошо. Ага, пятеро знакомцев. Смотрят исподлобья, в отличие от остальных – избегают встречаться взглядом. Штрассл кивком подозвал к себе ближнего, с оценивающе-смекалистыми глазами:

– Халкан таг! («Иди сюда!» – на сомалийском).

Тот нехотя подошёл и остановился в двух шагах. Пальцы Хуберта плавно легли на спусковую скобу бластера. Это не ускользнуло от бандита: он отпрянул и сделал невольное движение в сторону.

– Истааг! («Стоять!»)

Сомалиец застыл; спина напряжена.

– Мага? («Имя?»)

– Абдулвали! – ответил туземец.

Штрассл подошёл и коротким лучевым импульсом освободил ему руки, небрежно шевельнув стволом бластера. Остальные внимательно наблюдали за происходящим. Ага! Его мастерство владения оружием оценили. Это хорошо!

Хуберт на ломаном сомалийском, щедро снабжённым выразительными жестами, объяснил разбойнику, что назначает его «смотрящим». Отныне тот должен следить за порядком во взводе и доводить до сведения остальных распоряжения Штрассла, добиваясь беспрекословного исполнения. За это ему полагаются лучший паёк, новая спецодежда и нижняя койка у окна. Абдулвали слушал недоверчиво, но когда понял, что требуется, довольно ощерился, показав гнилые зубы:

– Кад, саид! («Ясно, господин!»)

Час прошёл быстро. Хуберт раздал уголовникам муляжи оружия, показал, как с ними обращаться и какие приёмы следует заучить, после чего поручил Абдулвали тренировать соплеменников. В принципе, некоторые из штрафников, очевидно бывшие разбойники, более-менее умели пользоваться бластерами. Но, конечно, не на армейском уровне. Новоиспечённый смотрящий с удовольствием измывался над сородичами, гоняя до седьмого пота. Негры учились «стрелять» на бегу, лёжа, в прыжке, из-под руки, полуобернувшись и с резким разворотом.

Во время перекура Штрассл спросил у помощника, как тот себя чувствует.

– Ванаагсан, саид! («Хорошо, господин!»)

Хуберт поинтересовался почему Абдулвали нравится командовать сообщниками? Ведь совсем недавно все они находились в одинаково дерьмовом положении. Неужели повлияло лишь назначение «авторитетом»? Негр спокойно ответил, что власть нравится всем. Штрассл попытался объяснить, что большинство тут живёт по-другому: старается договориться, а не командовать. Но Абдулвали лишь понятливо хмыкнул, оценив провокацию:

– Ма ааминсани! («Не верю!»)

«Тоже мне, Станиславский!» – в отрочестве Хуберт участвовал в школьной самодеятельности и был знаком с системой русского режиссёра.

После перерыва Абдулвали гонял «штрафных солдат» с ещё бóльшим ожесточением. Но теперь он время от времени бросал на Штрассла настороженно-недоверчивые взгляды, стараясь делать это незаметно. Наконец, появился давешний десятник. Он с удивлением обнаружил, что никто никого не покалечил, все арестованные измочалены и обливаются потом.

– Ну, оберфельдфебель, ты даёшь!

Взвод ушёл с плаца почти строевым шагом. Штрассл подумал, что первое занятие прошло успешно, но нет гарантии, что и дальше ему будет сопутствовать удача. Так и вышло. Следующая группа состояла из отъявленных головорезов: для того, чтобы добиться послушания, одному, слишком резвому, пришлось всадить заряд в руку, а другому – в плечо. После этого возбуждение остальных сменилось угрюмым подчинением. Тут пока на роль смотрящего Штрассл никого не приметил.

Занятия ещё с двумя группами вконец измотали его. И дело не столько в физической усталости – Хуберт в основном командовал, а не бегал наравне со штрафниками, – сколько в постоянном нервном напряжении и стремлении держать под контролем всех одновременно. Он не позволял себе расслабиться ни на секунду.

В минуты опасности раньше у Штрассла часто открывалось «заднее зрение», когда он затылком ощущал угрозу. Вот и сейчас: один из сомалийцев подобрался слишком близко со спины и поднял муляж над головой. Конечно, до убийства дело вряд ли дошло бы, но серьёзно поранить мог. Почувствовав холод в затылке, Хуберт резко развернулся и со всего размаху двинул нападавшему бластером в горло. Тот хрюкнул и медленно распластался на земле, изо рта пошла кровь. Хорошо, что и этот уголовник остался жив, иначе пришлось бы отчитываться.

В конце дня Штрассл чувствовал себя как выжатый лимон. Есть не хотелось. Принял душ и рухнул на койку. Мгновенно провалился в сон, но проспал всего около тридцати минут. После чего встал, причесался и отправился в бар космопорта. После грязи общения с отбросами хотелось вновь испытать душевный подъём. Видение доверчивых глазищ Полины, её горячих рук и сбившегося дыхания теперь всё чаще грели его душу, заставляя снова мечтать.

Однако Холмской на месте не оказалось, хотя шла её смена. «Это даже к лучшему!» – постарался успокоить себя оберфельдфебель и заказал коктейль у незнакомой симпатичной буфетчицы. Однако не удержался:

– Разве Полина сегодня не работает?

– Вы Хуберт? Пилот Хуберт Штрассл? – оживилась девушка.

– Да. Это я.

– Вам записка от неё.

Сев за столик, он не сразу развернул сложенный вчетверо листок тонкого пластика. Не хотел читать её письмо прилюдно. Медленно допил, пару минут поглазел в окно на проплывающие в небе дирижабли, а затем вышел в парк, где нашёл скамейку в резной тени пальм, и медленно развернул послание.

«Здравствуйте, Хуберт! Хочу ещё раз поблагодарить вас за чудесное спасение на пляже. Не уверена, что увижусь с вами лично до отъезда – знаю, что через неделю вы отправляетесь на сложное задание. Отец отправляет меня в санаторий на десять дней, хочет, чтобы я пришла в себя после шока. Никакие мои возражения в расчёт не принимаются. Ещё раз большое спасибо. Удачи вам!»