Театральные комедии

(Из-за шторы выходит ЭДМОНД.)

ЭДМОНД. Альфред… это ты?

АЛЬФРЕД (роняя сумку на пол). Папа?.. Не может быть!

ЭДМОНД. Альфред, дай я посмотрю на тебя. (Подходит, снимает повязку с глаз Альфреда.) Альфред, ты совсем не изменился…

АЛЬФРЕД. Да… я остался таким же.

ЭДМОНД. …Не хочешь зарабатывать честным трудом.

АЛЬФРЕД. И ты папочка не изменился – по-прежнему читаешь морали. У меня кроме них ничего от тебя не осталось. Впрочем, сохранилась одна бумажка – справка о крещении… из церкви. Ты помнишь, какой там указан год?

ЭДМОНД. Восемьсот пятнадцатый, сынок. Четвертого апреля.

АЛЬФРЕД. И где меня работодатели ожидают с такими паспортными данными?

ЭДМОНД. Альфред, можно поехать на Каймановы острова, там вообще живут без документов.

АЛЬФРЕД. Папа, да как я туда доберусь? Это раньше люди жили, где хотели. Где нравилось – туда и шли, где была работа – там и нанимались. Целыми народами бродили по материкам. А теперь что? На границе сразу прихлопнут. Прикажешь оформлять пособие?

ЭДМОНД. Не приведи господь! Ты ведь мужчина.

АЛЬФРЕД. Мужчина… А за женщин я вообще молчу. Ты сам вон раньше…

ЭДМОНД (прерывая Альфреда). И молчи! Пойдем лучше на улицу, там все обговорим.

АЛЬФРЕД. Батя, я пальтишко прихвачу. (Вынимает из шкафа пальто на тремпеле.)

ЭДМОНД. Не надо, мне не нравится его фасон. Я куплю тебе другое – на синтепоне, легонькое, всегда можно удрать от кого угодно.

(Эдмонд и Альфред уходят в среднюю дверь. МАРИЯ выходит из-за шторы.)

МАРИЯ. Значит, Эдмонд не врал. Если у него сын с восемьсот пятнадцатого, то ему… то я ему… вообще представляюсь девочкой. (Зажимает рот ладонью, вспомнив, что за другой шторой прячутся Патрик и Сабина. Подходит к их шторе, говорит нарочито громко.) И как хорошо, что он не взял пальто! Оно так идет Патрику! Золотой у меня зять! А уж как он любит Кэтрин! Другой бы не устоял, обязательно бы позарился на эту потаскуху Сабину. Ох, и попадется она мне! Ох, попадется! (Грозит пальцем.) Но Патрик не такой, напрасно Кэтрин его подозревает. И напрасно Кэтрин затеяла этот спектакль с Томасом! Зачем изображать неверную жену, если любишь своего мужа?! (Подходит к левой двери, стучит в дверь.) Кэтрин, хватит представлений – у вас ничего не получится.

(КЭТРИН выходит из спальни, закрывает дверь, прижимается к ней спиной.)

КЭТРИН. Мама, что случилось?

МАРИЯ (громко). Я забираю свои слова обратно.

КЭТРИН. Какие слова?

МАРИЯ. Глупые. Мой план никуда не годится. Патрик никогда не поверит, что ты способна ему изменить. Да еще с Томасом. Нет-нет, представление отменяем. (Отстраняет Кэтрин, приоткрывает дверь, кричит.) Томас, из тебя никогда не получится хороший актер. (Заглядывает в комнату, хватается за голову.) Боже!.. (Опомнившись.) Да кто же так играет?!

КЭТРИН. Мама, что с тобой?

(Мария прижимает палец к губам, затем на полусогнутых ногах крадется к выходу, таким образом давая понять, что следует уходить.)

КЭТРИН. Томас, маме плохо!

ТОМАС (выходит из спальни, застегивая брюки). Что тут случилось?

(Мария продолжает ужимки, дергает головой в сторону центральной двери.)

ТОМАС. Черт побери! Ей не хватает воздуха. (Направляется в сторону окна.)

МАРИЯ (подпрыгнув, преграждает путь Томасу). Нет! Хватит кормить меня воздухом! Я хочу бифштексов. Ведите меня на кухню! Я совсем отощала. (Делает вид, что теряет сознание.)

(Томас подхватывает Марию и вместе с Кэтрин уводят ее на кухню. Из-за шторы выглядывают, а затем выходят ПАТРИК и САБИНА.)

САБИНА. Я ей потаскушки никогда не прощу!

ПАТРИК. Сабина, откуда она могла знать, что мы прячемся? Это мы поступили нечестно – подслушали чужой разговор.

САБИНА. И не один.

ПАТРИК. Совсем как дети. Решили меня разыграть. Не на того напали! И Томас – никудышный актер.

САБИНА. Зато Эдмонд с псевоальфредом изобразили встречу правдоподобно.

ПАТРИК. Эти да! Я уже начал было верить их сказкам.

САБИНА. Но пальто оставили. Так настоящие грабители не делают.

ПАТРИК. Но Эдмонд все равно жулик. Зачем представляется долгожителем?

САБИНА. Разумеется жулик. Но еще не раскрытый. Старика разоблачили, но он успел удрать. А этот только готовится к махинациям. Разыгрывал сцену, надеялся произвести на нас впечатление.

ПАТРИК. Конечно, они ведь не могли знать, что мы находимся за шторой. Все-таки, как хорошо иногда спрятаться. Подслушал – значит вооружен! Сабина, не подаем вида, что мы все знаем.

САБИНА. И про потаскушку?

ПАТРИК. Это не про тебя. Сама говоришь, что сцена постановочная.

САБИНА. Язык бы оторвать такой постановщице!

ПАТРИК (подходит к окну). Забудь, посмотри какой чудесный вид.

(Из кухни входит ТОМАС.)

ТОМАС. Хороши дела! Я реанимирую его тещу, а он любуется видами.

ПАТРИК. Что с мамой?

ТОМАС. Мелет всякую ерунду.

САБИНА. Не только ерунду, но и гадости.

ТОМАС. Будто бы у Эдмонда объявился сынок.

ПАТРИК. С Каймановых островов?

ТОМАС. А ты откуда знаешь?

САБИНА (одергивает Патрика). Ничего он не знает.

ПАТРИК. И знать не хочу, ни про его церковную справку, ни про его возраст.

ТОМАС. Патрик, она и об этом говорила. С таким ясновиденьем тебе надо работать в полиции.

ПАТРИК. А тебе не мешало бы пойти в театр, попрактиковаться в розыгрышах. Томас, у тебя плохо получается.

ТОМАС. Патрик, ты о чем?

ПАТРИК. Я все знаю! Думаешь, я не догадываюсь? У вас с Кэтрин этот номер не пройдет! (Пауза.) Кэтрин мне изменяет… Как смешно. И ты думаешь, заставишь меня поверить? Зря стараешься, никогда не убедишь!

ТОМАС. И в мыслях не было убеждать.

ПАТРИК (назидательно подняв палец). Не юли! Убеждал! Но я тебе не верю. И теще своей не верю.

САБИНА. Нашел кому верить – она о людях всякую гадость говорит.

ТОМАС. Знаете что я вам скажу? Вы все в этом доме прибабаханные!

ПАТРИК. На себя посмотри. Хоть бы мундир перед представлением снимал… Горе-любовник.

САБИНА (одергивая Патрика). Патрик, перестань! (Томасу.) Томас, ты видишь, насколько его потрясло известие о здоровье Марии Филипповны.

ТОМАС. Он вообще офигеет, когда увидит сыночка Эдмонда. (Уходит на кухню.)

ПАТРИК. Он так и не понял, что я все знаю, и продолжает разыгрывать нас.

САБИНА. Патрик, мы ведь договорились принимать все за чистую монету. Зачем огорчать людей, которые полагают, что они великие артисты?

ПАТРИК. Хорошо, пусть думают, что артисты. Но мы их переиграем. В том числе и сумасшедших: Эдмонда, и второго – с церковной справкой.

(Из правой двери входит КЭТРИН.)

КЭТРИН. Сабина, ты обещала убрать на кухне – там такой беспорядок.

САБИНА. Уже иду. (Патрику.) Патрик, ты обещал… (Уходит.)

КЭТРИН. Что ты ей обещал?

ПАТРИК. Что мы купим ей билеты в театр.

КЭТРИН. В театр? Мы сами ходим туда раз в год.

ПАТРИК. Не мешало бы почаще. Иной раз там такие сказки показывают, что и не придумаешь!

КЭТРИН. Да их и придумывать не надо – бери из жизни. У моего дедушки Эдмонда отыскался пропавший сын.

ПАТРИК. Какой сын?

КЭТРИН. Альфред.

ПАТРИК. И ты веришь всему этому?

КЭТРИН. Верю. А ты?

ПАТРИК. Единственное, чему я верю, что Эдмонд сбежал из сумасшедшего дома.

КЭТРИН. А паспорт с датой рождения?

ПАТРИК. Подделал. Тем более тогда и паспортов не было.

КЭТРИН. Но он мог прежние документы поменять на новые.

ПАТРИК. И подправить год рождения. Видел я таких артистов… с Каймановых островов.

КЭТРИН. Правильно. Альфред не погиб, как все думали, а переплыл Темзу и подался на Каймановы острова…

ПАТРИК. …Где живут без документов.

КЭТРИН. Верно.

ПАТРИК. И острова эти находятся в той же палате, где лечился Эдмонд.

КЭТРИН. Патрик, как можно жить, никому не веря?! Предполагаю, что стань я утверждать, что изменяю тебе, ты тоже не поверишь.

ПАТРИК. С Томасом? Не поверю. Сколько бы ни твердила. И в Альфреда не верю. Как это может быть? Ты видела его рожу?

КЭТРИН. Нет.

ПАТРИК. А я видел. Он выглядит старше своего отца. Хотя бы загримировался!

КЭТРИН. Погоди, где ты мог его видеть?

ПАТРИК (опомнившись). Видел… внутренним взором… Но смутно, как бы через ткань…

КЭТРИН. Какую ткань?

ПАТРИК. Какую… какую… Примерно как эти шторы. Видел плохо, а слышал все отлично. И ты думаешь, что после этого я позволю себя дурачить?!

КЭТРИН. Да тебя самого надо отвести к психотерапевту! Эдмонд только минуту назад сообщил, что у него отыскался сын. Альфред никогда не был в нашем доме. И ты не мог ни видеть его, ни слышать!

(С улицы входят ЭДМОНД и АЛЬФРЕД.)

ПАТРИК (Кэтрин, с вызовом). Не видел?! Вот он собственной персоной! (Альфреду.) Вы Альфред?

АЛЬФРЕД. Да, Альфред.

ПАТРИК. С Каймановых островов?

АЛЬФРЕД (немного помявшись). Да… оттуда.

ПАТРИК (Кэтрин). Так видел я его или нет?!

КЭТРИН. Невероятно!

ЭДМОНД. Ну зачем вы спорите? В мире столько необъяснимого. Все может быть.

ПАТРИК. Но чтобы отец был моложе сына, такого быть не может!

ЭДМОНД. Но посмотри – мы похожи.

ПАТРИК. Спорить не буду – сходство имеется. Но он старше вас!

АЛЬФРЕД. Папа, если только за этим дело, то давай сделаем, как он говорит.

ЭДМОНД. Что сделаем?

АЛЬФРЕД. Давай я буду считаться твоим отцом, а ты – моим сыном.

ЭДМОНД. Молчи, щенок! Сначала поживи с мое! Я твой отец – и точка! А это твоя внучка. (Указывает на Кэтрин.) Кэтрин, извини, но уж больно непутевый тебе достался дедушка!

АЛЬФРЕД. Я давно уже путевый и позабыл, когда карты брал в руки.

ЭДМОНД. Тогда почему так выглядишь?

АЛЬФРЕД. Потому что я, в отличие от некоторых, легкой жизни не искал, в Америку не удрал. А здесь, сам знаешь, какой климат – то жара, то холод… Без приличной одежды совсем окочуриться можно!

ПАТРИК. Я знаю, как вам помочь. (Подходит к шкафу, вынимает пальто, подает Альфреду.) Такое пальто вам подойдет?

АЛЬФРЕД. Думаю, в самый раз. (Берет пальто.) Папа, а оно действительно очень легкое. В таком от кого угодно убежать можно.

ЭДМОНД. Хватит бегать… Карты бросил и бег свой оставляй… (Кэтрин.) Трусцой он надумал заниматься! Да еще в таком возрасте! Тоже мне спортсмен! Лучше запишись в фитнес-клуб своей внучки.

АЛЬФРЕД. Папа, там тяжести надо таскать. А ты сам говорил, что не любил ворочать камни на каторге.

ЭДМОНД. Там заставляли, садовая твоя голова! А если добровольно – так это одно удовольствие. Вот если тебя насильно женить – будешь упираться. А если мне это нравится, то я сам к этому могу стремиться.

АЛЬФРЕД. Камни таскать?

ЭДМОНД. Женщину на руках носить… вот ее маму. (Указывает на Кэтрин.)

КЭТРИН. Вы шутите?

ПАТРИК. Кончайте этот балаган!

ЭДМОНД. Патрик, пожалуйста, не командуй – ты не режиссер. Наш спектакль будет продолжаться. Я понимаю, ты потрясен – твой американский компаньон выпрыгнул из окна. Но это еще раз подтверждает, насколько резвыми бывают старички. А я, по сравнению с ним, – цветущий юноша.

АЛЬФРЕД. Тогда я совсем младенец.

ЭДМОНД. Только разумом. Будешь слушать отца, и тебе встретится порядочная женщина.

АЛЬФРЕД. Папа, она уже встретилась.

ЭДМОНД. Что?!

АЛЬФРЕД. А с чего бы я, по-твоему, решил приодеться? Себе я и в таком виде нравлюсь.

ЭДМОНД. И кто она?

АЛЬФРЕД. Красивая женщина.

ЭДМОНД. Так женись!

АЛЬФРЕД. Не могу – она замужем…

ЭДМОНД. Час от часу не легче.

АЛЬФРЕД. За каким-то полицейским… Томасом зовут.

КЭТРИН. Томасом? И в каком участке он работает?

АЛЬФРЕД. В сорок восьмом.

КЭТРИН. Господи! Томасу это не понравится.

АЛЬФРЕД. Да плевать мне на Томаса и на всех остальных легавых! Лишь бы Луиза согласилась.

ПАТРИК. Боже! Луиза? Жена Томаса?

АЛЬФРЕД. А чья же! Но она мне сказала, что разойдется со своим ментом только в том случае, если узнает, что он изменяет.

ПАТРИК. Придется ей жить с Томасом вечно. Напрасно он устраивал спектакль вот с ней. (Указывает на Кэтрин.) Ох, и коварны эти полицейские – нашел способ, как избавиться от жены!

АЛЬФРЕД (с надеждой). Так он изменял Луизе?

ПАТРИК. Черта-с два! Пусть Кэтрин подтвердит.

КЭТРИН. Альфред, как вы могли такое подумать?

АЛЬФРЕД. Всякое бывает. Он человек военный… вдруг начальство приказало. У меня есть дружок в полиции, капитан… мы с ним в молодости познакомились на одном этапе…

ЭДМОНД. …На этапе изучения классической литературы.

АЛЬФРЕД. Да-да, папа, все именно так… по Достоевскому. Я его попросил, чтобы он приказал Томасу нарушить супружескую верность.

КЭТРИН (возмущенно). Выходит, Томас по приказу?!.

ПАТРИК. А я вам что говорил! Это был спектакль по команде начальства.

КЭТРИН. Подлец!

ПАТРИК. Разумеется. И начальство обманул, и жену.

ЭДМОНД. Чью жену?

ПАТРИК. Свою! Чью же еще!

КЭТРИН. Я ему этого не прощу!

ПАТРИК. И правильно сделаешь. Элементарная непорядочность – притворяться влюбленным.

АЛЬФРЕД. А мне Луиза сказала, со слов Томаса, что у него есть друг… забыл, как его зовут, влюблен в их домработницу. Черт побери… имя выскочило из головы…

ПАТРИК (берет Альфреда за локоть, ведет его в сторону кухни). Теперь я вижу, что вы человек из далекого прошлого – склероз не обошел вас стороной. (Уходит с Альфредом на кухню.)

ЭДМОНД. Кэтрин, как вам мой сынуля?

КЭТРИН. Словоохотливый. Я до сих пор в себя прийти не могу.

ЭДМОНД. Много болтает. Как бы он там чего лишнего не брякнул. Пойду присмотрю. (Уходит на кухню.)

КЭТРИН. Как хорошо, что Патрик все происходящее принимает за спектакль.

(Входит ТОМАС.)

ТОМАС. Эдмонд сказал, что ты звала меня.

КЭТРИН. Да, звала. Томас, ты всегда выполняешь приказы начальства?

ТОМАС. Ты что?! Если все выполнять, то можно сразу вешаться. Сорок восемь начальников, не считая устава.

КЭТРИН. Но некоторые приказы ты все-таки выполняешь?

ТОМАС (обреченно). Приходится, я человек служивый.

КЭТРИН. Из-под палки?

ТОМАС. Можно сказать и так.

КЭТРИН. Я тебя освобождаю от этой повинности.

ТОМАС. Ты о чем?

КЭТРИН. А то ты не знаешь?! Тебе премию за меня обещали или орден? Ты каждый раз докладываешь капитану о… проделанной работе?

ТОМАС. Какому капитану?

КЭТРИН. Своему командиру.

ТОМАС. Господи! Вон ты о чем! Да это с его стороны была шутка. Ему майор приказал переспать с мавританской королевой, а он мне – с кем-нибудь.

КЭТРИН. А капитан выполнил приказ?

ТОМАС. Не знаю. Старшие по званию не докладывают младшим.

КЭТРИН. Томас, между нами все кончено! А начальству так и доложи – задание выполнил! Жду новых распоряжений.

ТОМАС. Каких распоряжений?

КЭТРИН. Я капитанских вкусов не знаю. Может быть, прикажет соблазнить мавританскую принцессу. Теперь я понимаю маму, она первая догадалась, что ты устроил спектакль!

(Входят ЭДМОНД и АЛЬФРЕД.)

КЭТРИН (продолжая отчитывать Томаса). Хоть бы у них поучился правдоподобию! Не захочешь, а поверишь! (Уходит на кухню.)

ТОМАС (уходя следом за Кэтрин). Кэтрин, погоди! Все совершенно не так, как ты думаешь.

АЛЬФРЕД. Папа, как ты выносишь такую обстановку? Все бегают, ругаются, нервы на взводе. Врачи не знают, чем их лечить.

ЭДМОНД. В наше время в таких случаях розги и вожжи очень хорошо помогали.

АЛЬФРЕД. Не понимаю, им-то чего нервничать! Документы у всех в порядке.

ЭДМОНД. И тебе паспорт выправим. Говоришь у тебя приятель в полиции?

АЛЬФРЕД. Да. Но не все так просто. За мной, папа, числится непогашенный штраф – капитан показывал квитанцию.

ЭДМОНД. Какой штраф?

АЛЬФРЕД. За купание в Темзе в неположенном месте. А с тех пор, сам понимаешь, такая пеня набежала, никаких миллионов не хватит.

ЭДМОНД. Черт побери! Я ведь говорил тебе – сторонись дружков!

АЛЬФРЕД. Папа…

ЭДМОНД. И если хочешь знать, на том месте теперь оборудовали пляж, и никого не штрафуют.

АЛЬФРЕД. Ну и что?! Хоть крытый бассейн! А штраф остается штрафом – ты что, нашу налоговую не знаешь?

ЭДМОНД. Слушай, а давай мы тебя выловим в море. Представишься беженцем из Ливии. Получишь паспорт, а я тебя усыновлю.

АЛЬФРЕД. Э-э-э, нет! С тех пор я в воду ни ногой.

ЭДМОНД. В спасательном жилете.

АЛЬФРЕД. Раньше надо было жилет предлагать.

ЭДМОНД. И что, так и будешь нелегалом? Погоди, а кто тебе мешает потерять долговременную память? Вышел на улицу – и все позабыл. Имя помнишь, сегодняшний день помнишь, а то, что было раньше – забыл.

АЛЬФРЕД. Папа, так не бывает!

ЭДМОНД. Господи! В кого ты пошел такой бестолковый?! Все умные люди так поступают. Вон в правительстве напрочь забывают, что обещали год назад. А за пять лет так вообще неприлично спрашивать!

АЛЬФРЕД. Папа, будь я министром – другое дело. Но я всего лишь отставной картежник – совесть имею. И она у меня не как раскладной метр, когда надо – разложил, когда не надо – сложил и засунул в карман.

ЭДМОНД. Ладно, не кипятись. Что-нибудь придумаем. Главное, что ты хорошо сохранился – мои гены.

АЛЬФРЕД. Не столько гены, сколько твоя наука – иметь дело только с молодыми. Избегать стариков с их вечными болячками.

ЭДМОНД. Правильно. Где ты видел терапевтов-долгожителей?

АЛЬФРЕД. Я один раз ослушался тебя, сел играть с опытными стариками – и оказался в Темзе. С тех пор закаялся, знаюсь только с молодыми…

ЭДМОНД. …Женами полицейских?

АЛЬФРЕД. На ней не написано было, кто она.

ЭДМОНД. Ты бы еще жену прокурора нашел!

АЛЬФРЕД. Зачем мне жена прокурора, если она сама прокурор?

ЭДМОНД. Этого еще не хватало!

АЛЬФРЕД. Папа, я тебе сто процентов говорю, напрасно у нас хают юстицию. К прокурору никаких претензий. Все что полагается иметь женщине – все при ней.

ЭДМОНД. И ты ей рассказал?

АЛЬФРЕД. Что рассказал?

ЭДМОНД. Свой год рождения.

АЛЬФРЕД. Нет, конечно. но потихоньку подбиваю…

ЭДМОНД. …На сожительство?

АЛЬФРЕД. Нет. Чтобы внесла нужный законопроект. Вот теперь, например, в паспортах не указывают национальность. Пусть и графу «год рождения» выбросят.

ЭДМОНД. А она что говорит?

АЛЬФРЕД. Она не говорит, а делает. По ее инициативе уже треть парламента – женская фракция, подписались под предложением. Глядишь, и мужские паспорта скоро перестанут пачкать датами рождения.

ЭДМОНД. Да-а-а! Год рождения – это как приговор. Хуже судимости. Я как женюсь на Марии, поменяю документы – убавлю себе лет сто пятьдесят.

АЛЬФРЕД. А трудовой стаж?

ЭДМОНД. Да кому он нужен твой трудовой стаж?! Хоть десять, хоть сто лет – пенсии одинакова, рассчитана на пропитание годовалого младенца.

АЛЬФРЕД. В смысле – от мамкиной сиськи?

ЭДМОНД. Да нет у меня никакой мамки! Только собираюсь завести. Как тебе Мария?

АЛЬФРЕД. Приятная будет мачеха.

ЭДМОНД. Заживем спокойно, бизнес у меня надежный.

АЛЬФРЕД. Папа, как тебе удалось раскрутиться?

ЭДМОНД. С помощью головы. Я давно заметил, что люди, как попугаи, все повторяют. Хотят, чтобы все было, «как у других». Вот и придумал трафарет.

АЛЬФРЕД. Какой трафарет?

ЭДМОНД. Ты что, не знаешь? Из фанеры. Вырезал в ней силуэт человека средней комплекции. И теперь это фигурное отверстие служит образцом для клиентов моих фитнес-центров. Они проходят сквозь фанеру, и сразу видно, где чего не хватает, и где надо подкачать мышцы.

АЛЬФРЕД. Отличная идея. Еще бы насчет головы такое придумать.

ЭДМОНД. Сынок, ты опоздал. Головы давно ровняют с помощью газет и телевизора. Но наша с тобой задача не поддаваться подобной формовке.

(Входит ПАТРИК с газетой в руках.)

ПАТРИК. Эдмонд, а этот старикашка, что в окно сиганул, все-таки был миллионером.

ЭДМОНД. Что значит, был? Разве он умер?

ПАТРИК. Деньги его умерли – лопнул бизнес. Здесь так и написано. (Читает газету.) Трафареты мистера Бейкера привнесены из позапрошлого века и не соответствуют стандартам и требованиям нашего времени. Таким образом ловкий делец сознательно фальсифицировал параметры здорового человека, принуждал к похудению, чем наносил непоправимый урон своим клиентам. Стоило этим сведеньям просочиться в СМИ, стоимость акций компании Бейкера упали до стоимости столовых салфеток. (Поднимает глаза от газеты.) Как вам сообщение?

ЭДМОНД (Альфреду). Альфред, вот видишь, трафареты в голове сработали лучше фанерных!

ПАТРИК. Так вот почему он выпрыгнул в окно.

АЛЬФРЕД. Предчувствие.

ПАТРИК. Хорошо, что сделка не состоялась. Иначе – хоть самому прыгай!

АЛЬФРЕД. Папа, что с тобой? Ты побледнел.

ЭДМОНД. Нервы пошаливают.

АЛЬФРЕД. Ты говорил, что в таких случаях розги и вожжи хорошо помогают.

ЭДМОНД. Да где ты сейчас вожжи найдешь?! Принеси лучше валерьянки.

(Альфред убегает за валерьянкой.)

ПАТРИК. Да-а-а, этому старикашке сейчас не позавидуешь. Если в тот раз не поломал ноги, то теперь – бери веревку и лезь на табуретку.

(Вбегает МАРИЯ.)

МАРИЯ. Что случилось? Кому валерьянку?

ПАТРИК. Родственник наш очень впечатлительный. Узнал, что один старик разорился.

МАРИЯ. У него отзывчивое сердце. Но Эдмонд, не стоит так волноваться за чужие деньги.

ЭДМОНД. Они мне как свои. Неужели теперь бедному несчастному старику начинать все сначала?

МАРИЯ. Да он еще резвый мужчина. Вспомни, как он пробежал по тебе.

ПАТРИК. За него не волнуйтесь. Я уверен, что этот пескоструйщик давно подсуетился, присмотрел себе какую-нибудь старушку.

ЭДМОНД. Почему сразу старушку?

ПАТРИК. Согласен, с его деньгами можно найти и такую как Марья Филипповна.

ЭДМОНД. Нет у него больше денег!

МАРИЯ. Ничего страшного. Женщина поможет ему пережить трудное время.

ЭДМОНД. А он подскажет ей, как не стареть.

ПАТРИК. Пусть сам сначала научится. Пойду Кэтрин обрадую, чего мы избежали. (Уходит.)

ЭДМОНД. Мария, ты бы не оставила меня, если бы я разорился, как этот старик?

МАРИЯ. Разве я когда-то заикалась о деньгах? У меня у самой есть небольшие сбережения. Хватит и на жизнь, и на твое лечение.

ЭДМОНД. От нервов?

МАРИЯ. От твоей мании долгожительства, возникшей на почве ошибки в паспорте.

ЭДМОНД. Ты до сих пор мне не веришь?

МАРИЯ. Прелесть моя, конечно нет.

ЭДМОНД. И правильно делаешь. Думаешь, я не понимаю, как это странно выглядит?

МАРИЯ. Если понимаешь, то ты уже наполовину здоров.

ЭДМОНД (пауза). Да… так будет лучше. Чем я лучше других? Лучше – как все. А лучше – это намного лучше, чем хуже…

МАРИЯ. Эдмонд, что с тобой?

ЭДМОНД. Выздоравливаю.

(Входит АЛЬФРЕД.)

АЛЬФРЕД. Папа, как твое самочувствие?

МАРИЯ. Он твердит, что ему лучше.

ЭДМОНД. И в самом деле лучше. Я решил помолодеть лет на сто пятьдесят. Альфред, и тебе советую.

АЛЬФРЕД. Да разве я против?! Только не знаю, как. Нет сил таскать воспоминания за столько лет! Не всем подваливает такое счастье – лет в шестьдесят обзавестись Альцгеймером. А они еще недовольны. Вы бы с мое потаскали!.. Как начнешь вспоминать… Взять хотя бы Темзу…

ЭДМОНД. Все, сынок! Прошлое аннулируем! Оставим несколько десятилетий – на мелкие расходы. Основной капитал утерян.

АЛЬФРЕД. Папа, бог с ними, с деньгами.

ЭДМОНД. Я не о деньгах говорю, а о столетии с небольшим…

МАРИЯ. Эдмонд, оставь свою манию.

ЭДМОНД. Согласен, Мария. В конце концов, жить по двести лет – это пошло и даже неприлично. Альфред, сынок, отныне нам с тобой по пятьдесят, не больше.

АЛЬФРЕД. Пап, давай по сорок. Я своему прокурору сказал сорок два.

ЭДМОНД. А она?

АЛЬФРЕД. А она сказала, чтобы я не врал – от силы дает двадцать пять.

МАРИЯ. Прокурор? Двадцать пять? Альфред, ты под следствием?

АЛЬФРЕД. Вроде того. Прокурор грозит пожизненным заключением в семейные оковы.

ЭДМОНД. А как на это смотрит полиция?

АЛЬФРЕД. Томас?

МАРИЯ. При чем здесь Томас?

АЛЬФРЕД. А полиция, на то она и полиция – всегда выкрутится. Попадает под досрочное освобождение.

ЭДМОНД. Лишается прокурорского надзора?

АЛЬФРЕД. Абсолютно. Она узнала о сращивании полиции с фитнес-структурами.