Кого посадят первым, или Страна больших денег

Вторым этапом Генадон планировал изобрести аппарат «Перпетуум чиновник» (или «Чиновник мобиле») и экономить государству до половины расходов, то есть прекратить продажу природных богатств, оставив их для будущих поколений своей родины.

В общем, переговоры были жизненно необходимы как дядюшке, так и племяннику. Но кто из них получит наибольшую выгоду? Обо всем по порядку.

Расходы племянника на поездку, к чести дядюшки, Беня взял на себя. А какой бизнес, за исключением, конечно, ЖКХ, может впоследствии принести сотни миллионов или даже миллиардов валюты без первоначальных вложений и уставного капитала? Так рассуждал экономически подкованный олигарх Короткий.

Обняв по-отечески Гену, Беня предложил поужинать в одной чудесной закусочной под вывеской «Для олигархов с Севера». Вообще, в столице Туманного Острова таких забегаловок было восемьдесят семь. Существовала целая сеть общепита для людей, находящихся с Беней в одной расовой категории.

Кафешка племяннику понравилась, однако учитель Генадон, который иногда вторгался в сознание Гены, все же был расстроен одним обстоятельством. Когда официанты развернули перед родственниками меню, Гена, дабы не выбирать среди тысяч блюд с неизвестными ему названиями, положился на вкус дядюшки, но спиртное все-таки решился заказать сам:

– Водочки «Сизовской», – сказал он.

На что официант ласково, с чуть заметным замешательством на лице ответил:

– Простите, но такой нет.

– Эх, – сказал Генадон, – тяжело вам, дядя, приходится… Ну, неси тогда что есть, только не отрави паленой водкой.

Прошел час, другой. Изрядно выпив и закусив, Гена и Беня уже давно разговаривали на «ты», как настоящие родные люди. Гена-директор не курил, но Генадон после водочки тянулся к сигаре. Заказав среднего роста кальянчик и уютный балкончик, пошатываясь от пяти копеек в кармане, племянник, словно персонаж военного фильма, перемещал, поддерживая под мышками, к балкону – месту дислокации – нетранспортабельного бойца, то есть дядю. Место для курения оказалось крайне удобным, и Генка впервые с удивлением лицезрел с высоты птичьего полета ту самую заграницу, к которой тянулись многие поэтические натуры, в том числе его родная тетка – Машка-следачка. И где ж она сгинула, дура?

– Дядя, а что там за мостик через пролив? – голова Гены стала медленно поворачиваться в сторону дяди.

– Бинг-Бэнг, – очнувшись, чуть слышно ответил олигарх.

– А приватизирован?

– Кажись, нет.

– Это вы зря тормозите демократические процессы. Что ж получается, мы, значит, рынок только начали строить – и уже все отдали частнику, – Гена вытянул обе руки в сторону дяди (мол, вам, дядя), – а Туманный Остров, строящий демократию в сотни раз дольше, отстал? Нет, нет, не могу. Генадон не допустит дальнейшего загнивания Запада. Помогу тебе, дядя Беня, и пойду помогать твоей второй родине. Бинг-Бэнг надо приватизировать! Только приватизация позволит привести его в достойное состояние и сохранить для наших потомков.

Дядя икнул, не понимая, о чьих именно потомках идет речь, но предположил, что о потомках наших олигархов, что ему очень пришлось по душе.

– Переговори там с кем надо, – продолжил племянник. – Конкурсную документацию беру на себя, цену задирать пока не будем – скажем так, полторы тысячи рублей… Э, нет – евро. Это будет мое последнее слово, а начнем с пятисот. Все… – и потерял сознание.

Да, жизнь на райском острове натурально отличалась от жизни на родине, где целый день человек работал, чтобы один-два раза поесть. Здесь все было наоборот: всю жизнь не работай, чтобы обкушаться чем вздумается, чтобы пить пусть не «Сизовскую», но тоже неплохую водочку, от которой утром голова не только не болит, но находится даже в каком-то приподнятом, активном состоянии, словно проснулся утром – а голову поднимать не надо: кто-то за тебя поднял твой мозг в черепной коробке, поместил его в состояние невесомости и держит там, ты же передвигаешь только тело, а мозг летит сам по себе.

Состояние это настолько легкое, что его можно назвать, цитируя одного из взяточников, состоянием «легкого активного заблуждения». Когда этот взяточник дурачил налоговую инспекцию на миллионы, к нему вдруг ни с того ни с сего явилась группа захвата в масках. «Ты что ж… (тут стояло ругательное слово) делаешь такое? Недоплачиваешь в казну!» – «А это я, родненькие мои, – кстати, спасибо, что навестили, – активно заблуждаюсь. Но вот вы объяснили, и я понял, сразу же и оплачу». Люди в масках ушли. И только через месяц вдруг вспомнили, что ничего, в общем-то, взяточнику не объяснили. Ринулись было обратно к нему в офис, а там уже никого и ничего нет: контора закрыта, имущество продано, взяточник исчез. Как нетрудно догадаться, он получил статус гражданина Туманного Острова, где после перечисления в казну некоторого членского взноса стопроцентно поверили в его честность, порядочность, а также в несовершенство демократии в стране, преследующей его по политическим мотивам и так далее. Уголовное дело было приостановлено до момента истечения срока исковой давности и впоследствии прекращено.

Но дядя Беня вовсе не являлся простачком. Денек-другой погуляв с племянником, он перешел к делу. До начала разговора мялся, переживая: «А вдруг ошибся и три тысячи пятьсот двадцать долларов и пятнадцать центов на поездку и кормежку племянника потратил зря?» Но потом взял себя в руки и приступил к разговору:

– Знаешь, Генка, помню тебя с самых пеленок. Ах, какой ты был хороший мальчик – и каким красавцем вырос! Ты, писали в газете, деньги и удачу приносишь?

И дальше поведал Беня племяннику абсолютно откровенно и о своей тяжелой жизни «как у всех», и о сне, и о стремлениях.

– Гена, – плакал Бенечка, – ну почему я должен существовать, как все эти…

Он развел руками, подразумевая, как понял племянник, других обычных олигархов, питавшихся в сети забегаловок «Для олигархов с Севера», «Для олигархов из казенных учреждений», для других прочих олигархов.

– Почему я должен ездить на железном ведре и не иметь даже собственного космодрома и планеты, куда в случае чего можно улететь? Почему, Гена?

Несколько отстранив от себя дядюшку и передав ему для слез красный носовой платочек с золотым серпом, Гена, облачившись в одежду провидца, повел следующие речи:

– Сядьте, дядя Беня, сядьте… Скажу прямо: обратились вы по адресу. Не буду предлагать заниматься всякой чепухой вроде добычи мраморной крошки в единственном в мире месторождении под Сизовском. Пустое, там максимум миллиард-другой, да и то нужно время. Есть другая схема.

Он поднялся, подошел к огромному плоскому телевизору, в его руках непонятно откуда появился школьный мелок, и Генадон начал им чиркать прямо по выключенному экрану.

Выходило, для того чтобы заработать сто миллиардов валюты, Бене было необходимо:

– первое: перечислить в качестве пожертвования на личный счет гадателя Генадона энную сумму денег – что-то вроде тех самых полумиллиарда долларов, что приснились во сне мальчику Бене. Это был, так сказать, буфер, который как раз и подтверждался увиденным сном;

– второе: привлечь к участию в деле своих коллег из кружка олигархов;

– третье: выиграть пари;

– четвертое: получить сто миллиардов валюты.

Бене, как опытному налогонеплательщику, почему-то казалось, что Генадон не полностью раскрывает план предприятия, однако он еще всхлипывал и в полемику не вступал. Беня не совсем верил племяннику, и, возможно, потому что в речах гадателя Генадона иногда проскальзывали такие выражения коммерсанта Гены-директора, как «мне, самоучке, вас не кинуть», или «я за полмиллиарда ручаюсь лично», или «уж поверьте мне: на полмиллиарда я еще никого не обманывал», ну и прочие.

– Как будут развиваться события, – скрипнув по экрану дорогущего телевизора, а также по сердцу Бени мелом, продолжал Гена. – Мы регистрируем клуб «Кто не с нами – тот не олигарх», который за считаные дни объединит всех ваших богатых соотечественников. В клубе организуем многочисленные пари, основным из которых будет свобода чиновника в отдельно взятой области вашей бывшей родины. Называться пари будет «Кого посадят первым?». На выделенные мне вами деньги я в нашей области Н. заавансирую чиновников и других лиц, влияющих на настроения и благосостояние обычных граждан. Таких будет голов десять-пятнадцать. Скину им на счета по миллиону долларов для затравки. И поставлю условие: кто за три года (срок пари) максимально изменит в лучшую сторону свое отношение к жителям города и реально облегчит их жизнь – тот получит на счет сто миллионов валюты, и как говорится: «Прощай, немытая страна, я уезжаю навсегда!» Держателей города – членов нашей локальной игры – буду инспектировать лично, со скрытой камерой, с передачей денег и прочим, то есть признаки, что кого-нибудь посадят, будут, так сказать, налицо. А в вашем, дядя Беня, казино ежедневно мои профессиональные шоумены будут в анекдотическом стиле докладывать олигархам о том, как прожит день каждым из чиновников. Вот будет потеха! Все их незаконные дела. Будет три условия выигрыша пари. Первое: срок – три года, именно в течение трех лет кого-то должны посадить за решетку. Второе: не просто посадить, а приговорить решением суда к реальному сроку заключения независимо от статьи Уголовного кодекса. И третье: посадить должны именно фигуранта, на которого сделал ставку игрок (олигарх). Нет трех условий – все привлеченные денежные средства остаются, дядя Беня, в вашем клубе. Вы с олигархами будете в клубе под звон бокалов, игру в рулетку или покер наблюдать на огромных, а не таких, – Гена ткнул мелом в телевизор так сильно, что Беня замычал теленком, – телеэкранах все мои ухищрения. И каждый олигарх сделает ставку на того или иного держателя. Ставкой будет полмиллиарда валюты. И если лицо, на которое поставил олигарх, посадят первым, независимо от статьи Уголовного кодекса, участник пари получает двойную или, скажем, тройную ставку. При этом в любом случае за ведение игры вы, дядя, будете брать, например, десять процентов от всех ставок. А если никого не посадят, вы саккумулируете все ставки, и так как плотность олигархов с Севера на Туманном Острове один к двум, вы получите не то что сто-двести, а то и триста миллиардов. А там космодромы, свои планеты, города и даже звездные врата – о них лишь слухи слышал я!

Единственное, о чем умолчал Генка, так это о параллельной реализации своей недавно возникший мечты – мечты о построении в родном городе Сизовске утопии и реального райского существования для всего народа, а не только для десяти-пятнадцати его крупных и мелких держателей-акционеров.

– Да, – резюмировал Гена-директор, – схема на первый взгляд кажется громоздкой и непонятной, но – вуаля! – только она вознесет вас над всеми, и не только в денежном выражении. Плюс, независимо от результата, вы ни в коем случае не проиграете, а за три года существования нашего клуба прибыль для олигархов получится значительной.

Он передал Бене листочек формата А4 с непонятными цифрами, подсчетами и выделенной в конце суммой: 567 миллионов валюты.

Из монолога племянника Бене Короткому не понравились только одно – слова «нашего клуба для олигархов…». Клуб он делить ни с кем не хотел. А остальное, если рассудить, дело, причем прикрытое с трех сторон. Первая сторона – ответственность племянника за полмиллиарда; вторая – в любом случае возврат денег за счет комиссии за содержание клуба; третья – возможность получить интереснейшим способом статус сверхбогатого человека – владельца более ста миллиардов валюты.

Опустим ненужные расчеты, недельные думы, консультации. В итоге Бенин Короткий, выражаясь языком газетчика Кляксы, план одобрил. Родственники ударили по рукам.

– Видела бы нас сейчас тетя Машка-следачка, – с искусственной слезой в горле сказал Гена.

Беня выглядел так, словно ничего не понял и вины не испытывал. За годы предпринимательства он настолько поднаторел, что это был его повседневный вид: никого не знаю, грехов не имею. Это выражение настолько срослось с лицом Бени, что когда он убегал с родины, отпечаток кирзового сапога борца с деньгами незаконных мигрантов товарища Пограничного поглотил его лицо лишь на две-три секунды, затем оно вновь наполнилось животной массой: ничего не знаю, ничего не помню.

– Именем олигархии этих мест, – произнес Гена, – постановляем: нашему наилюбимейшему дядюшке, который уже с самого начала нашего начинания будет именоваться не иначе как сверхолигархом, в срочном порядке учредить фешенебельный ресторан-казино с названием «Кто не с нами – тот не олигарх» и методом сетевого маркетинга привлечь публику. Второе: обеспечить прикрытие через центральных чиновников и сильных мира сего бюрократов города Сизовска, с тем чтобы никого из моих подопечных не закрыли за решетку в течение трех финансовых лет начиная со следующего месяца – октября. Третье: объявить лотерею-пари «Кого посадят первым?» и собрать деньги на специальный счет. Провидцу Генадону, – Гена снизу вверх осмотрел себя, – открыть счет в банке на подставное… э-э-э… – увидев замешательство дяди, он исправился: – На неподставное лицо, то есть лично на себя. Получить от дяди полмиллиарда. Определить участников акции «Кого посадят первым?», провести переговоры. Кстати, дядя Беня, вы уж там переговорите на случай форс-мажора, в чем я лично не уверен: если кто-нибудь не захочет играть с нами – чтобы его уволили и заменили человеком, не выделяющимся из массы, – в общем, рядовым взяточником. После определения держателей Сизовска (будем их также называть взяточниками, подследственными, фигурантами) я перекину им по миллиону валюты каждому, так сказать, в подтверждение реальности нас как контрагентов по договору крупного взяткодавания. И понеслось! У вас – пари, виски, игры, танцы, деньги, смех. У меня – радость граждан, их счастье и построение того самого острова, который описывал древний философ Томас Мор. По рукам, дядя?

– По рукам!

Глава 4. Долотерейная эпоха, или Хаос, в котором мы живем

Он говорил о своем городе, что в нем пятнадцать тысяч жителей, но не более трехсот душ.

Жильбер Сесброн

Старенький советский городишко Сизовск изменился до неузнаваемости. Обновления перетекали из далекого прошлого в светлое будущее ручейками из водосточных труб, на мостовой они соединялись в единый поток и уносились по канализационным стокам далеко-далеко в общее море жизни. Стоило на секунду напрочь отключить жизненный опыт прошлых лет – и житель города осязал всю яркость счастливого момента.

Наконец закончилась шарикоручковая борьба слуг народа за свои служебные права. Народ смягчился, раздобрел. А почему, спрашивается, слуги не должны обладать хотя бы некоторыми правами и ценностями, которые имеет сам хозяин?

И вот слуги со старанием, которого хватило бы на подъем всего народного хозяйства, проводили перевооружение материальной базы для несения круглосуточной службы народу. Скрипучие тарахтелки сменились блестящими автомобилями зарубежного производства, охарактеризованными за вычурность форм дворником сизовской администрации Мишаней-половым как космолеты.

С изменением рабочей обстановки менялась и манера работы чиновника. Чиновник искал всё новые и новые варианты приложения своих сил, прибегал к инновациям. Например, стало плохим тоном, когда служебный автомобиль не был оборудован, помимо музыки, подушек безопасности, холодильника и прочего, отдельной ванной комнатой или хотя бы самовыдвигающимся тазиком с горячеватой водой для отдыха ступней. Считалось недопустимым отсутствие в автомобиле массажеров для трех групп мышц: шейных, икроножных и плечевых. Ведь отсутствие массажеров сказывалось на здоровье, а значит, и на работе чиновника.

Однако народ хоть и предоставил чиновникам массу вольностей, но и сам не спал. Народ через своих представителей сформировал специальную уполномоченную комиссию для проверки чиновников. И если у кого-то из народных избранников автомобиль не соответствовал установленным требованиям – к провинившемуся применялись жесточайшие санкции вплоть до обязательства в кратчайшие сроки объявить аукцион и закупить для себя автомобиль, соответствующий требованиям, разумеется, за казенный, а значит, за ничей счет.

Жизнь изменилась, если сказать по-медицински, кардинально. И кардиограмма жизни неуклонно ползла вверх, иногда дрыгаясь. Росло благосостояние народа. Особенный подъем наблюдался в жилищно-коммунальном хозяйстве, и увидеть это можно было даже невооруженным глазом. Вот, к примеру, житель города Артем Витальевич Набережный, человек состоятельный, предприниматель. Если ему вздумалось помечтать о той или иной новинке зарубежного автопрома, то он не шел в автосалон. Нет, Набережный шел к дому №01 по недавно возникшей улице, названной вычурно – улицей Золотых Услуг, где располагался ЖЭК. Хотя, сказать по правде, название улицы относилось скорее к цене, нежели к качеству.

Автозавод еще не успел запустить дорогущую новинку в серийное производство, олигарх Паша Голый еще не ознакомился с ее дизайном в журнале «Азбука олигарха», народ не успел прочитать о том дизайне в прессе, а у начальника водогрейной котельной автоновинка уже месяц как верно служила хозяину. В ЖЭКе любого, если он не являлся их недовольным клиентом, а принадлежал к равному предпринимательскому сословию, принимали радушно.

Да, никогда еще таких перемен город не знал!

Куда ни глянь, везде был на первом месте народ. Он, понимаете ли, и носитель власти, он и собственник имущества государства. Он и в основном законе занял почетное место, и везде-везде.

Однако с течением времени народ настолько расслабился, что и управлять ему государством со стула стало в тягость. Это ж и думать надо, и встречаться в кулуарах, и что-то решать. А где же взять время, если все ночи напролет народ проводил в прекрасных, обгорающих неоновыми огнями заведениях: барах, ресторанах, клубах? Пропустишь ночь – и вот на тебя уже косо смотрят. Напрашивается резонный вопрос: может быть, народ мог управлять днем? Но кто же не знает, что если ведешь ночной образ жизни, то, исходя из физиологических потребностей, днем надо спать. Да и с больной головы много не науправляешь.

Глобальная расслабленность настолько охватила народ, что вскоре ситуация стала переходить под контроль людей, ранее подчинявшихся народу, а теперь фактически являющихся наднародной прослойкой. Прослойка пропиталась управленческим духом и решила оградить себя от народа так называемыми письменными заявлениями. Вот, например, знакомьтесь: Петр Сергеевич Сарайкин. Человек, так сказать, старой закалки. Он еще в «народное» время занимал пост начальника отдела администрации по жилищным ресурсам. Народ к нему приходил с проблемами, Петр Сергеевич (а в те далекие добрые времена – просто Петя) проблемы решал. И даже не мог помыслить не решить что-то. Ей-богу, сразу бы сняли, батогами выпороли бы. Да не со зла, а по простоте душевной. Как же так? Народ на целине или на заводе, а Петя – в уютном кабинете. Народ специально расходует свой единственный выходной день для того, чтобы посетить Петю и решить свое дело. А Петя, допустим, занят, или болен, или не принимает. При таких обстоятельствах Петю можно было поздравить с оплеухой. Да-да, баба Маня когда-то так и сделала. «Он не принимает», – влюбленно сказала секретарь Пети Леночка. А баба Маня, матерясь, возьми и зайди в кабинет. Ух и откостерила она его! Так Петя и по сей день ходит с красным румянцем на щеках.

Но сейчас он совсем другой человек. Как мы уже говорили – Петр Сергеевич. Хотя он и остался начальником того же отдела, но ни всяких там бабушек-дедушек, ни просто представителей народа до него более не допускали: на этаже поставили охранника, который фильтровал посетителей. Охранник являлся начальным (крупноячеистым) фильтром, после него остатки народа поступали на фильтр более мелкий, порой даже без дырочек, – на суд секретарши Елены Михайловны. А бывшая Леночка свое дело знала: рассует народ по другим организациям и органам, отправит всех восвояси. А если человек попадался особо упорный, кремень, то ничего не оставалось делать. Леночка тогда тяжело вздыхала и на выдохе, когда последние частицы кислорода покидали ее привыкшие к дорогой селективной парфюмерии легкие, говорила так: «Ну, напишите заявление». Редко кому из посетителей не становилось стыдно от того, что побеспокоил кабинет заработавшегося до шестнадцати часов слуги народа.

Выражаясь языком цвета государственной бюрократии, наступил золотой век заявлений! И своего апогея он достиг в сфере коммунального хозяйства. Если сначала, соблюдая приличия, на заявления отвечали месяц, то потом они обрабатывались махом. Представьте себе конторку: два стульчика, на одном секретарь, на другом бабушка-посетитель. Бабушка только написала заявление и интересуется временем его рассмотрения. А девочка сообщает, что, мол, бабуль, не волнуйся – сейчас рассмотрим. Бабушку охватывает приятное возбуждение от того, что ей наконец впервые за двадцать лет прибьют доску на развалившемся крыльце ветхого дома.

Но рассмотрение заявления шло иным чередом. Резолюций в запасе у лица, отвечавшего на заявление, было всего две. Первая ставилась в виде печати со словом «отказать», а снизу – десяток правовых актов в качестве оснований для отказа. Печать эта ставилась на всех заявлениях, за исключением случаев, когда бумага несла в себе поводы для проставления резолюции номер два. Вторая резолюция содержала слова «все запланировано и будет осуществлено при появлении денег у организации», что, в общем-то, означало то же «нет», но как-то красиво, с уважением к народу. Ввиду простоты рассмотрения заявлений и отсутствия необходимости владеть специальными навыками Леночка совмещала две ставки: секретаря и «ответанта». Остальную работу делал генеральный директор. Работали, как видите, на износ.

Один-два раза в год Леночке разрешалось проявить изобретательность и все сделать так, как то прописал народ в основном законе, то есть… сложно уже и вспомнить это слово… а, вот: удовлетворить требования, указанные в заявлении. Исключение допускалось в случаях, когда наметанный глаз Леночки различал в тексте бумаги сочетание слов «в работу» и подписи высшего должностного лица государства, ну или если заявление было подписано другими уважаемыми лицами, как говорится, для себя. Не в укор Леночке будет сказано, но и заявления своих друзей и родственников она проводила в порядке исключения. И так как за ненадобностью печать со словами «сделать» или «удовлетворить заявление» не заказывали, то Леночке приходилось часами выводить столь сложные слова на бумаге своими беленькими пальчиками с прекрасными, в блестящем лаке, длинными ногтями.

Та самая бабушка не являлась ни высоким должностным лицом страны, ни родственницей Леночки, но с учетом смягчающих обстоятельств – почтенного возраста и душевного расположения к Леночке – секретарь ответила на ее заявление мягко, по-внучачьи: мол, запланировали, деньги появятся – и сделаем.

Так что бумага писалась, дела не делались, а деньги брались.

Наступило время, когда народ, чтобы облегчить труд своих слуг, предоставил им обычные, казалось, вольности и не заметил, что слуги-то опьянели от добродетелей и послали народ к черту, выдумав институт заявлений. Нет, народ уже не управлял. Его иногда для вида спрашивали: как ты там, дышишь? Он отвечал: дышу. Ну, лови тогда еще какую-нибудь оплеуху…

То же самое постигло и сферу распределения денег. Казалось бы, есть народ – условно сто человек, есть народное достояние – к примеру, лес. За месяц народ продал леса на сто тысяч валюты. Как бы поступили в каменный век? Долго не думая, разделили бы сто тысяч валюты на сто человек и дали бы каждому по одной тысяче. Но каменный век потому и называется каменным, что он давно канул в лету. Как стали делить в наши дни? Исходные данные те же: сто душ народа и сто тысяч валюты – прибыль от продажи леса. Однако арифметическая операция деления осложняется следующими инновационными формулами:

– первое: народ сам при добыче леса не участвовал, лес рубила частная компания. В общем, отдай частнику около половины – пятьдесят тысяч валюты;

– второе: отдай в общую казну оставшуюся половину – пятьдесят тысяч валюты;

– третье: из общей казны отдай половину – двадцать пять тысяч валюты – на инвестиции в отрасль, то есть, проще сказать, для поддержания процесса.

Оставшиеся в казне двадцать пять тысяч валюты расходуются на людей, пусть и похожих на народ по некоторым остаточным признакам (можно сказать, атавизмам) – одна голова, две руки, две ноги, – но по приобретенным (имущественным) признакам – машины, дворцы, виллы – уже народом не являющихся. Должен же кто-то приходовать лес – считать, сколько добыли; должен же кто-то думать, куда его продать, оформить бумаги, купить офшор. Иными словами, названный прогресс вторгся во все сферы жизни: по законам собственником по-прежнему был народ, но по документам лесозаготовителей выходило, что процесс вырубки леса настолько сложен и невыгоден, что народ должен был еще и спасибо сказать, что его ресурсы кто-то в убыток себе добывает. Да, народ был счастлив теперь и тем, что лесозаготовители не заставляли его доплачивать за невыгодность их деятельности, что практиковалось в некоторых других странах пятого мира.