Девчонка с Восточной улицы

Ещё в Москве Вера сказала, что поскольку она, геолог, много месяцев проводит в поле, то в городе (в экспедиции) всегда одевается в городскую нормальную одежду. "Мы ведь не туристы!" – несколько вызывающе шоворит она. В результате, мы перед вылетом в Москве оделись как обычно: туфли на каблуках, лёгкое платье. В Магадане мы рассчитывали провести не больше одного дня, нас должна была ждать машина для выезда на маршрут – "полевые" задаром никто платить не хочет. Но оказалось, что машина есть, а шофёра – нет, исчез и неизвестно куда и насколько. Так мы и застряли в Магадане. А в Магадане – туманы и температура 7 – 12 градусов. В полевых штанах по городу никто не ходит, хотя полно всевозможных геологов, геодезистов. Мы с Верой решаем срочно утепляться: купили облегчённое пальтовое, дешёвое сукно. Я – в некрупную кирпично-чёрную клеточку, Вера – в коричнево-синюю полоску (что нашли). Шить швы на руках – дело неблагодарное и долгое, придумали фасон: с большим запахом, т.е. просто завернули ткань с "нахлёстом", а по талии вместо пояска – широкая резинка. Простенько, но с претензией, и за пару часов сделали.

Ангина прошла, чувствую себя бодро. Небо, вдруг, поголубело, выглянуло солнце. Гуляем по Магадану. Мир прекрасен! И город – тоже. Высокие современные (как их принято называть в Москве, "сталинские") дома, прямые улицы, тротуары вымощены шестигранными плитками. Лиственницы рядами, с двух сторон окаймляют тротуары. У города своё, изящно-северное лицо. Зашли в продуктовый магазин посмотреть, что там есть. С продуктами значительно менее привлекательно, но выбор лучше, а цены выше, чем везде. Мы весело о чём-то болтаем. Вдруг, к нам обращаются:

– А, москвичи, привет! Мы из Питера, распределились сюда, геологи, и вот уже второй год здесь. А вы?

Мы ответили. Завязалась оживлённая беседа скоротечного знакомства. А когда я сказала, что только что была в Ленинграде, вопросам не было конца. Они поведали нам, что здесь живёт эстрадный певец Вадим Козин, который, отбыв свой срок, не захотел возвращаться. Они у него бывают, наверное, он будет рад с нами, молодыми москвичами, встретиться. Они спросят у него, и, если мы не уедем . . .

Вечером снова пошли в кино. "7 невест для 7 братьев". Никогда в жизни не смотрела подряд столько фильмов! Уже 2-е июля. Говорят, что перевалы закрыты, ехать всё равно нельзя, и шофёр и смотался по своим делам. Герман с Серёжей срочно пересматривают маршрут.

3-е июля. Поехали к океану, в сторону от города, бухта Весёлая. Магадан расположен на берегу Тауйской губы, с западной стороны полуострова Старицкого, образующего бухту Нагаево. Бухта Весёлая – это та же Тауйская губа, но через узкий перешеек полуострова с восточной стороны.

Океан! Тёмно-синяя вода и необъятная ширь. Отлив. На море плавают огромные айсберги причудливой формы, некоторые задержались на берегу. Вот рядок огромных грибов, вот чудовищная птица распласталась на камнях, высоко подняв длинную шею с пушистой головой, вот олень, и японские пагоды, а в воде плавает большой блочный дом по типовому проекту. В лужах, оставшихся после отлива – морские звёзды рубинового цвета, морские ежи, рыба.

В бухту мы собрались ехать, как всегда, внезапно. Камера хранения была закрыта, переодеться мы не смогли. Так я и топала на шпильках. Очень удобно и, главное, экстравагантно. На камнях у воды не выдержала, разулась и прыгала босиком как коза.

С утра наши геологи были заняты в картографической библиотеке. Для прохода туда нужен "допуск". У меня его, конечно, не было, и я одна отправилась в бухту Нагаево. Мне захотелось побродить одной.

Вся бухта окутана дымкой. Плоский берег. Семейка красновато-коричневых деревянных домиков, сквозь дымку освещённых солнцем. Бледно-голубая с проседью вода внутри широкой подковы невысоких, серо-зелёных сопок. Около причала сидят несколько местных жителей, продают рыбу и крабов, сырых и варённых. Крабы – размером с большую столовую тарелку. Я купила две штуки, одного завернула, чтобы принести ребятам, а другого мне положили на тарелку, которую я обещала вернуть на обратном пути. Я пошла направо вдоль берега и, когда надоело идти, села на камни и стала смотреть в море, медленно выламывая кусочки и выбирая нежную сочную мякоть. Так вкусно! Так тихо! Так мир и вечность растворились в тумане.

Сколько я просидела – не знаю. Замёрзла. Пора возвращаться. Собрала мусор в газету, ополоснула тарелку и пошла назад. Сидящие на причале люди приглашают меня приходить ещё, желают счастья. Я им тоже пожелала счастья и удачи в уловах.

После некоторых споров наши начальники решили, что 4 человека выезжают в поле на самолёте. Герман, техник-геолог невозмутимый Коля, Толя и я. Куплены билеты, собраны вещи. Всё переносить на себе, поэтому взято только самое необходимое. Боже мой! Сколько его! По багажной квитанции – 240 кг груза.

Вечером заходят питерцы:

– Вадим Алексеевич Козин ждёт нас сегодня, идёте?

– Что купить? Чем порадовать?

– Если привезли свежий чеснок, лук – лучшего подарка не надо.

Как здорово! У нас с собой чудесный Израильский чеснок и не менее чудесный Средне-Азиатский лук. Насыпали полную сумку.

Пятеро из нас и двое питерцев идём в гости к самому Козину!

Хозяин был чуточку старомоден и немного отстранён в пространстве. Мы были из разных временных эпох, хотя ему в это время только исполнилось 63 года. Это был возраст наших отцов. Но он прошёл ЭТО.

Мой отец, прошедший сквозь тот же ад, временами тоже смотрел на всё как бы со стороны. Но у него была семья, она и согревала и требовала заботы. Сильно отстраняться было некогда. Возможно, отец за это и расплачивался сейчас своим здоровьем.

Квартирка свидетельствовала о нехитром холостяцком хозяйстве, что позволило нам быстро покончить с неловкостью. Мы вручаем хозяину сумку с чесноком и луком, вываливаем на стол нехитрые наши покупки из местного магазина, ставим на плиту чайник. Козин действительно очень обрадовался чесноку и луку, тем более такого чудесного качества он, возможно, давно или совсем не видел (израильский чеснок у нас в Москве мы увидели впервые). Хозяин достал небольшой графинчик водочки, неведомыми путями презревший сухой закон, и, хотя выпивка была чисто номинальной, мы почувствовали себя легко и грустно.

Мы просим его рассказать о себе, спеть нам, а он расспрашивает о нашей жизни там, куда он никогда не вернётся. От разговоров о годах, проведённых за колючей проволокой, ушёл деликатно, но бесповоротно. Зато пел охотно. Радовался нашему вниманию и явному удовольствию.

Сначала пел известные и любимые нами романсы. А под конец спел новое, Магаданское. Слова написаны его товарищем по лагерям Петром Нефёдовым. Козин поёт, как от себя:

Давным –давно я с вами не был вместе.

И вы, конечно, вспомнив про меня,

Рукой махнёте – никаких известий,

Он где-то очень далеко, друзья.

.................................

У нас зима в свои права вступила.

Такая, что и рассказать нельзя,

Вот так мы и живём, а то, что было,

Давно ушло в историю, друзья.

Поздний час. Мы понимаем, что хозяин устал, хотя старается это не показывать. Козин не хотел, чтобы мы уходили, снова о чём-то расспрашивал, вглядывался в наши лица, как бы искал в наших чертах что-то из своего прошлого. Вечер прошёл быстро и оставил ощущение нереальности: мы были в гостях у недосягаемой, известнейшей, но запрещённой звезды эстрады!

7-го июля рано утром самолёт Ил-14 вылетает по курсу Магадан – Сеймчан. Это к северу от Магадана около 600км. Город стоит на речке Сеймчан недалеко от её впадения в Колыму. Прилетели благополучно. Жаль, что нельзя снимать с самолёта: необычайные, суровые и красивые картины. Из магаданских туманов, умеренной (7 – 12º) температуры и порывистых ветров приземлились в мглистый зной 30-ти градусов Сеймчана. Шерстяные носки, брюки, свитеры, туристические ботинки, которые сейчас, кажется, весят килограмм 5, явно не к месту. Настроение приподнятое. После надоевшего бездействия предчувствуем райскую жизнь на берегу солнечной Колымы.

От аэродрома до города не более 3-х км. Очень симпатичный городок, зелёный, уютный. В гостинице, как всегда, мест нет. Но тут выходит соседка Веры по магаданской гостинице, геолог, вернее начальник отряда гидрогеологов. Всё сразу улаживается. Я поселяюсь к ней, ребятам предлагают явиться попозже. Оставлена броня для районных депутатов "спешащих" на сессию. Скорее всего, они не приедут. Очень милая администраторша, нам повезло.

На следующий день, другая, была куда обычнее и никого не пускала даже на свободные места. Здесь мы должны пробыть несколько дней, пока не найдётся оказия: нам нужен транспорт, чтобы отправиться на 30 – 40 км вниз по Колыме.

Утром Герман пошёл искать транспорт, а мы пошли купаться на речку Сеймчан. Река неширокая, несудоходная, но прозрачная, быстрая, ледяная, течёт между лесистых сопок почти в городе. Комары! Позорно бежим из леса. Местные жители смеются: их сейчас, оказывается, мало – травили, как раз перед нашим приездом, т.е. в течение тех дней, что мы будем в Сеймчане, они будут довольно милосердны.

Суббота. Идём на пристань (она на Колыме) узнать про транспорт. Есть! Через час мы должны сидеть на барже со всем скарбом! Срочно покупаем некоторые продукты и посуду, пакуем. Солнца уже нет и в помине. Дождь. Быстро холодает. Рассматриваем это как временное явление. А что нам остаётся? Под проливным дождём бежим на корабль. Успели! Погрузились. Плывём.

По ровной глади баржа петляет вокруг невидимых мелей. В 8-ми км от Сеймчана одна из мелей оказывается слишком невидимой для пьяного капитана. Врезались на полном ходу. Сидим прочно посреди гальки, которая холмиком окружает нашу баржу. А где же вода? Несколько поодаль. Пытаемся откопаться. На барже, кроме нас, капитана и механика, ещё 6 геодезистов. Им ехать после нас примерно полтора суток. Все попытки спихнуть баржу бесполезны. Вторая баржа, которая шла вместе с нами, побоялась сесть на мель и, не обращая внимания на все наши крики о помощи, встала невдалеке на якоре.

Располагаемся на ночь на палубе. Закусываем хлебом с колбасным фаршем. Стелим кошмы, достаём спальные мешки. Здесь, в экспедиции, я узнала, что в спальные мешки вкладываются бельевые мешки – вкладыши, которые служат ту же службу, что постельное бельё. В туристических походах мы тогда пользовались одеялами, спальники нам были не по карману.

10-е июля. Рассвет. Солнце светит в глаза. Очень яркое солнце. Ветер, не жарко. Греем чай на примусе. Снова открываем банки с колбасным фаршем. Хвала создателю этих консервов. Жизнь прекрасна и удивительна! Вот бы ещё стронуться с места.

Внимательно изучаем окружающие камни: есть ли надежда, что размоет? Скорее наоборот. Усилиями 11 здоровых молодцев (включая капитана и механика) пытаемся спихнуть баржу. Безнадёжно. Вторая баржа стоит тихо, как мышка: вперёд мимо нас пройти не может, боится также сесть на мель, а назад не хочет. Наконец, придумали: бросают назад якорь и подтягиваются к нему на лебёдке. Ох, какие молодцы! Как приятно вновь почувствовать зыбкую палубу. Пошли! Вновь плывут мимо сопки голые, лиственничные, тополиные.

Часов в 7 вечера приплыли. Выбираем широкий галечный пляж. Галька, правда, необычная: это пластинки из камня, из каких обычно состоят осыпи на склонах гор. Вот она какая, тополиная тайга! Широким полукругом окружает она пляж, а за нею – сопки, сопки. От солнца уже одни воспоминания. Разбиваем лагерь. Ставим палатки на камнях, не на солнце, которого видимо долго придётся ждать, а это значит у левого края пляжа со стороны реки. Крепко вбиваем колья – не на одну ночь. У нас две палатки. В одной размещается Герман с продуктами, приборами, документами и картами. В другой – мы: Коля, Толя, я. Сооружаем в камнях большую мачту для антенны к нашему хилому приёмничку "Альпинист". Отличный пень с толстым корнем-аркой сама природа предназначила для костра. Дрова – словно специально приготовленный завал. Костёр готов. Обстоятельно сооружаем погреб, мусорную яму. Готовим обед. Интересно сколько времени, и во сколько – темнеет? Ведь возимся мы уже очень долго.

Ого! 2 часа ночи. Спать совсем не хочется. Совсем светло. То ли не стемнело, то ли рассвело. К четырём решаем спать. Завтра, т.е. сегодня, в маршрут. Просыпаемся часов в 11. Дождь мерно шелестит по палатке. Ленивый дождь. Маршрут откладывается. Холодно. Развлекаемся, кто как может. Хилый "Альпинист" не принимает даже Магадана. Вдруг приходит Коля:

– В лесу сидит заяц, смотрит на меня и убегать не собирается. Я смотрел, смотрел, не выдержал, ушёл.

Ребята достают ружья, которые в чехлах в разобранном виде, собирают, заряжают, идут за Колей. Выстрел. Несут зайца. Непуганый дурачок сидел и ждал, пока из него захотят сделать жаркое. А мы хотим. Да и охотничий азарт у ребят взыграл. Коля, увлечённый внезапным успехом, уходит снова. Выстрел. Появляется обескураженный: среагировал на движение в кустах – оказался зайчонок. Жалко. Но поздно жалеть. Разделываем обоих. Я это делаю в первый раз, мной руководят интуиция и Герман, который всё удивляется: откуда я знаю, как нужно. А я и сама не знаю, откуда.

Варю суп и жаркое из зайчатины. Едим и едим. Дождь всё шелестит по палатке, дует северный ветер, а нам всё равно: мы расположились в палатке полулежа, и едим. Неужели ещё когда-нибудь захочется есть? Опять не заметили время – 3 часа ночи. Ветер и дождь усиливаются. Посуда остаётся немытой до утра.

12-е июля. Проснулись. Солнце, хотя холодный ветер. Гера и Коля, наконец, пошли в первый маршрут. Должны вернуться в 7 – 9 часов вечера; контрольный срок – 9 утра. Мы с Толей остались. Моем посуду, закапываем мусор, готовим обед, ждём. Толя взял ружьё, и мы пошли побродить вокруг. Тополиная тайга. Я про неё только в книжке читала. Хорошо, что тополь уже отцвёл. Заяц перебегает между кустами и останавливается. Мы замираем и смотрим на него, а он на нас. "Ах ты, глупыш, беги," – смеюсь я. Он "понял" и мгновенно скрылся. Возвращаемся чуть выше наших палаток. В кустах за палатками на песке следы. Ого! Это, конечно, медведь. Рисунок следов его мы видели в книгах, но перед нашим носом, да ещё такого размера! Бррр! Это не мишка на конфетной обложке, и не в зоопарке! Вот ещё какие-то следы: крупный собачий след, парами. Знаем, что здесь водятся рыси и росомахи. В общем, повычисляв у следов, методом исключения мы пришли к выводу, что это как раз росомаха. Толя взял ружьё, хотя оно охотничье и заряжено дробью. Надежда только на испуг встречного зверя, хотя охотники предупреждали, что испуганный зверь бежит "закрыв глаза", т.е. может и в нашу сторону…

Вот уже девять часов, а ребят всё нет. Дальние сопки еще днём окутались туманом. Сейчас туман сошёл, а дальние сопки остались белыми: снег. Красивый закат, снова в тучи, или здесь эта примета не работает? Ждём. Прислушиваемся к звукам, пытаемся определить, не идут ли. Ведь они совсем без ружей, даже охотничьих, и в этой тайге в первый раз. Но геологи они опытные, потому и пошли в разведочный маршрут вдвоём. Послышался шум скатывающихся камней – это они. Пришли возбуждённые, голодные, шумные, присмотревшие возможные места сбора образцов. Поели и стали намечать последующие маршруты, уже рабочие. Опять 2 часа ночи. Мы живём здесь по сдвинутому режиму. Опять собираются тучи, а ветер так и был северный.

Снова дождь. Утром выхожу из палатки – снова второй ряд сопок вокруг заметён снегом. Палатка едва удерживается на ветру. Маршрут опять отменяется: по мокрым обледенелым камням и, особенно, осыпям ходить опасно, да и разглядеть нужные образцы невозможно, поэтому мы в плену у погоды. Вставать никто не хочет. Еле убедила Геру в необходимости завтрака.

Часам к четырём погода разгулялась, из-за тёмно-синих туч на очень светлом, почти белом, небе выглянуло какое-то робкое жёлтое солнце. Тополиная тайга за палатками переливается на ветру серебром и золотом в светящемся воздухе. Сопки за полосой пляжа окутываются туманом. Туман движется крупными клочьями, и в просветах беспорядочно возникают и золотятся на солнце нереально плывущие части деревьев, куски каменистых, с пятнами снега склонов и вершин.

Ребята опять пошли на охоту. Я сижу, пишу дневник и письма (заготовка к оказии). Вот уже второй выстрел. Интересно, так ли они удачливы? Вижу Толю, продирающегося по кустам. Опять два выстрела. Один – Толин – видела. Второй – дальше, очевидно Герман. Жду у пещеры охотников (ребята отращивают бороды, пещера более подходит, чем палатки). Толя пришёл ни с чем. Гера и Коля подстрелили двух зайцев. Пиршество уже более спокойное.

14-е июля. Дождя нет, хотя пасмурно и холодно. Работать можно и нужно, и так много времени пропадает из-за погоды. Ребята, все трое, уходят в первый рабочий маршрут. Я остаюсь одна в лагере. На случай появления гостей в лице медведя, рыси, росомахи в палатке лежит заряженное ружьё, о некоторых деталях которого мне наспех рассказали, и ракетница для подачи условленных сигналов, скорее всего бесполезная: сопки. Прощальное приветствие, и ребята скрываются в тополях.

Сначала они пойдут вместе, а потом разделятся, Коля и Толя пойдут вместе, а Герман пойдёт один. Он более опытный и знающий, да и силы ему не занимать. Собственно работа не сложная и не тяжёлая. Главное – определить место сбора образцов: россыпи оловянного камня, называемого касситерит. Это тёмный с угольным или металлическим блеском зернистый камень. Касситерит сопутствует вольфраму, места возможной добычи которого мы и должны определить. На разных местах определённой площадки нужно собирать лежащие на поверхности небольшие куски касситерита, они помечаются и укладываются в мешочки. Эти образцы будут перевезены в Москву, там их раздробят и превратят в песок в специальных машинах, установят содержание металла в каждой пробе. Потом математическим методом определят концентрацию металла по обследованной поверхности, а затем, места наибольшей концентрации по всей местности. Уже следующая экспедиция будет выезжать только на места предполагаемой высокой концентрации, и исследовать "вглубь", т.е. рыть шурфы и брать большие пробы. Вот один из случайных факторов нашего "повезло": для такого статистического обследования поверхностных выбросов нужно много маленьких проб. Главное – много обойти, а переносить за один маршрут надо немного. Тут мы и пригодились с нашими туристскими навыками. Да и интеллект наш помог быстро освоить, как выглядит нужная руда, как определить возможную местность для обследования, чтобы брать часть работ геологов на себя. Для рытья шурфов я уж точно бы не пригодилась.

Через час снова заряжает противный дождик. Холодает. Все сопки окутываются белым плотным туманом. Туман всё ниже, ниже, закрывает всё вокруг. Бедные мальчики! Как они там? Потом туман приподымается, а сопки остаются белыми. Снег. Вокруг снег, только у самой реки дождь. Колыма разливается и подступает к палаткам. Дотянем до утра, или придётся ночью, когда вернутся усталые ребята, переносить палатки? Страшновато. Но домой пока не хочется. Сижу в палатке, укутанная телогрейками, и каждые 15–20 минут вылезаю осмотреть лагерь: не идут ли ко мне упомянутые гости? Ведь важно их вовремя заметить, чтобы испугать выстрелом, на большее с охотничьим ружьём, да в моих руках рассчитывать не приходится.

Пора готовить обед. Как же это сделать под этаким дождём? Ведь ребята могут скоро вернуться – работать под таким дождём, а, тем более, снегом, невозможно. Далеко ли они успели уйти и не разошлись ли уже. В туманно-снежной пелене встретиться им будет трудно.

Проклятый дождь! Дрова, спрятанные под полиэтиленом, вдохновляют меня. Но вдохновение скоро проходит. Даже бумага не хочет загораться под дождём. Даже под плащом, полы которого я простираю над кострищем, закрывая его от дождя. Сырость пропитывает и бумагу и спички. А дождь всё льёт и льёт, и течёт по лицу. Но я ДОЛЖНА разжечь костёр до прихода ребят. Они придут промокшие и продрогшие! Думаю. Думаю. Потом беру свечку, зажигаю, ставлю под дрова. Я стою в виде навеса, раскинув полы плаща. Пусть горит хоть час – в конце концов, дрова ведь не выдержат, сначала подсохнут, потом и загорятся. Ура! Победила! Костёр пылает, трещит, кипит вода, варится обед. И дождь, испугавшись, начинает утихать. А вон и ребята возвращаются. Их застала пурга, самая настоящая! Как они радуются костру, очагу, дому. Герман долго смотрит мне в глаза, в его глазах столько тепла и благодарности, и чего-то ещё. Стоп! Так мы не договаривались, Майка моя подруга!

– Ланочка! Какая же ты молодец! Как тебе удалось! Мы так замёрзли и совершенно не надеялись на костёр и еду, да ещё жалели тебя: небось совсем замёрзла! Какая же ты, Солнышко!

– Это вот тебе сюрприз от презренных туристов!

– мне нужно погасить, пока не поздно. В моём "кодексе чести" – это недопустимо.

Герман рассказывает, что много лет назад именно в этот день, 14 июля, в этих краях, чуть к юго-востоку, замёрз известный геолог (имя его я забыла, но важен сам факт).

15-е июля. Сегодня яркое солнце. Но горы покрыты толстым слоем снега. Под снегом касситериты не найдёшь. Целый день слоняемся. Герман работает в своей палатке: описывает образцы и местность их нахождения (по полевым запискам) в журнал. Коля ушёл на охоту. Мы с Толей послонялись и тоже пошли. Никого не убили. Следы, следы, следы. Разбираемся. Медведь. Лосиха с лосёнком. Медведь крупный. Лось, тоже видимо очень крупный. А вот – росомаха. А тут утки на отмели сидели – ясно видны перепонки. Ещё один след птицы. Крупный. Один. Непонятно. И снова медведь, лось, росомаха. А это заячьи следы, вон далеко впереди выскочил из кустов и, пулей, в лес.

Возвращаемся. Идём по берегу.

Немного впереди видим Колю, он тоже идёт в лагерь. Вдруг он оборачивается и показывает нам рукой на реку. Мы приглядываемся и в ряби реки видим: кто-то пересекает реку, и у этого кого-то очаровательная головка, а на ушках ещё более очаровательные кисточки. Рысь. Течение сносит её прямо к лагерю.

В лагере в палатке сидит Герман, и он её не увидит до тех пор пока . . . Ускоряем шаг, но мы от лагеря далеко. Нам видно как рысь выходит на берег, отряхивается. Очень милая кошечка. Пересекает пляж, обходит кострище, направляется прямо к палатке Германа – чует, там ведь все припасы, да и наш Гера, в придачу. Или он ей не нужен? Дальше нам за тополями не видно. Что её больше притягивает? У нас в ружьях только дробь, да и далековато. Слушаем. Тихо. Наверное, Герман не видит пришелицу, и это хорошо, пока.

Мы, тем временем, подошли уже настолько, что видим вход в палатку. Коля, не раздумывая больше, вскидывает ружьё и стреляет, дробью по гальке в направлении палаток. Как раскаты далёкого грома. Рысь мгновенно отпрыгнула назад и скрылась в лесу.

Герман тоже выпрыгивает из палатки на звук выстрела, но после рыси. Он успевает увидеть только рыжий зад удирающего зверя. Мы бросаемся к нему, он обхватывает и кружит меня. Я рада, что всё обошлось, и радостно смеюсь, закидывая голову назад. Вижу интересное выражение на Колином лице. С чего бы это? А разве он не рад, что Гера невредим? "Ладно, не бери в голову" – говорю я себе.

Потом Герман рассказывает, что погрузившись в работу, долго не выходил из палатки, потерял счёт времени и наше отсутствие. Поднял голову, посмотрел на часы и увидел тень на боковой стенке палатки. Решил, что кто-то из нас что-то ищет: день ведь пасмурный, тень нерезкая; окликнул – никто не отвечает. Только хотел подняться с чурбака, как видит через приоткрытую полу палатки, почти вплотную, рыжую морду с кисточками и зелёные холодные глаза. Глаза в глаза. Замер, молниеносно прокручивая варианты его и её поведения. Рысь вроде как тоже растерялась: смотрит, не двигается. Всё это длилось мгновения, Герману показалось – минуты. Тут раздался выстрел.

Хорошо, что он не пошевелился, не испугал её, ведь он и рысь были просто носом к носу! И в замкнутой палатке ему и отступать некуда, и бороться безнадёжно. Только её здесь и нехватало! Ведь следы медведя за палатками совсем свежие, не смытые дождём. Он, наверное, приходил ночью. Россомаха пока держится вдалеке, и то ладно.

Хорошая компания! Медведь, росомаха, рысь! Так ведь это глухая тайга, не Крымское побережье! А, зайцы, а куропатки . . .

Сегодня солнышко и тепло. Ребята пошли по несостоявшемуся маршруту. Я осталась одна, но на солнышке веселее. Высушиваю все спальники, телогрейки. Загораю под нежарким солнцем.

Ребята вернулись только в 3 часа ночи, я только уснула. Ушли они в 9-30 утра. Встала, разогрела обед. Достала чеснок. Да, кстати, здесь с первого дня едим и едим чеснок, по 4 – 6 долек в день. Главное, всё время хочется его есть. Откуда? Ведь никто не заставляет, не уговаривает. Геологи-то это знали, а мы удивлялись: зачем такая прорва чеснока, на год хватит. К тому же израильский чеснок оказался сочный, вкусный, и запах пропадает вместе с едой. Ложимся спать в пятом часу. Завтра, вернее сегодня, иду в маршрут я. Остаётся Толя.