Огонь и железо

– Милорд, мы нашли три интересные вещи. Желаете взглянуть? Или?…

– Пойдём, покажешь! – Владимир неторопливо спешился.

Первой «интересной вещью» оказалась чёткая цепочка следов спутника леди, перекрывавшая её отпечатки. Что-то в ней было не так. Сквайр понятливо подсказал:

– Все следы одинаковы.

Точно! Не было отпечатков передних и задних лап. У любого животного следы от передних чуть меньше и уже. Да и сама ширина шага слишком велика. Такое ощущение, что собакообразный шёл только на задних (ну или на одних передних) конечностях. Феоктистов вложил палец в наиболее чёткий отпечаток. Чуть меньше фаланги. Понятно, ещё не вёз Эммилию. Вон, сразу по её следам топал.

Во втором месте стоял грустный сквайр Бонифас. Он указал рукой на необычный конусообразный пучок папоротника:

– Видите, милорд? Верхушка сорвана.

Действительно, центральный стебель имел свежий аккуратный надлом. Феоктистов осмотрел чуть влажную землю внизу. Леди немного потопталась здесь своими сапожками. Собакен стоял чуть сзади. О-па! Рядом, действительно, виднелись лишь два когтистых отпечатка. Он молча вопросительно указал на них Бонифасу.

– Везде одно и тоже, милорд. Это существо ходит на двух лапах.

– Н-да, я тоже так решил. А чем тебе стебель не понравился?

Следопыт немного помялся:

– Мне кажется, леди Эммилия де Гринеберг сорвала здесь Цветок папоротника.

– Ну и что?… – по инерции произнес лорд и тут же осёкся. Цветок папоротника. Мистическое чудо-средство. Ещё в своём мире он читал доводы ученых, которые доказывали его невозможность. Папоротник относится к семейству голосеменных. В его цикле размножения цветы попросту отсутствуют… И тем не менее. Вчера как раз была ночь на Ивана Купалу. Самое время для поисков Цветка. Собакоид ещё этот.

– Ясно. Что ещё?

– Мы нашли место, где может быть предсказанная вами ловушка.

– Так. Показывайте. Бонифас – вперёд. Зоррен, замыкающий.

Сторожко тронулись. Вскоре следопыт указал на земляно-травяную кучу:

– Похоже, там леди голыми руками копала. А этот пёсообразный ей помогал.

Владимир принюхался. Никаких незнакомых запахов. И в то же время…

Он всё ещё медлил, когда из-за кучи показалась маленькая мерзкая собачка с острыми стоячими ушками. Она смешно наморщила носик, показывая крохотные зубки. Сзади испуганно охнул Зоррен. Как будто увидел, как минимум бенгальского тигра. Нерешительно потянул из-за спины арбалет.

И тут Феоктистов узнал крохотное животное. Причём, скорее как раз своим обострившимся волчьим чутьём. Именно эта собачка облизывала его и Зуброва, когда они впервые очнулись в избушке бабушки Линде. Вместо того чтобы умереть от ран, нанесённых мечом первого барона де Шансон.

Решительно протянул руку, перегораживая сквайрам направление стрельбы:

– Отставить! Взбесились, что ли?!

Странно, но оба сурово выцеливали что-то высокое. Обернулся. Никого. Лишь скалит зубы лохматый пёсик. Запах… Он понял, что перед ним был не просто старый знакомец, а ещё и тот самый таинственный сопровождающий леди Эммилии. Кстати, больше он эту собачку у бабушки Линде не видел. Хм, это сколько же зверюшке лет? Слышал, конечно, что маленькие живут дольше. Но что бы настолько? За последние двадцать лет пёсик, похоже, вообще не изменился.

Теперь стала понятной и взаимная непроизвольная агрессия. Срабатывала извечная неприязнь волков и собак. Ну, это легко поправить! Нужно лишь разделить с ним трапезу. Вместе с волком он съел бы мясо… А с пёсиком?

– Бонифас, стрелой к отряду. Каравай хлеба мне. Живо.

Сквайр умчался и вскоре принёс ворох ещё тёплых багетов.

– Милорд, каравая ни у кого нет! Только это.

– Пойдёт. Ждите здесь.

По мере того, как он подходил, пёс проявлял всё больше признаков агрессии. Но с места не двигался. Феоктистов учуял запах встревоженного пота оруженосцев. Они-то чего взволновались? Отломил крохотный кусочек хлеба и протянул на раскрытой ладони. Собачка аккуратно взяла. И тут же оттяпала почти половину торчавшего вперёд багета! Как это у неё получилось?! Во время его движения боковым зрением Владимир заметил, что пёсик был гораздо больше. Он протянул остаток булки, и зверюшка опять одним укусом оттяпала его. В руке остался лишь маленький кончик.

Так, попробуем по-другому. Феоктистов стал ломать багеты на кусочки, умещавшиеся в руке. Предварительно поплёвывал, чтобы приучить собаку к своему запаху, а затем протягивал на раскрытой ладони. Пёс с удовольствием брал хлеб и одним движением проглатывал. Даже не жевал. Во время этой кормёжки лорд Волк сознательно отвернул голову вбок и начал смотреть на лес. Но так, чтобы визави оставался на периферии зрения. Увиденное стоило эксперимента. Рядом на корточках сидело огромное чёрное существо. Нижние лапы и голова явно собачьи. Чем-то напоминал добермана. Такой же вытянутый, хищный, стремительный. А вот корпус больше похож на человеческий. Верхними конечностями зверь не пользовался, но всё равно оставалось впечатление, что они смахивали на руки. Вот его-то пасть как раз подходила глотательным движениям. Но при прямом взгляде перед рыцарем опять сидел крохотный пёсик, поглощавший хлеб непропорционально большими кусками.

Кажется, Феоктистов понял, с кем делил трапезу:

– Гинефор!

Собачка радостно повиляла куцым хвостиком, увлечённо доедая багеты.

– Так это ты здесь с Эммилией баловством занимался!

Пёс радостно тявкнул. Потом посмотрел серьёзно и негромко зарычал.

– А, понял! Эту штуку лучше не трогать. Так?

Гинефор с видимым усилием кивнул головой. Ещё раз повилял хвостиком и неторопливо скрылся за кучей. Раздались хлопки больших крыльев. Оба сквайра синхронно проводили головами что-то невидимое лорду.

– Так, голуби мои сизокрылые. По одному – ко мне!

Перекрёстный опрос показал, что оба телохранителя видели одно и то же: огромного крылатого волка. Они были убеждены, что лорд из собственных рук покормил бога воинов, Семаргла. Феоктистова это вполне устроило.

Немного подумав, он отправил троих сквайров, во главе с Бонифасом, в Гринеберг. Они везли его приказ перейти в обычный режим охраны и пояснение, что леди Эммилия де Гринеберг занималась в Купальскую ночь целебным обрядом с самим святым Гинефором. Услышав это, глаза следопыта полезли из орбит:

– Так наш святой Гинефор – это Семаргл?!

– Это – НАШ СВЯТОЙ ГИНЕФОР! – раздельно отчеканил Фектистов.

– Я понял, милорд! – восхищённо ответил сквайр. В подтверждение истинности полномочий он получил оттиск кольца-печати графа и умчался выполнять приказание.

– Зоррен, тебе более ответственное поручение. Сейчас с одним помощником летишь в Шансон и получишь у старого сэра Логина огненный ящик. Привезёшь сюда. Но так, чтобы ни одна живая душа не знала!

Здесь, для подтверждения истинности своего тайного поручения перед главой клана «огнемётчиков», «колдун» получил в дополнение к оттиску печати ещё и личную замысловатую подпись графа. Именно кагэбэшники разработали эту систему сигналов, позволявшую лордам гораздо лучше управляться с огромным хозяйством Союза Свободных графств. Теперь практически все доверенные лица, в подражание владетелям, носили их давнее изобретение – «записки». Это были деревянные плоские коробочки с откидывающейся верхней крышкой и внутренней поверхностью, покрытой толстым слоем пчелиного воска. Сами лорды, а также обученные грамоте «огнемётчики», делали на нём различные бытовые пометки, которые легко стирались по миновании надобности. А иногда и обменивались короткими письмами. Остальные же доверенные, большей частью неграмотные, получали в «записки» вещественные подтверждения полученных указаний: оттиски личных печатей графов и их подписи.

В ожидании заказанного ящика лорд развернул кипучую деятельность, задействовав всех остававшихся «колдунов». Папоротник на сотню футов от места, помеченного горящим костром, выкосили, а подрост вырубили. Затем стволы, ветви и траву выложили на освобождённой поляне тартарийским крестом: двумя пересекающимися под прямым углом лучами, опоясанными замкнутым кругом. Вертикальный луч здесь символизировал Бога-Отца, горизонтальный – Бога-Сына, а круг, соответственно, Бога-Духа Святого.

Дождавшись Зоррена с напарником, Феоктистов отдал им какое-то распоряжение и увёл остальных под Гринеберг. Там ещё полдня они ждали возвращения также срочно оповещённого лорда Николая. И лишь получив его личное разрешение, вошли в замок. Утром следующего дня друзья и стремительно выздоравливающая леди Эммилия, в сопровождении уже двух десятков «колдунов», вновь вернулись к поляне.

Ещё издали заметили тонкий столб дыма, а подъехав, убедились, что по злополучному месту повторно прошёл пожар. На поляне, в хаотичном беспорядке, лежали четыре обгоревших тела. Было заметно, что сгубившее их пламя выплеснулось прямо из центра импровизированного тартарийского креста. Там же обнаружились остатки лопаты. Феоктистов, старясь не подавать вида, наблюдал за женой Зуброва. А та лично осмотрела углубление в центре поляны, после чего заметно успокоилась. Когда в одном из обгоревших опознали сквайра Бонифаса, полегчало и ему.

Значит, массовое уничтожение ближних ориентиров смогло ввести в заблуждение даже такого опытного следопыта! Смертоносный центр поляны отстоял от бывшего холмика леди Эммилии и святого Гинефора более чем на двадцать футов. Истинное же место теперь было хорошо притоптано и практически не отличалось от остальной горелой проплешины. Вот и ладно! Пусть опасный секрет леди Эммилии там и покоится. В центре же сработал «огненный ящик», одна из секретных разработок ССГ. Своеобразная мина из «греческого огня» с двумя пороховыми взрывателями, рассчитанными на неизвлечение.

В ходе обыска остальных погибших нашли несколько тонких листов папируса с торопливо сделанными записями. Это уже были характерные иероглифы Та-Кемета. Значит, точно шпион был не один. Ушлые ребятишки! Вон, похоже, даже кагэбэшника как-то сумели переманить. Но не всё так плохо. Гинефор-то, если вспомнить облик, рассмотренный боковым зрением, вылитый та-кеметский Анубис. Плохо помнится, за что он там у них отвечает. Но здесь, вроде, нам помогает. Так что жрецы пока «пешком постоят».

Глава 8

6718 год от Сотворения Мира, 08 июля

Лорд Николай пребывал в самом скверном настроении. Мало того, что сорвали с имперской ярмарки в самый разгар распродажи стекла, так ещё и эта странная история с целебным обрядом! За каким, спрашивается, лядом, он понадобился Эммилии?! Никаких опасных хворей в округе не было. Да ещё и проклятый подрыв на огненном фугасе! Ясно же, что Володька знает намного больше, чем говорит. Но не соизволил, видите ли, поставить в известность. К тому же ему уже шепнули по секрету, что вчера на том самом месте лорд Волк кормил с рук какого-то там Симаргла. Да и папирусы эти с та-кеметскими иероглифами он лично видел. Ох, чует сердце, опять громадный песец подкрадывается незаметно!

Немного успокоили лишь поднявшиеся над кромкой леса дымчатые башни Гринеберга. Тоже ведь символом зла когда-то для них были. Да каким! А теперь вот отчий дом Ритки, да охотничья вотчина Маркиза. Собственно, и его шерифский титул. Коля непроизвольно улыбнулся, и молчаливая жена тут же заметила перемену:

– Милый, а ты заметил, сколько соловьёв в этом году?

– Что?! Каких соловьёв?

– Обыкновенных. Птичек. Которые так сладко поют по ночам.

– А! Так ты соловьёв ночью ходила слушать? – ядовито осведомился граф. Леди поравнялась с ним стремя в стремя и легонько коснулась руки мужа своей перебинтованной ладонью:

– Не сердись! Тебе это не идёт. Если ночью открыть окно в спальне северной башни, то можно их услышать.

Глаза жены сияли каким-то необъяснимым огнём. Он почувствовал, что внутри начало разгораться прямо-таки юношеское желание. Словно и не было этих двадцати лет. Но ответил привычно сварливо:

– Нет. Мне нравится наш донжон.

А сам непроизвольно сжал ладошку Эммилии. Так они и ехали дальше, не размыкая рук. И оба ощущали что-то, казалось давно забытое.

Ночью Коля неожиданно проснулся. Высвободился из объятий сладко утомившейся жены и, действительно, потихоньку приоткрыл окно. Приятный дух далёкой дубравы, слегка испоганенный запахами конского навоза и кузнечной гари, быстро заполнил комнату. Постепенно начали ощущаться и ароматы разнотравья. Сенокос в самом разгаре. Где-то на башне позвякивала амуниция дозорного, кто-то шарахался внизу. Кому там, интересно, не спится? А, конюх проверяет подопечных. Молодец! И тут он услышал. Все близкие звуки как-то вдруг приглушились, и стали различимы далёкие трели. Множество соловьёв заливались неистовым хором извечной страсти, стараясь перещеголять друг друга. Надо же! А он и не замечал.

* * *

Мощный толчок подбросил графа. Крепко приложило плечом о каменный выступ оконного проёма. ШАРАХ!!! Дошла запоздалая волна звука. Весь донжон затрясся, заскрипел. Бум!! Бум! Бум! Меньшие продолжающиеся толчки усиливали хаос. Сверху, по внешней стене зашуршал камнепад. Пару раз гулко стукнули валуны. «Землетрясение!!!» Внутри сразу забилась животная паника. Деревянный пол угрожающе затрещал. На кровати испуганно пискнула Эммилия. Это вывело Зуброва из ступора. Метнулся к ней, сгробастал вместе с меховым одеялом. Доски под ногами уже заметно кренились. Бросился в противоположную сторону, к двери. Не сразу сообразил, что на ночь закрыл её на засов. По привычке взялся за кованую ручку, дёрнул раз, другой… И тут пол рухнул вниз.

Николай едва удержался за спасительную железку, так как инерционный рывок его двухсот тридцати фунтов, да ещё почти ста сорока Эммилии чуть не отправил обоих в полёт за кроватью. Горячие забинтованные пальцы выпростались из-под одеяла и сильно впились ему в голую руку. Темно, хоть глаз коли. Какая-то едкая смесь каменной пыли и сора забивала носоглотку. Офигеть приключение! Только ведь они так долго не провисят… Словно в ответ на его просьбу, обрушилась часть внешней стены. Та, где раньше было окно. Сразу стало светлее.

Вверху угрожающе нависали торцы балок перекрытия. Так вот что это был за камнепад! По внешней стороне их шатровой конструкции ссыпались скальные плитки, слагавшие крышу. Хорошо, что не внутрь. Вес-то там… Ага! Справа, буквально в шести-семи футах от него из стены торчал толстый деревянный брус с несколькими, всё ещё держащимися на нём досками. Насколько смог рассмотреть, он по-прежнему упирался в противоположную стену. Оставалось надеяться, что вес жены выдержит.

– Эммилия, я тебя сейчас раскачаю. Ты должна попасть вон на ту балку!

Та лишь отрицательно помотала головой. Глаза были круглыми от ужаса.

– Упадём оба!!! Я долго не продержусь!

Это подействовало.

– Готова? Как скажу «Давай!» – цепляешься за бревно.

Начал её раскачивать. Огнём горела рука, вцепившаяся в тонкий прут дверной ручки, но Коля старался об этом не думать. Сначала нужно спасти жену. Раз, два, три… Амплитуда увеличивалась.

– ДАВАЙ!!!

Не сразу пальцы отпустили его руку, и Эммилия уже практически пошла в обратный полёт. Поэтому упала на балку не грудью, как задумывалось, а успела лишь ухватиться руками. Вцепилась, хаотично замолотила ногами. Очевидно, страх придавал ей сил. Кое-как вскарабкалась на спасительный мосток над страшным тёмным провалом обрушившейся башни. У Зуброва отлегло от сердца. Он подтянулся, ухватившись за собственное предплечье, и отодвинул засов. Дверь комнаты открывалась наружу, поэтому, упираясь в потихоньку освобождавшийся косяк, смог залезть в крепкий дубовый проём.

– Ко-о-оля-а!!! Она проворачивается!! – истошно завопила жена. Ну, ладно! Согнув левую ногу, поджал ей к бедру полотно двери и протянул руки:

– Прыгай!

Упрашивать не пришлось. Эммилия стремглав вскочила на балку и тут же сиганула навстречу. Подхватил, стиснул. Лишь чуть хрупнуло под напрягшимися мышцами ноги храбра крепкое полотно двери. И почти сразу дошёл звук удара от долетевших до дна остатков пола их спальни. Теперь уже жена деловито поползла по стене, помогая затащить и её в спасительный проём. Получилось. Оба крепко прижались друг к другу, ожидая рассвета и помощи. Благо небо уже серело.

В пролом хорошо была видна северная башня, в которой ночевала Ритка. На вид – довольно целая. Если не считать лысой оплётки крыши, тоже лишившейся местной каменной черепицы. «Кстати, давно пора бы и нормальную начать обжигать!» – некстати пришла хозяйская мысль. И тут же сознание заработало более чётко: «Нет, это не землетрясение. Здесь их не бывает. Скорее всего, опять угольная шахта рванула!» Еле заметное красное зарево, мерцавшее за северной башней, похоже, подтверждало догадку. «Твою ж дивизию! Кажется, на этот раз ещё и «чёрный камень» загорелся!»

Замок Гринеберг, исконное владение галльских принцев, располагался над настоящим сокровищем: пластом каменного угля. Именно это секретное высокотемпературное топливо, добычу которого они организовали вскоре после возвращения из Крестового похода, позволило создать огнестрельное чудо-оружие. Вот только через несколько месяцев работы их первая угольная шахта рванула. Погибли все семнадцать горняков, находившиеся в забое, а ещё три возчика и два быка получили ранения.

Пострадал и замок, стоявший на вершине небольшого скалистого отрога, отсекавшего угольный пласт от русла Орна. Тогда стены и башни во многих местах потрескались, а часть камней вообще вывалилась. Зуброву пришлось несколько лет восстанавливать свою шерифскую цитадель: бригады рабочих перебирали стены, крепили трещины дорогущими железными скрепами, да переделывали часть построек. Благо сил и средств тогда хватало.

А Феоктистов высказал и наиболее вероятную причину трагедии – объёмный взрыв. Ещё в своём мире он читал, что учёные гитлеровской Германии пытались использовать угольную пыль для уничтожения армад бомбардировщиков союзников. В определённой пропорции с воздухом она создаёт взрывоопасную смесь, что часто приводило к взрывам на угольных шахтах Силезии. Впрочем, на открытом воздухе это оказалось неприменимо.

– А в нашей шахте, похоже, как раз такая пропорция и сложилась!

Для освещения места работ горняки использовали масляные лампы. Их пламя, скорее всего, и сработало тогда своеобразным взрывателем. Поэтому больше вольных людей на работу в шахту не посылали. Теперь уголь добывали только с помощью рабов, которых заставляли трудиться под землёй в полной темноте. Правда, вместо надсмотрщиков придумали иной стимул: каждый шахтёр получал свободу после личной добычи им пяти тысяч фунтов «чёрного камня».

Похоже, и эти предосторожности не помогли. Кто-то опять пронёс огонь в секретную шахту. Да нет, глупость – ночью она не работает! Рабам-горнякам специально дают выспаться и кормят усиленным рационом. Это увеличивает выработку. Да и после получения свободы многие потом просят оставить трудиться при шахте. Работа там организована в две смены, примерно по шесть-восемь часов каждая. Ночью же стоит только охрана. А она в забой не спускается. Впрочем, не завидное положение, в котором он сейчас оказался, заставляло всё же склониться к версии повторения трагедии. Даже скорее, хуже – целой серии последовательных взрывов. Если вспомнить всё, что услышал. В детстве, ещё с родителями, Коля пережил небольшое землетрясение в Ашхабаде. Но там он ощущал лишь подземные толчки. Никакого запоздалого шумового сопровождения.

Жена начала крупно вздрагивать, и Зубров снял с себя холщовую сорочку. Преодолевая слабое сопротивление, натянул поверх, обнял. Эх, жаль одеяло улетело! Уцепил ведь сначала… Хорошо лето на дворе – до смерти не замёрзнут. Храбр он, всё-таки, или кто? Эммилия благодарно прильнула, задышала ровнее.

А ведь Гринебергу теперь, похоже, конец. Дешевле заново отстроить. Где-нибудь подальше от шахты. Впрочем, таких удобных для обороны мест в лесном Кальвадосе не много. Принцы знали, что делали. Южные стены проходили по краю почти отвесной скальной стенки, заканчивавшейся на берегу речки Чернушки узким галечным пляжем. Остальные укрепления так же грамотно вписаны в редкий тут каменистый отрог. А уж по нему петляет единственная, хорошо простреливаемая с северной и надвратной башен дорога. Никто же не знал, что в основании одинокой скалы огромная бомба лежит… Впрочем, если бы не их вмешательство, Гринеберг ещё многие столетия мог бы считаться практически неприступной крепостью. Ведь и их штурм удался только из-за малой численности защитников, оставшихся в замке, да дикой отваги Ульфхеднара.

* * *

6701 год от Сотворения Мира, 28 февраля

Войну с карателями, угрозы которой так долго боялись, выиграли тремя сокрушительными ударами. Сначала дружинники Шансона под руководством сэра Уильяма де Аржантан разбили речными таранами вражеский караван на реке Ви. Потом уже в их с Володькой сухопутную засаду на имперском тракте угодил конный отряд. Как потом выяснилось, через два дня после победы «Айвенго». А от пленных узнали о третьем, идущем к Аржантану вверх по Орну. Феоктистов с «племянником» точно смогли просчитать действия противника.

Сразу после экспресс-допросов сэр Волк разделил засадников. Гладиаторов, под присмотром галлов благородного Волкула Канантонского, оставили на имперском тракте собирать трофеи. А конники Аржантана, вместе с отрядом Спартака и баронами Шансона, помчались усиливать засаду у Верея. Еле успели – из-за ближайшего поворота уже показались корабли противника. От этого третий бой получился суматошным, бестолковым. Не то, что у «Айвенго». Тот-то и просеки в прибрежной растительности сделал, что бы копейщикам и лучникам было удобнее бегать, и все наиболее удобные для причаливания места «противокавалерийскими» устройствами успел оборудовать. Да и потренировал своих как «лес копий» в нужных местах ставить и стрелять через кустарник.

Но всё же и этот бой стал победным. Хорошо, что догадались три десятки сразу, на глазах подходивших карателей, загрузить в два тамплиерских кораблика и переправить на левый берег. Остальные затаились среди остатков деревеньки. Поэтому, если суматошная переправа и насторожила врага, то не помешала хорошо натренировавшимся засадникам успешно отработать тараном по головному судну.

Получив три пробоины, со сломанным форштевнем и гребными вёслами, оно остановилось. Экипаж лихорадочно вычёрпывал студёную воду и пытался заткнуть течи. Следовавшее следом купеческое судно, больше похожее на огромную деревянную лодку с мачтой, попыталось обойти его по правому борту. И тоже попало под удары тарана. С корабля в засадников, тянущих верёвки по кромке левого берега, полетели стрелы. Но тут уж Торин с тремя верховыми закрыл ребят своими и конскими телами. Всадники при этом успешно использовали щиты. А затем ещё и догадались помочь тянуть таран. Остальные галлы начали стрелять в карателей.

Стрел, правда, после тракта оставалось немного. Едва хватило, чтобы обеспечить повреждение второго «купца». На трёх целых судах почти синхронно развернули квадратные паруса, благо ветер дул вдоль Орна, а вёсла заработали в обратную сторону. Их лучники тоже начали бить по берегу. Но далеко отступить карателям не дали. На левом берегу воины Торина, а на правом всадники Спартака помогли остаткам засадников обогнать корабли и поднять до поры притопленный второй таран. Вот только удары им теперь получались не синхронными. Кое-как сломали часть вёсел у замыкающего корабля, шедшего теперь головным.

Наконец Феоктистов догадался применить зажжённые стрелы. Дистанция с правого берега была большая, да и холодный ветер мешал. Но всё же смогли поджечь паруса. Оба неповреждённых «купца» предпочли сбросить их, и пошли на вёслах прямо к правому берегу. Когда первый уткнулся носом в сухой камыш, с него начали прыгать каратели. Володька повёл всадников в атаку. Рубились долго и упорно. Сначала успешно отбрасывали прущих на берег копейными ударами. Быстро отскакивали назад и вновь атаковали копьями. Но тут пришвартовался второй, и ещё полусотня посыпалась на мелководье.

– Коля! Спартак! Ко мне!! – заорал Феоктистов и повёл друзей в новый бой. Галлы остались добивать атакующих с первого корабля. Теперь уже секирами. А затем пришли на помощь трём храбрам, яростно рубившимся в плотном окружении.

Как выяснилось, на всех повреждённых судах, при виде «тёплого» приёма на правом берегу, одновременно было решено выгребать к левому. Так что и воинам благородного Торина тоже пришлось не сладко. Но всё же, хоть и потеряв три четверти бойцов, победили. Уцелевшие галлы в ярости загнали копьями всех пленных в Орн, где и держали, пока от слабости и холода те не потонули.

* * *

6718 год от Сотворения Мира, 09 июля

– Ваше сиятельство! Миледи! – неожиданно послышались откуда-то снизу встревоженные голоса. Зубров встряхнулся и чуть не выпустил плечи супруги.

– Мама!!! Па-а-апа! – донёсся истеричный крик дочери. Он прокашлялся:

– Здесь мы! Живы!

Какафония восторга была наградой. Давно замечал, что подданные их уже не просто любили, а как-то по-особенному боготворили. Снизу, похоже, пытались открыть дверь донжона. Присмотрелся. Там, футах в сорока, смутно просматривался хаос завала. По его прикидкам, он был выше двери.