Путь игрушки

Под стать кабинету оказался и сам декан. Высокий, массивный, даже грузный, напоминающий медведя, вставшего на задние лапы, только в безупречном костюме и пенсне. И имя у него оказалось соответствующее – магистр Бара.

– Итак, адептка Хольде, вы изъявляете желание стать артефактором?

Хоть еще пару дней назад Мишель ничего подобного не изъявляла, сейчас она твердо произнесла:

– Да, магистр, Бара. Я очень хочу стать артефактором.

Тот задумчиво вгляделся в какие-то бумажки, выданные ей Альбертом. Их надлежало предоставить декану. Затем хмыкнул, расширил пальцами панель над столом, неуловимым движением скопировал данные туда и вгляделся внимательнее.

– Вам надлежит пройти обследование, Мишель. На нашем оборудовании. Из тех данных, что предоставили вы, видно, что у вас пассивный дар векторной магии третьего уровня. К слову, с первым или со вторым уровнем, вы не могли бы претендовать на то, чтобы стать нашим стипендиатом.

Мишель, которая итак не претендовала на то, чтобы стать стипендиатом Галдур Магинен, поспешно кивнула.

– Я сделаю все, чтобы усилить мой дар, магистр Бара, – заверила она декана. – Я буду хорошо, очень хорошо учиться, я буду стараться, я сделаю все, от меня зависящее…\

– Приятно видеть такое рвение, – сказал декан. Впрочем, чересчур удивленным он не выглядел. Действительно, кто не захочет стать не просто адептом Галдур Магинен, но еще и стипендиатом…

– Раз уж у нас свами такой доверительный разговор, разрешите задать вам личный вопрос.

Насторожившись, Мишель кивнула.

– Был ли у вас контакт с мужчиной?

К щекам хлынул жар. Мишель ожидала, что декан спросит что-то о детстве, семье, материальном положении, наконец… Но о таком? Но она сама разрешила задавать вопрос и сейчас магистр Бара ожидал ответа, пристально разглядывая новоиспеченную адептку поверх пенсне.

– Адептка Хольде? – спросил он невозмутимо, словно речь шла о чем-то таком незначительном, что и яйца выеденного не стоит, мол, не задерживайте, девушка. Кроме вас еще много дел.

Отчаянно покраснев, а краснея Мишель, как и все рыжие, становилась похожа на вареного рака, адептка Хольде помотала головой.

– Нет, – выдавила она из себя. – Ничего такого не было.

Декан так ощутимо повеселел, что к Мишель в голову невольно закрались нехорошие подозрения.

– Это же прекрасно! – сказал он.

– Мне тоже приятно видеть, как в Галдур Магинен блюдут чистоту нравов, – чувствуя себя глупее некуда, проговорила Мишель.

– И это тоже, – не смутился декан. – Но если до этого я сомневался, что вам удастся остаться нашим стипендиатом и на следующий год, то теперь у меня почти нет сомнений.

– Вот как? – теперь Мишель ничего не понимала.

– Чаще всего магическая одаренность проявляется в период раннего пубертата, или самого начала полового созревания. Так происходит практически со всеми, у кого вырисовывается активная направленность индивидуального магического фона. В таких случаях магически одаренный ребенок направляется в специальное учебное заведение, магическую школу, в Слитсберге их целых три, но сейчас речь не об этом. Что касается пассивного вектора, то здесь, как правило, проявление дара запаздывает. Как в вашем случае, вы же прибыли сразу в академию. Ваше желание учиться, учиться и еще раз учиться похвально, но имейте ввиду, здесь вы будете конкурировать с выпускниками магических школ, да и с представителями этого мира, а это нелегко. Моя вам рекомендация, адептка Хольде, не пренебрегайте ни единым советом, даваемыми магистрами. Если советуют перед практической работой не меньше трех часов просидеть в медитации, концентрируясь на своем даре, пытаясь выстроить диалог с вещами, смело сидите пять, шесть часов! Сказано – достучитесь до самого капризного артефакта лаборатории – умрите, но сделайте это, юная леди! Только от вашего усердия и желания учиться сейчас зависит многое, очень многое. В том числе ваше будущее.

– Спасибо, – сдержанно проговорила Мишель. – Очень познавательно. Но какое все это имеет отношение к моей связи с мужчинами?

– Не к связи, – строго сказал декан. – К ее отсутствию. Чем дольше вы сохраните целостность ауры с момента проявления дара, тем больше шансов, что он окрепнет и войдет в полную силу. Для пассивного дара нормально выйти хотя бы на шестой-седьмой уровень, и там и остаться. До десятого, как правило, доходят самые талантливые.

– Активные, – пробормотала Мишель.

– У вас есть все шансы занять достойное место в градации магов, адептка Мишель, – сказал декан. – Если будете достаточно осмотрительны. И мой личный вам совет: остерегайтесь демонов, особенно высших. В рамках программы защиты людей вам, скорее всего, ничего не грозит… Но не все демоны законопослушны. И не забудьте, что я сказал по поводу необходимости в целостной энергетической оболочке.

Мишель сглотнула от этого «скорее всего» и заверила, что будет держаться от высших демонов за километр. От низших тоже. Что? Низших демонов не бывает? Счастье какое! Помимо высших, только боевые и светлые? Что ж. И от них будем держаться подальше… А вообще вовремя у нее дар прорезался. Страшно представить, что если бы три дня назад не считала память той самой злополучной бархатной коробочки с сережками, быть ей в постели Влада… и дар, который необходим, чтобы стать артефактором, так и не развился бы…

Что ж. Учится, учиться и еще раз учиться…

Возможно, это звучит скучно в своем мире, где все тебе знакомо и привычно.

В новом же, который населяет великое множество рас, и не все они дружелюбны к людям… Где у тебя есть шанс развить магический дар, стать артефактором, участвовать в самых захватывающих экспедициях, говорить не просто с вещами, а с настоящими реликвиями, уметь убедить их открыться тебе, рассказать… По крупицам восстанавливать историю, узнавать новый мир…

От перспектив, открывающихся перед ней, голова у Мишель шла кругом…

Часть 2

Глава 5

Месяц пролетел не то, чтобы не заметно, скорее, иначе, чем все, что до этого происходило в жизни Мишель. Пронесся стремительным экспрессом, сменяя одну за другой, декорации. Пары, в основном, по теоретической магии (более серьезные дисциплины первокурсникам начинают преподавать не сразу), часы в библиотеке, целый эшелон новых лиц, среди которых были люди и нелюди, с крыльями, хвостами и без.

Основная жизнь здесь протекала в человеческой форме, как в наименее энергозатратной, как пояснил на паре про векторным потокам магистр Альберт Гордеев.

Мишель сама не ожидала, что так быстро почувствует себя здесь своей. Может, дело в том, что там, дома, ее по-настоящему ничего и не держало? Думать так было даже обидно. И все же она с восторгом окунулась в водоворот лекций, практических занятий, рефератов и лабораторных работ. Чаще всего ее можно было застать в лаборатории факультета артефакторики, где она тренировалась, не покладая рук и не оставляя надежды с наиболее «разговорчивыми», как показала практика, вещами. Не реже бывала она и в Хранилище, и в академическом информатории. Заури только смешно поджимала губы, когда Мишель в ответ на приглашение на очередную закрытую вечеринку русалок, которые, как правило, проходили возле бассейнов, звала ту с собой. Нет, Заури нельзя было назвать нерадивой адепткой, русалка ни на минуту не забывала об ответственности, лежащей на ее плечах… Но русалка жила в своем мире, и многое для нее не было в диковинку. Для Мишель новым и каким-то волшебным, сказочным было абсолютно все – от рас, окружавших ее до обычаев и технологий. Она даже стала, на манер местных поминать по поводу и без повода Богиню, которую, помимо «своих», присущих каждой расе богов, почитали здесь все.

Однажды Мишель и Заури даже выезжали в Вилскувер, такую ерунду, как необходимость приобрести новые письменные принадлежности, Заури превратила в настоящий повод для шоппинга, и фыркнув на предложение Мишель посетить лавку альвов на территории Галдур Магинен, потащила ту в Вилскувер, прямо на пятую Эуен-стрит, где, конечно, негде было купить письменные принадлежности, а если бы было, у подруг, вместе взятых, не хватило бы на них средств, но зато было много магазинов – небоскребов и бутиков, расположенных в подъездах с отделкой под винтаж, были шикарные швейные ателье, с витринами, напоминающими замысловатые оранжереи… с такими умопомрачительными нарядами за стеклянными перегородками на живых моделях, что дух захватывало от восторга…

Отдельным удовольствием было то, что, развалившись за столиком небольшой пиццерии, на летней террасе, можно было запросто представить себя завсегдатаем подобных заведений и магазинов, и, хотя подруги еле наскребли на то, чтобы позволить себе здесь по чашке кофе, обе чувствовали себя счастливыми.

Когда Мишель засмотрелась на проезжающий мимо шикарный мобиль с откидным верхом с серебряными крыльями по бокам, Заури хмыкнула.

– Не советую так в открытую смотреть на химеру одного из братьев де Вуд, – сказала она.

– Братьев де Вуд? – не поняла Мишель.

Затормозивший на цветофоре мобиль двигался медленно, и был при этом похож на подкрадывающегося хищника. От него веяло не столько роскошью и пафосом, сколько опасностью.

– Эрам и Харлей де Вуд, – подтвердила Заури. – Братья-близнецы, мечта всего нормально ориентированного женского населения Слитсберга… Высшие демоны, инкубы. Про них рассказывают, что они все делят на двоих, пожалуй, кроме жилья и машин. У Эрама – химера, у Харлея – грифон. Выпускной курс, такие на занятиях почти не показываются.

Мишель поспешно отвернулась от окна. В последний момент один из сидящих на заднем сиденье обернулся. Их глаза встретились лишь на миг, но этого мгновения Мишель хватило, чтобы задохнуться, скомкать на коленях салфетку, недоуменно и часто захлопать ресницами. Брюнет на заднем сиденье роскошного авто, сидевший между ослепительных красавиц, ожег ее взглядом, и этот взгляд Мишель ощущала и после того, как черная химера скрылась среди потока машин. Он словно заклеймил ее этим взглядом… демон!

– Ты в порядке? – эмпатичная русалка не могла не заметить перемены в подруге.

– Да, пожалуй, – ответила Мишель задумчиво. – Только знаешь, что? Неплохо бы уже сворачиваться. Магистр Ричард ждет моей помощи в лаборатории…

Русалка фыркнула. Она была не согласна с тем, что Мишель предложила волонтерскую помощь в качестве лаборантки в артефакторном филиале лаборатории в академии. Ей непонятен был восторг подруги от того, что ей дозволялось «общаться» с вещами, с ценными реликвиями, чье сознание пытались пробудить студенты-старшекурсники, непонятно было и то, как можно испытывать удовольствие просто просиживая в неинтересных захламленных комнатках по многу часов. Мишель же, несмотря на непонимание со стороны новой подруги, чувствовала себя счастливой. Даже к обидному «человечка» почти привыкла. В конце концов, не так давно минули времена, когда обзывали «подкидышем».

А ночью ей приснился инкуб. Тот самый, из черного мобиля с серебряными крыльями.

В этот раз он не был так далеко. И черты лица разглядеть удалось. Идеальные. Породистые. С налетом наглости, вседозволенности и власти.

Инкуб ничего не делал. Просто смотрел на нее.

И под этим взглядом Мишель ощущала себя очень желанной… и очень бесстыжей.

Хотелось, чтобы он не только смотрел. Трогал. Ласкал. Направлял.

Вся суть Мишель, которая в этом сне оказалась совершенно беспринципной просила, требовала, хныкала… Хотелось облизать губки, откинуться назад, задрать платье, бесстыдно распахнуть под взглядом инкуба ноги.

Внутри, между широко разведенных бедер, тугим комком пульсировало желание. Стонало, капризничало. Требовало дать ему выход. Расшириться до размеров вселенной. Слиться в единое с миром. Стереть границы между Мишель… и этим демоном.

Когда Мишель приблизилась к пику наслаждения, всё исчезло.

Вскрикнув, она села в своей постели, в общежитии.

От противоположной стены раздавалось мерное дыхание русалки.

Мишель почувствовала себя обманутой.

***

Все имеющиеся у Мишель наряды Заури забраковала. Одобрила лишь красное платье из струящегося атласа с открытым верхом.

– Приветствующая гостей на встрече с самим профессором Огюстом Цицероном должна выглядеть шикарно! – заявила она.

На робкое заявление Мишель, что платье вечернее и никак не подходит для книжного магазина, русалка фыркнула и выудила из вороха своих вещичек болеро из красной сверкающей чешуи. Теперь, когда плечи и руки по локоть закрыты, наряд можно было считать завершенным.

– Ты хочешь заработать, или нет? – сердито восклицала Заури. – Если хочешь, должна слушаться меня!

Заработать Мишель хотела. Тем более, что оставшиеся от трехмесячной стипендии деньги потратила на новенький линкофон, простенькую модель, сравнительно дешевую, но на нее ушли почти все деньги, если бы взяла ту, на которой настаивала ундина, пришлось бы занимать… А брать в долг Мишель отказалась из принципа. К тому же занимать было не у кого.

Но когда ощутила на себе одобрительные взгляды первых же гостей и увидела остальных «встречающих», поняла, что русалка была права. На фоне девиц в нарядах из последних коллекций она, в один раз надеванном алом платье (в тот злополучный раз, с Вадимом), ощутила себя чуть ли не церковной мышью.

Правда, с задачей справилась. Рыженькая человечка с убранными в хвост волосами, в струящемся алом платье привлекала внимание.

Ее останавливали, спрашивали, как побыстрее пройти к профессору Цицерону. С ней советовались. Ей улыбались и хвалили эвент-агентство «Гостеприимная гарпия». К слову, гарпии среди встречающих гостей тоже были. С настоящими, не бутафорными, крыльями. У Мишель руки чесались, когда одна прошла рядом, захотелось прикоснуться к мягким с виду крыльям, сложенным за спиной так плотно, что их не видно на отбрасываемой девушкой тени. Но Мишель поймала на себе взгляд гарпии, в котором за внешней любезностью скользила холодность и с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться.

Профессор Цицерон разочаровал. Доктор магических наук, специалист в области высшей демонологии, автор тысячи и одного романа, обладатель столь необходимых в современном суматошном мире шести рук, оказался скромным худощавым господином в неброском, хоть и дорогом костюме. Высокий, нескладный, с маленькой головой и длинными руками, похожий на гигантского богомола с жидкими волосами.

Заметив замешательство на лице Мишель, русалка прыснула.

– А почему у него всего две руки? – прошептала Мишель Заури на ухо.

– По-твоему королевский наг должен подписывать свои книги в боевой трансформе? – с присущей русалкам проницательностью, прошептала Заури в ответ на ухо Мишель.

– Ну, – замялась та, – не в боевой. В рабочей. Ты же сама говорила, у него шесть рук. Интересно же посмотреть!

Русалка только фыркнула. Для нее, дитя этого мира все то, что восхищало новую подругу, казалось порой забавным, а порой и вовсе глупым.

– Сегодня в Резусе насмотришься на всяких, – пообещала она Мишель на ухо.

– В Резусе? – не поняла Мишель.

– Именно, детка! Или ты думала, я позволю тебе вернуться в общежитие, не побывав в одном из лучших клубов города? П-ф-ф.

У Мишель ёкнуло сердце. Кроме Эуен-авеню, на которой располагаются лучшие дома моды Вилскувера, она еще нигде не была.

– Но ты ведь говорила, надо быть экономными… К тому же ты хотела отправить деньги матери…

– Всем «встречающим» девочкам предоставляются пригласительные! Сегодня там выступает «Шестиструнный Серафим», э, да ты же не соображаешь… Короче, у нас есть возможность бесплатно попасть на концерт культовой группы! Нахаляву, как говорят в академии, представляешь?! Бонус за прекрасное сегодняшнее обслуживание, это помимо заработка. Да мы счастливицы!

Мишель усмехнулась.

Попасть в самый пафосный клуб города хотелось даже такой целеустремленной адептке, как она.

***

Эрам проводил взглядом старательно виляющую бедрами официантку. Девка оглянулась и томно облизала губы. Столь явный призыв, который кричит большими буквами: «Сотня кредитов – и я твоя!» вызвал у демона чувство, похожее на гадливость и досаду одновременно. Эмоции приторные, почти как у Нинет, поверхностные. Региональный представитель, кандидат в младшие партнеры де Вуд Корпорэйтед поморщился. Голод был нестерпимым.

А вокруг были лишь пресные человечки, которые, должно быть прыгали из постели в постель, причем к демонам и потому не насыщали, да пара оборотней-волчиц, у которых на лицах написано: ратуем за равные права! Даешь женское равноправие! Дуры…

Отчасти дурное настроение инкуба было связано с тем, что сегодня вернули в бордель Терпеливую Ндиди. Чернокожая компаньоночка приелась обоим братьям. Эмоции ее потеряли остроту, пряность. Осталась пресность и приторность, как у всех человечек, которые по уши влипают в инкуба. Можно было продолжать «жрать» ее (компаньонка была бы только рада), но кому понравится есть приторно-сладкий ванильный пудинг, когда душа требует честного ростбифа…

А все эмоции, которые дают остроту, перец, пряный привкус, такие, как стыд, страх, даже злость – увы, этого лишается любая человечка, вступившая в связь с инкубом.

Остается лишь липкая, приторная патока, которую человечки зовут любовью, а высшие демоны – болезненной привязанностью…

Да, Эрам был голоден, демоническая сущность возилась внутри, порыкивая на всех, кого угораздило приблизиться. Внутренний демон был недоволен и не скрывал этого. Его обуревал голод. Страшный, черный, пожирающий изнутри голод.

Мелодия набрала ритм и тонкий женский вокал, где явно слышался призыв ундины, уравновесил бархатный мужской баритон.

Новая солистка «Шестиструнного серафима» чересчур старалась, так, что пару раз не попала в ноты, в остальном у русалки, скользящей по сцене в ультракоротком наряде в блестках, напоминающем рыбью чешую, все было в порядке. Грудь, задница, ноги, – все при ней.

Демоническая сущность Эрама завозилась внутри, зарычала, почувствовав призыв ундины.

Эрам сидел вполоборота к сцене, цедил неразбавленный ром и буквально кожей ощущал призыв русалки. Мало кто способен противостоять их зову, но высшие демоны из числа счастливчиков. Кроме того, Эраму никогда не нравились хвостатые. Было в них что-то скользкое, эпатажное, какое-то упоение собственными эмоциями. Ведь известно, русалки гордятся своей сверхчувствительностью…

Не-ет… высшему демону по вкусу, когда все эмоции жертвы (это подходит куда лучше, чем пара или избранница) принадлежат ему. Ему одному.

Хвостатая не унималась. Словно в эйфорическом порыве она выскочила в зал, и, мимоходом потеревшись о пару джиннов, приблизилась к столику Эрама. Теперь все внимание оказалось прикованным к нему. Хвостатая принялась выплясывать совсем рядом, потираясь о него то одним, то другим боком. Эрам усмехнулся. Явно выбилась из стриптизерш. Усмехнувшись, он сунул за полоску миниатюрных шортиков купюру в сто кредитов.

Первой реакцией русалки был восторг. Должно быть, сказались выработанные нелегким трудом профессиональные навыки. Но следом раздалось улюлюканье зала, свист, и хорошенькое личико исказила гримаса досады и злобы. Демон сходу угадал род ее прежних занятий… И не только угадал, но и красноречиво «рассказал» об этом залу. Отличное начало карьеры в культовой группе… перед мысленным взором девушки уже неслись заголовки информаторов, гласящие, что новая солистка «Шестиструнного Серафима» не брезгует спускаться за чаевыми в зал. По старой привычке.

Русалка сдерживалась из последних сил, чтобы не принять прямо сейчас боевую трансформу и не направить на проклятого демона смертельный рев. Для высшего он, правда, что слону дробина… Но эмоции отчаянно требовали выхода и судя по самодовольной ухмылке демоняки кто-то успел ими насладиться… Хорошо, что песня закончилась. Униженная и опустошенная русалка вернулась на сцену под неодобрительными и беспокойными взглядами двух солистов, тритона и оборотня-кицунэ. Напоследок бросила украдкой взгляд на демона. Хорош, как демон, и такой же ублюдок!

Но Эрам уже и думать забыл об обиженной русалке.

Его вниманием завладел целый сполох новых эмоций.

Злость, осуждение, даже презрение и вместе с тем интерес. Сочный и живой, а еще тонкое, подспудное возбуждение, почти неуловимое, но оттого необъяснимо изысканное.

По сравнению с общей какофонией, которая источалась как танцполом, так и вип-ложей, словом, всеми, кто стал свидетелями скандального недоразумения, этот букет новых эмоций был как глоток студеной воды в жаркий день, как коробка шоколадных конфет для голодного обжоры…

Демон принялся озираться, выискивая взглядом ту, что источает подобное, кто сейчас тоже смотрит на него, он чувствует этот взгляд… Осуждающий. Изучающий.

Стоило им встретиться взглядами, она торопливо отвернулась, с досадой дернув точеным плечиком. Но инкуб успел увидеть все, что хотел.

Идеальная, гладкая, как лепесток розы, кожа. Белая, цвета топленых сливок. Тем контрастней она смотрелась с волосами девушки – рыжими, словно в них живет скрытое пламя. Пухлые, нетронутые помадой губы, они были очаровательно приоткрыты, когда рыжая смотрела на него. Но самым удивительным были глаза девушки: огромные, настороженные, как у олененка, с таким же изумительным разрезом.

Стоило рыжей отвернуться, тряхнув рыжим хвостиком, поток эмоций исчез. Словно померещился Эраму. А потом вдруг отчаянно захотелось снова заглянуть в глаза незнакомки, чтобы узнать, какого они цвета.

Демон выругался.

Это что сейчас было? Это были эмоции… свежие, ни на что не похожие… и… Нету? Словно ему перерезали канал к ним?! Как такое вообще возможно?

Эрам потряс головой, как пес, что только вылез из воды. Он сомневался, что его собственные мысли, только что, принадлежали ему. Ему интересно знать, какого цвета глаза у рыжей человечки? Смешнее ничего не придумать.

…Конечно же, интересны ее сиськи, ноги, задница. Насколько гладкая и шелковистая наощупь ее кожа… Он поискал человечку взглядом и чуть не зарычал от досады. Хрупкую фигурку в алом оттеснила толпа джиннов.

Эрам привстал. Красный атлас мелькнул между широкими спинами парней. Почему эти южные всегда в черном, но обувь белая, а еще максимальное количество золота? Мужики, а выглядят расфуфыренными елками… Вот между плечистыми джиннами мелькнуло обнаженное плечико. Нежно-розовое, гладкое, так и захотелось провести по нему языком, попробовать рыжую на вкус. Она обернулась вполоборота, и в поле зрения Эрама попала ее грудь. Высокая и пышная, несмотря на то, что сама девчонка была стройной, даже хрупкой, с тонкими руками и длинными ногами, прорисовывающимися под алым платьем.

Демон внутри довольно зарычал и Эрам не сразу понял, что снова ощущает эмоции рыжей. Страх, даже ужас, безысходность, а еще что-то, что, если бы вибрировало словом, звучало бы как «помоги».

Эрам де Вуд спустился с возвышения вип-ложи и, врезаясь, как ледоход, в танцующую толпу, направился к рыжей.

Чем ближе он подходил, тем новые, ни с чем не сравнимые эмоции захлестывали его с головой.

Был в них и пряный страх, и щемящая сердце безысходность, и высокомерие, свежее, как морской бриз, нежная мелодия отчаяния, напоминающая прибой, но самой вкусной ноткой, тем, чего никак не мог понять и объяснить себе демон, самой желанной, терпкой, манящей была надежда. Надежда на кого-то большого, сильного, всемогущего, кто придет и решит все проблемы, оградит от враждебного мира, защитит…

Что-то неведомое, неизведанное прежде происходило с инкубом, отчего он чувствовал себя пьяным, а внутренняя сущность с рёвом кидалась на хрупкие ментальные границы. Опьянённое новыми эмоциями чудовище изо всех сил рвалось наружу, готовое растерзать весь этот зал, всех танцующих, клоунов, что скачут с микрофонами по сцене, лишь бы вслед за такой ни на что непохожей просьбой о защите водопадом хлынула благодарность. Ему одному.

Отчаянно хотелось чувствовать себя в глазах рыжей героем из древних песен.

Вместе с тем, выхватывая взглядом между мускулистыми спинами и руками джиннов то высокую и пышную грудь, то манящий изгиб бедра, то рыжие локоны, собранные в хвост, инкуб ощущал, как его демоническая сущность стремится захватить контроль, вырваться на свободу.

В особенности внутреннее огненное чудовище манили волосы человечки, мелькающие за мускулистыми спинами джиннов. Хотелось распустить их по плечам, посмотреть, как засияют на белой коже. Казалось, они таят в себе пламя, что так и просит выпустить его на свободу, позволить свободно течь, окутать хрупкую фигурку огненным покрывалом… Поджечь все вокруг…

Приближаясь к толпе джиннов, скрывших от высшего демона объект его интереса, инкуб снова и снова представлял, как рыжая смотрелась бы на любимой сцене… в самом развратном белье… в чулках… с бесстыдно разведенными в стороны ногами, бросающая на него, полные мольбы и скрытого призыва, взгляды… Нежная и бесстыжая…