Огонёк

– Элька, давай-ка еще разбавлю твой коньяк? – прыснув, предложила Леся. – Рановато тебя понесло на сентиментальные речи!

Эльвире действительно не требовалось прилагать усилий, чтобы покупать дорогие джинсы и иметь достаточное представление о популярных алкогольных брендах. Фая однажды с восторгом упомянула, что никогда не пила ничего вкуснее Бейлиза, на что подруга просто, как если бы речь шла о чем-то само собой разумеющемся, ответила: «Да, вкусненько. Немного на Шериданс похож. Попробуй, если тебе кофейные ликеры нравятся». Оказалось, ее папа, каждый раз возвращаясь из заграничных поездок, с запасом закупался в дьюти-фри, и коллекция имеющегося у него дома алкоголя по большому счету не уступала в многообразии бару ресторана, где работали Фая с Лесей. Тем ценнее и значимей воспринимались только что выраженные Эльвирой восхищения по поводу их самостоятельности и «благородства» подработки официантом.

От ее теплых слов, согретых вдобавок разливающимся по телу Белым аистом, Фая неожиданно растрогалась. В нахлынувшем умилении оглядела двор, куда они случайно забрели: пошарпанные скамейки, побеленные у основания «обычные» деревья, название которых никто не знает, ненавязчивый щебет птиц, да старенькая детская площадка с полупустой песочницей. Таких дворов у нас тысячи, и потому все здесь показалось ей давно знакомым и родным. Именно в тот ласкающий уходящим с осенью бархатным теплом сентябрьский вечер, она впервые прочувствовала сплоченность их девчачьей четверки и осознала, что в их общей дружбе обрела опору, какой ей не хватало год назад по возвращении в Петербург и благодаря которой чувствует себя теперь уверенно в этом поначалу пугающем ее большом городе. В отсутствие родных сестер, братьев, общих интересов с двоюродными, Катя, Эльвира и Леся стали для Фаи самыми близкими людьми, дружбой с которыми она по праву могла гордиться – ведь при всей разности характеров, увлечений, каждая из них была интересной, умной и амбициозной девушкой.

Такие приятные размышления проносились у нее в голове, и, сидя на спинке дворовой скамейки в новых модных джинсах с пластиковым стаканчиком разбавленного газировкой коньяка в руке, Фая ощущала себя и своих подруг невероятно крутыми, нисколько не сомневаясь, что всех их ждет такое же невероятное, успешное и счастливое будущее.

* * *

– Дамы, этот день вы наверняка не забудете и когда-нибудь попросту перестанете понимать, как жили до него, – с подчеркнутой торжественностью заверил Анатоль Фаю и Лесю.

Они втроем разместились за рабочим столом в кабинете его отца на Фурштатской. Анатоль, сидевший за компьютером в крутящемся кресле, пощелкал мышкой, пробежал пальцами по нескольким клавишам клавиатуры, после чего повернул монитор к девушкам.

– Мэйл точка ру, – прочитала Леся в верхней строке поиска.

– Да, запоминайте, – подтвердил парень. – Это лишь один из почтовых сервисов, с помощью которых можно отправлять электронные сообщения – друзьям, коллегам и всем другим вашим товарищам, у кого также есть электронный адрес. Полагаю, уже через пару лет сложно будет представить, как функционировало наше общество, госорганы и организации без возможности обмениваться корреспонденцией таким образом.

– Вот здесь – письма, которые пришли тебе? – проведя указательным пальцем сверху вниз по экрану, спросила Фая.

– Правильно. Это входящие. Если нажмем сюда, то увидим исходящие – те, что отправил я.

– Тебе и из-за рубежа кто-то пишет? – удивилась Леся, заметив иностранные имена и фамилии среди отправителей.

– Да, пару дней назад чатился на одной платформе с американцами, и они мне отправили статьи, которые мы обсуждали.

– Класс! То есть можно отправлять письма на любом языке и даже в другую страну? Бесплатно?

– Есть ограничения по объему вложения, адрес всегда должен быть на латинице… В остальном же да, ты права: на любом языке, в другую страну, бесплатно. Если адресат за компьютером, сможет прочитать твое письмо меньше, чем через минуту.

– Круть! – с восторгом заключила Леся.

– Что такое электронный адрес? – спросила Фая.

– То, что мы сейчас будем вам придумывать и создавать! – интригующе ответил Анатоль, откинулся на спинку кресла и, скрестив руки, продолжил объяснять: – Итак, адрес электронной почты, по-английски e-mail, представляет собой комбинацию букв или цифр, или знаков, или всего этого вместе, привязанную к виртуальному ящику конкретного пользователя. То, что вы видите сейчас на экране, – мой ящик. Чтобы в него войти, я ввел в строке «логин» свой адрес и затем пароль. Тому, кто хочет отправить мне письмо, нужно и достаточно знать этот самый логин, то есть мой e-mail. Наша задача на сегодня – создать вам электронные ящики и придумать им адреса. Есть идеи?

Девушки переглянулись и в легком недоумении пожали плечами.

– Давай сделаем какие-нибудь адреса, похожие на твой, – осторожно предложила Фая.

– У меня их несколько, с определенной системой, но вам так сложно не надо. Можем использовать просто ваши имена и фамилии, ну или взять за базу что-то более оригинальное – какое-нибудь символичное слово, которое вы легко запомните. Потом сможете использовать его же в качестве никнейма, если когда-нибудь решите завести блог.

– Ты издеваешься или действительно думаешь, что мы в курсе про никнеймы и блог? – усмехнулась Леся.

– Издеваюсь, – улыбнувшись, подтвердил Анатоль. – Об этом в другой раз расскажу, сегодня начнем с электронной почты. Вот ты, Фая, например. У тебя довольно редкое имя, к нему, вероятно, проще подобрать свободный аккаунт. Кстати, а почему тебя так назвали?

– Не знаю. У бабушек с дедушкой спрашивала, они тоже без понятия. Долгое время стеснялась своего имени, но однажды осенило, что Фаин Сапфировых на свете не так уж много, а, возможно, даже одна-единственная, уникальная – я. Мне эта мыслишка, скажу вам, так понравилась, что с тех пор и комплексовать перестала, и к необычным именам по-другому относиться начала.

– Согласен с подходом. Тоже хочу своему ребенку редкое имя дать. Пусть с детства не боится быть оригинальным, – серьезно произнес Анатоль и тут же, ерничая, запел: «ФаИна, ФаинА, где ты была и почему не пришла?..»

Леся закатила глаза:

– Только ты не начинай, пожалуйста. Ей же в школе с этой песней и так всю плешь проели!

– Я просто подумывал как-нибудь обыграть эту строчку, – ответил Анатоль и в задумчивости начал перебирать: Фаина, Фая, Файя… Файе… Слушай! Ведь твое имя похоже на английское «Fire» – «огонь»!

– И?.. – растерялась Фая.

– Ник он хочет тебе такой дать, – подсказывая, зашептала Леся. – Или с чем он там нам голову ломает? Электронный адрес. Будешь у нас «Фая-женщина-огонь-точка-ру».

– Женщина-огонь из нашей Фаи, конечно, так себе, – наклонившись, прошептал Анатоль и, получив от Фаи локтем в бок, игриво добавил: – Хотя какой-то огонек определенно есть!

– Огонек, кстати, неплохо! Мне нравится, – подхватила Леся.

– И правда неплохо, – живо согласился парень и забил по клавиатуре: – Сейчас проверим, свободен ли «огонек собака мейл точка ру»… Да! Отлично. Ну что, Фаина, согласна быть Огоньком? Тебе действительно подходит, буду тебя теперь так называть!

Фаю развеселило его воодушевленное рвение и она, копируя интонацию, с какой обычно успокаивают ребенка, ответила: «Да, пожалуйста, Анатоль. Огонек так огонек. Я все равно не уверена, что буду этой твоей электронной почтой пользоваться. У бабушки и дедушки в Улан-Удэ даже компьютера нет, а кому мне еще письма писать?»

– А мне-то какой адрес дадим? – напомнила о себе явно больше заинтересованная сюжетом Леся.

– С тобой все очевидно, – не раздумывая, отозвался Анатоль. – Леся – это Лесенка. Будешь в виртуальном мире зваться Лесенкой.

– Очевидно ему. Что-то ни до кого из моих красноярских друзей мысль называть меня Лесенкой не доходила!

– До вашего Красноярска мысли вообще не доходят, – ухмыльнулся Анатоль, не останавливаясь печатать.

– Ах ты шхуна китобойная! – шлепнула его по плечу Леся (почему-то в ее словаре «шхуна китобойная» относилась к категории незлобных ругательств).

– Анатоль, как не стыдно такое говорить? – снова как старшая сестра заговорила с ним Фая. – Мы же тебя всем нахваливаем, рассказываем, что ты хороший и вовсе не питерский сноб.

– Конечно, я сноб. Тут и сомнений нет, – бесстрастно возразил парень, казалось, не шутя, и с небрежной искренностью добавил: – Я тот еще сноб, но вы, дамы, мне нравитесь.

– Тут и сомнений нет, – парировала Фая. – Знаем, что нравимся. Хоть ты и держишь нас за недалекий провинциальный пролетариат.

– Вовсе не держу, – снова не согласился Анатоль. Он оставался сосредоточенным, не отводил взгляда от экрана, но, забавляясь, продолжал их перепалку. – Ты ведь говоришь по-французски, а это в определенных кругах потомков петербургского нерасстрелянного общества по-прежнему признак культурного человека. Из своих. Потому прощается тебе провинциально-пролетарский background.

– А со мной ты как объяснишься? – запротестовала Леся. – Я-то только по-английски, запинаясь, говорю!

– А ты просто человек хороший.

– А я, выходит, нехороший, – манерно насупилась Фая.

– Не настолько. В тебе еще порядочно шелухи.

– А ты просто хам! – отрезала Леся.

– А я хам, – улыбаясь, согласился Анатоль.

– Чего ты лыбишься? – добродушно передразнила его Фая. – Теперь понятно, почему ты никогда не знакомишь нас со своими друзьями!

– Разве я вас никогда ни с кем не знакомил?

– Нет! – поддержала Леся. – Это ты обычно заваливаешь на наши тусовки, не наоборот. И никого не приводишь с собой!

Анатоль снова несколько раз щелкнул мышкой и сказал: «Среди моих друзей многие вам покажутся странненькими, но есть один товарищ, который скорее всего понравится. Как-нибудь сведу вас, если хотите. Всё, выключаем комп. Вы теперь продвинутые и можете пользоваться электронной почтой; логины и пароли я вам на бумажке напишу. Пароли сами попозже поменяете. Сейчас кофе идем варить».

– Не скажешь, какой у тебя ник в сети? – поинтересовалась Леся. – Как нам с Огоньком тебя называть?

– У меня, Лесенка, ник ругательный, не надо меня им называть, – засмеялся Толя.

– Можно я буду называть тебя «Толяша»? – неожиданно для самой себя спросила Фая.

– Ммм… Pourquoi[16]?

– Бабушка папу моего так называла. Мне тоже хотелось бы…

– Можно, – разрешил Анатоль, улыбнувшись своей самой доброй и теплой улыбкой.

Тот день Фая и, в самом деле, не забыла. Разумеется, она бы и без Анатоля со временем научилась пользоваться электронной почтой и узнала, что такое блог. Только так уж получалось, что именно он первым рассказывал ей про поисковые системы, электронные письма, чаты, Аську, блоги, ЖЖ, Фейсбук, Ютуб, Твиттер, подкасты. Намного раньше, чем все это становилось повсеместно известным и начинало пользоваться спросом в широких массах. Он стал ее учителем русского интернета, и потому, спустя много лет, рассуждая о прошлом, Фая говорила себе и другим, что без Толяши в ее жизни все сложилось бы совершенно по-другому. Даже если не считать того, что, не зная его, она бы не встретила Артура.

* * *

– Что это за парень? Ты раньше о нем ничего не рассказывал? – спросила Катя.

– Возможно, упоминал, но не уверен, – отвечал Анатоль. – Андрей Забродин, родился в Питере, вырос на Ветеранов, из простой семьи бюджетников. Еще в детстве начал приторговать, перепродавая за копейки мальчишкам во дворе вкладыши от жвачки. Сейчас учится в Финэке и тоже продает все, что только можно впарить студенческому братству.

– Травку, например? – скептично предположила Леся.

– Справки, например. Его тетка в районной поликлинике работает и может выдавать медзаключения о наличии хронических заболеваний. К Андрею через знакомых обращаются студенты, чаще всего девицы, которые не хотят ходить в своих универах на физкультуру. Платят ему денежку, он через тетку лепит им справки о каком-нибудь почечном пиелонефрите, те получают либо полное освобождение от занятий спортом, либо определяются в спецгруппы, где не надо сдавать стометровки и бегать кроссы по пять километров. Все довольны и счастливы.

– Я видела пару раз этого Андрея и даже боюсь представить, сколько студентов ходит по Питеру с липовыми бумажками о больных почках, – засмеялась Эльвира.

– Кстати, я вполне допускаю, что он продал одну из своих здоровых, чтобы за взятку поступить и попасть в мажорную элиту студентов-финансистов, – усмехнулся Анатоль. – Если серьезно, я бы сказал, этот парень – один из немногих моих друзей с потенциалом хорошего бизнесмена, который в обозримом будущем почти наверняка сколотит приличное состояние. Все остальные, в большинстве своем, – бесперспективная, в смысле больших заработков, рефлексирующая интеллигенция с Петроградки или Васьки.

С любопытством слушая его, Фая размышляла о том, что ей не приходило на ум анализировать свое окружение с такого ракурса, но если задуматься, и она никогда особенно не стремилась к дружбе или связям с людьми из категории «богачи», «бизнесмены», «дельцы». Бедности, разумеется, ей не хотелось, ни себе, ни своим друзьям, но и нельзя было сказать, что она когда-либо мечтала о мире огромных денег или любыми способами стремилась примкнуть к классу по-настоящему богатых. Существование таких людей по большому счету не вызывало в ней особенных эмоций – ни зависти, ни выраженного желания жить так же роскошно. На уроках литературы Светлана Викторовна часто говорила, что среди слоев нашего общества есть прослойка – интеллигенция. Вот эта самая прослойка имела для Фаи куда большой интерес. Представителями культурной элиты она всякий раз восхищалась в книгах, им по-настоящему сочувствовала, к ним тянулась в жизни и вовсе не к богачам, но к русской интеллигенции хотела когда-нибудь относить и себя.

Ход ее рассуждений прервал возглас Анатоля:

– Ха, вот и он! Знакомьтесь, девушки, Андрей Забродин, для друзей Дрончик, – моя обеспеченная старость.

Парень этот Фае сразу же понравился. Не «мозг», как Анатоль, но далеко не глупый. Талантом искрометно шутить не обладал, но в компании с ним всегда было очень весело. Ушлый, без сомнения, но не скрывал этого и подкупал легким нравом и доброжелательностью. «Очаровательный пройдоха», так она окрестила его для себя в первую их встречу, а уже совсем скоро считала хорошим другом.

* * *

Пару лет спустя

– Смотри, Огонек, – показывал ей Андрей крохотный шарик. – Штучка называется капелька. Вставляешь ее в ухо, только осторожно – видишь, от нее идет нить, типа лески. Сама по себе она прочная, но место соединения с гарнитурой достаточно хрупкое. Гарнитура, кстати, стандартная подходит, и ты подсоединяешь ее к сотовому, как обычно.

– То есть я могу через эту малюську слышать все, что ты мне говоришь по телефону, как если бы это были наушники? – уточнила Фая.

– Ага. Только в обычных наушниках студенты, особенно студентки, боятся сдавать экзамены, потому что риск спалиться с обычным толстым проводом сейчас очень большой – преподы бдят. Хочешь попробовать? Тебе бесплатно, разумеется, одолжу.

– Нет, спасибо, дружище. И дело не в деньгах… Откуда у тебя эти капельки?

– Приятель один делает. Он классный технарь, но никакой продажник: совсем людей не знает и договариваться не умеет, а у меня контактов много, легко могу найти, кому сбыть.

– Да, кстати, кто в основном у тебя это покупает или… арендует?

– Студенты, экзамены которых проходят в форме билетов с вопросами из заранее известного всем перечня. В таком случае есть возможность сообщить, тому, кто на проводе, какие тебе попались вопросы: твой суфлер читает тебе вопросы по порядку, ты в нужный момент шуршишь или постукиваешь, чтобы он услышал, ну а потом, собственно, тебе диктуют ответы на нужные вопросы. Все как в Шурике, только с этим, считай, невидимым устройством никто не спалит. Если только сам не накосячишь и себя не выдашь. Чаще всего, капелькой интересуются юристы, экономисты, реже врачи.

– Даже врачи… Пипец. Они должны быть либо безнадежно ленивыми, либо очень богатыми, – предположила Фая.

– Ну да, удовольствие не дешевое. Во-первых, сотовая связь сама по себе дорогая. Пройтись по списку вопросов и два-три ответа надиктовать в среднем занимает полчаса. Вот и умножь на стоимость минуты разговора, уже не бюджетно выходит. Плюс, я неплохую цену за аренду устройства беру. Купить в конце концов выходит дешевле, чем арендовать, но все равно стипендии не хватит. Иными словами, сейчас у меня более денежная клиентура, чем та, что ученические билеты покупала.

– Что, прости, покупала?

– Я одно время продавал первокурсникам ученические билеты, – не без удовольствия начал вспоминать Андрей. – Типа студенческих, только не в форме книжки, а на обычном бланке с печатью, удостоверяющие, что Вася такой-то является учеником образовательного учреждения номер такой-то. У меня мама тогда в школе работала, и ей ничего не стоило давать мне пачки таких штампованных бумажек, а ребята, мои клиенты, могли весь год покупать по ним проездные на общественный транспорт – на порядок дешевле, чем по студенческим. Я, конечно, сущую мелочь за это с них брал, но на мороженку хватало.

– Ты жулье! – улыбаясь, покачала головой Фая.

Ей вспоминалось и казалось уже таким далеким, как сама она на первом курсе, тоже пытаясь любыми способами сэкономить на общественном транспорте, не упускала возможности проехать зайцем. Отучила от этого Леся. Та не то чтобы никогда не пряталась от кондукторов или выходила раньше, чем те обратят на нее внимание, наоборот: едва заходя в вагон, сама шла к ним через весь в трамвай, чтобы честно оплатить проезд и не подставлять перед контролерами «без того несчастных баб, вынужденных целыми днями, зимой трястись в ледяных консервных банках, морозя себе руки и ноги». Под ее влиянием Фая начала стыдиться своих намерений обмануть кондукторов, всякий раз думала об их красных, покрытых цыпками пальцах, торчащих из прорезанных в дешевых шерстяных перчатках дырок, и больше не могла себе позволить доехать до нужной станции, не приобретя билет. Пустяк? Со временем она так не считала.

* * *

Вполне вероятно, их дружба с Андреем после окончания университета долго бы не продлилась, если бы на Марсовом поле за пару часов до праздничного салюта к 56-й годовщине со дня Победы он не представил им своего нового приятеля Артура Акопяна.

Фая так себе и не призналась, что то была любовь с первого взгляда. Фразу считала избитой, а чувство, которое она испытывала позднее – не отпускающее, болезненное, сводящее на нет все попытки оставаться объективной и слушать рассудок, – в ее понимании, больше подходило к определению любви, чем охватившее с головы до пят девчачье смятение в момент, когда она впервые увидела Артура. И все же ни одно другое знакомство ни до, ни после не производило на нее такого впечатления, а первые мгновения их встречи сохранились в памяти навсегда в мельчайших подробностях. Его бадлон цвета хаки с небольшим ярлычком Moschino на запястье и массивные круглые часы Tissot. Его джинсы с нарочными, только-только входящими в моду потертостями в заломах и складках. Его кеды Converse, в то время очень редкие в Петербурге. Его первая фраза, с какой он приветливо обратился к ней:

– Приятно познакомиться! Дрончик мне сказал, ты студентка Финэка. Я там в аспирантуре и, вполне вероятно, буду вести в вашей группе семинары по моделированию.

– Так мы на «вы» или можно на «ты»? – уточнила Фая, ощутив легкую досаду.

– Сегодня в честь праздника на «ты», а в сентябре посмотрим!

Звучание произносимых им слов пробирало ее до мурашек. Единственный раз подобное случилось в школьной гардеробной, когда с ней впервые попытался завязать разговор Леша Бурулев. С тех пор ни один мужской голос не производил на нее такого оцепеняющего эффекта. В примечательной «тональности» Артура завораживающим Фаю образом сочетались и мальчишеское плутовство, и мужская твердость, и прохладная ирония, и располагающая теплота. Проскальзывали и другие нотки, какие ей обычно доводилось слышать у парней, пользующихся успехом у девушек и знающих об этом. Ничего удивительного, думала она, украдкой внимательно его разглядывая. Правильные черты лица, красивый оттенок серых глаз, выразительные брови. Безупречное телосложение: не атлетическое, не модельное, а просто без изъянов, в котором, по ее представлениям о мужской красоте, даже при желании нечего было улучшать. Стоял он, расслабив плечи и держа руки в карманах, в чем Фая видела вальяжную уверенность в себе, неизменно привлекающую ее в людях. Напыщенности, самолюбования в нем ничто не выдавало, но парень, без сомнения, знал себе цену. Время от времени и всякий раз неожиданно он бросал на нее любопытный, но сдержанный взгляд и через две-три секунды безучастно его отводил.

Немного погодя вся компания направилась по Дворцовой набережной в сторону Стрелки. По дороге Фая в ожидании случая как бы невзначай оказаться рядом с Артуром, лихорадочно прокручивала возможные темы для беседы в поисках оригинальной, запоминающейся, какой могла бы непременно его заинтересовать. Однако к моменту, когда они поравнялись и даже немного отдалились от других ребят, ничего, кроме банальностей, ей в голову не пришло, и она не нашла ничего лучше, чем заметить: «Сегодня мой самый любимый праздник в году! Ни Новый год, ни день рождения, ни Восьмое марта так не жду». «За что такая любовь?» – откликнулся Артур.

Услышав в его вопросе интерес к ее замечанию и непосредственно к ней самой, Фая немного перевела дух и с чувством, искренне произнесла: «За добрую, легкую атмосферу: только радость, без стресса из-за гостей и подарков. Улицы в центре перекрыты, машин нет, все гуляют, сидят на траве, улыбаются друг другу… Еще на Девятое мая, сколько я себя помню, обязательно хорошая погода, и народ меняет теплые куртки на легкие ветровки. По моим ощущениям, это первый день в году, когда в воздухе чувствуется запах приближающегося лета».

– Согласен. Я по похожим причинам люблю Пасху – всегда солнечное, очень семейное утро, бабушкины куличи, и особый вкус у, казалось бы, обычных яиц с майонезом. Все еще пахнет весной, но уже хорошей, цветущей весной. Не слякотной и серой.

– Напомни, пожалуйста, армяне – православные?

– Да, армяне православные, – подтвердил Артур и с играющей на губах улыбкой добавил: – Только меня сложно назвать армянином. Да и православным тоже.

– Извини, пожалуйста, – смутилась Фая. – Не то чтобы ты очень похож… На армянина, я имею в виду. Предположила в основном из-за твоей фамилии.

– Ничего страшного! Фамилия – да, ей чудом удалось выжить. Мой прадед, действительно, был армянином, но женился на русской девушке. Точно так же потом поступили его сын и внук – мой отец. Так что во мне намного больше русской крови. Какие у тебя планы на лето?

– Работать и отдыхать! – с энтузиазмом ответила ему Фая и тут же про себя выругалась, недовольная тем, что в присутствии Артура то и дело порывалась юморить, производить впечатление незаурядными, лаконичными, остроумными выражениями, однако, произнеся их вслух, слышала лишь повторения некогда запомнившихся ей чужих шуток – либо давно заезженных, либо лишенных вне конкретной ситуации своей соли.

Она понимала, что слишком волнуется, в то время как ее собеседник оставался абсолютно спокойным, и от этого нервничала еще больше. Решила во что бы то ни стало быть естественной, выдохнуть и продолжила отвечать на его вопрос максимально простыми словами, как если бы разговаривала с подружкой:

– На летний период запускают дополнительные поезда между Питером и Адлером и набирают новый персонал, в основном из студентов. Так что мы с Лесей шесть недель поработаем проводницами, катаясь туда и обратно. Потом планируем остаться дней на десять где-нибудь в районе Сочи. Скорее всего в Туапсе. Отдохнем, покупаемся, в Красную Поляну сгоняем. В последних числах августа мне бы хотелось навестить бабушку и дедушку в Бурятии.

– Тебе очень повезло иметь родственников на Байкале! – с уже знакомой ей едва заметной улыбкой отозвался парень.

– А ты, смотрю, неплохо знаешь карту России! – неподдельно удивилась Фая. Почти никто из ее петербургских приятелей толком не представлял, где находится Улан-Удэ, некоторые подозревали – где-то в Монголии. Про Байкал, конечно, слышали, но мало кому было известно, что его восточный берег омывает Бурятию.

– На самом деле карту России я знаю недостаточно хорошо, особенно Поволжья, – признался Артур. – Но на Байкале бывал. Только не в твоих краях, а со стороны Иркутска: на Ольхоне, в районе Песчаной бухты и напоследок в пешем походе по КБЖД[17]. Там чудесно!

Сердце у Фаи бешено застучало, сомневаться больше не приходилось: вероятность, что она не влюбится в этого парня, стремилась к нулю.

* * *

– Девочки, вы согласны, что он какой-то невероятный этот Артур? – спросила Фая у подруг на следующий день.

Леся закинула голову в по-доброму злорадном «Аха-ха!», после чего воскликнула: «Я так и знала!»