Примерь мои туфли. Исповедь беглянки

Послушать их можно на канале: https://www.youtube.com/c/svetskiyclub

Недавно позвонила Разие Минзакировне, чтобы спросить, какой она меня запомнила и почему учителя были так добры ко мне.

– Вы что-то знали о ситуации в моей семье? Откуда было столько доброты и поддержки?

– Айгуль, ты была очень умным, сообразительным ребёнком. Таких детей видно издалека. Любила размышлять на разные темы, выдавала интересные, оригинальные суждения. Мы иногда диву давались. Ты была скромной, держалась немного особняком. Взгляд у тебя был молящий, испуганный, смотрела немного снизу. Твоя сестра была активисткой, и мы удивлялись разнице между вами. Я говорила директору: «Айгуль ещё раскроется, покажет себя».

– А вы знали, что эта «активистка» дома жестоко меня избивала? Видели синяки и царапины?

Тут Разия Минзакировна опешила. Нет, они ничего не знали. Учителя хорошо относились ко мне просто потому, что я была способной ученицей. Да и как они могли за всеми уследить? В одной нашей параллели было шесть классов, в каждом из которых минимум по двадцать пять, а то и по тридцать детей. Я старалась держать всё в себе, избегая лишних расспросов. Было страшно, что все узнают, какая я плохая. Ведь хороших детей не бьют, не обзывают дома, у них трезвые родители. А мы ещё жили с алкоголиком, которого мать выгнала, лишь когда я была уже в десятом классе.

Да, сестра училась в той же школе, окончила её на три года раньше. Я старалась избегать встреч с ней в школьных коридорах – обычно это сопровождалось публичным унижением и демонстрацией моего подчинённого положения. Она постоянно меня контролировала, делала замечания. Даже потянуться я не могла так, как хотелось.

Перед переходом в гимназический класс я провела почти три месяца в деревне. Самый трудный период, который пережила там за всё детство. Подробнее расскажу о нём в главе, посвящённой Кривому Озеру. И это сказалось на здоровье. Придя первого сентября в восьмой класс, я попала в новый коллектив и снова испытала сильнейший стресс. В октябре начала болеть. Меня на месяц поместили в детский диагностический центр для полного обследования. Обнаружился целый букет болезней, большая часть которых возникла из-за стресса.

В первый вечер шла по коридору, когда ко мне обратился ребёнок лет девяти и спросил:

– Ты мальчик или девочка?

Я была в джинсах, серой толстовке, волосы короткие. Болезненная, усталая, расстроенная. Определить действительно было трудно. Грустно улыбнулась и ответила:

– Я девочка.

Меня поселили в двухместной палате с хорошей соседкой, у которой был маленький сын. Мы много и интересно разговаривали о жизни.

Мать приходила почти каждый день, приносила вкусности, баловала.

Во время одной из процедур я садилась перед зеркалом, в течение нескольких минут держала, кажется, ультразвуковой прибор у щитовидной железы. С каждым днем замечала, что становлюсь красивее, здоровее, румянее. Никто больше не сомневался в том, что я девочка. За мной даже начал ухаживать мальчик из палаты напротив. Это было по-детски наивно и очень мило.

В больнице было настолько хорошо, что когда нас отпустили на ноябрьские праздники, возвращаться домой не хотелось. И я осталась. Тишина, спокойствие. Только несколько детей, с которыми я общалась, и медперсонал. Все были добрыми, отзывчивыми. Там вообще был очень хороший коллектив. И только сегодня понимаю, что произошло. Ребёнок не хочет возвращаться домой из больницы…

Мать винила во всём сестру.

Новогодняя фотография, сделанная после возвращения из больницы

Когда вернулась в школу, Алсу из «великолепной пятёрки» встречала меня радостными объятиями. Помню, она подбежала ко мне в столовой, обняла крепко-крепко. Было трудно поверить, что в школе меня так радостно встречают, что это не ошибка. Неужели это искренне? Я была несколько сконфужена, не считая себя достойной такой тёплой встречи. Самооценка у меня тогда была ниже плинтуса. Но Алсу делала это совершенно искренне. Она одна из самых добрых и отзывчивых девочек в классе. Мы дружим до сих пор.

Милая моя, дорогая Алсу, спасибо тебе за любовь и дружбу!

Моя успеваемость резко пошла вниз. Оценки ухудшились, учиться было трудно. Мать решила, что болела я именно потому, что переживала из-за учёбы, а заодно винила сестру за жестокое отношение.

– Айгуль, не переживай из-за плохих оценок, – сказали мне.

Я перестала хорошо учиться, перестала стараться и переживать, и к концу девятого класса в аттестате было тринадцать «троек»! Думала, вылечу из гимназии, но меня почему-то оставили. Говорили, что одноклассники ходили к директору с просьбой не выгонять меня. Это было большим сюрпризом.

По словам Разии Минзакировны, учителя и сами не хотели возвращать меня в негимназический класс. Они знали, что я могу учиться хорошо.

– Айгуль, ты же исправила все оценки к одиннадцатому классу, – сказала она в последней беседе.

Запомнила, несмотря на то что прошло двадцать лет после окончания школы! Вот такие у нас были учителя.

Я действительно исправила всё с помощью одноклассников. Осталась только химия, по которой было лень писать реферат, чтобы получить хотя бы «четвёрку».

Глава 7.

Взросление

Итак, в классе было двадцать семь человек: восемь мальчиков (один на домашнем обучении) и девятнадцать девочек. К концу первого года я совершила большую глупость и поссорилась с мальчишками. Вспоминать стыдно до сих пор, но если бы я оказалась в тех же условиях, уверена, всё повторилось бы.

Из всех мальчишек хорошо ко мне относился только М. Н. А я, вредина такая, крутила носом и вела себя презрительно. Подружились мы после школы и общаемся до сих пор. Это очень интересный, добрый, достойный человек. (По религиозным соображениям он просил не называть имя полностью. – А.М.)

Был в классе ещё один мальчик, на которого я обратила внимание. Нет, я не была влюблена, но в какой-то момент показалось, что между нами возникли особые отношения. Назовём его Алик. В моих дневниках много записей, посвящённых ему. Большую часть из них я опубликую в этой книге.

Хочу вспомнить несколько эпизодов, которые не описаны в дневниках.

Однажды во время урока татарского языка в кабинет зашёл парень, отмечавший количество учеников в классе. Это была обязанность дежурных по школе. Они ходили и записывали, сколько человек присутствует, сколько отсутствует.

Я сидела у самого входа. Он положил журнал на мою парту, присел на корточки и стал записывать.

– Айгуль, что ж ты парней на колени ставишь? – шутливо спросил добрый учитель.

Я смутилась. Передо мной? На колени? Да быть такого не может! Не считала себя достойной такого отношения. Однако, по мнению как минимум одного человека, я была достойна большего. О нём расскажу далее.

До седьмого класса я обожала математику и учительницу, которая вела этот предмет. Она была строгая, очень хорошо всё объясняла. Возникла даже мысль поступать в математический, но любовь к английскому оказалась сильнее.

А в восьмом преподавательницу сменили. Новая оказалась очень специфической женщиной преклонного возраста. Отношение к ученикам у неё тоже было специфическое. С её приходом я перестала понимать алгебру, но с геометрией дружила. Она была более понятна.

Однажды мы всем классом решали задачу как раз по геометрии. Как ни странно, мне она показалась лёгкой. Все сидели, напряжённо думая. Видя, что класс не справляется, учительница стала вызывать к доске отличников. Решив задачу в тетрадке, я подала голос с «камчатки»:

– А можно я попробую?

– Ну, попробуй, – ответила она удивлённо.

Я вышла, написала решение на доске.

– Видал?! – воскликнул Алик.

Да, такие минуты запоминаются, когда ты один из худших учеников.

У меня были странные отношения с учебными предметами. Обожала биологию, но никак не могла понять химию. Любила геометрию, алгебра же для меня была бессмысленным набором символов. Однако очень повезло с одноклассниками, которые помогли исправить все оценки к концу 11-го и сдать выпускной экзамен по алгебре на «четвёрку».

Класс у нас был очень неординарный. Все шумные, яркие, интересные. Несмотря ни на что, поддерживали друг друга в сложные моменты. Слушаю своих одноклассниц сегодня и понимаю, какая большая разница была между моим самоощущением и тем, какой меня видели со стороны. Я всегда была немного вне коллектива. Единственный близкий человек в классе – Гузель, с которой у нас были разные периоды. Было время, когда я ощущала полное одиночество. Было тяжело, но спасали книги. В 10-м классе читала «Лолиту» Набокова, сидя на уроке физики, которую тоже не понимала.

Литература вообще сыграла огромную роль в моей жизни, и началось это именно в школьные годы. От одиночества я уходила в мир грёз и судеб персонажей, созданных классиками.

Однако помни, дорогой читатель: всё преодолимо! И именно книги во многом помогли мне стать той, кто я сейчас.

Мы с Аликом возвращались с последнего звонка в одном автобусе по одной дороге. Я подошла к нему и предложила поговорить. Он согласился.

– Айгуль, мы хотели все вместе перед тобой извиниться, – сказал он, пока мы шли к дому.

Не помню, о чём ещё говорили, но расстались по-дружески.

Несмотря на то, что дома наши стоят рядом, я не видела его много лет (кажется, семь или восемь), пока однажды не встретила, когда ехала автостопом в университет. Он подвёз меня до поворота на Елабугу. Минут десять говорили о жизни. Я в то время уже жила в Минске и собиралась замуж. Он ехал по работе в Казань. Остановившись в нужном месте, посмотрел внимательно в глаза и сказал:

– Счастья тебе!

Больше я его не видела и не слышала. В тот день он, наверное, мог потратить лишние десять минут, довезти меня до университета, но не стал этого делать, ограничившись пожеланием счастья. Сегодня у него прекрасная жена и ребёнок. Уверена, он стал достойным человеком, как и большинство наших одноклассников, кроме Фаниса – главного задиры класса. Его жизнь наказала по-своему. Говорят, у него большие проблемы с алкоголем. Рубину (лучшему другу Алика) был 21 год, когда он умер, оставив жену и ребёнка. Причина смерти мне неизвестна.

Дорогие мои одноклассники, огромное спасибо за всё, что вы сделали для меня, и за все уроки, которые я получила благодаря вам!

Глава 8.

Кривое озеро

Круче Диснейленда

Кривое Озеро – это небольшое село в Нурлатском районе на юге Татарстана.

Великий татарский поэт Габдулла Тукай в поэме «Шурале» писал о своей любимой деревне Кырлай:

«За Казанью есть деревня, называется Кырлай.

Куры там подхватят песню, веселее запевай!

Хоть я родом не оттуда, но немного там пожил

И недолго на земле той сеял, жал и боронил».2

Я никогда не посвящала стихов родному Кривому Озеру, но, когда думаю о нём, почему-то вспоминаются именно эти стихи.

Кривое Озеро… Любимое Озеро… С ним связаны самые счастливые и печальные моменты детства. Моя подруга Катя, слушая рассказы о моих деревенских каникулах, думала, что это загадочное место круче Диснейленда. В некотором смысле так оно и было.

Село расположено на берегу длинного озера, больше похожего на реку. Наш дом – самый крайний в конце центральной улицы, у поля, где каждый год сажали разные культуры. Маленькое тёплое, уютное деревянное строение. Как мы все в нём помещались, просто диву даюсь! Три небольшие комнаты и чулан.

Смутно помню, как строили заднюю комнату. Я тогда была совсем маленькой. Старший брат матери Халим, живший с родителями вопреки обычаям, о которых расскажу далее, терпеть не мог детских слёз. Я ужасно его боялась. Наверно, во время строительства я путалась под ногами и чем-то его разозлила. Не помню, отругал ли он меня. Иногда достаточно было одного сурового взгляда, чтобы возникло желание убежать от него как можно дальше. Так как плакать при нём было нельзя, спряталась в каком-то уголке и долго не выходила, пока слёзы не высохли. Он потом жил в той комнате. Она получилась очень уютной, с прекрасным видом на поле и улицу. Я любила сидеть в ней днём в одиночестве.

До того, как в деревню провели газ, в доме была настоящая кирпичная печка. Как тепло было спать на ней! Помню, как по утрам бабушка её топила, отламывая щепки от лежавших рядом дров; как кипятили воду в самоваре, пока не появился электрический чайник. Бабушка брала угли, закидывала их в трубу, кидала туда же горящие щепки. Всё это она всегда делала с улыбкой, шутила, что-то рассказывала. Никогда не видела её рассерженной, каким бы трудом она ни занималась.

А вкуснейший хлеб и пироги, которые она пекла в этой же печке! Я любила сидеть рядом, наблюдать за ней, слушать её рассказы и добрый смех. Так как я была маленькая и тёмненькая, она называла меня Черемо́хой. Тогда я говорила обиженно:

– Я не черемоха! Я белемоха!

Да, это было забавно.

Черёмуха росла в саду у дома. Как я любила эти маленькие чёрные ягодки! Забиралась высоко на дерево, собирая их. До сих пор помню вкус пирогов с черёмухой.

По татарским обычаям младший сын, женившись, должен жить с родителями и ухаживать за ними на старости лет.

В нашей семье младший отказался следовать этой традиции, и в деревню пришлось переехать самому старшему из братьев.

Кстати, младший брат привёз из армии русскую жену. Тогда на это смотрели недоброжелательно — татары очень берегли «чистоту крови». Много раз слышала разговоры о том, что супруга дяди была «чёрным пятном» на нашем семействе.

Со временем это изменилось, и сегодня смешанных браков в Татарстане всё больше.

Напротив дома стоял небольшой гараж с жилой комнатой на втором этаже. Дядя построил её для себя, чтобы не будить родителей, когда поздно возвращался домой. Летом эта комната была полностью в распоряжении детей. Сколько интересного там происходило! Под кроватью лежало огромное количество книг и портреты русских писателей, которые я обожала рассматривать. Компьютеров и мобильных телефонов в нашем детстве ещё не было, поэтому мы читали. Иногда даже ссорились из-за некоторых книг. Помню, как пытались читать пьесы Мольера по ролям. Я любила брать что-нибудь из той библиотеки, спускаться к озеру и сидеть на дереве. Там меня никто не трогал. Забиралась повыше, слушала кваканье лягушек и шум камыша. Это было волшебно!

Кривое Озеро… Любимое Озеро… Думаю о нём, и вихрь воспоминаний уносит в те далёкие времена. Хочется всё рассказать, но для этого нужна отдельная книга. Прости за сумбур, дорогой читатель!

Хозяйство было крепкое. Коровы, овцы, куры, гуси. Свиней, конечно, не держали, поскольку мусульмане их не едят. Каждый день наблюдала за возвращением скотины домой с пастбища. Коровы, быки, телята, овцы шли через всю деревню. Они мычали и блеяли. Мне нравилось это зрелище. Было в нём что-то завораживающее. Маленькие дети прятались, старшие помогали взрослым загонять животных в стойла.

Помню сарай, в котором держали скотину. Летом сеновал наверху был местом для сна. Как мы любили там играть! И какой потрясающий вид на озеро с него открывался.

Дед и его старший сын были пчеловодами. Маленький садик, в котором находились ульи, был огорожен невысоким забором, мимо которого мы два-три раза в день спускались к озеру мыть посуду. Брали тяжёлые ведра и шли, слегка наклонившись, чтобы пчёлы нас не трогали. На мостике помещалось несколько девушек. Мы работали, болтали, ловили мелких рыбок в банки и тазики. По вечерам нас кусали комары, от которых мы спасались всякими спреями и прочей химией.

После смерти прабабушки в доме постоянно жили бабушка с дедушкой и дядя с супругой и детьми. У них было три дочери.

Бедная тётушка!

Бедная тётушка! Каждое лето она была вынуждена принимать ораву детей, которых оставляли на лето братья и сёстры её супруга. Помимо заботы о хозяйстве, каждый день ей приходилось готовить по три раза на всю семью, обстирывать малышей, обрабатывать раны, которые случались во время игр, и ещё много всего было на её хрупких плечах.

Когда я была ещё совсем маленькой, дядя, получив работу, ненадолго переехал с семьей в другое село. Там они жили в светлом красивом домике, там было тихо и уютно. Как-то раз нас с сестрой отправили к ним погостить. В один «прекрасный» день со мной случилась неприятность – поскользнулась на досках и попала одной ногой в выгребную яму. Стеснялась выйти до тех пор, пока за мной не пришли. Бедная, бедная тётушка! Ей пришлось отмывать чужого ребёнка от известной субстанции. Но она молодец, делала это смеясь, всячески стараясь скрыть отвращение. Я очень долго переживала из-за произошедшего.

Дорогой мой читатель, ты, конечно, смотрел индийский фильм «Миллионер из трущоб». Помнишь, кто выиграл тот самый миллион? Правильно, мальчишка, нырнувший с головой в выгребную яму, чтобы получить автограф звезды.

Если ты попал хоть какой-нибудь частью тела в «пахучие субстанции», помни: это как минимум к деньгам!

Эту тётушку я буквально боготворила в раннем детстве. Она меня очень любила. Помню, как сразу после дойки коровы она наливала мне кружку парного молока. Приезжая в деревню, я с радостью бежала к ней обниматься. Она была очень ласковая. Но потом что-то сломалось. Напряжение в доме росло, её отношение ко мне менялось, и я это чувствовала. Не знаю, что стало причиной этой перемены.

В доме были строгие правила, нарушать которые было опасно. Одно из них: ни в коем случае не ссориться с дядюшкиными дочками. Им можно всё. Они принцессы. Гости должны помнить о том, что они только гости. Моя мать боялась ссориться с дядей, так как он мог не пустить её на порог родительского дома. Поэтому мы были вынуждены молча всё принимать.

Мне было тринадцать, когда перед восьмым классом я попала в деревню на всё лето и никак не могла оттуда выбраться. Я умоляла братьев и сестёр матери, приезжавших ненадолго, забрать меня с собой. Но все хотели дать ей отдохнуть от детей, посадив нас на шею бедной тётушки.

В одно утро её средняя дочь Регина, которой тогда было девять лет, взяла плётку и больно ударила меня на глазах у своей матери. Та только усмехнулась и ушла по своим делам. Я молча проглотила слёзы.

Спустя много лет мы вспоминали деревню, говорили о разных методах воспитания в семье. Я напомнила Регине, что они были в привилегированном положении, рассказав об этом эпизоде. Она, конечно, тут же попросила прощения. А её мать потом сказала, что это ложь. Понимаю, такие вещи лучше назвать ложью, чем признать, что это было в порядке вещей. Такие же фокусы девочка пробовала проделывать с другими родственниками. Один из них без лишних разговоров кинул её в озеро. А я не могла физически и морально. Ссориться с семейством дяди было опасно. Они с лёгкостью объявляли бойкот провинившемуся родственнику. И потом мы смотрели на их кислые лица и просили прощения, ожидая милости хозяев. Я лично проходила через такое.

В деревне я получила отличное трудовое воспитание. Помимо мытья посуды на озере, мы мыли деревянные полы, ползая на корточках, участвовали в генеральных уборках в доме, пололи огромное картофельное поле и садик, поливали грядки с овощами и фруктовые деревья. Мы помогали готовить еду – чистили картошку, рыбу. Да, именно тогда я научилась чистить рыбу, которую каждое утро ловил дедушка. Мальчики убирали навоз, косили траву на сено и выполняли прочую мужскую работу. Для меня это был бесценный опыт. Когда мы с мужем купили дом под Минском, я с радостью занималась собственным огородом, сажала овощи, полола грядки, косила газон.

Бедная, бедная тётушка! Как тяжело ей было с нами! Помимо ведения домашнего хозяйства и ухода за оравой чужих детей, она умудрялась работать в школе в соседней деревне, где учились её драгоценные девочки. А когда дядя стал владельцем местного магазина, она ещё и за торговлей следила.

Иногда я ужасно её огорчала. В то же «весёлое» лето 1996-го года как-то раз неосторожно я вышла из комнаты бабушки. Открыв дверь, встретила злобный взгляд бедной тётушки.

– Не видишь, куда прёшь?! – крикнула она.

В это время шла какая-то работа, которую я никак не могла увидеть сквозь деревянную дверь. Должно быть, я очень сильно помешала, следовало как-то иначе покинуть помещение, но не получилось.

Это был, кажется, второй месяц моего заточения. Странная девочка, я побежала на второй этаж и написала слёзное письмо матери, умоляя забрать меня. Попросила одну из её младших сестёр передать его. Не сработало. Домой я уехала только в конце августа.

В один из дождливых дней нашла какие-то детские раскраски и стала аккуратно работать фломастерами. За спиной раздался огорчённый голос тётушки:

– Даааа! Ты ОЧЕНЬ помогаешь моей младшей дочке развиваться! – произнесла она с ехидной злобой.

Я тут же убрала книжку на место и больше не трогала.

У бедной тётушки было много хлопот с нами. Мне так её жаль! И мне ужасно стыдно, что в какой-то момент я стала её ненавидеть, ведь она этого совсем не заслуживает.

Когда я начала работать над книгой и мы с двоюродными сёстрами стали вспоминать жизнь в деревне, одна из них воскликнула:

– Помню, как мы все тебя травили… Мне за это так стыдно! Я уже извинялась многократно…

Да, дети бывают очень жестоки.

Сестра моя!

У нас было несколько возрастных категорий детей. Я была в средней. То и дело мы объединялись в мелкие группировки. Иногда даже дружили против одной из дочерей дяди, но недолго. Моя родная сестра любила всячески демонстрировать власть надо мной всем родственникам и соседям, ведь у татар младшие обязаны подчиняться старшим, особенно в деревне.

Одна из двоюродных сестер вспоминала:

– Мы были на озере. Ты стояла на мостике, вся такая нарядная, в свежевыглаженном красивом голубом платье с белыми рыбками, и что-то рассказывала, кажется, про лилии. Внезапно сестра подбежала и со всей дури пнула тебя в воду. Ты вылезла ошарашенная и со слезами крикнула:

– Ну, апам!

Мы всегда говорили просто «апа» («сестра» – тат.), а ты почему-то говорила именно «апам» («сестра моя»).

Мне было так жаль тебя в тот момент! Не могла понять, как сестра может так поступать. Пнуть тебя в воду просто так, ни за что, на глазах у всех. Ладно, если бы ты в купальнике была… Но на тебе было такое красивое свежее платье.

Кстати, у татар принято говорить «апа» (сестра, тётя) или «абый» (брат, дядя) людям, которые старше хотя бы на два-три года. Это «апа/абый» идёт в качестве приставки к имени или профессии.

Особенно удобно, когда забывается отчество того, к кому обращаются. Например, можно сказать «укытучы апа» («тётя учительница») или просто «апа» вместо «Мингульзифа Габдульшарифовна». Это уважительная форма обращения к старшим. Популярного татарского певца Салавата Фатхутдинова многие называют просто Салават абый.

Сегодня к двоюродным сестрам постарше я обращаюсь просто по имени, без приставки «апа». Они не против, а мне в глубине души всё же немного не по себе.

Нужно ли говорить, что и в деревне я старалась всячески избегать сестру? Она с лёгкостью унижала меня, когда мы играли с соседскими детьми, а потом обнимала со своей дурацкой улыбочкой:

– Я же люблю тебя, сестрёнка!

Вот такая странная любовь, свойственная, кстати, не только ей. Однажды пришлось столкнуться в интернете с татаркой, которая публично поливала меня грязью и при этом называла «сестрой», так как мы «одной крови».

У татар такое бывает – сначала хорошенько бьют, физически или морально, а потом лезут целоваться со словами:

– Ты ж мой родной человек! Я тебя люблю!

Ранняя пташка

Было много приятных развлечений в деревенской жизни. Одно из них – катание на лодке. У дедушки была маленькая лодочка, в которой помещалось всего пара-тройка человек.

Я была ранняя пташка. Просыпалась около шести утра и первым делом спускалась к озеру. Наблюдала за уточками в камышах, читала книги или просто гуляла. Однажды встретила дедушку, который нёс свежевыловленную рыбу. Улыбнувшись, спросила разрешения взять лодку. Он, конечно, согласился.

Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Три часа я каталась, любуясь утренней красотой озера. Пела, мечтала, сочиняла стихи и просто наслаждалась тишиной. Самые волшебные три часа!

В девять утра вернулась домой. Сверстники только начинали подниматься с постелей. Говорить о своей утренней прогулке я никому не стала. Через несколько часов мы дружно отправились на озеро кататься на лодке. Каждому досталось минут по десять-пятнадцать. Если бы кто-то узнал об утреннем удовольствии, меня не пустили бы к этому развлечению в ближайшие несколько дней. Но кто рано встаёт, тому Бог подаёт. В тот день подарок был очень щедрый.