Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

Я. П. Полонский

Из стихотворения «Я признаюсь…»

<…> Я вам призна́юсь, что знать не могу,Что думает птица, когда на лугуХолодный туман начинает бродить,А солнце встает и не смеет светить.Но знаю – ох, знаю, что мыслит поэт,Когда для него гаснет солнечный свет.Ведь я у цензуры слуга крепостной,Так думает он – и холодной рукойСдавя свою голову, тихо поет,Когда его музу цензура сечет <…>1870-е годы

Полонский Я. П. Стихотворения. Л., 1954. С. 239. Впервые: Полонский Я. П. Стихотворения и поэмы., Л., 1935. При жизни автора не печаталось.

О поэте Якове Петровиче Полонском (1819–1998), долгие годы служившем в Комитете цензуры иностранной, см. Перечень цензоров. По словам его сослуживца Н. Г. Мардарьева, «в качестве цензора Яков Петрович был большим сторонником свободы обращения в русском обществе иностранной литературы. И его рапорты о прочитанных книгах очень редко кончались стереотипным заключением: “Ввиду этого я нахожу, что означенное сочинение следует запретить к обращению в России”. Такого же свободного взгляда держался он и в отношении выдачи запрещенных книг по прошениям» (Цензура в России. С. 203).

* * *Давно известная всем дураНеугомонная цензураКой-как питает нашу плоть…Благослови ее Господь!

Е. С. Сонина (Сонина Е. С. С. 49–50) убедительно оспаривает установившуюся традицию, согласно которой это шутливое стихотворение приписывалось долгое время Ф. И. Тютчеву. Авторство установлено благодаря автографу стихотворения, подписанного Полонским (хранится в рукописном альбоме его сослуживца П. А. Вакара).

* * *<…> Мы бились не за старые долги,Не за барыню в фальшивых волосах;Нет, – мы были бескорыстные враги.Вольной мысли то владыка, то слуга,Я сбирался беспощадным быть врагом,Поражая беспощадного врага;Но – тюрьма его прикрыла, как щитом.Перед этою защитой я – пигмей.Или вы не знаете, что мыЛегче веруем под музыку цепейВсякой мысли, выходящей из тюрьмы?Иль не знаете, что даже злая ложьОблекается в сияние добра,Если ей грозит насилья острый нож,А мне сила неподкупного пера?Я вчера еще перо мое точил,Я вчера еще кипел и возражал;А сегодня ум мой крылья опустил,Потому что я боец, а не нахал.Я краснел бы перед вами и собойЕсли б узника да вздумал уличать.Поневоле он замолк передо мной, —И я должен поневоле замолчать.Стала светом недосказанная ложь,Недосказанная правда стала тьмой.Что же делать? И кого теперь винить?Господа! Во имя правды и добра, —Не за счастье буду пить я, – буду питьЗа свободу мне враждебного пера.

В защиту слова. СПб., 1905. С. 206–207. Тост, предложенный поэтом и цензором в последних трех строках стихотворения, отчетливо характеризует сложную позицию Полонского. В записке, составленной им в 1881 г., он так характеризует неустранимое, с его точки зрения, противоречие в действиях цензуры: «Печать не может быть ни подневольной, ни свободной в России – вот первое противоречие… Цензура вредна и цензура полезна – вот второе противоречие… На основании опыта прихожу к убеждению, что чем строже цензура, тем нецензурнее разговоры, и то, что не высказывается в печати, с пустым раздражением высказывается в домашнем быту… на чердаке и в салонах» (Сонина Е. С. С. 50).

А. Н. Майков

***

У Музы тяжкая рукаВот Пушкин дураком лишь назвал дурака, —Да так и умер с тем Красовский.Какой тебе урок, Шидловский![126]1870

Майков А. Н. Избранные произведения. Л., 1947. С. 619.

Аполлон Николаевич Майков (1821–1897) – поэт. С октября 1852 г. стал служить в Комитете цензуры иностранной – сначала младшим цензором, а с 1875 г. – председателем. Однажды он сказал «Мне ничего не надо; я и умереть хочу, как и Тютчев, в дорогом моему сердцу комитете» (Русские писатели. Т. 3. С. 455). О службе Майкова в цензуре см. воспоминания М. Л. Златковского в кн.: Комитет цензуры иностранной в Петербурге. С. 198–202.

* * *<…> Но тут встает как демон злойМуж с конской мордою, с улыбкою бесовскойИ вислоухий, как осёл:Сам Александр Иванович Красовский —«Читай, читай! трудись! пошел! пошел!» —И мысль моя под игом чуждых бредней!Потом опять вопрос, и очень не последний:Писать… но для чего? что пользы в том,Что голос чувств и мыслей благородныхВ стихах и вымыслах свободныхПослышится в стихе моем?К чему? к чему? Ценсура не пропустит,А не поймет, то новую бедуНа голову несчастную напустит —И в рудниках иди копать руду!О, проклят будь зависимости демон! <…>

Майков А. Н. Указ. соч. С. 864. При жизни автора не публиковалось. Обнаружено в архиве Майкова составителями указанного выше сборника его произведений.

Парадокс в том, что Майков, сам исполнявший цензорские обязанности, жалуется на удушающе-мертвенную суть такой работы. Майков слыл довольно либеральным цензором. Тем не менее Некрасов в 1855 г. обратился к нему со стихотворением, одна строка которого говорит сама за себя: «Давно ли воспевал он прелести свободы?» (см. выше).

М. Е. Салтыков-Щедрин

Из высказываний о цензуре

[О гласности]

<…> Но вот и в третьем углу засели либералы, и в третьем углу ведется живая и многознаменательная беседа. – А что вы скажете о нашей дорогой новорожденной? ведь просто, батюшка, сердце не нарадуется! – говорит очень чистенький, с виду весьма похожий на мышиного жеребчика старичок, бойко поглядывая по сторонам и как бы заявляя всем и каждому: «Не смотрите, дескать, что наружность у нас тихонькая, и мы тоже не прочь войти в задор… Как же-с!» – Вы знаете, что на языке наших мышиных жеребчиков под именем «дорогой новорожденной» следует разуметь гласность и что гласность в настоящее время составляет ту милую болячку сердца, о которой все говорят дрожащими от радостного волнения голосами, но вместе с тем заметно перекосивши рыло на сторону. – Удивительно! – отвечает другой такой же бодренький, румяненький старичок, – мы вчера читаем с Петром Иванычем да только глаза себе протираем! – А помните ли, прежде-то! Получишь, бывало, книжку журнала: либо тебе «труфель» подносят, либо «Двумя словами о происхождении славян» потчуют… Просто, можно сказать, засоряющая зрение литература была!

Из цикла «Сатиры в прозе». Отрывки печатаются по изд.: Салтыков-

Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1965–1977. Т. 3. С. 404 (далее указываются только номер тома и страницы).

[Седьмая держава]

<…> Да, надо сознаться, что в наши дни пресса приобрела такое значение, которому равное представляет лишь Главное управление по делам книгопечатания[127]. Это две новые великие державы, которые народились на наших глазах и которые в равной мере украсили знаменитую меттерниховскую пентархию[128].

Возникли они одновременно, чего, впрочем, и следовало ожидать. Еще покойный Ансильон (а у нас Иван Петрович Шульгин) заметили, что одна великая держава непременно стремится нарушить политическое равновесие, а одновременно с нею другая великая держава непременно же стремится восстановить его.

Так точно и тут. Как только пресса обнаруживает стремление нарушить равновесие, так тотчас же Главное управление открывает по ней огонь из всех батарей. Как это ни грустно, но мы должны покоряться безропотно: во-первых, потому, что таков уж сам по себе неумолимый закон истории (по Ансельму), а во-вторых, и потому, что в противном случае нас ожидают предостережения, воспрещения розничной продажи, аресты, приостановки и проч. <…>

__________

<…> В недавнее время возникла шестая великая держава, называемая прессою. <…> Писания свои корреспонденты отправляют в газеты, но бабушка еще надвое сказала, увидят ли они свет, потому что существует еще седьмая великая держава, которая вообще смотрит на корреспондентов, как на лиц неблагонадежных, и допускает или прекращает их деятельность по усмотрению.

1877

Из циклов «Сатиры в прозе» и в «В среде умеренности и аккуратности, Отголоски, III (Тряпичкины-очевидцы)» (Т. 3. С. 212).

[Эзопов язык]

<…> А иносказательный рабий язык! А умение говорить между строками? <…> Рабий язык все-таки рабий язык, и ничего больше (1882. Письма к тетеньке: Т. 14. С. 402).

__________

Прежде хоть «рабьи речи» слышались, страстные «рабьи речи», иносказательные, понятные; нынче и «рабьих речей» не слыхать (1874. Помпадуры и помпадурши: Т. 8. С. 200).

__________

С одной стороны, появились аллегории, с другой – искусство понимать эти аллегории, искусство читать между строками. Создалась особенная, рабская манера писать, которая может быть названа езоповскою (1875. Неоконченные беседы: Т. 15. С. 185).

__________

<…> Помилуй, один езоповский язык чего стоит! <…>

Ежели в писаниях моих и обретается что-либо неясное, то никак уже не мысль, а разве только манера. Но и на это я могу сказать в свое оправдание следующее: моя манера писать есть манера рабья. Она состоит в том, что писатель, берясь за перо, не столько озабочен предметом предстоящей работы, сколько обдумыванием способов проведения его в среду читателей. Еще древний Езоп занимался таким обдумыванием, а за ним и множество других шло по его следам. Эта манера изложения, конечно, не весьма казиста, но она составляет оригинальную черту очень значительной части русского искусства, и я лично тут ровно не при чем. Иногда, впрочем, она и не безвыгодна, потому что, благодаря ее обязательности, писатель отыскивает такие пояснительные черты и краски, в которых, при прямом изложении предмета, не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память читателя… Повторяю: это манера, несомненно, рабья, но при соответственном положении общества вполне естественная, и изобрел ее все-таки не я. А еще повторяю: оно нимало не затемняет моих намерений, а, напротив, делает их только общедоступными (1879. Круглый год: Т. 13. С. 465, 505).

__________

<…> ужели есть на свете обида более кровная, нежели нескончаемое езопство, до того вошедшее в обиход, что нередко сам езопствующий перестает сознавать себя Езопом? (1878. Похороны: Т. 12. С. 404).

__________

Везде люди настоящие слова говорят, а мы и поднесь на езоповых притчах сидим (1881. За рубежом: Т. 14. С. 164).

Эзопов язык, получивший свое название по имени древнегреческого баснописца Эзопа, жившего в VI в. до н. э., – язык иносказаний, аллюзий и аллегорий, созданный в целях обвода цензуры и рассчитанный на «понимающего» читателя. Это выражение введено и получило широкое распространение благодаря именно Щедрину.

Писатель, вынужденный сам постоянно пользоваться эзоповской манерой, судя по приведенным отрывкам, с ненавистью писал об этом способе выражения своих мыслей. Это, правда, позволяло добиться большого художественного эффекта его сатир, но не искупало и не заменяло достоинств «прямой речи». Об использовании эзоповских приемов в советское время см. далее фрагменты из повести Фазиля Искандера «Поэт» и комментарии к ним.

Козьма Прутков

Проект:

О введении единомыслия в России

(Этот черновой проект, написанный Козьмою Прутковым в 1859 г., был напечатан в журнале «Современник» лишь по смерти К. Пруткова, в 1863 г., кн. IV. В подлиннике, вверху его, находится надпись:

«Подать в один из торжественных дней, на усмотрение».)

Приступ. Наставить публику. Занеслась. – Молодость; науки; незрелость!.. Вздор!.. Убеждения. Неуважение мнения старших. Безначалие. «Собственное» мнение!.. Да разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием начальства?! Откуда оно возьмется? На чем основано? – Если бы писатели знали что-либо, их призвали бы к службе. Кто не служит, значит: недостоин; стало быть, и слушать его нечего. – С этой стороны еще никто не колебал авторитета наших писателей: я – первый. (Напереть на то, что я – первый. Это может помочь карьере. Далее развить то же, но в других выражениях, сильнее и подробнее.) Тр а к т а т: Очевидный вред различия во взглядах и убеждениях. Вред несогласия во мнениях. «Аще царство на ся разделится»[129] и пр. – Всякому русскому дворянину свойственно желать не ошибаться; но, чтоб удовлетворить это желание, надо иметь материал для мнения. Где ж этот материал? – Единственным материалом может быть только мнение начальства. Иначе нет ручательства, что мнение безошибочно. Но как узнать мнение начальства? Нам скажут: оно видно из принимаемых мер. Это правда… Гм! нет! Это неправда!.. Правительство нередко таит свои цели из-за высших государственных соображений, недоступных пониманию большинства. Оно нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собою. Но это лишь кажется! Они всегда взаимно соединены секретными шолнерами единой государственной идеи, единого государственного плана; и план этот поразил бы ум своею громадностью и своими последствиями! Он открывается в неотвратимых результатах истории. – Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история? Как ему обсуждать правительственные мероприятия, не владея ключом их взаимной связи? – «Не по частям водочерпательницы, но по совокупности ее частей суди об ее достоинствах». Это я сказал еще в 1842 г. и доселе верю в справедливость этого замечания. Где подданному уразуметь все эти причины, поводы, соображения; разные виды, с одной стороны, и усмотрения, с другой?! Никогда не понять ему их, если само правительство не даст ему благодетельных указаний. В этом мы убеждаемся ежедневно, ежечасно, скажу: ежеминутно. Вот почему иные люди, даже вполне благонамеренные, сбиваются иногда злонамеренными толкованиями; у них нет сведений: какое мнение справедливо? Они не знают: какого мнения надо держаться? Не могу пройти молчанием… (Какое славное выражение! Надо чаще употреблять его; оно как бы доказывает обдуманность и даже что-то вроде великодушия.) – Не могу пройти молчанием, что многие признаны злонамеренными единственно потому, что им не было известно: какое мнение угодно высшему начальству? Положение этих людей невыразимо тягостное, даже смело скажу: невыносимое!

З а к л ю ч е н и е. На основании всего вышеизложенного и принимая во внимание: с одной стороны, необходимость, особенно в нашем пространном отечестве, установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства; с другой же стороны – невозможность достижения сей цели без дарования подданным надежного руководства к составлению мнений – не скрою (опять отличное выражение! Непременно буду его употреблять почаще) – не скрою, что целесообразнейшим для сего средством было бы учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет. Этот правительственный орган, будучи поддержан достаточным, полицейским и административным, содействием властей, был бы для общественного мнения необходимою и надежною звездою, маяком, вехою. Пагубная наклонность человеческого разума обсуждать все происходящее на земном круге была бы обуздана и направлена к исключительному служению указанным целям и видам. Установилось бы одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам. Можно бы даже противодействовать развивающейся наклонности возбуждать «вопросы» по делам общественной и государственной жизни; ибо к чему они ведут? Истинный патриот должен быть враг всех так называемых «вопросов»!

С учреждением такого руководительного правительственного издания даже злонамеренные люди, если б они дерзнули быть иногда несогласными с указанным «господствующим» мнением, естественно, будут остерегаться противоречить оному, дабы не подпасть подозрению и наказанию. Можно даже ручаться, что каждый, желая спокойствия своим детям и родственникам, будет и им внушать уважение к «господствующему» мнению; и, таким образом, благодетельные последствия предлагаемой меры отразятся не только на современниках, но даже на самом отдаленном потомстве.

Зная сердце человеческое и коренные свойства русской народности, могу с полным основанием поручиться за справедливость всех моих выводов. Но самым важным условием успеха будет выбор редактора для такого правительственного органа. Редактором должен быть человек, достойный во всех отношениях, известный своим усердием и своею преданностью, пользующийся славою литератора, несмотря на свое нахождение на правительственной службе, и готовый, для пользы правительства, пренебречь общественным мнением и уважением вследствие твердого убеждения в их полнейшей несостоятельности. Конечно, подобный человек заслуживал бы достаточное денежное вознаграждение и награды чинами и орденскими отличиями. Не смею предлагать себя для такой должности по свойственной мне скромности. Но я готов жертвовать собою до последнего издыхания для бескорыстной службы нашему общему престол-отечеству, если только это будет согласно с предначертаниями высшего начальства. Долговременная и беспорочная служба моя по министерству финансов, в Пробирной Палатке, дала бы мне, между прочим, возможность благоприятно разъяснять и разные финансовые вопросы, согласно с видами правительства. Разъяснения же эти бывают часто почти необходимы ввиду стеснительного положения финансов нашего дорогого отечества.

Повергая сей недостойный труд мой на снисходительное усмотрение высшего начальства, дерзаю льстить себя надеждою, что он не поставится мне в вину, служа несомненным выражением усердного желания преданного человека: принести посильную услугу столь высоко уважаемой им благонамеренности.

Козьма Прутков

1859 года (annus, i)

Примечание: В числе разных заметок на полях этого проекта находятся следующие, которые Козьма Прутков, вероятно, желал развить в особых проектах: 1) «Велеть всем редакторам частных печатных органов перепечатывать руководящие статьи из официального органа, дозволяя себе только их повторение и развитие», и 2) «Вменить в обязанность всем начальникам отдельных частей управления: неусыпно вести и постоянно сообщать в одно центральное учреждение списки всех лиц, служащих под их ведомством, с обозначением противу каждого: какие получает журналы и газеты. И не получающих официального органа, как не сочувствующих благодетельным указаниям начальства, отнюдь не повышать ни в должности, ни в чины и не удостоивать ни наград, ни командировок».

Вообще в портфелях покойного Козьмы Пруткова, на которых отпечатано золотыми буквами: «Сборник неоконченного (d’inachevé)», содержится весьма много любопытных документов, относящихся к его литературной и государственной деятельности. Может быть, из них еще будет что-либо извлечено для печати.

Козьма Прутков. Полн. собр. соч. / Вступит. ст., подготовка текста и примеч. Б. Я. Бухштаба. М., 1965. С. 151–156. Впервые: под названием «Проект» в составе публикации «Краткий некролог и два посмертные произведения К. П. Пруткова» в журнале «Свисток», № 9 (Современник. 1863. № 4). В. Жемчужников, готовивший «Проект» для «Полного собрания сочинений Козьмы Пруткова» (СПб., 1884), значительно переработал этот текст, но он не вошел в него тогда по цензурным причинам. Опубликован в сборнике «Литературное наследство» (Т. 3. М., 1932).

Козьма Прутков – коллективный псевдоним А. К. Толстого и трех братьев Жемчужниковых, создавших вымышленный сатирический образ самодовольного поэта-чиновника.

Считается, что непосредственным поводом сочинения «Проекта…» стало основание в 1862 г. официозной газеты «Северная почта», издававшейся министерством внутренних дел (см. указ. выше изд., с. 444).

А. К. Толстой

Послание к М. Н. Лонгинову

О дарвинисме

Я враг всех так называемых вопросов.

Один из членов Государственного совета

Если у тебя есть фонтан, заткни его.

Козьма ПрутковПравда ль это, что я слышу?Молвят овамо и семо[130]:Огорчает очень МишуБудто Дарвина система?Полно, Миша, ты не сетуй!Без хвоста твоя ведь….,Так тебе обиды нетуВ том, что было до потопа.Всход наук не в нашей власти,Мы их зерна только сеем;И Коперник ведь отчастиРазошелся с Моиссеем <…>Ты ж еврейское преданьеС видом нянюшки лелея,Ты б уж должен в заседаньиЗапретить и Галилея.Если ж ты допустишь здраво,Что вольны в науке мненья, —Твой контроль с какого права?Был ли ты при сотвореньи?Отчего ж не понемногуВведены во бытиё мы?Иль не хочешь ли уж богуТы предписывать приемы?Способ, как творил создатель,Что считал он боле кстати, —Знать не может председательКомитета о печати.Ограничивать так смелоВсесторонность божьей власти —Ведь такое, Миша, делоПахнет ересью отчасти!Ведь подобные примерыПодавать – неосторожно,И тебя за скудость верыВ Соловки сослать бы можно!Да и в прошлом нет причиныНам искать большого ранга,И по мне шматина глиныНе знатней орангутанга.Но на миг положим даже:Дарвин глупость порет просто —Ведь твое гоненье гажеВсяких глупостей раз во сто!Нигилистов, что ли, знамя,Видишь ты в его системе?Но святая сила с нами!Что меж Дарвином и теми?От скотов нас Дарвин хочетДо людской возвесть средины —Нигилисты же хлопочут,Чтоб мы сделались скотины.В них не знамя, а прямоеПодтвержденье дарвинисма,И сквозят в их жидком строеВсе симптомы атависма.Грязны, неучи, бесстыдны,Самомнительны и едки,Эти люди очевидноНоровят в свои же предки.А что Дарвина идеиВ оба пола разубраны —Это бармы[131] архиреяВздели те же обезьяны.Чем же Дарвин тут виновен?Верь мне, гнев в себе утиша,Из-за взбалмошных поповенНе гони его ты, Миша!И еще тебе одно яЗдесь прибавлю, многочтимый:Не китайскою стеноюОт людей отделены мы.С Ломоносовым наукаПоложив у нас зачаток,Проникает к нам без стукаМимо всех твоих рогаток.Льет на мир потоки светаИ, следя, как в тьме лазурнойХодят Божии планетыБез инструкции ценсурной,Кажет нам, как та же сила,Всё в иную плоть одета,В область разума вступила,Не спросясь у Комитета.Брось же, Миша, устрашенья,У науки нрав не робкий,Не заткнешь ее теченьяТы своей дрянною пробкой!1872

Толстой А. К. Стихотворения. Царь Федор Иоаннович. Л., 1958. С. 358–361.

Лонгинов (см. Перечень цензоров) ответил Толстому и, что любопытно, также стихотворным посланием, в котором опровергал распространившиеся в обществе слухи о запрещении им основного труда Чарльза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», впервые переведенного и изданного в России в 1865 г. Действительно, Л. М. Добровольский (см. Список сокращений) не подтверждает этого факта, хотя позднее книги, популяризирующие учение Дарвина, подвергались регулярным цензурным преследованиям. А. К. Толстой так отреагировал на послание Лонгинова:

«Он отрекается от преследования Дарвина. Тем лучше, но и прочего довольно» (Там же. С. 603).

Первый эпиграф взят также у Козьмы Пруткова.

А. Н. Апухтин

По поводу назначения М. Н. Лонгинова[132] управляющим по делам печати

Ниспослан некий вождь на пишущую братью,Быв губернатором немного лет в Орле…Актера я знавалОн тоже был в Варле…[133]Но управлять ему не довелось печатью.1872

Русская эпиграмма. С. 527. Впервые: Нива. 1918. № 30. С. 469.

Алексей Николаевич Апухтин (1840–1893) – поэт.

Из стихотворения «Дилетант»

<…> Я не ищу похвал текущихИ не гонюсь за славой дня,И Лонгинов веков грядущихПропустит, может быть, меня.Зато и в списке негодяевНе поместит меня педант:Я не Булгарин, не Минаев…Я, слава Богу, дилетант <…>Начало 70-х годов

Апухтин А. Н. Полн. собр. стихотворений. Л., 1991. С. 201. Впервые: Нива. 1918. № 30.

Странным выглядит в этом контексте сопоставление имен Ф. В. Булгарина, негласного сотрудника III отделения в эпоху Николая I, и Д. Д. Минаева, сотрудника «Искры» и других демократических изданий 60—80-х годов. См. о нем далее.

А. М. Жемчужников

Нашей цензуре

Тебя уж нет!..[134] Рука твояНе подымается, чтоб херить[135], —Но дух твой с нами, и нельзяВ его бессмертие не верить!..1871

Русская эпиграмма. С. 521. Впервые напечатана в книге Жемчужникова «Стихотворения» (Т. 1. СПб., 1892. С. 79) в цикле «Эпитафии».

Алексей Михайлович Жемчужников (1821–1908) – поэт, один из создателей литературной маски Козьмы Пруткова.

О правде

Друзьям бесстыдным лжи – свет правдыНенавистен. И вот они на мысль, искательницу истин.Хотели б наложить молчания печать,И с повелением – безропотно молчать!1890

Первая публикация: там же, в цикле «Современные заметки».

Ф. Б. Миллер

<На В. В. Григорьева>

1Все тайны монгольских наречийНедаром открыты ему:Усвоив монгольские речи,Монголом он стал по уму.Монгольской премудрости книгуОн с целью благой изучил:По ней он монгольскому игуЦензурный устав подчинил.2Плуты, воры, самодуры!Успокойтесь, отдохнитеОт бича литературы:Вы отныне состоитеПод эгидою цензуры.3Плуты, воры, самодуры!Блаженной памяти КрасовскийВосстав из гроба, произнес:«Цензурный комитет московский!В тебя мой дух я перенес!Прими ж мое ты наставленье:Чтоб избежать невзгод и бед,Марай сплеча без сожаленья,За это замечаний нет!»Вторая половина 70-х годов

Русская эпиграмма. С. 517. При жизни автора не печаталась.