Книга Иоши

– А есть чем здесь заняться?

– Пока статейки пишу, но этого мало. – Я закинул в рот курагу, но от вкуса скривил лицо. – Астапов к себе на завод зовет. Вот все думаю, позвонить ему или нет.

– Позвони, ты ничего от этого не потеряешь. В принципе он мужик нормальный. Мой работал на него, не жаловался. Если кто-то и что-то говорил, так это те, кто постоянно всем недоволен и ищет в своих бедах крайнего. Так что плюнь на это. Тем более если он сам зовет тебя. Думаю, ты ему небезразличен.

– Я с сыном его хорошо ладил, пока тот по наклонной не пошел. Когда на горизонте замаячил пиздец, я аккуратно от всех свинтил. Нахрен. Мне были не нужны проблемы с уголовкой. При этом стыда за то, что исчез, не испытал. До сих пор считаю, что все правильно сделал.

– Это нормально. Друзья не самое важное в жизни. Ты сам куда важней. Только тебе решать, какое у тебя будет будущее. Если они действительно тебе друзья, то примут твое решение. То же самое относится и к семье.

– Ты ставишь уже себя превыше семьи? С чего? Мне казалось, ты полностью с головой в продолжение рода, – с упреком произнес я.

– Если у всех сходятся цели на жизнь, то почему и нет. Это же замечательно, когда у вас одинаковые взгляды и перспективы на будущее. Вы понимаете друг друга, помогаете, поддерживаете на пути. Это очень ценная связь, ее стоит разорвать только когда вы уже вредите друг другу. Тогда это просто необходимо. И чем раньше это осознаете, тем лучше будет для всех. В том числе и для ребенка. Ведь дети очень восприимчивы, они всю эту фальшь будут чувствовать. Для чего дарить ребенку пример неправильных отношений? Чтобы он в дальнейшем также жертвовал собой ради ребенка? Зачем? Это замкнутый круг. Неправильный. Пускай лучше ребенок живет в неполноценной семье, но счастливой. Это куда полезней.

– Мать не понимала этого? Зачем она мне врала тогда?

– Никто из нас не ошибается. Думаешь, она после этого не жалела обо всем? Ей следовало сразу рассказать правду, тогда бы ты так остро не среагировал. Она жила тобой, что тоже неправильно. Хотела как лучше? Да. Получилось? Думаю, ты согласишься, что нет. Она всем жертвовала ради тебя, для себя же она не жила. После твоего рождения ничего не сделала для себя. Не отдыхала, не развивалась, все для тебя. Поэтому я на нее злилась, она забыла, что у нее остался еще один ребенок.

– Прости…

– Да ты тут не при чем. Понимаю, что это наложено советским воспитанием и смертью брата. Она просто желала для тебя счастливой жизни. Лучшей, чем у нас или у нее. Вот и все.

– А в итоге научила меня отказывать себе в счастье в угоду остальным. Я сам зачастил задумываться об этом. В последнее время у меня на это появилось время. В школе все свое свободное время тратил на помощь одноклассникам. Всегда делал то, что предложат друзья. Неважно, чего хочу я сам. А если не делал, то они обижались, и я чувствовал себя виноватым. Только когда отрекся от всех, начал с чистого листа, пройдя ужасную ломку от одиночества, пришел хоть к какому-то счастью. Наломал, конечно, еще больше дров, но, как ты сказала, никто из нас не ошибается. И вот я здесь, снова у чистого листа. Хотя нет, просто пишу поверх уже выцветших чернил. Все, кого я знал, прошли путь. Изменились. Это неизбежно. Мы постоянно развиваемся и от этого меняемся, кто-то в лучшую сторону, а кто-то – в худшую. Вон, мой дружбан детства, Славик, из наглого эгоистичного гопника превратился в культурного семьянина. До сих пор не верю. Видимо, так со многими. Взрослеть неизбежно.

– Ты прав, все это неизбежно.

Время утекало, но приятней, чем ожидал. Ведь я был дома, с семьей. Я даже не заметил, как на автомате разлил по кружкам очередную порцию чая. Главное – сестра разделяла со мной это удовольствие. Мы прошли значительный путь, чтобы нам ничего не мешало в общении.

– Я так и не сказал маме, что люблю ее. Не сказал, как благодарен за все, что она мне дала.

Наконец-то наступила пауза в нашем разговоре. Она требовалась. Минутка размышлений. Понимаю, что на это ответить было сложно, но мне необходимо это высказать. Я больше не мог терпеть крик души. Мне некому было выразить свою боль, свои сожаления.

– А я вот рада, что не рассказала ей, что развожусь. Вот бы она расстроилась.

Свете тоже требовалось выговориться. Она, как и я, блуждала в своих мыслях, не находя при этом правильного выхода. Эту новость она, видимо, вынашивала очень долго.

– Мы еще никому об этом не говорили, – ответила она, – даже еще не подавали бумаг на развод, но все уже решили. Мирно. Видимо, невозможность завести детей подкосила обоих.

– Только в этом дело? Договориться не выходит?

– Нет. Не совсем. Мы уже давно живем разными жизнями, а брак только сковывает нас. Из-за этого мы не можем развиваться дальше. У него бизнес, вечно в разъездах, но при этом жертвует в пользу семьи. Нет. Это того не стоит. Я тоже вечно жду его, при этом не могу начать другие отношения, потому что верна ему, меня так воспитывали. А последние пару лет нам даже не о чем поговорить. Живем необходимостями. Поэтому решили подарить друг другу свободу. Он пускай дальше занимается спокойно бизнесом, а я буду налаживать новые отношения, которые мне куда желанней.

– Думали, что детьми скрепите семью?

– Угу, видно, что-то свыше упасло нас от ошибки. Дети бы создали лишне проблемы для нас. – Она снова усмехнулась. – Иначе бы вышло, как с тобой. Извини, не удержалась.

– Ха, да ладно. Мой путь тоже необходим. Не переживай, все будет хорошо. Мы же в итоге сидим здесь вместе и спокойно общаемся.

– Мамы только не хватает.

– Думаю, она бы была рада и этому.

– Аминь.

– Аминь.

Хотелось курить, но для меня было до сих пор чуждо делать это в присутствии кого-то. С приезда в Родищенск я сигареты доставал только в одиночестве, либо на пустой улице. Это был мой секрет. Не боялся, что меня разоблачат. Мне нравился кайф от хранения тайны. Но атмосфера изменила все.

– Ты не против, если закурю? – спросил я.

– Меня саму уже ломает без сигареты.

– Охренеть. Ты куришь? Я думал, ты святая. Без греха.

– То есть на похоронах ты ноль внимания?

– Что? – В голове прокручивались похороны, пока перед глазами не восстановился кадр с курящей сестрой перед церковью. Идиот. – Точно. Я, видимо, не об этом думал тогда.

– Рада это слышать, ты не потерян. А так я со школы с сигаретой не расстаюсь. Мать так и не узнала, ведь я курила только в одиночестве. Мой личный секрет. Мысль быть плохой чем-то грела, а теперь это стало привычкой, ничего с этим не могу сделать.

Мне хотелось чем-то дополнить ее слова, но так и остался с открытым ртом в попытках для себя найти вывод, но его просто не было. Что-то в сказанном нас роднило.

– А я нашел отца.

Сестра поперхнулась чаем.

– Ты образно? Метафорически это имеешь в виду?

– Нет, вполне буквально. Мы в Москве встретились. Сейчас общаемся.

Я пересказал ей все свои сталкерские вылазки в охоте на отца, чем очень ее порадовал, ведь она схожим образом следила за парнями в университете.

– Доволен, что нашел его?

– Это было бессмысленно. Печально, что понял это уже поздно.

Света тяжело выдохнуло.

– Порой лучше исполнять желания родителей, зла они нам не желают. – Она встала из-за стола. – Мне пора, братик. Устраивайся здесь, может, почаще так общаться будем.

Я на прощание еще раз ее обнял, как должно быть. Как брат и сестра. Мать радовалась бы за нас. Больше Свету не задерживал, только проводил до машины.

Когда автомобиль сестры отъехал, я обратил внимание, как соседи общались с каким-то мужиком в опрятном костюме, несвойственном для Нижнего Родищенска. Когда его голова повернулась в мою сторону, я узнал в нем Червя из Ласточки. При естественном свете он казался еще более мерзким и неприятным: вытянутое лицо, без броских скул, а глаза сливались с остальным месивом на лице. Сосед указал рукой на меня, на что Червь ему пожал руку и направился в мою сторону. Я еще не знал, куда он идет, поэтому постарался поскорее уйти с улицы домой, обернулся в надежде увидеть там еще кого-то.

– Игорь Олегович! – прокричал Червь. – Подождите!

Я был всему не рад: что меня задерживают, что он знает мое имя, да и тому, что нужен именно я. Мне не понравились его расспросы еще в поезде, я не помнил представился ему в тот день или нет, если да, то как его звали, сам не запомнил.

– Здравствуйте, Игорь Олегович. – Он протянул мне руку. Я не мог ему отказать во взаимности, поэтому поздоровался в ответ.

– Простите, я не запомнил, как вас зовут.

– А мы не представлялись. Меня зовут Вячеслав Юрьевич Каграмов, а вас Игорь Олегович Ватин или, как зовут ближайшие друзья, Иоша.

Меня это еще сильней напрягло, как только наши ладони разомкнулись, я попытался от него отстраниться на пару шагов, а то и быстренько умыкнуть домой.

– Извиняюсь, что беспокою вас, может, даже пугаю своей осведомленностью, но такова работа.

– И что у вас за работа? Коллектор?

– А вы кому-то должны?

– Нет. Мать с детства приучила не брать в долг. Иначе хрен потом расплатишься.

– Так зачем вам беспокоиться? – Он попытался улыбнуться мне, но, видимо, понял, что положение это не исправит. – Меня пригласили сюда как следователя по последним совершенным здесь убийствам.

– Дайте угадаю, Родищенский палач?

– Он самый. Во время нашей встречи в поезде вы мне лукавили, когда рассказывали про него. Вы даже весьма хорошо связаны с этим делом.

– Это еще что значит?! – возмущено проговорил я. – Как же я связан, по-вашему? – Он было хотел ответить, но я его перебил: – Я уже говорил вам: это все байка, и никакого Родищенского палача не существует, это обычные убийства для этих мест. Тут каждый день кто-то умирает. Поэтому не вижу смысла искать ответы на несуществующие вопросы.

– Извините, но я читал прошлое дело. Вы должны понимать, что здесь не все так просто. Вы же нашли одно из тел. Вы видели, что с ним сделали. Это не криминальная разборка, а жертвоприношение.

– Я ничего не видел. Какие-то придурки решили поиздеваться над бедным парнем. Он же не был плохим, он отличался от остальных своей верой в Истинного Бога, а теперь его сторонников и тут, и там полно, они не такие уж и странные теперь для всех. Видимо, не в то время он взялся за пропаганду. Просто он был не таким, как все, а тут этого не любят, особенно в Нижнем.

– Послушайте…

– Нет, это вы меня послушайте. Вы, видимо выросли в иллюзорном мире, в Москве, где все цветет и пахнет, а здесь, в России, в настоящей России, люди умирают от голода, а то еще лучше – от человеческой тупости. И люди в Родищенске знают об этом, даже уже привыкли…

– Я знаю, что происходит в провинции, – Червь поднял голос, судя по всему, я его задел, отчего улыбчивость на лице пропала, но появилось еле заметное подергивание носом, словно учуял что-то неприятное, – не вам мне рассказывать, что здесь творится. Я сам вырос в такой же среде и прекрасно понимаю, что помереть здесь возможно, даже идя за хлебом. Но такая жестокость – это ненормально. Для вас не будет секретом, что жертв распяли, вы видели раны на руках. Так вот они на всех жертвах, в том числе и на новых.

Я не хотел его слушать. Последние годы изо всех сил пытался забыть о случившемся. До этого куда лучше переносил вид крови, но после от любой мысли меня как будто выворачивало наружу. Наш с Червем разговор не стал исключением, я уже присматривался куда меня стошнит.

– Послушайте, мне неприятно вспоминать тот день. Да и ничем вам не помогу. Мы не смогли откачать его. Парень был мертв. Пока Андрей бегал за помощью, я сидел рядом с ним. До сих пор не могу забыть его сочащееся кровью тело.

– Согласитесь, обычное убийство в вас бы не вызвало таких эмоций.

– Чего вы хотите?! Для чего вы пришли?! – Я уже не мог сдерживаться, образы, всплывшие в моей и так больной голове, выводили из себя. – Мне нечего вам рассказать!

– Давайте пройдем, выпьем чайку и поговорим. – Он указал рукой на мой дом.

– Что?! Вы совсем охренели! Я вас в свой дом не пущу. Хрен его знает, кто вы, и допрашивать меня не имеете права!

– Успокойтесь. Я вас не допрашиваю. Мне нужна только информация о жертвах.

– Какая? Вы лучше меня знаете, где и как у них нанесены стигматы. Про остальных я ничего не знаю.

– Знаете. Последние три жертвы были вашими одноклассниками.

От такой новости у меня открылся рот. Я знал только о старых жертвах, а про новых ничего и не пытался выяснить. А что случилось с моими одноклассниками, слышал только урывками от Мансура и Владика. Мне было все равно, как сложилась их судьба, встретить ту же Катьку Шмелеву было лишь приятным воспоминанием, в то время как об остальных мне не хотелось ничего вспоминать, как и о Родищенском палаче.

– Кто? – уже осипшим голосом спросил я.

– Громов Александр, Демьянов Алексей и Сафронов Андрей. Последний умер буквально на днях.

Гром, Демон и Сафрон. Три главных отморозка моего класса. Внутри даже заиграли фанфары. Я обрадовался их смерти, потому что они это заслужили. Даже зная, как изменились многие за эти годы. Взять того же Славика, в них я не верил, в моей фантазии они при любом раскладе шли ко дну, потому что таких, как они, только могилой исправишь, что как раз и случилось. Смущало, что Сафрона я видел только недавно около кафе «У Софи». Я и подумать не мог, что тогда его видел в последний раз, а перед ним уже убили Грома и Демона.

– Боюсь, они не тому человеку перешли дорогу. У них было достаточно врагов, включая меня.

– Игорь, подождите. – Червь попытался меня схватить за руку, я вовремя ее отдернул, но остановился. – Я все это и пытаюсь выяснить. У вас железное алиби, на момент их смерти вы были в Москве. Я знаю это, так как проверили все ваши активности за последние месяцы. Думаю, многие представители Церкви Истинного Бога в Москве подтвердят ваши перемещения.

– Уходите! – я больше не мог терпеть, я буквально кричал. – Я не хочу вас видеть и слышать. Тем более мне вам нечем помочь. Если вы такой осведомленный, то должны знать, что меня здесь не было долгое время. И как пошли судьбы-дорожки моих одноклассников, не имею никакого понятия.

Я не ждал его реакции, она мне была ни к чему. Я быстро, но уверенно ушел за ворота и закрыл их на все щеколды, благо мать так сильно переживала о безопасности, что каждая дверь запиралась на несколько замков и засовов. Бессмысленная безопасность, ведь не существует замка, через который вор не проберется. Замки принято ставить не от воров, а от хороших людей. В жизни было немало людей, которые пытались залезть в мою жизнь, в мою душу, научить, как правильно жить и чувствовать. И раскрывать свои тайны я не был намерен, на то они и тайны, чтобы в глубинах своего сознания их затерять, забыть их навсегда не выходит, но спрятать от самого себя в темный уголок возможно, и только в блужданиях во тьме ты натыкаешься на эти неприятные воспоминания, которые сильней засасывают тебя в темноту. События, связанные с Родищенским палачом, сопряжены с историей о моем отце, да и другими неприятными для моей жизни происшествиями: первое употребление наркотиков, ссора с Кулаком и побег от матери. Об отце в итоге мне приятно вспоминать, ведь он стал мне другом, но не родственником. Как говорится в китайской пословице: «Разделившиеся братья через три года становятся просто соседями»; мы с отцом уже не станем родней, мы два незнакомца, столкнувшиеся в связанных для обоих обстоятельствах.

– Вы не продадите свой дом! – раздался крик Червя из-за ворот. – Никто не захочет жить в месте, где орудует маньяк! – Я поскорей заперся в доме, чтобы уже наверняка его не слышать.

Я весь день ждал обещанного отцом звонка. Из-за нахлынувших воспоминаний хотелось разбиться о стену. Я перевернул все шкафы и серванты матери в поисках алкоголя, чтобы как-то заглушить надоедавшие голоса, но из-за того, что мама была ярой противницей спиртного, поиски не увенчались успехом. В каждой комнате уже образовалась собственная пепельница с побежденными пачками от сигарет. Хотелось бежать, неважно куда, хоть в пустоту, лишь бы перед глазами появились новые картинки и образы, которые отвлекут от плохого.

Я не хотел торопить отца, но пальцы сами набрали ему сообщение: «Па, когда позвонишь?», но ожидание ответа оказалось тягостней. Больная голова уже представила худший ответ: «Сегодня не выйдет», из-за этого я только сильнее себя мучал. Порой казалось, что самобичевание – мой личный сорт кайфа, но удовольствия я от этого не получал, поэтому идея быстро выбросилась на свалку. «Скоро, работы немного осталось», – ответил отец. На сердце отлегло, и я успокоился, затянувшись на кресле очередной сигаретой. Увидела бы мать меня курящего, да еще и дома, то схватилась бы за сердце, но я продолжал делать в укор ей, это стало словно моей миссией: все делать вопреки.

Заиграл телефон. На черном зеркале высветился «Олег». Я сразу же ответил. В голове промелькнула мысль: «Стоит его уже переименовать».

– Как у тебя там дела? – спросил отец. – О чем хотел поговорить?

– Поговорить? Честно, уже и не помню, о чем. О чем угодно, лишь бы закрыть дыру внутри себя. Я здесь уже волком вою от одиночества.

– Игорь, все мы рано или поздно…

– Знаю, – перебил я отца, – но столько всего не сказал ей. Столько ошибок совершил, а мог в любой момент приехать к ней, но нет. Сперва злился на нее, отрицал ее существование в своей жизни, а после было стыдно взглянуть в глаза. Я боялся показаться перед ней тем, кем стал, боялся любого укора в свою сторону. Боялся стать разочарованием. Однажды все-таки купил билет домой, но, оказавшись на вокзале, не смог сесть в вагон. Меня охватил страх, ноги сами отказывались идти вперед, а дыхание сперло до боли в груди. Я был парализован. А когда поезд тронулся, то позвонил матери и сказал, что опоздал, что на следующем мне уже нет смысла приезжать. Мне так стыдно перед ней, стыдно за то, что не мог взглянуть ей в глаза. Такой вот парадокс.

– У всех есть недосказанности к своим родителями, – отвечал мне отец, хоть с ним и говорил через телефон, но в голове воображалось, что он находится рядом со мной. – Мои за меня выбирали всю мою жизнь, лезли в любой аспект. Я бесился, но слушался. То одна невестка не понравилась, потому что нерусская, другая мусульманка, а твоя мама – потому что провинциалка. Они нам жить спокойно не давали, во всем ее упрекали, а меня, что поддерживаю ее. Когда ты родился, отец со мной не разговаривал до самого развода. Он презирал меня за то, что в семью привел такое недоразумение, порочащее всю семью. Мы не выдержали этого давления, поверь, это невыносимо, когда родные люди отказываются от тебя…

– А ты поверь, пап, что я знаю.

– Да, точно, прости меня за это. Твоя мама пыталась уберечь тебя от моей судьбы, но… но. Ты пошел против нее, в то время как я прогнулся под давлением своих.

– Тебе, видимо, это не нравилось, если ты нашел себе более молодую любовницу.

– Ха. Да. Это так. Мне нравился секрет, причем даже не от жены, а от родителей. Это был мой тайный протест им. Конечно, я был сволочью по отношению к семье, но в таких историях никогда не бывает так, чтобы все остались довольны. Только после смерти отца смог полюбить жену и сына. Я не горжусь этим, мне жаль, что не смог сразу распоряжаться своей судьбой сам.

– Жопа, – вдумчивым голосом сказал я. – А что сейчас с бабушкой?

– Да ничего, без отца не такая принципиальная стала, продолжает работать в библиотеке, ей нравится тамошний круг общения. Навещаем друг друга иногда. Она даже спрашивала о тебе, общаюсь с тобой или помогаю чем. Ответил ей как есть. Даже вроде как одобрила.

– А то, что ты меня скрываешь от жены, она никак не прокомментировала?

– Я уже давно ей обо всем рассказ. Разве об этом не говорил?

– Не-е-ет! – Я искренне удивился, ведь мне казалось, что он все так же продолжает жить в секрете. – И как она на все среагировала?

– Она любит меня, так что нормально. Обиженная ходила пару дней, но это так, чисто для показного наказания. Я ей в ноги бросился со всеми грехами, особенно после случившегося с Ваней. Думаю, общее горе нас объединило.

– Как он там кстати?

– Да вроде ничего. Он уже год как в завязке.

– Я рад за него. Откликов никаких нет? Нормально себя после зависимости чувствует?

– Да вроде. Ему невестка со всем помогает, сейчас готовятся к свадьбе. Думаю, она держит его от срыва. Ради нее он старается жить правильно.

– Хорошо, что у него есть цель.

– А у тебя она есть?

– Нету, в этом и проблема. Я все так же блуждаю в пустоте.

– Не думал… – отец тормозил, видимо, подбирал правильные слова, но остановился на прямом варианте: – Может, сходишь к психологу?

– Я ходил, от него стало только хуже. Знаешь, – я думал, что ему стоило говорить, а что нет, – может и причина моего приезда сюда нерадостная, но это как будто попытка все исправить, причем я об этом и не думал. Впервые за долгое время появилось желание жить, решать проблемы, ковыряться во всем. Мне прям хочется во всем участвовать, ко всем лезть и обо всем узнавать. Я столько старался отдалиться от всего этого, что потерял вкус к жизни, а сейчас все не так. Проблемы создают стимул жить. Так что я рад, что приехал сюда, как бы больно ни было.

– Главное, что уже все позади…

– Нет, совсем нет, с каждым днем тут понимаю, что все только впереди. Сегодня приходил следак по делу местного маньяка, а я ему такую лапшу на уши навешал. Теперь даже не представляю, что будет дальше.

– Что ты ему наплел?

– Да самый распространенный стереотип, хотя у самого с детства свое мнение по делу. Мы с другом сами пытали вычислить этого урода, но это все было подростковым бредом. Теперь мне стыдно. Как всегда, сперва делаю, потом думаю. Просто он так внезапно появился и выбесил, что стал лезть в мое пространство. Мудила. Из-за него теперь совесть будет грызть.

– Думаю, будет еще шанс все ему объяснить.

– Надеюсь нет. Совсем не до него.

– Страшно тебе, конечно пришлось. Видел в новостях сюжет про вашего Родищенского палача. Ты ведь застал тот и этот его приход.

– Только тот. С нынешнего приезда сюда никто при мне еще не помер от его руки. Ну-у… Почти никто. Думаю, все уже прекратилось. Тем более в этот раз сдохли те, кто заслуживал.

– Игорь, так нельзя говорить. Никто не должен решать, кто заслуживает смерти, а кто нет. Ты можешь не знать, почему человек стал тем, кем является. Злодеи не выбирают свой путь.

– Я знаю, но в моей памяти сохранились лишь негативные воспоминания о тех, кто погиб недавно. Единственное мое мнение о них: это избалованные деньгами и властью придурки. Из-за того, кем были их родители, они позволяли себе слишком многое, им все прощалось, что еще сильней бесило. Кто-то да должен был их остановить. Без понятия, как их судьба сложилась после моего с ними расставания, но я до сих пор не могу себя не потешить мыслью, что их выходкам пришел конец. Сейчас только подумал, что это главная причина не помогать следаку. Может, наш маньяк делает благое дело. Черт возьми, следак, он представился, а я уже не помню его имени. Червь. Офисный планктон. Прости, пап, что говорю противоположно твоим словам, хоть я с ними согласен, но меня сейчас так распирает от эмоций, а это большая редкость. Я так соскучился по чувствам.

– Я понимаю, – тихо произнес отец на другом конце. У меня прошло ощущение, что он находится рядом.

– Прости, меня правда занесло. Ты мне что расскажешь? Что у тебя нового? Что планируешь?

– На работе полный завал, одна проверка за другой. Везет только, что в отпуск ухожу, а то от духоты и высоток задач мог бы уже выйти в окно.

– Поедете куда-нить?

– Обязательно. Надо съездить обмакнуться хоть на море. Я больше года нигде не плавал, уже мышцы забыли о таком виде нагрузки.

– А я тут запланировал на местный завод устроиться, кстати. К старому знакомому. Надеюсь, поможет от ежедневной тоски.

– Любое занятие полезно для психики.

– Ага, особенно для Родищенского палача. У него самое полезное занятие.

– Завязывай паясничать, тебе не идет. Ты давно не ребенок.

– Ну, па-а-ап!

– Ладно, давай прощаться. Смотрю, у тебя хорошее настроение. Я-то думал, ты там в депрессии очередной.

– Можно радоваться и с разложившейся психикой.

На том конце замолчали. Это был бессмысленная тема для разговора, и я ни в чем не обвиняю отца, ведь сам не знал, что на это ответить.

– Ладно, ты прав, пора заканчивать наш разговор.

Счастье – что это слово значит? Я и правда забыл. Давно у меня не было таких легких разговоров, особенно с родными. С матерью диалог проходил сухо, с моей стороны из-за коротких предложений, а с ее с длинными и утомительными рассказами о своей жизни. Сколько я потерял, не отвечая на все это взаимностью. Я сам себя заключал в ненужные рамки, которые сдерживали мои эмоции. Однажды мне хотелось с ней поделиться личным, рассказать о своих проблемах с учебой. Мне требовалось высказаться, слезы сами напрашивались, но я посчитал это лишним: тратить свои силы и ее переживания за меня.