Арсен Люпен

Сказанное Флориани произвело неизгладимое впечатление на Дре-Субизов и их гостей. Граф нарочито рассмеялся:

– Я в восторге! Какое богатое воображение!

– Нет, – возразил Флориани серьезно, – я ничего не фантазировал, только излагал факты.

– Что вы об этом знаете?

– Вы сами все рассказали, о жизнь женщины и ее ребенка в далекой провинции; мать заболевает, и ребенок крадет колье и продает камни, чтобы спасти мать или по крайней мере скрасить последние мгновения ее жизни. Но болезнь забирает ее, проходят годы. Рауль вырастает и становится мужчиной. Вот теперь я готов признать, что даю волю воображению, предположим, что он захочет вернуться в те места, где провел детство, встретиться с людьми, которые обвиняли его мать. Интересная ситуация?

Его последние слова повисли в напряженной тишине, а лица месье и мадам Дре-Субиз побелели от страха.

– Кто вы такой, месье? – прошептал граф.

– Я? Господин Флориани, с которым вы познакомились в Палермо и были настолько добры, что пригласили к себе в гости.

– Тогда что означает эта история?

– Ровным счетом ничего, это просто игра. Я представил, с какой радостью Рауль сообщил бы вам, что это именно он совершил кражу, потому что его мать была несчастна и боялась потерять место прислуги, которое давало ей средства к существованию.

Он говорил с еле сдержанным волнением. Никаких сомнений! Флориани был не кто иной, как сын Анриетты. Все в его поведении и словах кричало об этом.

Граф был в недоумении. Как вести себя с этим смелым человеком? Устроить скандал? Разоблачить того, кто когда-то ограбил его? Но это было так давно! И кто поверит в эту нелепую историю о ребенке-грабителе? Нет, лучше оставить все как есть, притворившись, что не понял его намеков. И граф, подойдя к Флориани, весело сказал:

– Ваша история очень позабавила меня. Но как думаете, что стало с этим ловким юношей? Надеюсь, что это не последний его подвиг.

– Конечно нет.

– Еще бы, после такого дебюта. В шесть лет украсть колье королевы, знаменитое колье, о котором мечтала Мария Антуанетта!

– Украсть его, не причинив себе никаких неприятностей, – заметил Флориани, – украсть его так, что никому и в голову не пришло осмотреть стекла или подоконник, который был слишком чистым, потому что он протер его, чтобы не осталось следов на слое пыли. Надо было только забрать ожерелье…

– И он протянул руку.

– Обе руки, – добавил Флориани со смехом.

Какой необыкновенной была жизнь этого авантюриста, который в шесть лет стал гениальным вором. Который сегодня ради забавы или ради справедливости заявился в дом своих жертв, чтобы бросить им вызов. Смелый и безумный поступок!

Флориани подошел к графине, чтобы проститься, но она отпрянула.

– Мадам, вы боитесь? Неужели я заигрался в экстрасенса?

Она взяла себя в руки и ответила с насмешливой непринужденностью:

– Нисколько, месье. Меня очень заинтересовал рассказ о заботливом сыне, и я счастлива, что мое колье положило начало столь блестящей карьере. Но не считаете ли вы, что сын Анриетты, в сущности, следовал инстинкту?

Он вздрогнул, почувствовав себя задетым, и ответил:

– Я в этом убежден. Видите ли, большинство камней оказались поддельными. Настоящими были только бриллианты, купленные у английского ювелира, остальные владельцы колье продавали их по одному, когда этого требовали суровые жизненные обстоятельства.

– И все же это было колье королевы, месье, – высокомерно ответила графиня.

– Мадам, это колье служило своего рода вывеской, которой вы красовались.

Месье де Дре вспыхнул, но жена опередила его.

– Месье, – сказала она, – если у человека, про которого вы говорите, есть хоть капля совести…

Она замолчала, спокойный взгляд Флориани смутил ее.

– Если у этого человека есть хоть капля совести…

Она сделала над собой усилие, смирив свой гнев, но все еще дрожа от возмущения, почти вежливо продолжила:

– Месье, легенда гласит, что, заполучив колье королевы, Рето де Вилетт вынул из него все бриллианты, но не осмелился тронуть оправу. Он понял, что камни всего лишь украшение, главное в изделии – это оправа, творение искусства, и де Вилетт сберег ее. Вы думаете, человек, о котором мы говорим, тоже это понял?

– Не сомневаюсь, что оправа сохранилась.

– Месье, если вам случится встретиться с ним, скажите ему, что он не вправе хранить реликвию, которая является собственностью известной семьи, и хотя ему удалось продать камни из колье, оно не перестало принадлежать роду Дре-Субизов. Это достояние нашей семьи, такое же, как фамилия и честь.

Флориани ответил просто:

– Я передам ему это, мадам.

Затем поклонился ей, простился с графом, с остальными и вышел.

Четыре дня спустя мадам де Дре обнаружила на столе в спальне красную шкатулку с гербом кардинала, открыв ее, она обнаружила колье королевы, попавшее в рабство.

В жизни человека, живущего по законам логики, все должно служить одной цели, а небольшая реклама никогда не повредит, на следующий день в «Эко де Франс» было опубликовано следующее сенсационное сообщение:

Колье королевы, украденное когда-то у семьи де Дре-Субизов, было найдено Арсеном Люпеном, который поспешил вернуть его законным владельцам. Нельзя не восхититься его рыцарским поступком.

Семерка червей

Мне часто задают вопрос: как я познакомился с Арсеном Люпеном?

Никто не сомневается, что мы знакомы. Известные мне подробности о жизни этого загадочного человека, верная интерпретация некоторых его поступков, о которых другие судили поверхностно, не вникая в скрытые мотивы, – все это доказывает, что мы с ним если не близкие друзья, то во всяком случае давние приятели, доверяющие друг другу.

Но как я познакомился с ним? Почему мне было оказано доверие и я стал его биографом? Я, а не кто-то другой?

Ответ прост: только случай определил этот выбор, и моей заслуги тут нет. Благодаря случаю мне встретился Арсен Люпен. По чистой случайности я оказался причастен к одному из самых странных и загадочных его приключений и так же случайно стал актером в таинственной и запутанной драме с богатыми сюжетными линиями, поставленной этим замечательным режиссером.

Первый акт разыгрывался в ту пресловутую ночь с 22 на 23 июня, ночь, ставшую предметом всех разговоров. Что касается меня, то я считаю необходимым сразу же сделать оговорку: свое странное поведение я могу оправдать совершенно несвойственным мне душевном настроем, в котором пребывал, вернувшись домой. Мы с друзьями вечером ужинали в ресторане «Каскад», курили и слушали цыганский оркестр, который исполнял грустные вальсы, мы говорили только о преступлениях и грабежах, жутких и темных историях. А они, как известно, не располагают к хорошему сну.

Сен-Мартены уехали на автомобиле. Ночь была теплой и темной, и мы с милым и беззаботным Жаном Даспри, которому через шесть месяцев было суждено погибнуть в Марокко при трагических обстоятельствах, возвращались домой пешком. Когда мы подошли к небольшому особняку на бульваре Майо, где я жил уже год с момента приезда в Нейи, он спросил:

– А вам никогда не бывает здесь страшно?

– С чего бы?

– Особняк стоит на отшибе, соседей нет… Скажу вам честно, хоть я не из трусливых, однако…

– Вот именно, вы не трус, а весельчак!

– Я не шучу, Сен-Мартены запугали меня своими рассказами о грабителях.

Пожав мне руку, Даспри удалился. А я достал ключ и открыл дверь.

– Антуан забыл оставить горящую свечу, – прошептал я.

И сразу же вспомнил: Антуана в доме нет, я отпустил его. После этой мысли темнота и тишина стали мне неприятны. На цыпочках, как можно быстрее, я поднялся в спальню и, против обыкновения, повернул ключ в замке, затем запер дверь на щеколду и зажег свечу. Свет помог мне вновь обрести хладнокровие, но я все равно вынул из кобуры большой дальнобойный револьвер и положил его рядом с кроватью. Эта предосторожность окончательно успокоила меня. Я лег и, как обычно, чтобы заснуть, взял с ночного столика книгу, ожидавшую меня каждый вечер.

Каково же было мое удивление, когда внутри вместо ножа для разрезания страниц, которым накануне заложил страницу, я обнаружил конверт, запечатанный пятью красными сургучными печатями. Я схватил его, горя нетерпением. На конверте не было адреса, но были написаны мое имя и фамилия, да еще пометка: «Срочное».

Письмо! Письмо на мое имя! Кто мог положить его сюда? Немного разволновавшись, я вскрыл конверт и прочел:

С момента, когда вы распечатали этот конверт, что бы ни случилось, что бы вы ни услышали, не шевелитесь, не предпринимайте никаких действий, не кричите. Иначе вам конец.

Я тоже не из трусливых и умею вести себя достойно перед лицом настоящей опасности и подшучивать над необоснованными страхами, которые поражают наше воображение. Но мои нервы были на пределе, поэтому я так остро реагировал, попав в тревожную и необъяснимую ситуацию, которая потрясла бы и более смелых людей.

Пальцы мои лихорадочно сжимали лист бумаги, а глаза снова и снова пробегали по строчкам с угрозами: «…Не предпринимайте никаких действий… иначе вам конец…»

«Ну и ну! – подумал я. – Это какая-то шутка, дурацкий розыгрыш».

Я чуть не рассмеялся, причем во весь голос. Но что-то помешало мне, и какой-то смутный страх сдавил мне горло. Я хотел было задуть свечу, но вспомнил о предостережении в записке: «Никаких движений – или вам конец».

Мог ли я бороться с предчувствиями, которые зачастую влияют на нас сильнее самых точных фактов? Я закрыл глаза, и в ту же секунду в тишине послышался легкий шум, затем скрип. Звуки, как мне показалось, доносились из соседней комнаты, где был у меня кабинет, отделенный от спальни лишь прихожей. Я готов был схватить револьвер и бросится в зал, но я оставался неподвижен: напротив, у левого окна, зашевелилась занавеска.

Никаких сомнений: она шевелилась. Вот опять шевелится! Я ясно увидел между занавесками и окном очертания человеческой фигуры, которая не умещалась в столь узком пространстве, отчего ткань заметно топорщилась.

Этот человек тоже видел меня, сквозь тонкую ткань шторы, тогда я понял их план, в то время, когда другие выносили добычу, его задача заключалась в том, чтобы держать меня на прицеле. Встать? Схватить револьвер? Невозможно… Он был здесь! Стоит пошевелиться, вскрикнуть, и я пропал.

Дом содрогнулся от сильного толчка, затем послышались удары послабее, как будто кто-то забивает молотком гвоздь. Или это казалось моему богатому воображению? К ударам молотка примешивались другие звуки, стоял настоящий грохот.

Я не двигался. Из трусости? Нет, скорее я был в прострации и совершенно не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. И конечно, свою роль сыграло здравомыслие, зачем бороться? С этим человеком десяток других, и они прибегут на его зов. Стоит ли рисковать жизнью ради того, чтобы спасти несколько ковров и безделушек?

Пытка длилась всю ночь. Невыносимая мука, жуткий страх! Мужчина неотрывно следил за мной с оружием наготове, а я все время смотрел на него испуганными глазами, мое сердце колотилось, пот градом катил по лбу! И вдруг на меня нашло неожиданное спокойствие, по бульвару проехала повозка молочника, я узнал ее по скрипу колес и увидел, что утренний свет пробивается сквозь закрытые ставни, за окном лучи солнца разгоняют тьму.

День уже пробрался в комнату, поехали и другие повозки. Ночные призраки стали исчезать. Почувствовав себя смелее, я медленно и осторожно протянул руку к столику. Человек напротив не шелохнулся, я впился глазами точно в то место, где он находился, хладнокровно рассчитал движения и, быстро схватив револьвер, выстрелил. Ткань занавески была прострелена, стекло тоже. Что же касается человека, в него я попасть не смог… по той простой причине, что там никого не было.

Никого! Выходит, что всю ночь меня сдерживала от действий складка на занавеске! А в это время преступники… В яростном порыве, сдержать который было невозможно, я отпер дверь, пересек прихожую и ворвался в зал. Но, переступив порог, я оцепенел и чуть не задохнулся от поразивших меня чувств: ничего не пропало. Все вещи, которые должны быть украденными: мебель, картины, старинный бархат и шелк – все осталось на месте!

Что за спектакль?! Я не верил своим глазам. Откуда взялся шум и грохот передвигаемой мебели? Я проверил весь дом, ничего не пропало! Но больше всего меня сбивало с толку, что никаких следов присутствия злоумышленников не осталось: ни одного сдвинутого стула, ни одного отпечатка обуви.

– Ну хорошо! – уговаривал я себя, обхватив голову руками. – Я же не сумасшедший! Я ведь в самом деле слышал это!

Самым тщательным образом, сантиметр за сантиметром, я обследовал каждый угол помещения. Все впустую. Точнее… но стоило ли считать это находкой? Под небольшим персидским ковриком, лежащим на полу, я обнаружил игральную карту. Это была семерка червей, самая обычная карта из любой французской колоды, но она привлекла мое внимание одной довольно странной деталью. На острие каждого из семи знаков в форме сердца была пробита круглая и ровная дырочка, которую могли проткнуть шилом.

Вот и все улики: карта и письмо, обнаруженное в книге. Больше ничего. Можно ли только на этом основании утверждать, что мне все это приснилось?

Весь день я обследовал гостиную – довольно большую комнату для такого скромного особняка, обставленную со странным вкусом. Пол был выложен из маленьких разноцветных кусочков мозаики, образующих большие симметричные рисунки. Той же мозаикой были выложены панно на стенах, изображающие аллегорические сцены в стиле помпейских, византийских и средневековых композиций: Вакх[7], восседающий на бочке; император с седой бородой в золотой короне держит меч в правой руке. На потолке, как в мастерских художников, было встроено большое окно. Я не закрывал его на ночь, вероятно, злоумышленники проникли внутрь через него, воспользовавшись лестницей. Но и этого нельзя было утверждать с полной уверенностью. От лестницы должны были остаться следы на земле и траве во дворе, но их не оказалось.

Я и не думал обращаться в полицию, потому что понимал, что факты, которые я изложу, абсурдны и нелепы. Меня бы просто высмеяли. Через день настала моя очередь писать материал для колонки в «Жиль Блаз», где я тогда работал. Я изложил в своей заметке впечатления от ночного события. Статья не прошла незамеченной, но всерьез ее никто не принял, все решили, что это какая-то выдумка. Сен-Мартены посмеялись надо мной, но Даспри, который сталкивался с подобным, попросил рассказать о случившемся, попробовал разобраться… но, увы, безрезультатно.

Однажды утром зазвенел колокольчик калитки, и Антуан уведомил меня, что какой-то господин, не назвавший свое имя, желает поговорить с хозяином. Я попросил его подняться. Это был мужчина лет сорока, жгучий брюнет с волевым лицом, его чистая, но поношенная одежда свидетельствовала о претензии на элегантность, которая шла в разрез с довольно грубыми манерами. Хриплым голосом и с интонациями, выдававшими его социальную принадлежность, посетитель сказал мне:

– Месье, я здесь проездом, в кафе мне попался на глаза номер газеты «Жиль Блаз». Я прочел вашу статью, которая заинтересовала меня… очень заинтересовала.

– Благодарю вас.

– Поэтому я пришел к вам. Все ли приведенные вами факты точны?

– Абсолютно точны.

– Ни одна подробность не выдумана вами?

– Ни одна.

– В таком случае я, наверное, смогу сообщить вам кое-какие сведения.

– Слушаю вас.

– Нет.

– Что значит нет?

– Прежде чем я заговорю, мне необходимо проверить, точны ли мои сведения.

– А как вы проверите их?

– Мне нужно побыть одному в этой комнате.

Я с удивлением посмотрел на него.

– Я не совсем понимаю…

– Некоторые детали, описанные в своей статье, удивительно совпадают с другим происшествием, о котором я узнал случайно. Если это совпадение, то мне лучше хранить молчание. Единственный способ проверить мое предположение – оставить меня одного…

Что на самом деле скрывалось за этой просьбой? Позднее я анализировал ситуацию и вспомнил, что, излагая свою просьбу, посетитель волновался, а лицо его было очень встревоженным. Но в тот момент я не нашел ничего необычного в такой просьбе, хотя меня это и удивило. К тому же меня просто распирало от любопытства.

– Хорошо, – ответил я. – Сколько времени вам понадобится?

– Минуты три, не больше. Через три минуты я вернусь к вам.

Я вышел из комнаты и сверил часы. Прошла минута. Две минуты… Но почему же мне было так не по себе? Две с половиной минуты … И вдруг раздался выстрел.

Перескакивая через ступеньки, я в несколько прыжков поднялся наверх. Крик ужаса вырвался у меня из груди. Посреди зала неподвижно, на левом боку лежал человек. Из его головы лилась кровь, вперемешку с мозгом. В руке лежал еще дымящийся револьвер.

Но еще сильнее, чем эта ужасная картина, меня поразило другое, то, из-за чего я не стал сразу же звать на помощь, и не проверил, дышит ли этот человек. В нескольких шагах от него на полу лежала семерка червей! Я поднял карту. Семь острых концов у семи сердец были с дырочками…

Полчаса спустя прибыл комиссар полиции Нейи, затем судебно-медицинский эксперт, а вслед за ними – начальник полицейского управления господин Дюдуи. Я, разумеется, постарался не дотрагиваться до трупа. Ничто не должно было помешать должному обследованию.

Осмотр длился недолго, в карманах трупа не нашли никаких документов, никаких инициалов на одежде. Короче говоря, никаких признаков, которые позволили бы установить личность погибшего. В кабинете все оставалось на своих местах, мебель не сдвинута, ничего не пропало. Неужели этот человек пришел с единственной целью убить себя, сочтя мой дом наиболее подходящим для самоубийства? Наверняка есть какая-то причина, которая подтолкнула его на этот отчаянный шаг. И скорее всего, эту причину он обнаружил за те три минуты, что оставался один.

Что он увидел? Что за ужасная тайна открылась ему?

Когда двое полицейских подняли труп и положили его на носилки, они заметили, что левая ладонь, до сих пор скрытая от глаз и сжатая в кулак, разжалась, и из нее выпала сильно смятая визитная карточка. На ней было написано: Жорж Андерматт, 37, улица де Берри.

Что бы это значило? Жорж Андерматт был известным парижским банкиром, основателем и президентом Металлургического банка, который внес значительный вклад в развитие металлообрабатывающей промышленности Франции. Он жил на широкую ногу, имел почтовый вагон, автомобиль, скаковых лошадей. Приемы в его доме пользовались большой популярностью, а его жена, мадам Андерматт, славилась изяществом и красотой.

– Может быть, так звали умершего? – прошептал я.

Начальник полиции наклонился к нему.

– Это не он. У месье Андерматта бледная кожа и проседь.

– Но тогда при чем здесь эта визитка?

– В доме есть телефон, месье?

– Да, пойдемте, я провожу вас.

Полицейский полистал справочник и попросил соединить его с номером 41521.

– Господин Андерматт дома? Будьте любезны, передайте ему, что господин Дюдуи просит его как можно скорее прибыть по адресу: бульвар Майо, 102. Срочно.

Через двадцать минут месье Андерматт уже выходил из своего автомобиля. Ему объяснили обстоятельства, при которых потребовалось его присутствие, а затем подвели к трупу. На лице его на секунду отразилось волнение, а затем тихим голосом, как будто нехотя, он произнес:

– Этьен Варен.

– Вы были с ним знакомы?

– Нет, точнее… я знал, как он выглядит. Его брат…

– У него есть брат?

– Да, Альфред Варен… Он приходил ко мне когда-то просить… я уже не помню о чем…

– Где он живет?

– Братья жили вместе, на улице Прованс, кажется.

– И вы не догадываетесь о причине, толкнувшей его на самоубийство?

– Никоим образом.

– Но почему ваша визитка оказалась у него в руке?

– Я не знаю. Очевидно, это случайность, которую объяснит следствие.

«Любопытная случайность, ничего не скажешь», – подумал я и почувствовал, что у всех присутствующих сложилось такое же мнение.

На следующий день то, что было лишь мыслью, уже публиковалось в газетах, а мои друзья, с которыми я обсуждал происшествие, высказывали такое же предположение. Главными загадками оставались семерки червей с семью проколами и визитная карточка, которые обещали пролить хоть немного света на случившееся. Только разгадав эти загадки, можно было докопаться до истины.

Но вопреки всеобщим ожиданиям месье Андерматт никак не объяснился.

– Я рассказал все, что мне известно, – повторял он. – Что вы еще хотите? Я больше других удивлен, что здесь нашли мою визитку, и вместе со всеми, жду, когда прояснится данное обстоятельство.

Но этого не произошло. Следствие установило, что братья Варен, швейцарцы по происхождению, под разными именами вели довольно бурную жизнь: посещали притоны, состояли в банде, находившей под полицейским надзором и исчезнувшей после серии ограблений, – их причастность к этим преступлениям была установлена позднее. В доме № 24 по улице Прованс, где братья Варен действительно жили шесть лет назад, об их дальнейшей судьбе ничего не было известно.

Признаться, дело казалось мне таким запутанным, что я абсолютно не верил в успех расследования и старался вовсе забыть о нем. Но Жан Даспри напротив, с каждым днем увлекался все больше. И именно он показал мне в одной иностранной газете заметку, которую перепечатывала и комментировала вся пресса:

В скором времени в присутствии Императора состоятся первые испытания подводной лодки, которые произведут революцию в характере ведения морских сражений. Место испытаний будет храниться в тайне до последней минуты, но благодаря утечки информации, мы установили название лодки: «Семерка червей».

«Семерка червей»? Случайно ли такое совпадение? Нет ли какой связи между названием подводной лодки и событиями, произошедшими со мной? Но какая связь? То, что случилось здесь, не могло иметь никакого отношения к происходящему за границей.

– Откуда вам знать? – возражал мне Даспри. – Самые несопоставимые факты часто объясняются одной и той же причиной.

Через день в газете мы уже прочитали следующие новости:

Предполагают, что механизм подводной лодки «Семерка червей», испытания которой пройдут в ближайшее время, разработан французскими инженерами. Они искали поддержку у французского правительства, но безрезультатно, затем обратились к английскому адмиралтейству, но также безуспешно. Публикуя эту новость, мы не даем гарантии ее достоверности.

Я не могу обсуждать некоторые факты чрезвычайно деликатного свойства, вызвавшие большое волнение. Однако теперь, когда всякая опасность усложнить ситуацию устранена, мне все же необходимо рассказать о статье в «Эко де Франс», наделавшей в свое время много шума и внесшей в дело о Семерке червей, как его называли, сначала некоторую ясность, а затем новую путаницу.

Привожу статью за подписью Сальватора в том виде, в каком она появилась.

Завеса тайны в деле о Семерке червей чуть-чуть приоткрылась. Мы будем кратки. Десять лет назад горный инженер Луи Лакомб, желая посвятить свое время и деньги исследованиям, ушел в отставку и снял на бульваре Майо небольшой особняк, незадолго до этого построенный и отделанный одним итальянским графом. Братья Варен из Лозанны помогали ему в исследованиях, один ассистировал, а другой искал кредиторов, и благодаря их связям Луи Лакомб познакомился с господином Жоржем Андерматтом, только что основавшим Металлургический банк.

После нескольких встреч Лакомбу удалось заинтересовать Андерматта проектом подводной лодки, над которым работал, и было решено, что, как только чертеж будет готов, банкир использует свое влияние и попытается добиться от Министерства морского флота разрешения на испытания. В течение двух лет Луи Лакомб регулярно посещал особняк Андерматта, показывая усовершенствования, которые вносил в конструкцию проекта, когда чертеж был доработан, инженер попросил банкира выполнить свое обещание. В тот день Луи Лакомб обедал в доме Андерматта. Вечером, примерно в половине двенадцатого, он ушел. С тех пор его больше не видели.

Если просмотреть газеты того времени, то можно встретить сообщения о том, что семья инженера обратилась к правосудию за помощью. Но поиски ни к чему не привели, и в итоге сошлись на том, что Луи Лакомб, слывший фантазером и неординарной личностью, никого не предупредив, отправился в путешествие. Допустим, это правда, хоть и неправдоподобно. Но возникает вопрос, важный для нашей страны: что стало с чертежами подводной лодки? Не увез ли их Луи Лакомб с собой? Не уничтожены ли они?

Расследование, которое мы провели, показало, что эти чертежи существуют, они оказались у братьев Варен. Как это произошло? Нам так и не удалось узнать этого, почему они не пытались поскорее сбыть их с рук? Возможно, братья боялись, что возникнет вопрос: как они к ним попали? Но это опасение сдерживало их недолго, и мы с полной уверенностью можем утверждать следующее: чертежи Луи Лакомба стали собственностью иностранной державы. У нас имеется переписка братьев Варен и представителя иностранного государства. В настоящее время «Семерка червей», изобретенная Луи Лакомбом, построена нашими соседями.