Арсен Люпен

– Смотрите, вон там… он переходит железнодорожный переезд.

Я бросился вперед, но меня обогнал мой помощник Массоль, который оказался отличным бегуном, и за несколько секунд значительно сократил расстояние, отделявшее его от беглеца. Вор заметил это и попытался скрыться в роще. Когда мы добрались до леса, Массоль нас уже ждал. Он решил, что не нужно преследовать преступника дальше, иначе он нас потеряет.

– Поздравляю вас, мой дорогой друг, – сказал я ему. – После такой гонки этот парень наверняка выдохся. Он у нас в руках.

Я осмотрел местность, подыскивая место, где можно арестовать беглеца без свидетелей, чтобы самому провести изъятие вещей, чего наверняка не допустили бы стражи правопорядка без предварительных неприятных расспросов. Затем вернулся к моим спутникам.

– Так вот, все очень просто. Вы, Массоль, стойте здесь, слева. А вы, Деливе, – справа. Наблюдайте отсюда за дальней опушкой, он не сможет выйти из рощи так, чтобы вы его не заметили, если только не пойдет по оврагу, где буду поджидать его я. Если он не выйдет, я пойду за ним сам и погоню к одному из вас. Вам надо только его встретить. Забыл сказать, сигнал тревоги – выстрел.

Массоль и Деливе заняли позиции, дождавшись, когда они скроются, я устремился в лес, стараясь идти осторожно, чтобы меня было не видно и не слышно. Я шел, согнувшись по узким тропкам среди густых зарослей, которые были протоптаны для охоты. Одна из тропинок привела на поляну; на мокрой траве еще сохранялись чьи-то следы. Я пошел по ним, стараясь незаметно проскользнуть сквозь лесную поросль. Следы привели меня к небольшому холмику, на котором возвышалась полуразрушенная хибара, построенная из строительных отходов.

«Он должен быть там, – подумал я. – Удачно выбрал наблюдательный пункт».

Я подобрался поближе к дому. Легкий шорох выдал присутствие беглеца, и действительно, через дверной проем я увидел, что он сидит ко мне спиной.

В два прыжка я преодолел разделявшее нас расстояние и набросился на него, беглец попытался навести на меня пистолет, который держал в руках. Но выстрелить не успел, я повалил его на землю, завел его руки за спину и коленом придавил спину.

– Послушай, парень, – я шепнул ему на ухо, – перед тобой настоящий Арсен Люпен. Ты сейчас же вернешь мне мой бумажник и сумочку дамы, а в благодарность за добровольное сотрудничество я вытащу тебя из лап полиции и разрешу стать моим другом. Одно только слово: да или нет.

– Да, – прошептал он.

– Тем лучше. Сегодня утром ты красиво обстряпал свое дело. Мы поймем друг друга.

Я отпустил беглеца, тот резко вынул большой нож из кармана и попытался ударить меня.

– Идиот! – воскликнул я.

Одной рукой я отразил удар, другой со всей силы ударил в сонную артерию, и мужчина упал как подкошенный. Я стал изучать его вещи, нашел свой бумажник с документами и деньгами, но мне было интересно, что есть еще. На конверте, который я обнаружил, было написано: Пьеру Онфрэ. Я вздрогнул от поразившей меня догадки, Пьер Онфрэ – убийца с улицы Лафонтена, в Отей! Пьер Онфрэ – мужчина, зарезавший мадам Дельбуа и двух ее дочерей. Я склонился над ним, чтобы лучше разглядеть то самое лицо, которое видел в газетах.

Время шло, поэтому я засунул в конверт две купюры по сто франков, визитную карточку и записку:

Арсен Люпен – своим коллегам Оноре Массолю и Гастону Деливье, в знак признательности.

Затем положил конверт посреди комнаты, рядом – сумочку мадам Рено. Я ведь мог и не возвращать ее замечательной попутчице, которая помогла мне? Каюсь, но я все же вынул оттуда все, что представляло хоть какую-то ценность, оставив лишь черепаховую расческу и пустой кошелек. Дело есть дело! К тому же ремесло ее мужа слишком постыдно!

Но что делать с убийцей? Он начал приходить в себя, а у меня не было желания ни спасать его, ни выносить приговор. Я забрал у него револьвер и выстрелил в воздух. «Эти двое сейчас явятся, – подумал я, – пусть сам выпутывается! Все будет так, как предначертано судьбой».

И побежал по тропинке, ведущей к оврагу. Через двадцать минут проселочная дорога, которую я заметил во время преследования, вывела меня к машине. В четыре часа я телеграфировал моим друзьям в Руан, что непредвиденные обстоятельства вынуждают отложить визит. Строго между нами, но я думаю, что после того, как им станет многое известно, этот визит придется отложить на неопределенное время. Какое жестокое разочарование для них!

В шесть часов вечера я вернулся в Париж через Иль Адам, Энгьен и ворота Бино. Из вечерних газет я узнал, что наконец удалось схватить Пьера Онфрэ. А на следующий день, – не будем пренебрегать полезными свойствами средств массовой информации, – «Эко де Франс» опубликовала следующую сенсационную заметку:

Вчера в окрестностях Бюши после многочисленных попыток Арсену Люпену удалось арестовать Пьера Онфрэ. Недавно убийца с улицы Лафонтена по пути из Парижа в Гавр ограбил мадам Рено, жену заместителя начальника управления тюрем. Арсен Люпен вернул мадам Рено сумочку, в которой лежали ее драгоценности, и щедро наградил двух полицейских агентов, оказавших ему помощь в осуществлении этого драматического ареста.

Колье королевы

Несколько раз в год по случаю больших торжеств, таких как балы в австрийском посольстве или вечера у леди Биллингстоун, графиня де Дре-Субиз украшала свои белоснежные плечи знаменитым колье королевы.

Это было то самое знаменитое колье, которое придворные ювелиры Бомер и Бассанж изготовили для графини Дюбарри; в дальнейшем кардинал Роган-Субиз намеревался преподнести его королеве Франции Марии-Антуанетте, а авантюристка Жанна де Валуа, графиня де Ламотт, вместе со своим мужем и их сообщником Рето де Вилеттом разобрала колье на части февральским вечером 1785 года.

По правде говоря, подлинной в колье оставалась только оправа. Рето де Вилетт сохранил ее, тогда как господин де Ламотт и его жена – сущие варвары – промотали великолепные драгоценные камни из оправы, так искусно подобранные Бомером. Позднее, в Италии, Рето де Вилетт продал оправу Гастону де Дре-Субизу, племяннику и наследнику кардинала, который спас дядю от разорения, вызванного скандальным банкротством дома «Роган Гемене», и в память о своем высокопоставленном родственнике выкупил несколько бриллиантов, оказавшихся в коллекции английского ювелира Джеффриса, дополнил их другими, такого же размера, но значительно меньшей ценности, и сумел воссоздать чудесное «колье, попавшее в рабство» в первозданном виде, то есть таким, каким оно выглядело в руках Бомера и Бассанжа.

Почти целый век род Дре-Субизов гордился этой драгоценной исторической реликвией. И несмотря на то что в силу ряда обстоятельств состояние семьи заметно уменьшалось, владельцы колье не желали продавать сокровище королей, предпочитая сокращать штат прислуги. Последний граф де Дре-Субиз дорожил им так, как дорожат наследием предков. В целях предосторожности он хранил его в банковской ячейке. Когда жена собиралась надеть колье, он отправлялся в банк, забирал его, а на следующий день возвращал обратно.

В тот вечер, на приеме в посольстве графиня произвела фурор; сам король Кристиан, в честь которого было устроено торжество, обратил внимание на ее необыкновенную красоту. На изящней шее сияли драгоценные камни. В лучах света бриллианты сверкали и переливались тысячами огней. Казалось, ни одна другая женщина не сумела бы с таким изяществом и благородством носить на шее столь драгоценную ношу.

Это был двойной триумф, и граф де Дре насладился им сполна, а когда супруги вернулись в свой старый особняк, расположенный в предместье Сен-Жермен, и вошли в спальню, граф откровенно торжествовал. Он гордился своей женой и драгоценным колье, приносящим славу уже четвертому поколению в его роду. Жена чуть сдержаннее выражала свою радость, что, конечно, свидетельствовало о ее гордом нраве.

Довольно неохотно она сняла колье и протянула мужу, который с восторгом рассматривал сокровище, будто раньше не видел его. Затем, положив реликвию в красную кожаную шкатулку с гербом кардинала, граф прошел в гардеробную. Как всегда, хозяин спрятал шкатулку на самой высокой полке среди шляпных коробок и стопок чистого белья. После этого закрыл дверь и разделся.

Утром граф встал около девяти часов, чтобы до завтрака сходить в банк. Он оделся, выпил чашку кофе и спустился в конюшню, отдал ряд распоряжений, а затем вернулся к жене.

Графиня недавно проснулась, горничная помогала ей укладывать волосы.

– Вы уходите? – спросила она мужа.

– Да, по нашему делу.

– О, конечно, так надежнее…

Граф вошел в гардеробную, но через несколько секунд без особого удивления спросил:

– Вы взяли его, дорогая?

– Что? Нет-нет, я ничего не брала, – ответила жена.

– Вы его переложили.

– Вовсе нет, я даже дверь гардеробной не открывала.

Побледневший граф появился на пороге и еле слышным голосом пробормотал:

– У вас его нет? Это не вы? Тогда…

Графиня подбежала к нему, и они стали лихорадочно искать пропажу, бросая коробки на пол и расшвыривая горы белья. Граф все время повторял:

– Бесполезно… все, что мы делаем, бесполезно. Я положил его вот сюда, на эту полку.

– Вы могли ошибиться.

– Нет, сюда, на эту полку, и ни на какую другую.

Они зажгли свечу, потому что в этой комнатке было довольно темно, вынесли белье и убрали все вещи, загромождавшие помещение. Когда в кабинете ничего не осталось, они с отчаянием признали тот факт, что знаменитое колье, «колье королевы, попавшее в рабство», исчезло.

Решительная по характеру графиня, не тратя времени на бесплодные сожаления, послала за комиссаром полиции господином Валорбом, проницательность и здравомыслие которого супруги уже имели возможность оценить. Его ввели в курс дела, подробно рассказав обо всем, и он тут же спросил:

– Уверены ли вы, господин граф, что никто не мог проникнуть ночью в гардеробную через вашу спальню?

– Абсолютно уверен. У меня очень чуткий сон. Более того, дверь спальни была заперта на щеколду. Сегодня утром, когда жена вызывала горничную, мне пришлось отодвигать ее.

– А нельзя ли проникнуть в комнату каким-нибудь другим путем?

– Невозможно.

– Окна нет?

– Есть, но оно загорожено.

– Я хотел бы это проверить…

Зажгли свечи, и месье Валорб тут же указал на то, что окно лишь до середины было загорожено буфетом, который к тому же был не очень плотно прижат к раме.

– Он стоит так близко у окна, что его невозможно сдвинуть без шума, – возразил месье де Дре.

– А куда выходит это окно?

– Во внутренний дворик.

– А под вами есть еще этаж?

– Два этажа, но на уровне комнат для прислуги установлена решетка в мелкую сетку, отгораживающая их от дворика. Вот почему у нас так мало света.

К тому же, когда отодвинули буфет, оказалось, что окно закрыто, а этого не могло быть, если бы кто-то пролез в комнату снаружи.

– Если только этот кто-то не вышел через нашу спальню, – заметил граф.

– Но в таком случае она не была бы заперта на щеколду.

Комиссар подумал с минуту, затем, обернувшись к графине, спросил:

– Мадам, было ли известно вашему окружению, что вы собирались надеть это колье вчера вечером?

– Конечно, я этого не скрывала. Но никто не знал, что мы прячем его в гардеробной.

– Никто?

– Никто… За исключением разве…

– Прошу вас, мадам, уточните. Эта деталь – одна из важнейших.

– Я подумала об Анриетте, – сказал графиня мужу.

– Анриетта? Она знает об этом не больше других.

– Ты в этом уверен?

– Кто эта дама? – спросил месье Валорб.

– Мы дружили в пансионе, она прекратила общение со своей семьей, потому что вышла замуж за простого рабочего. После смерти ее мужа она живет вместе с сыном у нас. Анриетта оказывает мне кое-какие услуги. Руки у нее золотые.

– На каком этаже она живет?

– На нашем, в конце коридора… Кстати, кажется… окно ее кухни…

– Выходит на этот дворик, не так ли?

– Да, как раз напротив нашего окна.

После этого заявления наступила короткая пауза. Затем месье Валорб попросил проводить его к Анриетте, которую застали за шитьем, рядом с ней читал книгу малыш шести-семи лет. Комиссар удивился бедно обставленному жилищу, которое состояло из одной комнаты без камина и маленькой ниши, заменяющей кухню. Сообщение о краже, по всей видимости, поразило ее. Накануне вечером она лично одевала графиню и застегивала колье у нее на шее.

– Господи Боже! – воскликнула она. – Кто бы мог подумать!

– А вам на ум ничего не приходит? Ни малейшего подозрения? Не исключено, что преступник пробрался в дом через вашу комнату.

Она от души рассмеялась, даже мысли не допуская, что на нее может пасть хоть тень подозрения.

– Но я не покидала своей комнаты, я ведь никуда не хожу. К тому же разве вы не видели?

Она открыла окно в нише.

– Посмотрите, до подоконника напротив тут не меньше трех метров.

– Кто вам сказал, что по нашей версии кража совершена там?

– Но… разве колье находилось не в гардеробной?

– Откуда вам это известно?

– Я всегда знала, что на ночь колье кладут туда. Об этом говорили в моем присутствии.

Вдруг выражение ее лица сменилось страхом, как будто она почувствовала, что над ней нависла угроза. Анриетта притянула сына к себе.

– Надеюсь, – сказал господин де Дре комиссару, когда они остались одни, – вы ее не подозреваете? Я ручаюсь за нее. Это сама порядочность.

– Полностью разделяю ваше мнение, – заверил ее месье Валорб. – Я лишь подумал, что она могла неосознанно помогать преступнику.

Расследование шло полным ходом: допросили слуг, проверили щеколды, провели следственный эксперимент – мог ли преступник залезть в гардеробную через окно, обследовали двор снизу доверху… Все было бесполезно. Щеколда оказалась в полном порядке, а с улицы окно невозможно было ни открыть, ни закрыть.

Особенно тщательно проверяли Анриетту, так как, несмотря ни на что, все дороги приводили к ней. Ее жизнь изучали досконально, было установлено, что за последние три года она выходила из дома не более четырех раз, и всегда за покупками. Анриетта служила горничной и портнихой у мадам де Дре, которая обращалась с ней чрезвычайно сурово, о чем свидетельствовали тайные показания прислуги.

– Впрочем, – говорил следователь, пришедший через неделю к тому же заключению, что и комиссар, – если бы личность виновного и была установлена, чего не произошло, все равно неизвестно, каким способом была совершена кража. Двойная загадка, ведь были закрыты двери и окно. Как вор ухитрился проникнуть внутрь? Как сумел улизнуть, оставив за собой закрытую на щеколду дверь и запертое окно?

После четырех месяцев расследования следователь пришел к следующему выводу: месье и мадам де Дре, испытывая денежные затруднения, продали колье королевы. И закрыл дело.

Кража драгоценного украшения нанесла супругам Дре-Субиз удар, от которого они долго не могли оправиться. Кредиторы перестали выдавать ссуды под залог колье, а заемщики стали более требовательны и менее щедры. Супруги принимали срочные меры, закладывали и продавали оставшиеся ценности, их ожидало разорение, если бы не спасительное наследство, полученное от двух дальних родственников.

Аристократическая гордость Дре-Субиз была уязвлена, над их родом нависла тень клеветы. Графиня ненавидела и обвиняла во всех несчастьях свою прежнюю подругу по пансиону. Сначала ее переселили на этаж, где жили слуги, затем прогнали совсем.

Интересен один факт, через несколько месяцев после ухода Анриетты от нее пришло письмо, чрезвычайно удивившее графиню:

Мадам!

Не знаю, как благодарить Вас. Это от Вас пришли деньги? Никто другой не знает о моем уединении в этой маленькой деревушке. Если я ошибаюсь, извините меня, и я благодарна за Вашу доброту в прежние времена…

Что означали эти слова благодарности? Графиня потребовала объяснений, и Анриетта ответила, что получила по почте письмо, в котором лежало две купюры по тысяче франков. На конверте был парижский штамп и адрес, написанный явно измененным почерком.

Откуда взялись эти две тысячи франков? Кто их послал? Полиция попыталась это выяснить. Анриетта каждый год на протяжении шести лет стала получать письма, с той только разницей, что на пятый и шестой год сумма удвоилась. Администрация почты попыталась изъять письмо под предлогом неправильного оформления отправки, но уже следующие были отосланы как положено, первое – из Сен-Жермена, второе – из Сюрени. Отправитель сначала подписался фамилией Анкета, затем – Пешар. Обратные адреса, указанные на конверте, оказались ложными. Спустя шесть лет Анриетта умерла, а загадка так и не была разгадана.

Описанные события широко известны, такое громкое ограбление не могло не привлечь общественное мнение. Однако то, что я сейчас поведаю, никому не известно, за исключением заинтересованных лиц, которых граф попросил сохранять все в строжайшей тайне. Рано или поздно они проболтаются, потому я без угрызений совести приоткрываю завесу тайны и даю вам ключ к разгадке тайны необыкновенного письма, опубликованного в газетах позавчера утром, которое добавило еще больше путаницы и таинственности к загадочным обстоятельствам истории.

Произошло это пять дней назад. Среди гостей, приглашенных на завтрак к господину Дре-Субизу, были кузина с его племянницами, председатель суда Эссавиля депутат Боша, итальянец Флориани, с которым граф познакомился в Сицилии, и генерал маркиз де Рузьер, старый друг семьи.

После трапезы дамы пили кофе, а мужчинам решили выкурить по сигаре, завязался разговор, который затронул истории самых загадочных и знаменитых преступлений. Месье де Рузьер, никогда не упускавший случая подразнить графа, напомнил о ненавистной для него истории с колье. Каждый из присутствующих предложил свою версию случившегося. Разумеется, все они противоречили друг другу и были одинаково неправдоподобны.

– А вы, месье, что думаете о краже колье? – обратилась графиня к Флориани.

– Я ничего не думаю, мадам.

Флориани только что в красках рассказал несколько историй о том, как они вместе с отцом, палермским судьей, разбирались в сложных и запутанных делах.

– Да, мне удавалось преуспеть там, где заходили в тупик истинные знатоки своего дела, но из этого вовсе не следует, что я Шерлок Холмс. Кроме того, мне почти ничего не известно об этом деле, – заявил он.

Все повернулись к хозяину дома, который нехотя изложил факты. Итальянец выслушал, после чего задал несколько вопросов и пробормотал:

– Странно… но на первый взгляд загадка кажется мне не такой уж неразрешимой.

Граф пожал плечами, а остальные обступили кавалера, который продолжал:

– Обычно для того, чтобы найти преступника, нужно понять, как была совершена кража. В данном случае есть только одна реальная версия, которая заключается в следующем: преступник проник в гардеробную через спальню или через окно. Однако запертую на щеколду дверь снаружи не откроешь, значит, он пролез через окно.

– Оно было закрыто, и следствие подтвердило это, – заявил месье де Дре.

– Для этого, – продолжал Флориани, не обращая внимание на то, что его перебили, – ему надо было сконструировать мостик от кухонного балкона до подоконника, и когда шкатулку…

– Но я вам повторяю: окно было закрыто! – в нетерпении воскликнул граф.

На этот раз Флориани ответил с полнейшим спокойствием человека, которого ничуть не смущает столь незначащее возражение.

– Я допускаю, что оно было закрыто, но разве там не было форточки?

– Откуда вы это знаете?

– Во-первых, почти во всех особняках похожей постройки окна с форточками. И потом, она должна быть, иначе кража просто необъяснима.

– Форточка действительно существует, но она тоже была закрыта. Никто на нее и внимания не обратил.

– Это ошибка. Если бы ее осмотрели, то обнаружили бы взлом.

– Но как?

– Я предполагаю, что эта форточка открывается при помощи металлической проволоки, на конце которой имеется кольцо, не так ли?

– Да.

– И это кольцо висело между оконной рамой и буфетом?

– Да, но я не понимаю…

– Вот. Через щель, проделанную в окне, легко было просунуть железную палочку с крючком на конце, подцепить кольцо и открыть форточку.

Граф засмеялся:

– Великолепно! Браво! Но вы забыли, дорогой друг, лишь об одном: в окне не было щели.

– Щель была.

– Полноте, мы бы увидели ее.

– Чтобы увидеть, надо приглядеться, но никто этого не сделал. Щель есть.

Граф встал, взволновавшись до предела. Нервным шагом он несколько раз прошелся по гостиной и, подойдя к Флориани, сказал:

– С того дня мы ничего не меняли, и никто больше не входил в гардеробную.

– В таком случае, месье, вы можете убедиться, что мои предположения верны.

– Они не совпадают ни с одним фактом, установленным следствием. Вы ничего не видели, ничего не знаете и утверждаете абсолютно противоположное выводам, сделанным следствием.

Флориани, не замечая раздражения графа, с улыбкой сказал:

– Месье, я просто выдвинул гипотезу, если я ошибаюсь, докажите это.

– Докажу, и безотлагательно… Признаюсь, ваша самоуверенность…

Месье де Дре пробормотал еще несколько слов, затем покинул комнату. После его ухода не прозвучало ни слова. Все застыли в напряженном ожидании, как будто в самом деле вот-вот приоткроется завеса тайны. Наконец в дверном проеме появился бледный и возбужденный граф. Дрожащим голосом господин де Дре сказал своим друзьям:

– Прошу прощения… версия, рассказанная господином Флориани, столь неожиданна… никогда бы не подумал…

Жена, сгорая от нетерпения, перебила его:

– Говори, умоляю тебя… что там?

– Щель существует… – пробормотал он, – она между стеклом и рамой.

Вдруг он схватил Флориани за руку и сказал ему повелительным тоном:

– А теперь, месье, продолжайте! Признаю, что до сих пор вы были правы; но как по-вашему все произошло?

Флориани осторожно высвободился и через секунду произнес:

– Так вот, произошло следующее: преступник знал, что мадам де Дре наденет колье на бал, и во время вашего отсутствия перебросил мостик. Он наблюдал за вами в окно, так он узнал, куда вы прячете колье. Едва вы ушли, он проделал щель и потянул за кольцо.

– Допустим, но как он открыл окно?

– Он мог пролезть через форточку.

– Невозможно: не бывает мужчин такой комплекции, чтобы пролезть через эту форточку.

– Значит, это не мужчина.

– Что?

– Если отверстие слишком маленькое для мужчины, значит, это был ребенок.

– Ребенок?!

– Вы говорили, что у Анриетты был сын?

– Да, его звали Рауль.

– Вполне вероятно, что Рауль и совершил кражу.

– Как вы это докажете?

– Доказательств хватает. Вот, например…

Он задумался на несколько секунд, затем продолжил:

– Трудно поверить, что ребенок мог принести и унести мостик так, чтобы никто этого не заметил. Он использовал то, что было под рукой. В нише, где Анриетта готовила пищу, наверняка висели полки, на которых хранились кастрюли.

– Две полки, если не ошибаюсь.

– Предполагаю, что Рауль снял полки, связал их между собой. Если в комнате была плита, то предполагаю, что мы найдем еще и кочергу, которой он мог воспользовался, открывая форточку.

Не сказав ни слова, граф вышел, но, в отличие от предыдущего раза, присутствующие не ощутили ни малейшего волнения перед неизвестностью. Они знали, что предположения Флориани верны. От него исходила такая уверенность, что все верили ему, как будто он рассказывал о происшествии, в достоверности которого никто не сомневался.

И никто не удивился, когда граф снова объявил:

– Это и вправду мог сделать ребенок.

– Что вы обнаружили?

– Полки сняты со стены… в комнате лежит кочерга.

Мадам де Дре-Субиз воскликнула:

– Вы хотите сказать, что это его мать, Анриетта, заставила своего сына совершить преступлени?

– Нет, – возразил итальянец, – мать здесь ни при чем.

– Полноте! Они жили в одной комнате, ребенок не мог ничего сделать втайне от Анриетты.

– Они жили в одной комнате, но все произошло ночью, когда мать спала.

– А колье? – спросил граф. – Его могли найти в вещах мальчишки.

– Он выходил из дома тем утром. Вы застали его за письменным столом, когда он уже вернулся из школы, и правосудию, вместо того чтобы тратить энергию на допросы невинной матери, стоило бы сосредоточиться на поисках колье среди школьных учебников.

– Пусть так, но разве две тысячи франков, которые Анриетта получала каждый год, не доказательство того, что она сообщница?

– Зачем тогда она благодарила вас за деньги? И кроме того, за ней ведь следили, не так ли? Ребенок мог свободно передвигаться, он мог добраться до ближайшего городка, сговорившись с каким-нибудь перекупщиком, и продать тому за мизерную цену несколько бриллиантов… Главным условием было то, что деньги должны быть посланы из Парижа.