Нулевой экземпляр. Часть 1. Пепел

Первые кадры были сделаны из-под крыши здания. Голос, прорываясь сквозь шум окружения, говорил следующее: «Я вам сейчас расскажу легенду об этом интересном месте. Мы находимся на крыше одного из корпусов Старолесской психиатрической больницы. До Нерска тут километров сорок. До Старолесска всего пара километров. Вход есть только через крышу. Остальные возможные пути проникновения заварены. Нас четверо. Забрались мы сюда по деревянной лестнице, оставленной местными жителями. И где-то здесь спуск в помещение». В кадре после этих слов появляется лаз в полу, ведущий на верхний этаж здания. Человек с камерой сообщил: «Вот и спуск. Снимать продолжу, как будем уже внутри».

Фонарь освещал облупившиеся стены, в кадр время от времени лезли фигуры людей. Голос продолжал рассказывать историю этих стен:

«Эта лечебница функционировала примерно с пятидесятых годов. И закрылась, предположительно, в восемьдесят втором, хотя слово «закрылась» не совсем подходит к этой легенде. Правильно будет сказать, её работа оборвалась в один день. По легенде, от всех осталась лишь одежда и пепел, хотя пожара в здание не было. И следов огня на одежде не обнаружено. Вообще, с этим местом связано много загадочных историй. Так, например, как самая известная из них о докторе, который ставил здесь свои опыты на пациентах. Стандартная, кстати, история для подобных мест. И по легенде, он был немец. Или поляк. Кто как считает. Говорят, это он всех убил, а сам бесследно исчез».

Долгий и грязный коридор с одного боку имел около десятка небольших помещений с высокими потолками. В белой плитке отражалось пятно фонаря.

«И когда лечебница функционировала, проверка выявила факт заражения неизвестным вирусом, и, как следствие массового захоронения пациентов. Я, правда, точно не могу сказать, где их похоронили. Ещё пока не нашёл. Тут, кстати, в каком-то крыле есть крематорий. Было дело, здание хотели восстановить для продолжения работы… ну… после расследования, но пропали двое полицейских. Потом пропало ещё много людей. А те, кто вернулся, рассказывали о вещах, в которые трудно поверить. Помимо чьей-то одежды они находили следы крови, обглоданные кости и человеческие черепа. Слышали странные звуки, искажённые голоса, крики, топот и всё в таком же духе. Некоторые даже вроде видели силуэты детей. Не детей, а именно их движущиеся силуэты. И ещё, сразу несколько очевидцев утверждали, что видели чёрную фигуру, с какой-то заострённой, изогнутой арматурой. Ещё пара человек клянётся, что видели тут самих себя, словно отражение в зеркале. Только, это было вовсе не отражение.

Вот, например, есть история, которая случилась несколько лет назад, объясняющая, почему же всё-таки закрыли входы в эту больницу. Было лето. Двое друзей, гуляющих по лесу, услышали крики о помощи, которые доносились со стороны лечебницы. Ну, они и решили помочь. Подошли, а криков не слышно. Решили, что дело совсем плохо, от того и полезли внутрь. Искали, искали и в какой-то момент услышали еле слышный, шаркающий звук. Естественно, пошли посмотреть. Шли на звук и вышли в это помещение, похожее на столовую, как я думаю».

На экране появилась комната, на этот раз украшенная тёмно-зелёным кафелем. Ровно посередине, словно перетекая из потолка в пол, вырос массивный столб.

«Только представить можно их лица, когда они увидели вокруг столба кровавый круг, нарисованный телом какого-то человека. По их словам, это уже и человеком нельзя было назвать. Просто кусок мяса. Звук образовывался от того, что оно, по неизвестным причинам, медленно наматывало круги вокруг этого столба».

Человек вышел из помещения, привычные виды облезлой больницы вернулись в кадр.

«Они рванули к выходу, но на улицу выбежал лишь один из них. Второго долго не было. Тот, что выбежал, разумеется, не рискнул вновь идти в здание и принялся звать друга. Звал его, звал. Ну, тот и пришёл. Из окна второго этажа. Весь оборванный, обглоданный и без одной руки. Ну и что в итоге… Товарищ его, до смерти напуганный, прибежал в участок, запыхавшийся весь, пытается рассказать о случившемся, особые приметы еле выговаривает. Говорит, тот был в рубахе в клеточку, синих шортах, заикался. Отправились его искать. Ничего не нашли. Ни его, ни круга кровавого. В итоге и решили закрыть все входы. Приехала бригада, начала работу. И подходит к ним парень. В синих шортах. В рубахе в клетку. И заикающимся голосом просит не закрывать вход, потому что якобы там внутри его друг. Они там всё перешерстили, так никого и не нашли. И парня этого больше не видели. Но работу свою всё-таки доделали. Вот такая вот история. Верить в неё или нет – дело ваше.

Или вот ещё одна. Ещё до того, как отсюда все пропали, работала тут молодая девушка. Она познакомилась с мужиком одним… было это начало восьмидесятых. Он был немного старше её… а он занимался тут… могилы капал. И у него была лопата, на которой он крестиками помечал вскопанные им могилы. В общем, они весьма тесно познакомились, и она родила ему двух сыновей. Близнецов. Через пару лет она собиралась выйти из декрета и продолжить работать в лечебнице, но муж настоял на том, чтоб она уволилась и нашла работу ближе к городу. Желательно недалеко от дома. Она устроилась в цветочный магазин. И вот восемьдесят второй год, в лечебнице все пропадают, а она, естественно, вся в горе. И так ей трудно было растить двух сыновей, а теперь и их отец пропал. Ну, ей, короче, и принесли его одежду, найденную в больнице, с биркой его имени. Отдали ей, разумеется. И всё вроде улеглось. Дети растут, она, как может, воспитывает их. Там сад, потом школа. Проходит десять лет. Она всё работает в цветочном магазине. А потом горожане начали замечать, что она стала уходить на обед на пару часов. И в конце концов, узнали, что по вечерам, или на обеде, а иногда даже ночью, ходит к больнице. А идти сюда… ну, сами знаете. И ходила сюда, чтобы… рыть землю. Вот, прямо так, руками. Приходит и роет, роет. Пытались с ней поговорить, отвечает, что ничего такого не делает, и даже смотрит на тех, кто спрашивает, как на полных идиотов. И в какой-то день… дети не пришли в школу. Она, соответственно, не вышла на работу. Вызвали директора магазина. Тот магазин значит открыл, а там и цветов почти нет. И стали её искать. И знаете, нашли. Возле этой больницы. В одной из четырёх вырытых ею могил. В одной – она, в другой – одежда мужа, а в двух оставшихся – двое сынишек. Разумеется, все мёртвые. Все лежат на цветах, а рядом с могилами лежит лопата, полностью покрытая крестами. И знаете, что? Могилы эти до сих пор в лесу найти можно, они тут не далеко… в самом начале кладбища вырыты».

Звук шагов резал тишину пустых комнат. Видео один раз прервалось на бесцветную рябь. С началом нового кадра голос оператора звучал куда тяжелее, чем прежде. Обстановка немного поменялась.

«Слышите? Насколько я понимаю, звук идёт прямо отсюда».

Человек мягко подошёл к огромному железному ящику с изображением молнии.

«Звук, как от генератора, но ящик пустой».

Пройдя шкаф распределительного устройства, человек вошёл в достаточно просторное помещение с высокими потолками. Узнаваемая белая плитка покрывала большую часть стен.

«Вот отсюда звук», – сказал голос. Но через какое-то время он добавил: «Нет. Звук не отсюда идёт. Тут его даже не слышно».

В следующем кадре обстановка заметно изменилась, потолок стал ниже, стены поменяли свой цвет на чёрный глянцевый. Луч фонаря оставлял свет на парящих в воздухе частицах.

«Пепел видно. Это пепел. Но звука никакого здесь нет», – не громко сообщил голос.

Спустя десять секунд лампа в устройстве начала моргать, до тех пор, пока оно не выключилось окончательно. Голос нервно произнёс:

«Парни, у меня фонарь погас. Эй… парни? Блять, ребята, я же сказал никуда от меня не отходить!»

Фонарь снова заработал. Человек с камерой принялся обходить здание, меняя одно помещение за другим. Голос его стал более гневным.

«Да вы чё, издеваетесь?!» – возмущённо сказал он, проходя вдоль разрисованных стен. Его обувь задевала баллончики с краской, издавая характерный шум.

Звук ролика прервался. Последний кадр остался висеть на экране, изредка вздрагивая в полной тишине. После него видео внезапно продолжилось. Человек дышал так тяжело, будто пробежал перед этим несколько километров.

«Их нигде нет. А ещё я, кажется, услышал чей-то крик», – с трудом пытался объяснить голос.

«Я всё-таки надеюсь, что это – тупой розыгрыш. Но как они так тихо и быстро спрятались?»

Помещение вновь сменилось. В бетонном полу его расположился неприметный в темноте открытый люк. Грязные стены были украшены редкими граффити с повторяющимся рисунком. Человек начинал немного нервничать, речь его прерывалась.

      «Я опять… слышал… крик. Он доносился откуда-то отсюда. Сейчас главное… не оступиться… и не свалиться вниз. Следов крови… нету. Похоже, здесь никого… нет».

Человек медленно шагал в сторону входа в очередную комнату с плиткой. На этот раз она была покрыта тёмными пятнами.

«Я думаю, что мне пора… на выход. Я не помню… всё плохо. Это… тут где-то… выход. Но этот шум… Зачем я тут…»

Пятна только казались чёрными. Издалека. Вблизи они стали сначала багровыми, а потом и вовсе алыми. Пол был измазан полностью, стены – частично. Отпечатки ладоней и, скорее всего, других частей тела. Точнее тел, кусками которых был усыпан красный бетон. И, судя по лохмотьям это были его сопровождающие.

«Привет», – раздался детский голос из угла этой скотобойни. Человек навёл объектив в сторону, но камера полетела в стену, захватив лишь тёмный силуэт, стоящий в дверях. Над дверью табличка с надписью: «Запасной выход». Её Вадим разглядел уже позже, пытаясь всмотреться в очертание ребёнка. Если это был ребёнок, конечно. Скорее всего, нет. После, видеоряд завершается уже знакомой рябью.

Вот тебе Вадим и больница. Во всей красе. Веришь, что это не шутка? Не подделка? А поверить тебе придётся, Вадим. Скоро ты во всё поверишь.

Несколько сообщений от Савы были на тему отснятого видео в доме Никитина. Он попытался проанализировать и разобраться, не может ли это быть до миллиметра выверенным розыгрышем. И вроде как всё можно объяснить, но только не удар ножом и не последующее его исчезновение. Сава всё это понимал. Он вроде как верил… Хотя, какая-то малая часть Вадима и сама не верила в то, что это на самом деле с ним приключилось. Да и не верь, Вадим. Не верь. Скоро всё равно начнёшь во всё верить. Прямо так, без разбора. В бога, в сатану, в пришельцев и макаронного монстра. Подожди немного. Самую малость.

Глава 15.

«Сон или реальность».

Город Нерск. Май 2018г.

Позвонив Маргарите Осиповной, Вадим договорился о встрече. На все волнующие её вопросы он обязался ответить ей лично. Так и так идти, чего терять время на телефонный трёп.

Ближе к полудню Верстаков вышел из дома и вместо лифта решил спуститься по лестнице. Примерно на пятом этаже он почувствовал запах. Пахло супом. Так и захотелось выяснить ту квартиру, жильцы которой решили позволить себе подобную роскошь и попросить пригласить его на обед. Питался Вадим неважно. А суп любил. Даже рыбный. А грибной так это вообще верх волшебства. И тогда он решил, что надо на обратном пути пройти через рынок и купить всё, что необходимо. И тогда будет суп.

Больница находилась в паре кварталах от дома, за железнодорожным переездом, за деревянными домами, гаражами и теплотрассой. Не так уж и далеко. Маргарита Осиповна ждала у крыльца.

– Вадимка. Живой. Слава богу живой, – прислонив ладонь к носу, прошептала женщина.

– Что со мной сделается? – улыбнулся Вадим.

– Не известно, где бродишь, ползаешь, всё что угодно может с тобой сделаться, – слёзно протянула она, обнимая обескураженного парня.

– Да всё нормально. Всё нормально. Как она?

– Она то в полном порядке, ты сам как? Ты Мише ведь ничего не рассказал. А я волновалась. Ну тогда-то понятно, шок был. Сейчас можешь всё рассказать? Мне.

– Да понимаете, я хотел знакомого проведать, а там в дом кто-то пробрался. Ну и вышла, знаете… ну, потасовка небольшая. Успел меня ранить, а сам сбежал. Ничего особо страшного, царапина, не более.

– Так, а знакомый где?

– Не знаю. Понятия не имею. Звоню ему вторую неделю, а он трубку не берёт.

Вадим соврал. Конечно, он никому не звонил. Звонить было некуда. Но проговаривая это, Верстаков обдумывал один момент. Михаил. Он ведь приехал за ним на машине. По той единственной дороге, которая была просто завалена телами. И он тоже ничего не заметил. Один человек не заметил – невнимательность, два человека не заметили – уже странность.

– Небось и из полиции приходили? – не унималась женщина, – Спрашивали, как всё случилось?

– Конечно. Вчера ездили с ними на место, где всё случилось, – безразлично ответил Верстаков, глядя по сторонам, – Маргарита Осиповна, вы говорили, Что Даше плохо было. А что было тогда?

– Ой, Вадимка, что было. Ужас страшный, что с ней было. Кричала, за живот хваталась, к себе подойти не давала. Всё про нож говорила, что в животе нож. Вадим?

– Что? – удивился Верстаков.

– Мне кажется, у вас какая-то связь, – прошептала женщина.

– Думаете?

– Уверена. Если ты не покажешь куда тебя ударили, то я наверняка сама тебе покажу.

Маргарита Осиповна поднесла руку к левому боку Вадима, но не дотронулась. Тот машинально отодвинулся.

– Да. Именно сюда. Она здесь и показывала?

– Не показывала. Она достать пыталась. Вытащить из себя нож. Мы так растерялись, ты бы знал, – сказала женщина, театрально прислонив руку к груди.

– Я могу её сейчас увидеть?

– Да, разумеется. Пойдём.

Маргарита Осиповна сделала приглашающий жест рукой, после которого открыла массивную дверь с мутным толстым стеклом. Они зашли в помещение и, пройдя огромный коридор, попали внутрь детского отделения, на стенах которого выделялись мультяшные зверюшки.

Палату под номером «142» Вадим хорошо знал по изображению пузатого волка из старого известного мультфильма. Большой ключ дважды провернулся в замке. Верстаков первым прошёл в светлое помещение с двумя кроватями. Одна из них всегда была пустой, а на второй, повернувшись на бок, лежала его младшая сестра. Вадим посмотрел на Маргариту Осиповну, заходящую следом, но ничего не сказал. Он только подошёл к кровати, присел на край и положил руку на плечо Даше. Та упорно смотрела в стену, не желая его замечать.

– Дашка, – прошептал Вадим.

– У? – ответила ему сестра.

– Что у? Как ты себя чувствуешь?

– Чувствую.

– Даша… Даш… Тебе не больно уже?

– Больно.

– Где больно?

– Там, где и тебе.

– А почему? – спросил Вадим, переводя взгляд с сестры на Маргариту Осиповну. Стоящая в дверях женщина вдруг поняла, что является лишней, и вышла в коридор.

– Даш, почему? Даша? Ты чувствуешь всех этих людей? Ты понимаешь, что они все в твоей голове? В тот момент, когда ты их чувствуешь, осознаёшь ли ты, что это ты? Поговори со мной.

Даша молчала. По ней было видно, что она недавно пережила настоящий стресс и разводить беседы желания не имеет. Хотя, спустя пару секунд всё же немного оживилась.

– Вадя… а ты нашёл его, да?

– Кого? – удивился брат.

– Значок этот. Ну, как его… медальон хранителя.

– Медальон кого? Ты это про тот медальон?

– Я это про медальон хранителя. Ты не должен был его оставлять.

– Оставлять? В смысле себе?

– В смысле дома, – сказала Даша, переводя взгляд от стенки на брата.

– А… почему? Что он такое?

– Он важная вещь. Носи с собой и никому не давай. Вообще никому, – предупредила сестра, но потом добавила: – Кроме меня.

– Тебе надо его принести? – улыбнулся Вадим.

– Да. Надо. И тогда я смогу рассказать тебе что-нибудь. Сейчас я просто ничего не хочу.

– Хорошо. Хорошо. Я тебе его завтра принесу. Обязательно.

– Хорошо, – тихо сказала Даша, отворачиваясь обратно к стене.

– Эмм, Даша… а ты… кроме меня видишь ещё кого-то? Ну, в последнее время.

– Никого. Сейчас уже никого.

– А давно?

– А давно много.

– Слушай, а помнишь…

– Вадя. Дай мне поспать. Я хочу просто отдохнуть немного.

– Ладно, я понимаю. Ничего. Потом спрошу. Потом…

Вадим был просто очарован складной речью сестры. Будто не слушал несколько лет подряд эти запинки и заикания, в попытке увязать не подходящие по смыслу слова. Для себя он решил, что будет чаще навещать Дашу, ведь никакой её вины в том, что они остались одни, не было. А она, между прочим, единственный его родной человек в этом мире. И завтра он обязательно придёт с медальоном и покажет ей. И с удовольствием послушает мнение о загадочном медальоне хранителей. Или как там она сказала…

В палате стало прохладно. Вадим взял за руку сестру. Ладонь была горячей. Сама она спокойно дышала, прикрыв глаза. Так он сидел несколько минут. В какой-то момент в палате резко погас свет, но также мгновенно стал загораться снова. Вадим посмотрел на лампы дневного освещения, свисающие с потолка. Странно. Они ведь были выключены, когда он сюда зашёл. Зачем они нужны, когда на улице во всю… ночь. Ночь? Вадим отпустил Дашину руку и направился посмотреть в окно, но кроме сумрака и своего кривого отражения ничего разглядеть не сумел. Свет погас и снова, мерцая и издавая тонкое цыканье, вновь стал загораться обратно. Тогда Вадим решил, что пора уходить и повернулся к Даше, чтобы сообщить ей об этом. Кровать была пуста. Даши в палате не было. И всё бы ладно, но бельё было аккуратно заправлено. Верстаков оцепенел. И ведь палата была совершенно другая. Свет снова пропал, но, похоже, на этот раз и не думал возвращаться. А потом тихонько зашелестели стены. Все разом. Будто тысячи рук водили по ним наждачной бумагой. Становясь всё громче, и громче, и громче. И вместе с тем пол тоже стал сильно шуметь, иногда хрустя и содрогаясь. Вадим стал отступать назад, пока задом не уткнулся в подоконник. Лампа над головой начала вспыхивать бледным светом. Один, два, три. Пауза. Четыре, пять, шесть. Пауза. А потом в одно мгновение «бац!» и всё затихло. Пропали все звуки. В кромешной мгле присутствовало лишь взволнованное дыхание Вадима и знакомое тяжёлое дыхание в другом конце палаты. Но этого просто не могло быть! Как будто он попал в тот самый ролик, что смотрел утром. К тяжкому дыханию прибавился ещё прерывистый низкий стон. А ещё присутствовало ощущение, что этот набор звуков приближается к Вадиму, но круглая лампа под обильно обсыпавшимся потолком резко обдала пустое помещение неприятно жёлтым светом. За ней включилась и соседняя, с плоским плафоном из матового стекла. Стало понятно, что палата совершенно другая. Максимально ободранное её состояние свидетельствовало о полном запустении. Кровать, на которой недавно лежала Даша, превратилась в ржаво-гнилую конструкцию с тёмным пятном под ней. Дверь с маленьким окошком, внутри которого была видна металлическая сетка, растеряла большую часть своей краски. Бетонный пол превратился в деревянный, коричневое покрытие которого было вытерто почти полностью. Стены потеряли свою синюю «кожу», хотя в некоторых местах ещё присутствовали островки краски. Окно защищала покрытая пышной коррозией решётка.

Вадим даже не догадывался, куда попал и каким образом у него это получилось, но зато отчётливо понимал, что нужно срочно выбираться. В этот момент замок издал характерный хруст и дверь с ужасным скрипом отворилась. Как говорится «просим на выход».

Ободранный коридор по красоте никак не уступал палате под номером «142». Стены были изуродованы настолько, что иногда вместо толстой корки цемента виднелась кирпичная кладка. Вдоль неё, по правую руку, шёл равномерный ряд облезлых дверей. На каждой из них, ровно по центру, краской чёрного цвета был нарисован уже знакомый знак. На этот раз украшенные обильными подтёками. По левую же руку ничего не шло, только глухая стена. В помощь Вадиму лампы поочерёдно перемигивались между собой. Договаривались о чём-то. Наверное, строили планы, как оставить своего гостя в кромешной тьме. Так как окон не было, то такой расклад вполне мог оказаться реальным. Сделав всего лишь один шаг вперёд, Вадим подпрыгнул от хлопка двери за спиной. На ней висела табличка, но выглядела она не так, как те, которыми обозначали палаты. Она была абсолютно такая же, как на деревенских домах в Скобрино. На табличке номер – «44». Верстаков прошёл пару метров до соседней двери. Квадратик металла с покрытием белого цвета в рыжую точку сообщил, что он висит на двери номер «42». Похожая ситуация уже случалась с Вадимом. Там он, помнится, искал восьмой номер. Возможно и в этот раз стоит попробовать найти его?

Хрустя песком, застилающим пыльные доски, Верстаков добрался до нужной двери, точь-в-точь выглядящей, как массивная дверь на входе в дом Фёдора Никитина. Знак на ней отсутствовал, но под табличкой с номером той же краской было написано «стучите дважды». Верстаков легонько толкнул дверь от себя. Потом сделал то же самое, приложив усилие. Возможно Вадиму не стоило стучать? Возможно стоило поискать выход или попробовать заглянуть в другие палаты? Те, что он так равнодушно пропустил. Возможно. Он постучал два раза. Медленно, но уверено. Но в ответ не получил ничего. Может просто нужно повторить? На весь коридор раздался стук. И опять ничего? Тогда ещё раз, ну же! Скоро тебе откроют! Просто постучи ещё! Вадим снова ударил в дверь кулаком. Никто не открыл? Давай ещё! Будь настойчивее! Давай же! Что ты бьёшь как девка, давай сильнее! Сейчас откроют! Верстаков стучал в дверь и ждал, потом опять стучал и ждал. Зачем ты всё это делаешь? Ты думаешь, что это сон? Ударь ещё! Бей! Вадим очередной раз постучал дважды. Стук с обратной стороны двери раздался эхом. «Эй там. Открой мне дверь. Слышишь?» – неожиданно для себя заорал Верстаков, после чего машинально постучал по двери костяшками собранных в кулак пальцев. В ответ он насчитал три удара. «Мы что тут, в игры играем?!» – выкрикнул он, стараясь поднести лицо ближе к дверному косяку. Его не на шутку разозлила эта игра с перестукиванием и, отойдя на шаг назад, с размаху ударил дверь плечом. Та сотряслась, но осталась на своём месте. Не добившись желаемого, он схватился за ручку, бешено дергая сначала на себя, а потом обратно. Похоже её кто-то держит. «Не валяйте дурака! Откройте. Мне просто нужно с вами поговорить!» – ругался Верстаков, сам не зная на кого именно.

«Дядь. Там уже никого живого нету. Не надо. Не ищи», – произнёс спокойный подхриповатый голос из глубины коридора. Верстаков изумленно повернул голову, но заметил лишь момент, как человек вошёл в одну из палат. Голос был ему не знаком, но вот это слово – «дядь». Кто же так говорил?

Вадим рванул к палате под номером «22», попутно выкрикивая просьбы остановится. За дверью, вместо привычного больничного помещения оказался уже знакомый ему цех Нерского завода речного транспорта. В день последней их встречи было хоть и пасмурно, но светло. Сейчас же здание накрывала густая ночь, разорванная ярким лучом красного света, бьющим прямиком из стены. В свечении превосходно различались застывшие на месте четыре фигуры, смотрящие в его источник. Соединив в голове два значения, Вадим сделал вывод, что свет исходит из того загадочного знака, когда-то привлёкшего его внимание. В процессе размышления он заметил, как одна из фигур сделала шаг вперёд и вновь замерла. Напротив фигуры, метрах в семи, может восьми, из маленького закутка показалась тонкая когтистая лапа, согнутая одновременно в четырёх локтях. Лапа медленно приближалась к лицу фигуры. Все, включая Вадима, сохраняли удивительное хладнокровие к происходящему. Сначала лапа зависла перед самым носом человека секунд на пять, а потом резко ухватило за лицо всеми пальцами и рывком утащило в глубину стены. Трое оставшихся друзей рванули вслед за лапой и тоже, как и она, скрылись из виду. Сомнений нет, это были именно те, пропавшие осенью прошлого года, ребята.

Свет исчез почти сразу. На смену ему пришёл моментальный рассвет, будто кто-то включил перемотку на большой скорости. Оказалось, что знакомый Вадиму бетонный пол, на этот раз был ничем иным, как высохшей серой грязью с редкими пятнами сырости. Минуя их всех, Верстаков подошёл к закутку. Вместо него увидел лишь знакомый, уходящий от него вдаль коридор, с одиноко мерцающей лампой.

Верстаков не понимал, что это всё – сон или реальность. Ему это было не важно. Он чувствовал себя в привычной обстановке, среди знакомых развалин. С другой же стороны, он испытывал небольшую тревогу за сестру. Где она? Найдёт ли он её здесь? Или существо найдёт её первым? Палата сто сорок два. Сто сорок два. В голове Вадим повторял это число. Сто сорок два. Сто сорок два.

Коридор ничем не отличался от предыдущего, разве что летающими в воздухе белыми хлопьями. «Это пепел», – подумал Верстаков. Но пеплом на это раз оказался снег. Обычный холодный снег. Его разносило ветром от кривого пролома в стене, находившегося между двумя концами коридора. Там, где не было части одной и другой стен пол жирно замело белым снегом. Оставляя на нём следы Вадим резко остановился и оцепенел. Волчий вой разорвал тишину зимнего леса. «Волки», – мрачно произнёс Вадим, оглядываясь вокруг себя, стоя на морозном ветру. «Лучше мне их не видеть сейчас», – подумал он, удаляясь дальше вглубь освещаемого мигающей лампой мрака.