Особый порядок

– Вы что, дорогой наш, предпочитаете, – спрашивала хозяйка, – вино или водочку?

– А без разницы.

Все собрались к столу. За столом разговор складывался не сразу, вяло. Разумеется, когда было выпито несколько порций вина и водки (Татьяна Тимофеевна и Анна, недавно вернувшаяся от подруги, пили вино, а мужчины – водку), стало непринуждённо, весело, и разговор оживился…

За весёлым разговором, как обычно, время шло неудержимо быстро. Андрей Иванович, погостив ещё часок, простился с добрым гостеприимным семейством Одовцевых, пообещав, что непременно будет заходить чаще. Карлин вышел на улицу и медленно пошёл к себе домой.

V

На улице темно, дул сырой, холодный ветер. Как хорошо было на душе у Карлина – легко и светло; давно он себя таким не ощущал. Встреча навеяла ему светлые молодые воспоминания, смешные и наивные. А что ещё мог, скажите, испытывать человек, побывавший в гостях, где было ощутимо доброе прошлое, где определился новый круг друзей, где была им выпита водка, разогнавшая в крови гормоны радости. И больно оказалось бы, если бы радость вдруг исчезла, сменившись на мрачность. А омрачить человека гораздо проще, уж так устроена его натура, впрочем человеческая вообще.

Улица, по которой Андрей Иванович шёл домой, освещалась лишь местами и тускло. Идя по улице, он не заметил, как перед ним оказались два человека, а разглядеть их не было возможности.

– Закурить не будет?

– Нет, не курю, – ответил Андрей Иванович.

– Спортсмен, значит.

– Обидно как-то здоровеньким помирать.

– Нет, здоровеньким жить, – возразил им Карлин, – а помирать-таки – как бог даст.

– Ну, тогда будь здоров, папаша, и не помирай.

– Благодарю!

– А не за что.

На этом и обошлось – они разошлись.

Андрей Иванович вошёл в дом и быстро проследовал в свою комнату. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь его видел, ему хотелось побыть одному. Карлин оставался в ней один немного больше получаса.

Дверь тихо отворилась, и в комнату вошёл Дима с вопросом:

– Дядя, а ты где был?

– Гулял.

– А ты возьмёшь меня с собой в другой раз?

– Куда?

– Гулять… Ой, дядя, а чем это ты пахнешь?

– Иди-ка лучше в свою комнату и не мешай мне, устал твой дядя, – улыбаясь, возмутился Карлин. – Ишь ты какой, пахнет от меня!

Дима ушёл, нисколько не обидевшись. Напротив даже, обрадовался: ему стало интересно, отчего это дядя сегодня совсем не такой и весело-странный. И с этой радостью побежал к тёте, надеясь, что она ему, бестолковому, растолкует. Андрей Иванович знал свою сестру – она-то точно растолкует, и знал, что она после обязательно захочет поговорить с ним. Он стал её дожидаться, но пришла Ирина.

– Ты чем-то расстроен, дядя, да? – заискивая, спросила племянница.

– С чего это ты взяла? Нет, наоборот даже.

– А к кому ты ходил сегодня?

– К Одовцевым.

Ирину вдруг всю передёрнуло, будто сквозь неё прошёл электрический разряд. Она на какое-то время даже забылась. Резкое изменение в племяннице удивило дядю.

– Что с тобой?

– Со мной?.. Да так… Ничего.

Андрей Иванович подозрительно посмотрел на Ирину, которая, не дожидаясь, что ещё скажет дядя, быстро ушла. Он хотел последовать за нею, но передумал.

Известно, что всем пребывающим в хорошем настроении трудно усидеть на одном месте, тем более одному, да притом в замкнутом пространстве. Трудно было усидеть одному и Андрею Ивановичу. Он направился к дверям; на выходе столкнулся с Еленой Ивановной, которая хотела зайти к нему. Карлин вернулся на прежнее место, а она проследовала за ним и остановилась у окна комнаты.

– Слушай, Леночка, Ирина какое-нибудь имеет отношение к Одовцевым?

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что у меня возникли некоторые подозрения.

– Да какие могут быть отношения?.. Разумеется, никаких, если не брать во внимание одно обстоятельство… – И какое?

– Неужели ты до сих пор не знаешь, не увидел?..

– Привычка, Леночка: мне нужно лишь уточнить, услышать от тех, кто убеждённо знает. Ты ведь знаешь? – Наша Ирина влюблена в Николая.

– Прекрасно!

– Что прекрасно?

– Что влюблена она, – улыбнулся Андрей Иванович.

– Ты к Одовцевым ходил сегодня?

– Ну, ходил.

– И что? Как там они?

– Живут хорошо, в мире и согласии. А когда ты у них была в последний раз?

Елена Ивановна задумалась и ответила:

– Не помню…

– А кстати, встречаются ли они? Я ведь не видел.

– Николай с Ириной?

– Ну.

– Встречаются… Впрочем, Ирина не любит, когда ей напоминают о нём.

– Отчего? – удивился Андрей Иванович.

– Не любит, когда вмешиваются в её чувства. Это её личное дело.

– Разумеется, её. Нынешняя молодёжь предпочитает не слушать нотаций взрослых, а учиться на собственных ошибках. Тем самым как раз-то они очень заблуждаются. А попробуй поучить их. О!..

– Но всё равно хочется им помочь.

– Откуда нам знать, что им надо: чужая душа – потёмки. Они лучше нашего знают, что им нужно. Потому будет разумнее, если они сами разберутся в себе.

Елена Ивановна не возражала ему, хотя была убеждена, что родители знают лучше, что нужно их детям. И Карлин же был готов во многом согласиться с нею, но много чего оставил при себе. Несказанное или само недосказанное порождает сомнения, а за сомнениями следуют мучения – прародитель страданий, как ниспосланное наказание.

Глава третья

I

Удивительно по-разному складываются судьбы людские: удачные и неудачные, или менее, или более – это уж кому как повезёт. Но всё ли зависит от везения? И как известно, ничего случайного не происходит в природе, а ведь сама человеческая жизнь – мысли, поступки – по сути и есть природа. Всё закономерно и даже, если хотите, обусловлено природой, предписано всё уже наперёд. Но человеческая натура противоречива по природе, но страшнее то, что человек сам себе противоречит, ищет чего-то, хотя то уже у него имеется опять-таки по природе. Так, одни ловят удачу, другие её ждут. Некоторые умудряются даже родиться вместе с нею – вот уж кому повезло так повезло. Однако удача – слепая штука, возьмёт да пройдёт мимо. И говори потом: вот уж кому не повезло так не повезло… Ну да бог со всем этим. Поговорим лучше о другом, например о Мудрикове.

Первое, что сделал Андрей Иванович, когда впервые услышал такую фамилию, – непроизвольно улыбнулся. Почему-то она на слух ему показалась смешной, но положительно доброй. У Карлина за годы жизни сложилось твёрдое убеждение, что фамилия, если она соответствует лицу, невидимыми своими корнями проникает глубоко в саму суть натуры человека и что фамилия – буквально единым словом – может в полной мере охарактеризовать его. Впрочем, поживём – увидим.

Мудрикову Илье около двадцати лет. Год, как его могли бы призвать на военную службу, да законы ныне другие: он единственный у матери, считался её кормильцем. Илья не знал, кто его отец, мать растила его одна. Рос Илья здоровым, болел совсем редко – редко его брала даже элементарная простуда, несмотря на то что, бывало, одевался не по сезону: на улице холодно, а Илья в лёгкой одежде. А в здоровом теле, известно, здоровый дух. И так ли уж дух у него был здоров?

В Илье, в восприимчивом мальчике, не могли не происходить явления – чувства обиды, возникшие по причине социальной неустроенности и, по его представлению, несправедливости.

Учителя школы, в которой учился Илья, находили в нём способности, расширялся и углублялся его интерес к знаниям, к новому. Иногда можно было услышать от учителей искреннюю похвалу: «Умён не по годам». Несмотря на способности, отличником он не был и совсем точно не относился к разряду неуспевающих, он сам себе выбрал ту середину, которая устроила всех, – золотую середину!

Илья жил и рос, всё больше замыкаясь в себе. По мере взросления он всё меньше делился своими переживаниями с матерью. Зато безошибочно, сердцем, нашёл себе друга. Так единственным другом у Ильи оказался сосед – сын Одовцевых.

Мудриков жил в небольшом деревянном доме. У него имелось несколько книг, занимавших одну-единственную, но длинную полку. Книги на полке стояли плотным рядом. Илья читал их и перечитывал, ему всё равно было, что читать, лишь бы только читать. Такой напасти у матери никак не проявлялось, а значит, она от отца; это Илья сообразил скоро. Но очень походил на мать внешне.

Илья дорос до среднего роста, немного выше матери, тело сложилось плотно. Временами причёски он никакой не имел: стригся наголо; иногда отращивал волосы, но чаще его можно было видеть аккуратно стриженным – тогда короткие светлые волосы придавали ему привлекательный вид. По лбу параллельно проходили длинные извилистые морщины. Глубоко посаженные серо-синие глаза отражали если не грусть, то, вероятно, некое недовольство. Округлённое лицо имело загар, всегда было выбрито, ухоженно. Одежду носил аккуратно, хотя она и была застирана.

Недавно Илья устроился на работу и стал приносить домой деньги, которые практически никак не могли обеспечить достойное проживание.

Давно известно, что не кто иной, как дети, – продолжатели своих родителей. По различным явным или неявным обстоятельствам дети следуют по родительским стопам. Чтобы познать в большей степени Илью, следует попробовать проследовать по пути уже проторённому, то есть узнать, кто, собственно, такая Анастасия Алексеевна Мудрикова, мать Ильи.

Всегда сложно начинать с чего-либо и куда сложнее приступать к логическому началу. Нам, пишущим людям, хочется, чтобы было всё правдоподобно, просто и понятно. Но всегда ли это возможно?

II

Анастасия Алексеевна Мудрикова – довольно милая женщина, сохранившая в себе многие черты деревенской прелести. Родилась она лет сорок тому назад в деревне, что в тридцати с небольшим километрах от города.

Анастасия – так пока будем её именовать – была четвёртой девочкой и, как оказалось, последней, вернее крайней (сказано так будет по суеверию). Естественно, жила и росла в крестьянской семье. Родители её крестьяне; они, как повелось, уходили из дома рано утром, а возвращались поздно. Мать работала на ферме дояркой, а отец – механизатором. Настеньке, как самой младшей, доставалось всё лучшее, что было в семье; до неё лучшее доставалось третьей девочке – начинались такие привилегии уже с первой. Сохранившая за собой привилегии, она меж тем капризной не сделалась, так как деревенская жизнь в многодетной семье давно и негласно установила свои нормы поведения.

Вскоре сёстры повели Настеньку в школу. Учиться, как оказалось, она не любила. Работала в меру: и не много и не мало, когда старшие сёстры и учились неплохо, и работали порою не зная отдыха. Жизнь шла своим чередом: дети взрослели, а родители старели.

Затем сёстры, одна за другой, стали выходить замуж. Их новая семейная жизнь складывалась поначалу как нельзя лучше. Потом менялась в сторону не лучшую: мужья со своими жёнами не церемонились. Анастасия всё это видела, и это её пугало, ведь в семье отец никогда не поднимал руку на мать. Видя, что происходит с сёстрами, она решила, что после школы ни за что не останется в деревне. Уедет в город, получит образование, станет работать – словом, станет городской. Тем более из года в год Анастасия видела, что в деревне становилось делать нечего – нищала деревня, разваливалось сельское хозяйство.

Анастасия тогда для себя твёрдо решила, что уедет из деревни, но надо было ждать ещё целый год, чтобы окончить школу.

Наконец прошёл год, долгим он показался ей – в ожидании чего-либо время всегда идёт медленно. Анастасия, окончив школу, поехала в город, сдала в приёмную комиссию документы. На период сдачи экзаменов ей, как иногородней, определили место в институтском общежитии. Обрадовалась она, наивная и деревенская, такому обстоятельству. Начались вступительные экзамены. На первом же экзамене Анастасия и провалилась; экзамен был письменным: сочинение. На нём проваливаются многие. Ей, не поступившей в институт, не хотелось возвращаться обратно в деревню. Не подумайте, что от стыда, – так у неё уже было задумано. А родители всё думали, что их дочь образумится и вернётся домой. Но нет…

За несколько дней пребывания в городе она сошлась со сверстницей, ставшей подругой. Она также пробовала поступать и также провалилась на первом экзамене. Но в отличие от Анастасии, новая подруга проживала в городе. Они до того сдружились, что Анастасия стала жить у неё дома. Вскоре подруги устроились на работу, на предприятие, дававшее продукцию всей стране. Анастасия, прижившись в доме подруги, окончательно прописалась у неё. Жили они вместе как сёстры два года, и бог весть сколько ещё прожили бы, не случись вдруг беда.

Однажды поздно вечером, когда стемнело, подруга Анастасии возвращалась с работы со своим кавалером, появившимся у неё недавно; он решил её проводить до дому. По дороге к ним пристали несколько парней. Стали о чём-то говорить. Не договорившись, они стали угрожать кавалеру. Та, предчувствуя ужасное, с дикой яростью стала защищать друга. И всё произошло быстро. Случилось так, что ей самой нужно было оказывать скорую медицинскую помощь. Холодный клинок ножа обжёг ей грудь изнутри. Пострадал и её друг. Она скончалась на месте, до приезда врачей, а друга удалось-таки спасти. Анастасия осталась жить одна, печально и скучно жилось ей одной.

Человек – такое создание, что привыкает если не ко всему, то ко многому. Вскоре она свыклась с тем, что случилось. Но человеческая натура отчасти противоречива, женская в особенности – никогда не успокаивается, такова в ней суть природы. Хотелось Анастасии иметь ребёнка. Иметь его – дело не мудрое, но вот от кого? Совсем иное дело: здесь подумать наперёд надобно. Подумала да решила привязаться к одному хорошенькому и миленькому, он уже был у неё на примете. Стала теперь к нему навязываться так умело, так хитро. Хорошенький и миленький оказался не промах. Но что-то вдруг пошло не так, и она в нём разочаровалась.

К тому времени у Одовцевых недавно появился мальчик. Между ними, мужем и женой, происходило недоразумение из-за мальчика. Некоторое время Одовцев находился в раздражении, подозревая жену в неверности. Тут-то, разумеется тайком от жены, и обратил внимание Одовцев на Анастасию, в которой нашёл особенную прелесть красивой деревенской молодой натуры. И та, ещё совсем глупенькая, обрадовалась.

Начался у них роман, закончившийся быстро, искромётно, что никто не успел узнать. Продлись он немного дольше, непременно знали бы другие. Вот был бы скандал в семье Одовцевых! Закончился их роман так, будто между Одовцевым и Мудриковой ничего не было. А у Одовцевых обстановка тем временем налаживалась. Зато сама Анастасия неистовствовала, но вскоре смиренно успокоилась.

Шли дни. Прошло несколько месяцев. Анастасия стала поправляться – рос живот. Конечно, первое время люди особенно строгих нравов за глаза стыдили её: как это она, незамужняя, так могла. Но когда родился у неё мальчик, вдруг те люди строгих нравов забыли о своих нравах, ибо родившийся ребёнок у такой милой мамы казался ангелочком. Даже те самые люди стали приносить ей для ребёнка одёжку, оставшуюся у них теперь без надобности и завалявшуюся в комодах и шкафах. Одёжка была ладной – и на этом прекрасно. На молодую маму теперь свалился груз тяжёлых обязанностей, и вместе с тем она была счастлива как мать. Счастье счастьем, а забота есть забота; мать выбивалась из сил.

Когда пришло лето, Анастасия закрыла дом на замок и вместе с ребёнком уехала в деревню, чтобы повидаться с родителями и сёстрами да непременно им показать ребёнка – всё же родной, кровный. Ехала она с ребёнком на руках и чего только не передумала. Боялась, что её, выбранив, прогонят. Но не выбранили и не прогнали, приняли её с ребёнком. Обрадовались даже. А как удивительно обрадовался её отец: ребёнок был единственным мальчиком – у всех сестёр Анастасии появлялись одни девочки. Стоит ли объяснять, что значит тот мальчик-внук, когда у него появлялись лишь дочери да внучки.

Анастасия вновь нашла приют в родном доме, где она, как ей казалось, ещё недавно была сама ребёнком, где родители и старшие сёстры следили за ней и лелеяли её. А теперь сама она стала матерью.

Стоит особенно сказать об отце, то есть о дедушке. Глаза его блестели. Брал внука на руки с особым трепетом. Когда брали мальчика на руки бабушка или сёстры, ребёнок начинал плакать, кричать, и успокоить его было невозможно. Зато когда подходил дедушка, младенец успокаивался. И смотрели на дедушку выразительные круглые глазки. Такой заботливостью и нежностью дедушка не отличался, даже когда был отцом. Случается ведь такое?

Анастасия внутренне успокоилась. Стала вести хозяйство в доме уже не в меру, а серьёзно, основательно, будто намеревалась здесь остаться. Родителей это радовало. Они не подозревали, что дочь вернулась лишь на время. Быстро прошло лето, началась осень, но стояло ещё тепло. Анастасия надумала вернуться в город вместе с подросшим ребёнком. Так и ахнули родители, услышав об этом. Анастасия, прожившая в деревне, ощущала себя уже городской, и она вернулась в город. Загрустили, затосковали старики-родители; дом будто опустел. Но в деревне всегда было чем заняться.

Случалось, что родители и сёстры заезжали к ней в город, чаще заезжал отец. Он привозил богатые гостинцы, какие можно было привезти из деревни, и баловал внука. А на последнем рейсовом автобусе уезжал обратно в деревню, и тогда его охватывала тоска, скука. Так и сложилось: то городские приезжали в деревню, то деревенские заезжали в город.

Ребёнок рос, и всё яснее проявлялись на его лице черты матери. А ему, Илюше, по мере взросления хотелось видеть отца, а его отчего-то не было. Мать толком ничего объяснить не могла или не хотела, или не понимал всего того ребёнок.

III

Ночью выпал первый снег. На улице от обилия белого цвета было светло. Больше света стало и в домах. От всего этого как-то радостно становилось на душе. Избыток хорошего, радостного настроения всегда благоволит доброму и откровенному разговору. Николаю, пребывавшему в таком состоянии, очень хотелось высказаться и поделиться радостью, а это он всегда мог сделать лишь с одним человеком – Ильёй.

Настала суббота. Николай вошёл в дом Мудриковых. Его приходу обрадовались Илья и Анастасия Алексеевна, готовившая на кухне обед.

– Добрый день, Анастасия Алексеевна.

– Здравствуй, Николай, – ответила она. – Ох! Какую свежесть и прохладу ты занёс нам в дом!

Илья и Николай, пожав друг другу руки, прошли в другую комнату. Дом Мудриковых состоял из двух жилых комнат: спальни и зала, а также из небольшой кухни и длинной узкой прихожей; налево от прихожей – кухня, направо – спальня, а пройдёшь прямо – попадёшь в зал. Друзья прошли прямо. В зале светло.

– Слушай-ка, а давай на улицу выйдем, там так здорово, – предложил Николай.

– Хорошо, на улицу так на улицу.

Друзья вновь оказались в прихожей. Илья стал одеваться. Мать, заметив, что сын одевается, спросила его:

– Ты куда?

– На улицу.

– Только недолго: обед скоро будет готов.

– Ладно, – ответил Илья.

Друзья вышли во двор, а потом на улицу. Уже выглянуло солнце. От белого ослепительного блеска в глазах точно резало, и нужно было время, чтобы привыкнуть к свету.

– Нынче так светло, – начал Николай, не зная с чего завести разговор.

– Я-то вижу у тебя хорошее настроение.

– А у тебя разве плохое?

– Нет, но отчего оно должно быть и хорошим?

– Ну, хотя бы оттого, что…

– Что на улице светло и это поднимает настроение, – прервал Илья друга. – Так, да?

– Разумеется.

– Тебе хорошо, должно быть, тебе сама природа создаёт радостное настроение.

– Если бы это только так и было, – возразил Николай.

Последовало молчание. Друзья молча шли по улице, то осматриваясь по сторонам, то глядя под ноги. И тот и другой испытывали внутреннюю скованность, неуверенность. Светило солнце, и веяло теплом, чувствовалось таяние снега.

– Завтра снега уже не будет, – заметил Илья с каким-то сожалением.

– Да, не будет, – тупо сказал Николай.

– Значит, завтра у тебя будет совсем другое настроение?

– Вероятно… Не знаю… То будет завтра, а сегодня есть сегодня.

– Николай, я-то ведь тебя знаю хорошо, ты чего-то недоговариваешь.

– Нет, Илья, просто-напросто я не знаю, как и с чего начать.

– А начни тогда с какой-нибудь ерунды.

– С какой ерунды? – удивился Николай.

– С любой.

– Как скажешь… Ты любишь кого-нибудь?

– Наверное, – притворяясь, сухо ответил Илья.

– Вот ты наверное, а я наверняка.

– А в чём разница между этими словами?

– В степени самой уверенности: ты в сомнительной, а я в убеждённой. Не отвлекай пустяками… Да вот не знаю, как мне к ней подойти.

– Подойди к ней да и скажи: вот, так и сяк, милая, я люблю тебя.

– Нет, Илья, это несерьёзно.

– Тогда не знаю, а начинать всё равно с чего-то надо будет.

– Эх, только бы знать с чего.

– А кто она такая?

– Кто она?.. Ирина…

Илья не дал ему договорить.

– Репнина? – прозвучал его вопрос.

– Да, она, – ответил Николай, не замечая изменившее настроение друга.

– Одобряю твой выбор, друг. Уже время – мать, должно, давно приготовила обед. Пойдём ко мне, пообедаем вместе.

– А пойдём.

Друзья вернулись домой. Анастасия Алексеевна, давно приготовив обед, дожидалась их возвращения. Она была недовольна ими.

– Долго вас, друзья, где-то носило, – сказала она, упрекнув их.

– Пришлось, – возмутился Илья.

– Ну ладно, проходите сразу на кухню.

Кухня, куда они все втроём прошли, жарко натоплена, и долго в ней находиться было невыносимо. Быстро и сытно отобедав, Николай простился с Мудриковыми и ушёл домой. А Илья с Анастасией Алексеевной перешли в зал, где было свежо и светло.

– Я рада за тебя, сынок, – сказала мать и, помолчав недолго, добавила: – Вы с Николаем точно братья.

– Вот именно, мы как братья.

– Неродные, случается, лучше даже родных, сынок, – с осторожностью заметила ему мать.

– Наверное. Но этого я утверждать не могу, так как родного брата у меня нет. А может быть, это даже и к лучшему. Так ведь?

– Что?.. – встрепенулась Анастасия Алексеевна. – Что ты спрашиваешь?

– Ничего я не спрашиваю, просто говорю… Просто мысли вслух.

– С тобой что-то случилось?

– Со мной? – переспросил Илья.

– Мне кажется, ты чем-то встревожен, и голос у тебя изменился.

– Какой?

– Язвительный.

– Какой?.. Мама, говори понятно и просто.

– Я и говорю… Чем ты так встревожен?

– Ничем.

Анастасия Алексеевна, помолчав, поднялась со стула и вышла из зала. Илья остался сидеть на диване. Затем он улёгся на спину и закрыл глаза. Полежал немного таким образом, повернулся набок, лицом к спинке дивана, и так оставался лежать долго.

Илья услышал сегодня нечто ужасное для себя. Ведь его самого особенно беспокоила в последнее время Ирина. Он совсем не ожидал услышать откровенное признание друга, который был больше чем другом – был братом. Но человеческая близость, даже близость таких двух друзей, мало что решает в столь спорных вопросах – обязательно происходит столкновение. Но как не допустить столкновения и возможно ли это вообще? А невозможного, как известно, ничего нет. Илья, оставаясь на диване неподвижным, перебирал в голове возможное и невозможное. Он пока неясно себе представлял, как отнесётся к нему самому Ирина, возможно любившая другого. А это как раз Илье не давало покоя. Теперь он сам, как и его друг, не знал, как поступить, что ответит Ирина в случае его признания ей в любви. Илья боялся быть отвергнутым.

IV

В ночь на первый день зимы выпало много снега. Стояли слабые морозы. Давно замечено, что на многих людей зима действует как-то по-особому: она своим холодом словно остужает пылкие, горячие нравы, приводя тем самым в благоразумное состояние. Случается и другое: некоторые оказываются упрямы, своенравны, что окати хоть ледяной водой, хоть кипятком – всё едино будет. И Бог им судьёй становится. Эх, попробуй разгадать сразу, кто из нас какой.

Друзья, Илья и Николай, встречались как прежде, подолгу вместе находились, разговаривали между собой, строя планы на будущее. Вот они снова вместе.

– Я слышал, ты встречаешься с Ириной? – поинтересовался Николай.

– Ну да, случалось иногда.

– И как она?

– В каком смысле?

– В том смысле: как живёт, как учится, – пояснил Николай. – Ведь вы о чём-то говорили?

– В принципе, ни о чём. Так себе, встретимся, поздороваемся, потопчемся на месте и расходимся.

– И всё?

– И всё.

– Слушай, – переводя разговор на другую тему, спрашивал Николай, – а как думаешь встретить Новый год? Уже декабрь, время-то быстро идёт.

– Как всегда, с матерью в деревне. Если хочешь, можешь поехать вместе с нами, – предложил Илья. – Знаешь, как здорово будет! Ну как?