Липкие сны

Юра сел за стол и улыбнулся.

– О чем задумался, Андрюш? Ты какой-то тихий сегодня.

– Извини, если я был излишне резок. Этот дождь, да и вообще, настроение. Какое-то упадническое.

– Скорее – осеннее. Я уже привык к этому. Здесь я часто остаюсь наедине с природой, и научился улавливать ее настроение, ее оттенки. Это может показаться тебе странным. Но, каждое состояние природы, леса, этого заброшенного поля имеет свою гамму, свой цвет, свои оттенки. И малейшее изменение влияет на восприятие пейзажа, и соответственно меняет наше внутреннее состояние, настроение.

Посмотри за окно: серый дождь действовал угнетающе. Тебе не хотелось видеть эти темные тучи, слышать бесконечную дробь по подоконнику. Сейчас, когда все стихло и выглянуло солнце, тебя охватило тихая грусть. Ты настроен на медленное, созерцательное восприятие происходящего. Не хочется никаких действий. Только ты и это заброшенное поле, кусочек леса и немного теплых воспоминаний об ушедшем лете. Осень – прекрасное время чтобы переосмыслить свою жизнь. – Юра смотрел на меня внимательно, не отрывая глаз. Не знаю почему, но мне вдруг стало неуютно от его взгляда.

– Да ты – поэт, Маришин. – Иногда мы обращались друг к другу по фамилии, чтобы подчеркнуть значимость своих фраз.

– Нет. Ты не подумай, что я иронизирую. – Я похлопал его по руке. – Я серьезно. Ты же всегда мечтал заниматься чистым творчеством. Здесь на природе, я думаю, у тебя наилучшие условия для этого. Ты же понимаешь, как это важно – выразить себя. И судя по твоим наблюдениям, у тебя получается.

– Это так. Но, тут многое должны сойтись. Чтобы написать что-то настоящее художник должен бесконечно верить в себя.

– Неплохо бы еще и талант иметь. – Юра посмотрел на меня с досадой.

– Это само собой. Это настолько банально, что мне даже странно это слышать, Андрей. Мы же с тобой уже давно вышли из школьного возраста. Кстати, если уж на то пошло, бесталанный человек не может верить в себя. У него за душой немного и поэтому они, а таких людей миллионы, вынуждены тянуться к сильной, яркой личности. Так было во все эпохи. Наверное, поэтому история человечества состоит из сплошных войн и катаклизмов.

Но, я не об этом хотел сказать.

Итак. Я утверждаю, что художник должен верить в себя. Но еще одно. И это очень важно. Рядом с ним обязательно должен быть еще кто-то. Хотя бы один, но самый близкий человек, который так же безоговорочно, фанатично верит в него, в его талант. Ты понимаешь, о чем я, Сапрыкин?

– Конечно, понимаю. Только не надо жаловаться на то, что тебе два раза не повезло с женами.

– Фу ты. Я совсем не об этом. Я про них и думать забыл. Давай-ка лучше выпьем! – Юра разлил водку. – Давай выпьем за Наташу, за твою жену.

– С удовольствием, но…

– Никаких но. Безоговорочно. Именно такого человека, как твоя Наташа я имел ввиду, когда говорил о таланте художника. Она у тебя такая понимающая, такая терпеливая. Сам ведь знаешь, человек проявляется не тогда, когда все хорошо, а, наоборот, когда человеку плохо, когда нужно принять на себя чужую беду или вытащить любимого человека из ямы. Каждый из нас может там оказаться.

И твоя Наташа именно такой человек. Повезло тебе с женой, Сапрыкин. Или я говорю что-то не то? – Юра пристально посмотрел на меня.

– Что ты молчишь, Андрюш? Мне кажется, тебя что-то гложет. Может, отсутствие Наташи так на тебя действует?

– Нет. Нет. Наташа здесь абсолютно не причем.

– Вот и хорошо, что не причем. А то знаешь, я тут было, уже подумал. Впрочем, неважно.

Я что хочу сказать, Андрюш! – Сказал он после небольшой паузы. – Для того чтобы быть счастливо женатым, надо быть умеренно трезвым или умеренно пьяным. Но, ты же знаешь, Андрей, что я не могу быть «умеренным». Я всегда довожу свои устремления, в том числе и порочные, до предела, до абсурда. Поэтому, какая уж тут семейная жизнь.

Я вдруг почувствовал, что теряю нить разговора. При упоминании Наташи в моей голове пронесся вихрь мыслей – воспоминаний. При чем здесь Наташа? Со мной действительно что-то происходит. Да еще этот сон из детства.

– Дело не в Наташе. – Я говорил торопливо, как будто оправдываясь. Может, потому что сам не был уверен в своих словах, стараясь быстрее развеять собственные сомнения.

– Вернее не только в Наташе. После отъезда Женечки в нашей жизни действительно кое-что изменилось. Хотим мы того или нет, наши отношения постепенно охладились. Женечка была таким связующим звеном, общей идеей, как бы цинично это ни звучало, объединяющим нашу семью в единое целое. Наши заботы, интересы во многом совпадали. Надо было вырастить Женечку, дать ей достойное образование. И теперь, когда она упорхнула от нас во взрослую самостоятельную жизнь, внутри образовался вакуум, который пока нечем заполнить.

Возникло некоторое отчуждение. Может быть, потому что Женечка уехала, и у нас больше нет необходимости совместно заботиться об ее воспитании, учебе и прочее. Наташа и до этого была довольно закрытым человеком, а сейчас – тем более. Я не знаю, о чем она думает, чем живет. Да я и про себя не все знаю. Сны дурацкие снятся. Воспоминания в голову лезут.

Юра смотрел на меня с удивлением. Он присел на табурет, скрестил пальцы и слушал меня, не перебивая.

– Знаешь, Андрей! – Его голос звучал звонко и немного торжественно. – Мне кажется, ты сгущаешь краски. Вам надо просто поговорить с Наташей об этом. Об отъезде Женечки, о том, как жить дальше. Она женщина мудрая и найдет пути из сложившейся ситуации. Тем более, что, на мой взгляд, ничего страшного не произошло. Да, дочь уехала, теперь живет в другом городе. Рано или поздно это происходит в каждой семье. Тебе надо внимательнее присмотреться к Наташе, или просто шире посмотреть на то, что тебя окружает. Возможно, появятся какие-то новые интересы, точки соприкосновения. Может, взять отпуск и махнуть с ней куда-нибудь к теплому морю или в ту же Прагу, например. Глядишь, через месяц-другой от твоей тоски не останется и воспоминаний.

Юра похлопал меня по плечу.

– Давай, Андрюш, до станции прогуляемся. А то, как я про Прагу вспомнил, ужасно захотелось пива. Да и вообще, воздухом подышать.

Солнце пригревало по-летнему. Оно слегка подсушило асфальт и все еще зеленую траву в сквере. Мы с Юрой расположились на скамейке в небольшом скверике недалеко от вокзальной площади. Мы открыли по бутылке пива и с животным удовольствием сделали несколько освежающих глотков. В Юрином портфеле лежала бутылка коньяка, и будущее казалось нам светлым и прекрасным. Отовсюду исходили восхитительные запахи: антоновских яблок, жареного шашлыка из придорожного кафе, мокрых листьев, отдаленно напоминающих запах горького шоколада, и еще чего-то из далекого детства.

Вот тут и появилась эта старуха, которая с тех пор никак не идет из моей головы. Строго говоря, слово «появилась» здесь совершенно не подходит. Она беспардонно нарушила нашу осеннюю идиллию, усевшись на скамейку рядом с Юрой.

– Здравствуйте, художник! – Обратилась она к Юре. – Угостите бабу Раю пивом! Или еще чем-нибудь покрепче. С утра жуть как пить хочется!

Одета она была довольно аккуратно, что никак не вязалось с ее агрессивным поведением. В руках ее была старая хозяйственная сумка, набитая каким-то хламом. И на первый взгляд, она была типичной бомжихой. Но, было в ее внешности что-то другое, что отличало ее от обитателей московских ночлежек. Может, уверенные и даже несколько резкие движения. Может, глаза, смотревшие на мир ясно и независимо.

– Здравствуйте, Раиса Ивановна! – Юра отдал старухе пиво и смущенно посмотрел на меня. – Раиса Ивановна – моя соседка. Мы с ней иногда общаемся на разные темы, умнейшая женщина.

Я улыбнулся такому странному знакомству моего друга, в этот момент я бы не удивился ничему, такое беззаботное и спокойное настроение было у меня в ту минуту, как в детстве.

Старуха допила пиво и вдруг запела удивительно чистым и хорошо поставленным голосом:

«Поедем, красотка, кататься.

Давно я тебя поджидал.»

Я с изумлением посмотрел на нее. Мне сразу же вспомнилась запись этой песни в исполнении Нины Руслановой. Голос был удивительно похож.

– Спасибо, сынки! Хорошо так на душе стало, что петь хочется. Пойду я от вас, не хочу мешать вашему разговору.

И она медленно направилась к автобусной остановке.

– Встречаются иногда странные существа на жизненном пути. – Юра достал из портфеля новую бутылку с пивом и сделал большой глоток. – Да и не только со мной такое происходит. Наверняка, и у тебя Сапрыкин было что-то, что незаметно направляет тебя на скользкую дорожку. Нет. Я не так выразился. Извини. Есть вероятность что ты, встретившись с кем-то или с чем-то, что может изменить тебя или твою жизнь. И ты можешь оказаться в таких местах, о каких ты и не догадывался.

– Что ты имеешь ввиду? – Я посмотрел на Юру.

– Да ничего особенного. Пять лет назад я и не помышлял о том, что перееду жить в Подмосковье. А теперь – я здесь свой. Меня узнают на улице, со мной здороваются незнакомые люди. Другая жизнь, новая, интересная.

Взять, к примеру, Раису Ивановну. Человек удивительной судьбы, сложной и трагической, как и всего ее поколения, да и не только ее. Я тебе расскажу, и ты сам поймешь, о чем я.

Родом она из этих мест, но много лет жила в Шатуре, там ее первый муж работал завклубом, ну а она в самодеятельности выступала. Обратил внимание, какой у нее голос?

– Да. Роскошный! – У меня в голове до сих пор звучит.

– Вот-вот. А ведь ей уже семьдесят восемь лет.

– Неужели. Я думал меньше.

– Ну, да дело не в этом. Первый муж умер рано, уж не знаю отчего, то ли выпивал, то ли болезнь, она не рассказывала. Она сразу же вышла замуж второй раз и родила девочку, а от первого брака было двое пацанов – погодки. Кстати говоря, они были бы старше нас лет на пять – семь.

– Что значит, были бы?

– Нет их уже на свете, умерли. Вернее – старший умер, он и пил, и на игле сидел, так и ушел, едва за сорок перевалило, а младшего еще раньше зарезали в пьяной драке.

Мое беззаботное настроение мгновенно улетучилось. Я посмотрел вслед ушедшей старухе, но ее уже не было видно, видимо села в автобус.

– У старшего сына была семья, жена осталась и двое детей. Так вот сын – Максимка, тоже наркоманил и в двадцать два года покончил с собой – выбросился из окна. То ли передоз, то ли просто, все надоело. В общем, у бабы Раи остались одни женщины, дочь – Марина и две внучки.

– Да. Жуткая история. Ну и зачем ты все это мне рассказал? Такое хорошее настроение было!

– Знаешь, Андрей! Раньше я думал, что за пределами МКАД живут одни люмпены, ну или быдло, судя по тому, как к ним относятся власть имущие.

Но, когда оказался здесь, понял, что это и есть наш народ со всеми своими горестями и радостями. Здесь, так же как и в столице кипит жизнь. У людей свои интересы, устремления. Да, у людей маленькая зарплата, да иногда им не хватает на элементарные вещи. Но, они умудряются думать не только о материальной стороне жизни. Люди как-то держатся, влюбляются, рожают детей, читают книги.

Человек это не столько тело, сколько его душа. Невозможно отделить одно от другого. Здесь важно, как душа реагирует на окружающую обстановку. На погоду, на природу, на людей. Как ты это все воспринимаешь, со смирением или с гордыней. Я уже давно смирился со своим положением. Скажу больше – мне нравится то, что я вижу вокруг, и как моя душа воспринимает происходящее. Я стал лучше понимать людей и что с ними происходит. Их устремления, мотивацию. И скажу тебе, Сапрыкин. Мотивация простых людей и власть предержащих не сильно отличается. Простые люди проще, чище и понятнее. Им приходится выживать и некогда думать о высоком.

За полгода я стал для них своим. Мои соседи – нормальные мужики. Один служил в дивизии, второй работал электронщиком на заводе. Сейчас оба на пенсии. Бывает, выпиваем вместе. Присутствует обида на наших правителей. Получается, их как бы выбросили из жизни. А они так не хотят. Постоянно что-то придумывают, предложения разные.

Очень сильно их власть обидела. Не какого-то конкретного человека, а всех. Своим наплевательским отношением к людям этого поколения. А ведь это, в какой-то степени, и наше поколение тоже.

В СССР власти поддерживали несколько мифов для населения.

Например, у нас были дешевые продукты питания. Правда, их нельзя было купить в свободной продаже, но, об этом пропаганда умалчивала. Или миф о светлом будущем. Нам говорили, надо еще немножко потерпеть, ну, лет двадцать или пятьдесят, и у вас все будет. Да, неважно, что там еще вещала пропаганда, главное, они делали вид, что заботятся о населении. И вся их деятельность направлена на улучшение жизни народа.

А сейчас у меня такое впечатление, что власти все по фигу. Они прямо говорят, знаете, мы устали вас обманывать и теперь будем говорить только правду. Так вот нам все равно как вы там живете, вся наша деятельность направлена для удовлетворения наших же потребностей. А ваши проблемы нас не волнуют, выживайте, как хотите. Только не лезьте к нам со своими просьбами и нравоучениями. Не отвлекайте от дела. Наше время стоит слишком дорого, чтобы тратить его на чернь.

Теперь вам будет жить намного легче. Так как теперь вы знаете правду. Наш мир жесток, и природа власти такова, что она не придет вам на помощь в трудную минуту. Помните, что вы можете рассчитывать только на себя и на своих близких. У власти свои задачи и свои близкие. И они никак не связаны с вашими нуждами.

Все. Адьос!

Юра сделал несколько глотков из бутылки.

– Здесь столько драматических и даже трагических сюжетов. Что там Ромео и Джульетта, у нас и похлеще бывает. Вот я сейчас расскажу тебе одну историю.

Юра на мгновенье замолчал, посмотрел мне в глаза.

– А ты помнишь, что хотел написать роман, Андрей? Я – помню. – Он поднял палец вверх и попытался придать торжественности своему голосу.

– Это все в прошлом. – Я отмахнулся от него.

– Много раз пытался начать. Но, всякий раз что-то меня останавливало. То фантазии не хватает, то еще что-нибудь. Вот выйду на пенсию, тогда и возьмусь за написание.

– Так тебе до пенсии еще лет пятнадцать, Сапрыкин! Нет. Ты это брось.

Я тебе еще вот что скажу. Господь всегда дает второй шанс. Во всем, во всех человеческих начинаниях, в учебе, в работе, в творчестве, в любви. Что бы ты ни делал, к чему бы ни стремился, Он там наверху наблюдает за тобой и мягко направляет в нужное русло. Сначала все легко получается, как бы само собой. Но, в этом-то и кроется главная опасность. Вместо того чтобы использовать свой шанс добиться желанной цели, мы начинаем думать, что так легко и безоблачно будет всегда, и я еще обязательно успею воплотить в жизнь свои задумки. Проходит время. С каждой попыткой собственные усилия, и цель удаляется все дальше и дальше.

Я много раз наблюдал это у разных людей. Потом, чтобы повторить эту легкость восприятия нужно потратить много сил и времени. Художники годами оттачивают свое мастерство и без всякой надежды ждут, что вот-вот на них снизойдет Божественное вдохновение. Но, проходит время, постепенно тело стареет, и мысли о приближающемся конце убивают последние надежды на творческий успех. Кажется, что возможностей больше нет. В такие моменты легко впасть в отчаяние, скатиться на дно. Можешь, мне поверить, Сапрыкин! Я знаю, о чем говорю. И вот когда уже все меркнет, Господь дает тебе второй шанс. Но, к сожалению, большинство из нас оказываются не готовы им воспользоваться. Далеко не все даже успевают понять, что это чудо было совсем рядом, а они в это время были заняты решением мелких проблем.

Юра еще долго рассказывал мне о своих соседях, случайных знакомых, о жизни в этом тихом подмосковном городе.

Мы вернулись в его квартиру. Юра пожарил безумно вкусную картошку. Мы вили коньяк и потом долго сидели на кухне, вспоминали друзей, музыку, поездки на дачу. Позже любовались сказочно красивым закатом.

Домой я вернулся поздно и без грибов.

Глава 5. Сон. Кассиэль и Малик.

Летний вечер. Сумерки. Действие происходит у подножия горы. Вверху, левее силуэта горы видно темно-багровое закатное небо, затянутое серыми облаками. Кое-где, изредка видны золотистые сполохи заходящего солнца.

Во время действия гора постепенно чернеет. Небосвод приобретает сине-фиолетовые оттенки, становится пугающе-темным. В конце действия на небе появляются звезды.

По равнине, по направлению к темной массе горы, движется светящаяся точка. Изображение постепенно укрупняется, приближается. Чуть позже можно различить фигуру со старинным фонарем в руке.

Кассиэль: Кто здесь? Я не узнаю тебя. Освети лицо или я буду вынужден применить силу!

Малик: Это я – Малик! Ты не узнал меня Кассиэль? Совсем забыл своего старого приятеля?

Кассиэль: Малик?! Неужели? Мой милый друг опять посетил меня! Как я рад тебя видеть! Проходи скорей сюда! Но, не пытайся обнять меня. Ты же знаешь, что случится с тобой, если к тебе прикоснется ангел.

Малик: Боюсь, что когда-нибудь я так и сделаю – обниму тебя в последний раз, и сразу же превращусь в горстку пепла. Согласись, достойное завершение для того, кто большую часть жизни провел в преисподней.

Кассиэль: Ха-ха. Узнаю тебя, Малик! Как же мне не хватает порой твоих шуток. Согласись, правила жизни весьма суровы, но это – закон. Иначе опять наступит хаос. И все мы унесемся в небытие.

Позволь задать тебе один вопрос, ты устал с дороги, ведь путь из бездны так нелегок?

Присядь.

Отдохни.

И расскажи, что привело тебя ко мне? Я никогда не поверю, что ты поднялся к горе только для того, чтобы увидеться со мной.

Малик: Ох! Я восхищаюсь вашей мудростью, Кассиэль! В наше время друзья редко видятся просто так, потому что они друзья. Как правило, им нужны какие-то дополнительные причины для встречи.

Вот и у меня похожая ситуация. Представляешь, мне осталось всего ничего до конца моей смены, и тут экстренный случай.

Знаешь, что советовал в таких случаях мой первый начальник смены?

– «Малик! – Говорил он. – «Никогда не отвечай на телефонные звонки за пять минут до обеда или до конца смены. Наверняка, это звонок от руководства или от рассерженного клиента. Стоит только ответить, и ты надолго испортишь себе настроение. Не говоря уже о пищеварении.»

Кассиэль: И не говори. Будь прокляты эти неожиданные вызовы! Особенно, в конце дежурства. Итак, что же это за случай? Я тебя внимательно слушаю.

Малик: Там у подножья горы лежит тело. Молоденький юноша, почти мальчик. И он вот-вот попадет в чистилище. Мне неприятно тебе это говорить, Кассиэль, но, эта душа попадает в вашу епархию, и тебе придется открыть ворота, чтобы его пустить.

Кассиэль: Какой ужас! Ты говоришь, почти мальчик. Младенец? Совсем не успел пожить? Согрешить?

Малик: Двадцать лет.

Кассиэль: Двадцать лет? И ты пришел просить за него? Ты хочешь сказать, что за двадцать лет он не совершил ничего такого, что вы не можете принять его у себя? Или у вас не хватает мест?

Скажу тебе откровенно, Малик, я никогда не поверю тому, что у вас под горой нехватка площадей. У вас же там, нет таких проблем как на небесах.

Малик: Конечно же, ты прав, Кассиэль! Места у нас всем хватит. Благо, на Урале и в Сибири все еще работают медеплавильные заводы, а значит, жаростойкими котлами мы обеспечены на годы вперед. Да и со смолой и с горючими материалами нет никаких проблем. Ведь с каждым годом нефти на земле добывается все больше и больше.

Ну, и как ты знаешь, в каждый котел входит столько душ, сколько мы захотим. Проблема не в этом. Да и грехи за этим мальчиком водились. Но, он погиб на войне.

Кассиэль: О! Именно этого я и боялся. И какой урод опять затеял воевать? Кто только придумал эти войны?

Малик: Тише. Тише, Кассиэль! Ты же не хочешь, чтобы эти твои вопросы дошли до Создателя. Или ты захотел перебраться к нам? Остерегись! Тебя могут мгновенно низвергнуть отсюда за такие крамольные вопросы. Неужели ты забыл, что все войны на земле начинаются из-за золота и желания властвовать.

Поначалу они еще пытались утаить этот факт, придумывали красивые легенды, мифы. Например, о Святой Елене или об освобождении гроба Господня. Правда, заставить поверить в эти сказки им так никого и не удавалось. А теперь, они даже перестали стыдиться этого. Чуть что, сразу же начинают войну за клочок земли или за природные ресурсы, не думая о последствиях и жертвах

Кассиэль: Да, я изучал историю в молодости. Просто, устал немного. Все-таки конец смены, отпуск на носу. Все мысли уже там. Да и ереси в моих словах было не так уж и много.

Малик: Как немного? На мой взгляд, вполне достаточно, чтобы лишить тебя твоего звания. Ведь в своем выступлении ты посягнул на Создателя. Сам же спрашивал: «кто только придумал эти войны?» Так вот. Войны были и будут на земле до тех пор, пока существуют товарно-денежные отношения. А деньги ввел в оборот сам Создатель. Стало быть, и войны…… – это естественное состояние человечества.

Кассиэль: Ах! Малик, Малик! Как же я люблю тебя за твои рассуждения. Ты говоришь просто и разумно. Мне порой бывает, так жаль, что мы редко с тобой видимся. Представляешь, сколько таких логических умозаключений мы могли бы сделать, беседуя с тобой на вольные темы? Как бы продвинулась философская мысль на земле, благодаря нам с тобой, Малик!

Малик: Да. И мне ужасно жаль, Кассиэль, что мы с тобой служим в разных ведомствах! Но, давай вернемся к нашей проблеме. Мне кажется, уже пора открывать ворота.

Кассиэль: Ах! Как же это неприятно! Ведь солнце уже почти совсем село. Посмотри туда, осталось лишь несколько лучиков. Неужели, это не потерпит до утра? Утром я уже буду далеко отсюда. Новый дежурный откроет ворота и примет эту душу со всеми почестями, как и положено погибшему воину.

Малик: Ты правильно рассуждаешь, Кассиэль. Но, и ты войди в мое положение. Пока я не определю эту душу в рай, я не смогу закончить свою вахту, и уйти на такой же, как и у тебя, заслуженный отдых. И мне, и тебе хочется поскорее закончить с этим делом, и отправиться к теплому морю, загорать под пальмами, на теплом песочке. Ведь, правда? Так что, открывай ворота, Кассиэль.

Кассиэль: Ох, Малик! Ты терзаешь мою душу. Если бы ты знал, как же мне надоели эти праведники! Ты себе не представляешь, с каким напряжением всем нам приходиться тут работать в наше трагическое время.

Малик: Не смеши меня, Кассиэль. Ты что, хочешь сказать, что у вас тут очередь? Я что-то не увидел ни одной живой души, пока поднимался к тебе.

Не то, что у нас. Усопшие идут к нам сплошным потоком.

Кассиэль: Ха, сравнил! Что вам стоит пристроить грешную душу в вашу бездну? Раздел, помыл и запихнул в котел со смолой. Никаких удобств, индивидуальных особенностей личности, все одинаковые, как сельди в бочке.

Другое дело у нас. Ты хотя бы представляешь себе, как возросли, наши затраты по сравнению с прошлым годом?

Малик: Даже боюсь думать об этом.

Кассиэль: Вот! На девятнадцать целых и пятьдесят семь сотых процента.

Малик: Мне это ни о чем не говорит.

Кассиэль: Ты меня удивляешь, Малик. Образованные демоны обычно следят за состоянием экономики и курсом валют. Так вот, в своем ежегодном обращении Создатель обещал, что инфляция будет не выше восьми процентов. А тут, почти в два раза больше.

Малик: Но, получается, что больше чем в два раза.

Кассиэль: Вот я и говорю, почти. Но, не в этом дело. Ведь у нас индивидуальный подход к каждой душе. Мы не можем себе позволить строить рай сериями, пусть даже и небольшими. Мы обязаны воссоздать идеальную среду обитания для каждой попавшей к нам душе. А это гигантские расходы. Ведь цены на стройматериалы, оборудование, человеко-часы постоянно растут. Эти монополисты буквально терроризируют весь наш строительный бизнес.

Нет. Ты только прикинь, Малик! Перво-наперво, мы должны сотворить для каждой души твердь, или хотя бы ее подобие. И на то, и на другое идет уйма стройматериалов, песка, цемента, кирпичей. Потом отделка и декорации. Я уж и не говорю о фламандских гобеленах, дошло до того, что кое-где мы драпируем обычной аппликацией. Только ты никому не рассказывай об этом. Знаешь ведь, как это бывает обычно. Пойдет слушок, потом, не дай Бог, служебную проверку назначат. А от этого может пострадать столько ангельских душ! Ты себе и представить не сможешь.

Да, и самое главное – эфир. Пространство рая постоянно растет, и с каждым годом требуется все больше и больше этого летучего вещества. Нефтяная отрасль работает с перегрузками, да и цены на нефтепродукты взлетели до исторического максимума. Вот и получается, что пребывание даже одной души этого несчастного выльется бюджету в кругленькую сумму.