Коридоры

Светает. Я подхожу к окну, смотрю на мирный пейзаж. Время – половина пятого. Вряд ли удастся заснуть, но стоит попытаться. Я возвращаюсь в постель и неожиданно сразу засыпаю. Мне снова снится сон. Мне снится, что я сижу у водоема, вода прозрачная, в ней колыхаются водоросли и плавают красивые золотые рыбки, большие и маленькие. Блики солнца скользят по воде, свет пронизывает воду, водоросли на свету кажутся бархатными. Пахнет травой и еще чем-то смутно знакомым и приятным. Я должна поймать рубку руками. Я пытаюсь, но рыбки проскальзывают между пальцами, они рядом, но ухватить никак не удается. Вдруг приходит осознание, что надо делать. Я понимаю – нужно совершить усилие. Приходит ощущение напряжения в пальцах, и – рыбка у меня в руках! Теперь я знаю, что могу ВСЕ, надо только сделать волевое усилие! Рыбка в руке улыбается мне, в дверь стучат – подъем!

Завтракала я теперь в ресторане. «A la carte». На этот раз я заказала омлет с сыром (их здесь делали бесподобно), и профитроли со взбитыми сливками (настоящими!!! Не растительными!!). Зал был довольно большой, но так интересно спланированный, разделенный какими-то «архитектурными уловками»: зеркальными стенами, нишами, группами высоких растений, цветочными композициями и даже одним фонтаном, – что каждый столик стоял в своем собственном пространстве. Я ни разу пока никого там не встречала и вообще не видела.

К завтраку снова подали конверт с заданием. предлагались спортивные занятия в парке! Дежавю – или опять какие-то фокусы? Я уже знала, где в шкафу лежит соответствующая одежда и обувь.

На этот раз за мной пришел симпатичный молодой человек. Мы вышли в парк. Выдали инструкции. Я стала смеяться про себя – как они это делают? Мы находимся у входа в зеленый лабиринт (т.е. лабиринт из зеленых изгородей). Моя задача – дойти до центра, взять там артефакт – цель этой прогулки – и вернуться ко входу. За артефакт я получу очки, которые засчитываются при финальной аттестации по тренингу. В центре лабиринта находится некоторый набор артефактов, разной «цены». В лабиринте я буду не одна – у меня, оказывается, есть “товарищи” по прохождению тренинга. Знакомство наше не предполагается. Каждый действует сам по себе и старается обойти других. Дошедший до центра лабиринта может взять любой из имеющихся там артефактов. Первый добравшийся туда может взять самый дорогой, в нем столько же очков, сколько во всех остальных вместе взятых. Последнему артефакта не достанется вообще. В борьбе за артефакты нанесение участниками увечий друг другу строго запрещено, как и вообще физический контакт. За этим строго следят. Допускаются психологические меры воздействия участников друг на друга».

Мне дали небольшой рюкзачок. Там была литровая бутылка воды, какая-то дребедень и – карта лабиринта! Вопросов я не задавала.

Прозвучал гонг, мне показали на вход – проход между зелеными изгородями, ведущий в глубину лабиринта. Я вошла, и как человек разумный, сразу решила изучить карту. Села на песок аллеи (не такой желтый, как во сне, скорее, красноватый), и развернула план. Лабиринт был достаточно обширный и квадратный. С каждой стороны по входу. Таким образом, скорее всего, нас идет к центру четверо. Я не очень хорошо ориентируюсь по картам, но решила не спешить, а все же сначала разобраться, а потом уже выступать в свой поход. Это было нелегко. Если в лабиринте был какой-то общий принцип, типа, сворачивать все время влево, то я его уловить не могла. Не было и уверенности, что я правильно наметила маршрут. Я решила по мере прохождения хотя бы отмечать на карте свой путь. Карандаша не было. Хлебных крошек (ха-ха, как у мальчика-с-пальчика) тоже не было. Решила помечать повороты на карте ногтем. Сначала дело пошло неплохо. Я двигалась в глубину лабиринта, отмечая на карте свое положение на каждом повороте. Никто меня не пугал, и я приободрилась, рассчитывая через пол часика добраться до цели. Однако, тут я увидела, что дорожка сворачивает от центра к периферии лабиринта. Деваться было некуда. Теперь с каждым новым поворотом я удалялась от центра. Что делать? Как говорит народная мудрость – не знаешь, что делать, не делай ничего… Я решила еще раз остановиться и попытаться разобраться с планом. План не давался. Я никак не могла найти проход к центру из того места, где находилась. Похоже, дальнейшее продвижение приведет меня в тупик. Я похолодела. Неужели возвращаться? А как понять, где я свернула не в ту строну? Нужно успокоиться – это прежде всего. В центр выходили четыре дорожки, каждая со своей стороны лабиринта. Я попробовала проследить путь от ближайшего выхода к месту, где я находилась. Имея на карте пометки своего маршрута, я надеялась обнаружить пропущенный нужный поворот. Ничего не получалось. Я решила передохнуть, отвлечься от плана и успокоиться, так как руки мои, держащие план, уже начинали предательски дрожать. Я села на землю и вдруг внизу, где стволы еще только начинают ветвиться, и, если посмотреть на уровне земли, попадаются щели в сплошной зеленой изгороди, в просвет между стволами я увидела пару светлых кроссовок. Кто-то стоял с той стороны. Наблюдает за мной? Или вообще не знает, что я здесь, рядом? Человек стоял боком. Я услышала шуршание бумаги – смотрит карту? Наверное, конкурент… Нас настраивали на жесткое соперничество, но ведь это – психологи… Никогда не надо воспринимать то, что они говорят Вам, слишком буквально. Это все игры. Вполне вероятно, что «правильным» ответом будет действовать ровно наоборот. Если на клетке слона прочтешь надпись: «буйвол» – не верь глазам своим… Мы это любим. Я решила, что «правильным» будет перейти к любимой современной теорией тактике сотрудничества.

– Эй! Вы меня слышите? – тихо позвала я, и подошла поближе. Вы участвуете в тренинге? Тогда мы с Вами коллеги. Я потерялась, не могу найти дорогу.

Человек молчал. Шуршание продолжалось. Может быть, он не слышит? Глухой? Или наушники с музыкой в ушах? Я подобрала несколько камешков с дорожки и из-под изгороди кинула ему в ноги.

–Эй!

Он резко повернулся в мою сторону, замер на секунду, после чего быстро убежал. Мне стало как-то не по себе. Эдак, и напасть может… Неизвестно, чего можно ждать от выбранных по непонятным правилам людей в игре с такими ставками… Ладно, утешает, что увечий действительно наносить не должны… Иначе их бы давно закрыли. Я плюнула, и пошагала куда-то, куда вели меня ноги, уже не пытаясь ориентироваться по карте. Она, может быть, вообще неправильная. Черт же их знает, что они хотят проверить. Может быть, как раз мою способность действовать, наплевав на инструкции… Ну, не дадут же мне здесь умереть с голоду.

Вдруг между кустами я увидела широкий проход. Вот он, центр лабиринта! Двое мужиков стояли в середине полянки, сосредоточено разглядывая что-то у себя под ногами. С противоположной стороны одновременно со мной на поляну вышла девушка и, как я, озирается вокруг. Я рванула к центру (последнему ничего не достанется…). Девушка тоже. На бегу пытаюсь понять, что хватать? Где артефакты? Подлетаем к мужикам. Перед ними лежат четыре кубка из какого-то камня, кажется, яшмы. Не абсолютно идентичные, т.к. цвет и рисунок различаются, но одинаковые, в том смысле, что как их ранжировать – классифицировать не понятно вообще.

–Может быть, снизу что-то написано? – проявила креативность я.

– Нет, сказал мужик. Мы смотрели. Ничего там нет.

– Как делить будем?

–Давайте выйдем вместе, и скажем, что мы – команда, и это – наш общий приз. – предложила девушка.

И тут я что-то почувствовала, что-то такое, что уже было, и что нужно обязательно вспомнить и сделать. Кубок у меня в поднятой руке, темное помещение, факелы, и вздох толпы сзади, из темноты, и вопль торжества окружающих меня шестерых женщин в белых одеяниях: «Ты вернулась! Ты знаешь!».

Я знала, какой кубок нужно взять! Как можно более равнодушно, я сказала: Да, давайте, каждый возьмем по кубку, и выйдем так, вместе. Не слишком быстро, чтобы не показать своей заинтересованности, но и не слишком медленно, чтобы никто не опередил меня в движении к нужному кубку, я как можно равнодушнее и спокойнее выхватила свою добычу.

Мужик в светлых кроссовках подозрительно посмотрел на меня, но, видно, не нашел, что сказать, взял другой кубок. остальные тоже взяли по кубку, и мы пошли. Теперь я знала дорогу. Мы быстро подошли к выходу из лабиринта. Нас встретили и немедленно развели в разные стороны. Я как-то сразу потеряла из виду своих «коллег». Встретившая меня дама средних лет проводила меня в огромную приемную, обставленную тяжелыми кожаными креслами и столами из стекла и черного дерева. Здесь она повернулась ко мне и сказала:

– Как Вы уже и сами поняли, Вы прошли испытание. У Вас удалось обнаружить необходимые качества. Я поздравляю Вас. С Вами сейчас будет говорить Мастер.

Глава 2.

Моя сопровождающая повернулась и вышла, а я опустилась в одно из массивных кожаных кресел. Кубок все еще был зажат в моей руке. Я испытывала странное чувство. Чувство свершившейся судьбы. Было ясно, что прежняя жизнь кончилась, и я уже видела эту жизнь как будто сквозь аквариум. Стена холодной, тяжелой воды навсегда отделила меня от всего, чего я боялась, и всего, на что я надеялась. От Вениамина и неоплаченных долгов. От переживаний по поводу нехватки денег на хороший отпуск и надежд на расширение клиентуры. От прополки клубники на родительской даче… Я как будто умерла для всего этого, потому что в руках у меня был артефакт, который меня вернул в какую-то другую жизнь. Вернул к чему-то, что я всегда знала, и вот теперь готовилась вспомнить окончательно. Что-то очень важное, к чему текли все мои мысли и устремлялись все желания. Текли, как мутный бурный поток, который вот—вот вольется в прозрачное озеро и обретет глубину и ясность.

Пора! Меня не нужно было приглашать. Я встала и пошла к двери.

За дверью было море. Пустынный галечный пляж. Солнце опускалось в воду. Пахло водорослями и йодом. У воды прямо на гальке сидел Мастер. Я его сразу узнала. Не скажу, где и когда я его видела, но сомнений у меня не было. Я знала, кто это. Я очень хорошо знала этот профиль с горбинкой, эту полуулыбку левой половиной рта, эти полуприкрытые ресницами глаза, где прячется острый пронизывающий и холодный взгляд, как будто юркий зверек, готовый выскочить, когда этого меньше всего ждешь.

«Близ медлительного Нила, там, где озеро Мерида,

в царстве пламенного Ра,

Ты давно меня любила, как Озириса Изида, друг,

царица и сестра!

И клонила пирамида тень на наши вечера»1…

Я испытывала какой-то странный покой. Все мои взбаламученные последними событиями мысли и чувства пришли в равновесие, опустились, как падающие листья, улеглись, как ложится пыль, тронутая случайным дуновением ветра, на землю, как потревоженный ил в ручье ложится на дно. Понимание – как холодная прозрачная вода. Что значит «понять»? Я не могла бы ничего сейчас изложить связно, происходящее оставалось недоступным моему сознанию, но сознавать ничего и не требовалось.

– Здравствуйте, Вероника! Для нас всегда большая радость, когда мы обретаем новых товарищей. Хотя, вернее будет сказать, когда к нам возвращаются наши товарищи.

Как Вы уже поняли, наши «Коридоры», наши «тренинги», не что иное, как сеть, с помощью которой мы вылавливаем нужных нам людей. Людей, обладающих необходимыми для нашего дела качествами, способностью искать и находить артефакты. До пробуждения этот талант проявляется в людях, прежде всего, как рефлексия, то есть, проще говоря, как способность смотреть на мир и на себя самого как бы со стороны. Наблюдать свои переживания, желания, отношения. Отделять свое отношение к предмету от своего знания о предмете. Человек, обладающий способностью к рефлексии, может сказать себе: Вот, передо мной прекрасный человек (назовем его Иваном). Я понимаю, что Иван обладает многими достоинствами, а недостатки его вполне простительны. Я понимаю также, что я не люблю Ивана. Терпеть его не могу. В этом нет ни его, ни моей вины. Это нормально. Так люди устроены. Наша любовь и нелюбовь не является мерилом чужих достоинств.

Человек, обладающий рефлексией, не будет искать в Иване и приписывать ему пороки, чтобы оправдать свою нелюбовь. Ему не нужны оправдания. Он видит себя, свою любовь и нелюбовь, и принимает себя таким, какой он есть, не приукрашивая и не стыдясь. Человек не властен над своими чувствами к другим, но рефлексия дает ему точку опоры, которая лежит вне его чувств и отношений, и которая дает ему власть над самим собой и свободу от собственных страстей, дает свободу воли и совести.

А где же искать людей, наделенных способностью к рефлексии, как не среди психологов? Среди прочих вариантов личности, здесь как нигде чаще, встречается тот, который выбирает эту профессию, «чтобы разобраться в самом себе». А если человек испытывает потребность разобраться в самом себе, значит, он хотя бы в зачаточной степени наделен искомой способностью видеть себя со стороны, он не только стремиться следовать своим желаниям, но и задумывается о том, нужно ли им следовать и истинно ли желанно то, к чему его тянет. Такая особенность может доставлять серьезные неудобства и быть препятствием к жизненному успеху, однако, для нашего дела она необходима.

– Почему не среди людей искусства? – спросила я. – Уж кто, как не они, смотрят себе в душу и там копаются?

Мастер посмотрел на меня и устало махнул рукой:

– Ну, да. Там тоже ищем, не беспокойтесь. Но у людей искусства есть черта, которая их делает менее пригодными для нашего дела – они слишком поглощены своим ремеслом. О психологах этого не скажешь.

– А эти Ваши эмоциональные штучки? Я, кажется, за эти несколько дней наволновалась больше, чем за год обычно…

– Ну, что же Вы спрашиваете такие простые вещи? Конечно, развитая эмоциональность, способность не только рефлексировать свои и чужие эмоции, но и испытывать яркие эмоциональные состояния – необходимый ингредиент… Наши артефакты проявляются прежде всего тем, что порождают определенные энергетические поля, некоторые состояния пространства и времени, которые рациональному познанию вообще не доступны. Для их распознавания нужен эмоциональный интеллект. Поэтому Вашу эмоциональность мы будем развивать и дальше. У Вас большой потенциал, все три стороны эмоций у Вас хорошо представлены. Вы способны тонко и дифференцировано переживать эмоции на субъективном уровне, как состояния души, переживать и понимать, осознавать, что Вы испытываете, т.е. рефлексировать. Вы обладаете яркой выразительной мимикой, способны и хорошо читать эмоции других людей по внешним проявлениям. А это, кстати, имеет для нашего дела особое значение: эмоции – это канал связи людей, непосредственный и открытый для всех, умеющих понимать. Наконец, третья сторона эмоций – физиологические проявления, у Вас представлена просто роскошно: все люди краснеют, бледнеют, горят и холодеют, но – в разной степени…

Короче, Вы нам подходите. Мы надеемся, что Вы станете одной из нас и поможете нам. Ваша помощь может быть неоценимой.

– Помочь Вам? В чем?

Он как будто слегка удивился вопросу:

– Спасти мир, конечно.

Повисла неловкая пауза. Шутит?

– Вы устали, и я сегодня только в самых общих чертах обрисую, чем, как предполагается, Вы будете заниматься. У нас с Вами еще много времени впереди и много разговоров.

Вы, конечно, знакомы с теорией коллективного бессознательного? Карл Густав Юнг лучше всех, пожалуй, это понял и описал. Вот, в этом, будем называть это «коллективным бессознательным», мы и путешествуем по нашим коридорам.

Откуда берется то, что образует человеческое в человеке? То, что делает нас людьми? Что заставляет нас – только нас среди всех прочих живых существ – постоянно строить что-то, изменять окружающую среду, природные объекты, превращая их во что-то, чего в природе нет и что она породить не может? Откуда ритуалы, по сути, бесполезные, которые мы все, на всех материках и во все времена повторяем? Почему никакое общество невозможно без религии? И почему не может быть человеком индивид, не прошедший горнила того, что называют социализацией? Не вросший в человеческую культуру? Как известно, в тех случаях, когда индивид вырастает в изоляции, лишенным общества (например, известные случаи различных «Маугли»), человеком в полном смысле слова он не становится. Во-первых, предоставленный своей природе, но с раннего возраста изолированный от общества, человек не обладает организацией нервных процессов, свойственной «нормальным» людям, и соответствующим поведением. Не владея речью, он не способен к человеческому общению. Во-вторых, сама его телесная организация не является нормальной для человека. Например, отличается форма позвоночника. Индивиду, выросшему в изоляции, не свойственно прямохождение. Его позвоночник остается полусогнутым, а руки при ходьбе касаются земли. Даже умение пить из чашки у нас не от природы.

Где же она, эта культура? Можно ли считать, что ее субстратом, носителем, является объективное материальное воплощение: архитектура, предметы искусства и орудия, и другие прочие артефакты? Нет, сами по себе они молчат. Они ничего не говорят субъекту. Чтобы контакт состоялся, необходимо нечто большее, которое в конечном счете и делает нас людьми – приобщение к нашей коллективной душе, нашему коллективному бессознательному. Коллективное бессознательное подобно грибнице, которая прорастает множеством отдельных грибов, оставаясь сама собой. В ней их общие корни и соки. В ней сохраняются элементы прошлого каждого из живших, в ней заложены начала будущего, в котором каждый живущий имеет свою долю и часть. В коллективном бессознательном находится то, что Юнг называл архетипами – те универсальные формы, которые придают человеческий строй и сущность нашей душевной жизни. Оно заполнено чувствами, кем-то пережитыми, мыслями, однажды кому-то пришедшими, образами вещей, ощущениями… Некоторые «кусочки» этой грибницы плотно связаны и передаются из поколения в поколение относительно целыми, другие – полностью расплавляются, распадаются на мельчайшие части, вновь возрождаются уже неузнаваемыми.

Возьмем память обычного человека, его прижизненную память. Она заполнена кусками воспоминаний, образами чего-то виденного, мыслями, когда-то пришедшими в голову, информацией о самых разных вещах… Все эти кусочки у нас в памяти вперемешку. Вы не можете выстроить непрерывную последовательность воспоминаний. Вы даже не можете выстроить по порядку те куски, которые есть в явной форме. Вы часто не знаете, когда происходило то, что вспоминается. Откуда вы знаете, что это происходило в вашей жизни? Что все это, что вы помните, – ваша личная, собственная, прижизненная память? А явления дежа вю, всем в той или иной мере знакомые – когда вы понимаете, что происходящее с вами сейчас уже было? Разве все это не наводит на мысль, что в памяти границы индивидуального бытия не абсолютны, они подвижны и преодолимы?

Сам Юнг находил коридоры к некоторым сохранившим целостность кусочкам коллективного бессознательного. Он часто посещал, например, кусок «души» жреца древней религии. Юнг был одним из нас, из немногих, путешествующих по коридорам, и единственным, кто эти свои путешествия описал в своих работах, хотя и не говорил, конечно, о цели этих своих путешествий.

Так вот, Вам предстоит учиться искать и находить в недрах коллективного бессознательного наши артефакты. Их необходимо собрать. Время на исходе.

Я, что называется, обалдела. Открыла рот, чтобы спросить что-то, но не знала, что. В следующий момент я проснулась в своем номере. Проснулась со слезами на глазах и острой тоской от продолжающейся разлуки. Я вдруг поняла, как я скучала одна, как я хочу снова видеть Мастера и говорить с ним.

На столике у кровати лежал мой блокнот для записи снов. Я стала писать, уже плохо понимая, где была явь и где сон.

***

Я лечу над землей. Подо мной леса растворяются в сумерках, морская гладь колеблется и поблескивает. Я лечу за солнцем, но его огромный круг заваливается за горизонт, и мне его не догнать… Тьма накрывает землю за моей спиной, тьма догоняет меня…

Меня, кажется, оставили в покое. Я не получаю никаких заданий, гуляю иногда по парку, который виден из моего окна, и – сплю.

Мне, собственно, никто прямо не говорил, что я должна делать, но я откуда-то это сама знаю. Я должна учиться плавать в коллективном бессознательном, путешествовать по коридорам, и находить артефакты. Появляются яркие фрагменты, часто очень неприятные, но я понимаю, что должна научиться погружаться в те образы, которые наиболее эмоционально насыщены. Знаешь, как бывает, когда снится кошмар, и ты в какой-то момент понимаешь, что надо проснуться, и просыпаешься? Это происходит еще во сне, но вполне целенаправленно. Так вот, теперь я стараюсь – во сне, но вполне целенаправленно – в такие моменты не проснуться, а нырнуть в сон еще глубже.

Сегодня снилось ужасное. Я шла вместе с другими женщинами и мужчинами по дороге, какие бывают в сельской местности – как будто ее протоптали за многие годы люди, здесь ходившие. По сторонам дороги стояло оцепление, по всей видимости, солдаты, но я не могла рассмотреть форму и вооружение. За ними стояли другие люди, они смотрели на нас, идущих. К этим людям было приковано все мое внимание. Я очень устала, идти было тяжело, мы все устали. Я шла уже через «не могу» и понимала, что долго не продержусь. Нужно спешить, а я никак не могла решиться. У меня на руках был ребенок. Я изо всех сил прижимала его к себе. Ребенка необходимо было спасти, вытолкнуть из нашей колонны обреченных. Время заканчивалось, а я никак не могла принять решение. Во рту пересохло, и волосы лезли в глаза, а я не могла их поправить. Это мешало. Впереди показались факелы, я поняла, что это конец, медлить больше нельзя, я кинулась в сторону, и очень быстро сунула ребенка в руки женщины, стоявшей с другими на обочине. Ее лицо показалось мне добрым. Я отскочила назад, задыхаясь, боясь оглянуться, чтобы не привлечь внимания стражи, я шла, слезы заливали мне глаза, и я изо всех сил молилась, чтобы та женщина оставила себе моего ребенка, чтобы не съела его. Почему-то было понятно, что мы предназначены в пищу. С полной ясностью я вдруг увидела свои ноги – грубые, босые и грязные, совсем не похожие, надеюсь, на мои настоящие ноги – и какие-то лохмотья, не то тряпки, не то куски кожи, которые были на мне одеты. С этой картиной я проснулась.

Если им нравятся физиологические проявления эмоций, то мной тут должны быть довольны. Я опять проснулась в поту, в слезах, с сердцебиением… Где мой блокнот?

К счастью, не все сны такие мрачные. Я уже несколько раз попадала в ряд образов, похожих на то, что мне представилось в момент моего «пробуждения», когда я нашла свой первый артефакт.

Приходит запах. Он приятный, теплый, обволакивающий и, в то же время, волнующий, тревожный, даже чем-то грозящий. В темноте скорее угадывается, чем виден ряд колонн. Я знаю, что меня там ждут, там в глубине что-то шевелится, двигается, шуршит, мне надо туда, но как только я пытаюсь двинуться – просыпаюсь…

Я все еще не умею управлять своими снами, не умею ходить по коридорам. Почему меня никто не учит? Я решила попробовать самостоятельно. Для начала, может быть, попытаться сфокусироваться на каком-то определенном месте, сюжете, в какой-то точке этого коллективного бессознательного. Сегодня даю себе задание оказаться там, где я была с кубком в руках. Перед сном стараюсь вызвать в памяти все подробности…

И что же? Ничего подобного я не увидела. Сначала вообще не могла заснуть. Наверное, от усилий… Потом незаметно все же заснула, и увидела себя во дворе своей покойной прабабушки. На мне коротенькое розовое платьице с оборками, сандалики одеты на белые носочки. Я смотрю на свое платье и радуюсь, я нарядная, красивая, мы с родителями собираемся в город – гулять. Я сижу на старой вросшей в землю скамейке, рядом сидят мои куклы, Маня и Лиза. У Лизы платье такого же цвета, как у меня, и испачкан нос – я играю в чаепитие. Мама зовет меня, я бегу к ней и падаю. Платье испачкалось, я вижу зеленые пятна травы на розовом, и еще черные… Мне так жаль платья, я плачу. Сквозь эту детскую, ощутимо реальную, картину вдруг пробивается совершенно иная нота – что-то важное происходит, как я понимаю уже взрослым своим умом. Вдруг я вижу себя-ребенка как будто сверху, со стороны, поднимаюсь над собой выше, вижу прабабушкин сад, веранду, где на столе накрыт чай, и узнаю среди прабабушкиных красивых бело-голубых чашек мой артефакт – эту чашку я должна взять, я тянусь к ней, но мне не удается схватить ее: чашка проходит сквозь пальцы, мои руки не могут сомкнуться на ней, картина теряет яркость, все расплывается, я понимаю, что артефакт уже упущен, и – собрав все силы, всю энергию, всю волю – кидаюсь в глубину сна за чашкой, как ныряльщик в воду. Двигаюсь, как в гуще водорослей или в густом кустарнике, продираюсь, тянусь за ускользающим артефактом. Нельзя отпускать! Усилие, еще усилие – я хватаю чашку, она в моих руках! Победа!!! ПОБЕДА!!! Торжествую! Я все могу! Я смеюсь – и просыпаюсь.