Четыре угла

Упав на колени, Герман смотрел сквозь уходящую противную девушку на приближающихся стражей. Они вышли из-за угла и, направив копья вперед, двигались к Герману. Местные жители с радостью указывали стражам пальцами на Рица. Он запаниковал, но вскочил и побежал. «Нужен другой подход». Грохот от стражей почти перебивал внутренний голос странника, но он уловил суть своих слов и, свернув в подворотню, принялся искать взглядом нового потенциального помощника. Впереди оказался мужчина. Он вышел из кирпичного дома и стоял, закрывал дверь, плоскими пальцами пытаясь не уронить ключи.

– Простите, уважаемый. Хотел заметить, что вы сегодня невероятно замечательно выглядите, я бы сказала: фантастично, невероятно, умопомрачительно, сногсшибательно, головокружительно. – Торопясь заговорил Герман.

– Да? – Как бы удивленно, но совершено не удивительно для себя, отреагировал местный житель.

– Да! Я бы очень хотел узнать у вас, как вам это удается. Могу быть уверен в том, что этот дом полностью ваш, наверно, как и весь город. По вам сразу видно, что вы богатый и уверенный в себе мужчина. Но, как жаль, что я не могу быть хотя бы немного похожим на Вас. Эта моя объемность тела выдает мое нижайшее происхождение. Отсюда я бы хотел знать, как мне попытать счастье и найти место, чтобы скрыть это невообразимое уродство от ваших прекраснейших глаз?

Трафаретный мужчина, внутренняя часть которого была значительнее больше наружного контура, заулыбался и решил проявить милосердие, указав на гостиницу в пяти метрах от них.

– Там спросите Малышку. Так и скажите: где я могу найти Малышку. Они тут же вас проводят. Говорят, она знает всё, может, и вам подскажет, куда вам лучше деться.

Риц обрадовался и тут же скрылся из виду. За его спиной захлопнулась дверь гостиницы и растворился дым от пяток.

У регистрирующего посетителей молодого парня Герман спросил Малышку. Парень посмотрел на Германа, потом взял телефонную трубку, набрал номер и произнес: «К вам мужчина, он объемный. Ага, понял». Он положил трубку, посмотрела на пришельца.

– Пройдёмте, я вас провожу.

Вместе они поднялись на третий этаж, открыли деревянную дверь, повернули налево и прошли по коридору с дешевым красным ковром к двери №32. Юноша постучал и ушел. Риц остался стоять.

Через минуту медленно приоткрылась дверь. Показалось милое красивое личико молодой девушки. Она двумя руками резко схватила Рица за грудки и затащила его в номер, захлопнув за ним дверь и накинув цепочку, чтобы никто не смог им помешать.

Риц, увидев интимную обстановку и плотно задвинутые шторы, с дрожью в теле, но без возбуждения, посмотрел на девушку, которая уже расстегнула ему ремень и пыталась стянуть с него брюки. Он испугался и отбросил трафаретную даму. Она упала на кровать и тут же встала, но этих секунд хватило, чтобы Герман быстро поднял штаны и крепко-крепко затянул ремень. Ремень был туг, он давил, но и придавал чувство защищенности.

– Да что это с Вами? – закричал Риц. – Я пришел сюда не ради этого!

Она рассмеялась и хитро посмотрела на него.

– Милый, я знаю, но это сейчас не важно. – Она подмигнула и хитро улыбнулась одним концом рта. – Просто сначала мы сделаем то, что нужно мне, а потом решим твои человеческие проблемы. – Она говорила уверено, так, как говорят знающие о своей власти и красоте. В речи не было надменности, дерзости. Нет, она заигрывала и подшучивала.

– Вы знаете, что я человек?

Она недовольно выдохнула, поняв, что её ждет долгий и нудный разговор. Сев на край кровати, она сложила руки на своих обнаженных коленях.

– Да. – Закатывая глаза, сказала девушка. – Я знаю, кто ты и откуда ты, но я отказываюсь тебе в чём-либо помогать, пока ты не опустишь свою объемную попку на эту кровать.

– Ты хочешь заставить меня сделать то, чего я сейчас не хочу? Интересно, как у тебя это получится? Риторический вопрос! Не отвечай…. – Герман посмотрел на пол. – Пойми, я просто хочу получить немного информации.

– Ну а я хочу получить немного тебя. – Она опять это сделала – она опять улыбнулась, но теперь предварительно облизав губы языком.

– Почему это для тебя так важно? – прищурив глаза, спросил Риц.

Она не хотела отвечать. Наступила тишина. Минута стала переходить в две, три, четыре… Герман ждал, и пока ожидание длилось, он рассматривал помещение. В комнате было две одноразовые кровати, что достаточно странно, учитывая, чем тут обычно занимаются. У кроватей стояло по тумбочке, а на тумбочках по светильнику. Между ними на стене весела картина, покрывшаяся пылью. Окно было одно, но широкое, и Герман как раз стоял к нему лицом всё это время. Бархатные красные плотные занавески скрывали вид, но был слышан человеческий гул – рядом сцена для высказывания местными жителями своих наблюдений. При затишье гула хорошо слышался стук настенных часов, стрелки которых шли неравномерно.

– Ты так и будешь молчать? – Герман начинал задумываться о ее предложении. Он пытался понять, будут ли у него еще шансы узнать где-то информацию, если этот шанс он упустит.

– Я бы не молчала, если бы твои вопросы были приятнее.

– Я бы не стал их задавать, если бы жизнь была приятнее.

Они друг другу улыбнулись. Она посмотрела на него после улыбки серьезно, не принимая своего же решения всё-таки рассказать ему то, что ему нужно.

– Тут считается удивительным и особенным, если кто-то вступает в отношения, пусть даже не долгие, с людьми по типу тебя. Сейчас тут таких не много. Я знаю лишь одну, но о других ходят вполне убедительные о их реальности легенды. Та, которая попытала удачу с прошлым странником, говорит, что такой случай выпадает не каждой.

– С прошлым?

– Да. Он был тут много лет назад. Моя знакомая, рассказывая историю их встречи, утверждала, что он успел ей рассказать о своих мечтах. Видите ли, он всегда хотел открыть свой бар. Дурак…

Германа пронзил удар стрелок настенных часов и, как из темного шкафа, на него выпрыгнуло воспоминание – он вспомнил бар в мире Зла, вспомнил того худого и подозрительного мужчину.

– Этот мужчина, который хотел открыть бар, он всё еще тут? – ожидая с потом в ладошках, произнес Риц

– Нет. – Недовольно произнесла девушка. – Я же говорю тебе, он дурак. Вместо того, чтобы остаться тут и не бояться по ночам засыпать без девушек, он попытался сбежать. Знакомая сказала, что сразу после их встречи он оделся и выбежал. Он что-то натворил, и его отсюда изгнали. Куда? – Девушка посмотрела по сторонам, прислушалась не подслушивают ли их посторонние, дыша в стену, и прошептала, – Говорят, он попал в мир, где люди, словно под гипнозом со злостью убивают друг друга. Не знаю, правда ли это, но звучит вполне убедительно.

Герман понял, что тот мерзкий мужик из мира Зла – тот, кто открывал комнату в прошлый раз.

Юноша почувствовал дрожь в ногах и присел на кровать, стоящую напротив кровати, где сидела девушка. Она увидела удивленное лицо красивого путника, и ей тут же захотелось его обнять. Девушка встала, медленно подошла к не моргающему Герману и обняла, положив плоскую голову на его объемное плечо.

– Для тебя это шокирующая новость?

– Да. Видишь ли, мне довелось с ним пообщаться. – И Риц рассказал о нем, о его сложенном из досок баре, о мире зла и о том, как он от туда выбрался. Потом он посмотрел на девушку и сказал, – И теперь я хочу выбраться отсюда. Этот мир – не для меня.

– Я знаю многое тут, но только по слухам и легендам. Поверь, если бы хотя бы одна сплетня или хотя бы один отрывок одной жалкой легенды говорил о том, как отсюда выйти, я бы обязательно тебе рассказала. Но, увы. Мои знания исчерпываются на этом. Знаешь, давай поступим так: твоей платой за информацию будет информация о другом мире. Можешь идти, искать то, что тебе нужно, я тебя не могу и не хочу держать. Нет, хочу, но не просто держать. – Она опять улыбнулась и, заигрывая, взглянула на странника.

Герман Риц пробыл у девушки в номере еще некоторое время. Он решил рассказать ей больше, ведь, может, эта информация пригодится другим.

Выходя из номера 32, Герман смотрел в пол. Он чувствовал себя уставшим и обессиленным. Спустившись на первый этаж и пройдя мимо юноши, регистрирующего гостей, Риц вышел на улицу. Шума от тяжелых шагов стражей не было слышно, «камни» открывали веки и смотрели за пришельцем, а трафаретные люди смеялись и звали друг друга, приглашая в отель. Впереди, рядом с дорогой на углу дома, трафаретный юноша обливал трафаретную девушку лживыми сладкими речами о вечной любви. Девушка в свою очередь делала вид, что ей интересно, иногда смеявшись и качая головой. Они были увлечены друг другом по настоящему, но лишь для одного, и вся эта прелюдия им была чужда. Риц прочувствовал всю лживость этого мира, себялюбивость здешних жителей и мерзость их отношений. Фальшь, игра на чувствах, удовлетворение своих потребностей.

Понимая, что всё начинает давить на него, Герман побежал к одной из уличных сцен, где каждый мог говорить для публики что-то актуальное, что-то о себе. Поднявшись по лестнице такой сцены, путник вытолкнул одной рукой трафаретного юношу, рассказывающего о своих желаниях быть всеми любимым и рассказывавшего о своих преимуществах, которые должны были быть причиной всенародной любви. Плоские люди заинтересовались смешным и необычным видом объемного человека, у которого даже не было внутренней части – части «ребенка». Толпа у сцены нарастала, люди смотрели на Рица. Он заговорил в громкоговоритель:

– Знаете, что я вам скажу? Все те взрослые люди, ставящие свои нужды и потребности, интересы выше других – в душе самые настоящие злые дети, которые привыкли, что взрослые всегда делают то, что им хочется. Что ещё для меня мир чрезмерного самолюбия? Помимо установленной детской зависимости от взрослых, их внимания и любви, самолюбие – огромный надутый пузырь, который хочется уничтожить. Люди, чрезмерно самовлюбленные, все время мешают спокойному существованию. Каждое их слово должно быть вставлено и принято людьми, не как затычка для уст других, а как единственная истина. От самовлюбленных веет не просто подвохом, а самым настоящим дерьмом. Потому, сами они выглядят внутри, как дерьмо. Они – сладкая обертка снаружи и горькое, вонючее, источающее зловонный пар нутро. Самовлюбленные люди – опасные люди. И их внутренний капризный ребенок требует слишком многого от общества, он – избалованное скупое на чувства к другим лицо нижайшего по морали человека. Чрезмерно самовлюбленные люди не верны, ведь им мало той любви, что дают люди в окружении, они ищут ее за пределами. Чрезмерно самовлюбленные люди грубы, ведь вечно обижены на мир за «несправедливое» обращение к ним. Чрезмерно самовлюбленные люди не спешат помогать, ведь в помощи нет источника наживы, нет прибыли, нет того, что будет полезно именно им. Чрезмерно самовлюбленные люди зациклены на своих сексуальных желаниях, игнорируют чувства тех, кого заставляют страдать от отношений с ними. Так, точно можно заметить, что чрезмерное самолюбие появляется, когда человек приходит к мысли «я обладаю явными преимуществами», развивает понимание своей красоты, сексуальности, материальной обеспеченности.

Разразился скандал. Плоские трафаретные люди начали требовать извинений, признания. Они начали хватать в свои руки всё, что попадалось на глаз. Кто-то не постеснялся кинуть другого жителя в стоявшего на сцене Германа.

Люди прибывали со всех углов. Выбежала из за угла и Малышка. Она опечалено посмотрела на юношу и закрыла глаза руками, понимая, что добром происходящее может не кончиться.

Жители стали звать стражей. Все «камни» на дороге открыли свои веки и заморгали. Раздались тяжелые шаги, шум щитов. «Стражи! Стражи идут! Ну всё, ему конец».

Риц смирился. Он бросил громкоговоритель на пол сцены и безучастно посмотрел вдаль, в никуда. Его больше не было в этом мире разумом, он был тут лишь телом. Он отключил мысли, он хотел отключить всего себя.

Вдруг задрожала земля. Стражи, подходившие к сцене, остановились и развернулись лицом в обратную сторону – к озеру. Местные жители запаниковали, они забыли о Германе и начали рассыпаться по сторонам. «Опять! Началось!» кричали многие.

Берег озера омыло брызгами озера, вода заволновалась. Поднялась волна и из воды показалась огромная круглая голова кораллового цвета. Когда нечто полностью вынуло тело из воды, оно одним шагом перешагнуло всё озеро своими огромными сильными ногами и встало вне трех уровней. Это оказался монстр Мира Самолюбия. Им был огромный великан с телом настоящего силача-атлета, но с лысой головой и лицом недовольного ребенка. На оголенном торсе силача взрослой комплектации виднелось восемь «кубиков» пресса. Руки с внушительными мышцами и сильные ноги монстра были в напряжении. Злое детское лицо кораллового оттенка, смотрело на мир свысока. Монстр был явно недоволен происходящим. Морщинки на его лице прижимались к переносице, вены на руках и ногах вспухли, а шея пульсировала от ударов бешено колотящегося сердца.

Не разбираясь, что происходит и кто в чём виноват, Монстр раскрыл руки и, собрав в них крайние уровни мира, хлопком соединил их на миг, доведя до уровня умеренного самолюбия. В момент хлопка и образования огромной ударной волны, Герман Риц исчезает навсегда из мира самолюбия.

«Дневник, я понял простую истину -людям нельзя доверять, люди подводят, они ненадежны, пропитаны обманом. По сути, эгоисты, увлеченные собственными нуждами, и как показывает опыт, ничтожными первобытными нуждами»

Часть 4. Любовь и Счастье

Глава 1. Тот ли это дом?

Герман резко открыл испуганные глаза, разложившись напряженным телом на мягкой кровати. Как только он узнал знакомую с детства обстановку родного родительского дома, то тут же расслабился и смог почувствовать всю мягкость и почти что невесомость свежего постельного белья.

Прошло три дня с тех пор, как Герман очнулся в клинике на втором этаже, в углу рядом с брошенными красками и листками бумаги. Уже три дня, как Риц, попросив короткий отпуск, собрал вещи и уехал в родительский дом, где провел лучшие годы. Находясь в пути и проезжая по каменистым и проселочным дорогам, он мечтал о покое, о быстром безмятежном забвении, о тепле близких и родных людей.

Три дня пролетело незаметно. Отпуск начинал подходить к концу, но два оставшихся дня давали надежду на лучшее, как минимум – на потерю мыслей, беспокоивших нашего юного врача. Ведь человеку так важно иногда отпустить печалящие его мысли, отпустить проблемы, перестать думать о путях решений. Иногда важно просто наслаждаться жизнью, не замечая плохого. Можно назвать это перерывом от реальности – погружением в идеальный мир, избавленным от страданий, боли и неприятностей.

С кухни раздался женский пожилой голос, звавший Германа на завтрак.

Мама Германа была милой, доброй женщиной пятидесяти шести лет. У нее был островатый нос, зеленые глаза, небольшие мешки под глазами и небольшие морщинки у глаз. Над розовыми губами вертикально располагались мелкие морщинки, а в черных волосах пряталась седина. Причесок она не любила, поэтому часто подстригалась коротко или прятала слегка вьющиеся локоны в хвостик. От рождения все замечали ее красоту, и потому назвали очаровательную новорожденную девочку подобающим именем – Линдой. Линда, зная о своей красоте, никогда ею не пользовалась. Она была за всю свою жизнь лишь в одних отношений, подкрепляющихся близостью, и эти отношения были с отцом Германа – Бобом Рицом.

Боб был мертв вот уже более семи лет. Его погубило слабое сердце и склонность к авантюрам. Хотя, пожалуй, сейчас это не важно. Важно то, что он любил свою семью, любил всех троих своих детей, свою красивую жену и даже свою работу. Светловолосый, кареглазый, добрый и улыбчивый, знакомый с каждой шпаной и каждым уважаемым человеком, не предназначенный для ссор и драк, Боб был достойным человеком, покинувшим мир живых, когда его единственному сыну было всего шестнадцать лет. Внешность Герману перешла от мамы, а характер от отца. Смесь получилась замечательной.

Единственная фотография Боба Рица стояла в комнате Линды. Иногда дети приходили посмотреть на нее, чтобы почувствовать присутствие отца и его влияние на их жизни.

Герман, вскочив тем утром с кровати, быстро оделся, забежал в соседнюю комнату – взглянул на фотографию и улыбнулся со скорбью в сердце, а затем помчался на кухню.

– Доброе утро, сынок. Давай, ешь скорее, пока не остыло. – С улыбкой сказала Линда.

– Доброе утро, – усаживаясь за стол, ответил Риц.

Линда поправила шерстяную шаль на плечах, поставила сыну тарелку с овсяной кашей, чашку чая и присела рядом на деревянную табуретку. Только Герман поднес ложку ко рту, как раздался женский серьезный голос, и захлопнулась входная дверь.

– Нет, ну это невозможно! Это категорически неправильно! Ох, мама, я закипаю! – Крича еще с коридора, возмущалась старшая сестра Германа – Рут. Она вбежала в родительскую комнату, никого не увидела и помчалась на кухню, пытаясь угомонить гнев внутри себя. В руках Рут держала письмо.

– Что случилось? – испугавшись, спросила мама.

– Его, – Рут ударила правой рукой по раскрытому листку бумаги, исписанному сверху донизу, – опять призывают оставаться на базе, в этот раз минимум на два месяца! Нет, ну как так можно? Вызывают сначала на три месяца, потом продлевают срок службы еще на два, а затем еще на два. Сколько это будет продолжаться?

Муж Рут был военным человеком. Он часто бывал на сборах, которые продлевали по различным причинам. Во время военных сборов Рут оставалась ночевать и жить по несколько дней у матери, хотя уже давно имеет вместе с мужем собственный дом, находящийся неподалеку. Она переживала каждый раз, как получала письмо, ведь боялась увидеть среди строк – «сборы решили продлить». В этот раз она не выдержала и показала свои эмоции. Всем своим телом и с дрожащими ногами она упала на стул, возле мамы, прикрыв лицо рукой.

Рут была старшим ребенком в семье. Она была сильной, смелой, умной и красивой женщиной двадцати восьми лет. Широкие ее плечи держали на себе тяжкий груз помощи маме, воспитания собственного ребенка и поддержки мужа – военного. Длинные русые волосы Рут завязывала в косу, подвязывая ее бархатной лентой. Глаза у нее были зелено-рыжими, брови темными, а губы пухлыми, Внешностью она больше напоминала бабушку Германа в юности. Ее, кстати, тоже уже не было на тот момент в живых. Она умерла от старости в той самой городской квартире, в которой жил Герман. Она досталась ему по наследству.

– Рут, – проглатывая последнюю ложку каши, сказал Герман, – может, тебе нужно отвлечься? Пойдем сегодня к заливу, пособираем камней разноцветных, ракушек, может, монеток. Потом будем друг перед другом хвастаться.

Рут подняла глаза, посмотрела на брата, как на дитя, и ответила:

– Тебе сколько лет? Герман, мне уже не восемь, чтобы, как дурная, собирать камни на пляже.

Герман бросил ложку на стол.

– Вы посмотрите на неё! Не хочет камни собирать… Аврора уже Колю подговорила, он идет. И раз он идет, то и ты пойдешь. – Хитро играя бровями, сказал Риц.

– Заговорщики, – Улыбаясь, ответила Рут.

Вся семья собралась по хмурой дождливой погоде и вышла на прогулку к заливу. Ветра почти не было, серые тучи лениво плыли над головой, а солнце пыталось пробиться к людям, пуская свои лучи на плещущиеся об берег волны. Морской запах тонкими нотами окружал Германа, его маму, двух сестер и племянника.

Аврора, младшая из детей, сестра Германа возрастом восемнадцати лет, была жизнелюбивой, темноволосой, зеленоглазой девушкой с носом с горбинкой и сложным характером. Да, она была доброй, улыбчивой, но и своевольной. Поклонников била, девушек сторонилась, а учебу считала необходимым для женской самостоятельности атрибутом жизни. Племянника Колю Аврора обожала. Коля был шестилетним скромным светловолосым мальчиком, внешность которого часто напоминала внешность Боба Рица. Отец же Коли это отрицал.

Стоя у воды, смотря на свою семью, Герман был счастлив. На душе наконец-то был покой, в теле – тепло, а в голове – пьянящая пустота. Два остающихся дня отпуска ему хотелось заполнить своей семьею, их улыбками, их счастьем, их любовью.

– Можно постоять рядом? – нежно проговорила Линда.

– Конечно. Я буду только рад. – Герман улыбнулся и обнял маму правой рукой за плечи.

– Не жалеешь, что приехал?

– Нет, мам. Я по вам очень скучал. Сейчас я жалею о том, что скоро вновь должен уехать.

– Ты можешь не уезжать. – Линда посмотрела на сына выпрашивающим взглядом глаз полных слез.

– Не могу не уехать, мам. Не могу сказать точнее, но я слишком далеко зашел и не могу остановиться, мне не позволят. – Герман стал поглядывать из стороны в сторону. Глаза забегали, губы сжались.

– Настолько злое начальство? – Улыбнувшись одним краем, спросила Линда.

– Ха, можно и так сказать.

– Честно, сынок, когда ты решил стать психиатром, то все были поражены. Я надеялась, что ты шутишь.

– Я знаю. Видел ваши взгляды. Но, мама, я пока не столько разочарован, сколько заинтересован своей работой. И пока оно так, я буду продолжать работать.

Линда замолчала на секунду, а потом продолжила разговор, задав один вопрос, на который Риц не захотел отвечать:

– Ты пошел в психиатры из-за Марлен?

Герман побледнел, зрачки его расширились, губы приоткрылись, а на нижних ресницах появились едва заметные дрожащие слезы.

Моргнув пару раз, Риц повернулся лицом к маме, робко улыбнулся и печально пошел к Коле и Авроре собирать камни.

Рут, увидев происходящее, подошла к матери поинтересоваться, что же произошло.

– Что случилось? От чего он побледнел?

– Я совершила ошибку из-за своего интереса, я упомянула Марлен.

– Ох, мама… – Рут покачала неодобрительно и с сожалением головой, потом посмотрела на младшего брата и молча уставилась в воду.

История о Марлен и Германе покрыта печальной, трагической пеленой, которую хотелось бы снять или забыть двум семействам.

Глава 2. Герман и Марлен

Герман учился в совмещенной для девушек и юношей школе. Будучи в десятом классе, он уже около трех лет был знаком с девятиклассницей по имени Марлен, но с ней не общался. Скромная девушка была почти невидимкой для всей школы. Она не привлекала внешностью, не была активной, не испытывала успех в учебе. Ее многие называли странной.

Однажды, когда были отменены занятий в зимнее утро, те школьники, что уже успели добраться до зданий учебного учреждения, мигом стали делиться на группы, готовясь к снежной битве. Марлен не была готова участвовать, в отличии от юного и веселого Германа. Схватив снежок, он кинул его со всей своей юношеской силой шестнадцатилетнего подростка в парнишку, но по ошибке попал в скромную девочку на год младше. Она упала и потеряла сознание. Напуганный Риц бросился к Марлен, лежавшей в снегу лицом к небу.

– Девочка, очнись! Очнись! – Приговаривал Герман, держа голову Марлен двумя руками.

Она медленно стала открывать глаза, когда над ее телом собралось около дюжины человек.

– Жива! – прокричал кто-то.

– Ура! – ответил другой.

Все, кроме Германа, разбежались продолжать битву, а он остался смотреть на девочку и держать ее голову.

– Я – Герман. Узнаешь?

– Да. А я – Марлен – робко ответила она.

Риц поднял знакомую со снега и понес ее на руках до дома. У нее кружилась голова, замерзли ноги, а по телу шла дрожь от холодного ветра. Двумя слабыми руками Марлен обвила шею Германа, укуталась лицом в его воротник от куртки и пыталась выжить. Нет, всё было не так плохо, было не опасно, но ей казалось в тот момент, что вся жизнь терпит крутой поворот, способный привести к трагедии.

Марлен заболела. Говорили, ее сразила простуда, и она две недели провела в кровати. Домашнее задание из школы ей приносила классный руководитель. Риц почувствовал свою вину, ведь если бы не он, Марлен бы не пролежала в снегу около часа, не замерзла и не заболела. Он вызвался принести домашнее задание вместо учителя, и ему не отказали.

Какого же было удивление юного Рица, когда ему открыла дверь сама Марлен, которая не выглядела простуженной. Да, ее лицо было бледное, но оно было у нее такое всю ее жизнь. Белокурая, голубоглазая, с аккуратным носиком – пуговкой и нежными слегка пухлыми губами Марлен стояла в дверях, испугавшись прихода молодого человека.

– Здравствуй. – Сказал он. – Я принес тебе домашнее задание. – Герман протянул руку с тремя учебниками, в которых на разных страницах были вложены листки с пометками учителя и указаниями для выполнения работ.

– Здравствуй. Спасибо. – Марлен качнула головой в знак признательности, покрылась красным румянцем от стеснения, взяла книги и хотела закрыть дверь.

– Постой! Я хотел еще раз извиниться, что тогда… ты пострадала из-за меня. А теперь ты еще и простудилась, и всё я.

– Герман, – наклонилась Марлен, посматривая по сторонам, – ты никому не расскажешь?