Время собирать камни

– Молодой человек, вам плохо? – зазвенел чей-то голос у меня в ушах, – Молодой человек, эй!

Я нехотя попытался разлепить глаза, вырываемый из своей заколдованной неги.

– Братан, алё. Вставай! – добавлял мотивации уже другой, более грубый голос.

– Да я, вообще-то, тут просто наслаждаюсь местным гостеприимством. – Собравшись с духом, но не открывая ещё глаз, выцедил я. А про себя в этот момент подумал: «Воображение мечтателя иной раз рисует слишком зыбучие картины мира, засасывающие за собой даже рамы, обрамляющие их».

– Ну, слава Богу, живой! – опубликовал свой незамысловатый вердикт тот же грубый голос.

Я приоткрыл один глаз, понимая необходимость наладить зрительный контакт с моими спасителями. Пара мутных фигур, склонившихся надо мной, стали приобретать очертания и постепенно обрастать деталями. Немного пошарив по поверхности их тел, я отчётливо осознал неизбежность подключения и второго глаза к этому процессу. А всё потому, что они оба с головы до ног были покрыты татуировками. Всех мастей, цветов и форм.

– За что хоть такие почести? – улыбаясь в ответ на их недоумевающие лица, думал я. А тем временем солнце, как оказалось, уже завершало свой круг, уходя за горизонт золотой тканью устилающего всё вокруг предзакатного тумана. В лучах которого образы моих спасителей выглядели ещё более завораживающе необъяснимыми, таинственными и манящими. Отчего сразу же хотелось разгадать тайну их появления в моей жизни непроизвольно вырвавшимся из еле шевелящегося рта вопросом:«Кто вы, мать вашу, такие?»

– О, братан, хорошо тебя, видимо, прибило, – неожиданно иронично парировал мой выпад женский голос,– давай-ка, поднимай свою попу. Мы тебе в няньки не нанимались.

– Ну перестань, дорогая. Видно же, гражданин просто опешил с непривычки, – вступился за меня мужской голос, подтягивая свою спутницу ближе к себе в попытке размягчить её своим поцелуем в шею.

– Я извиняюсь за резкость, но вот если такие типажи разбудили бы меня от наркотической комы где-то на улице красных фонарей в Амстердаме, я претензий не имел. А так просто когнитивный диссонанс разрывает меня изнутри. Такое ощущение, что мы с вами с разных концов пробили какую-то хренову пространственно-временную брешь в этой чёртовой материи и теперь вот наш случайный тройничок выносит мне мозг своей невообразимостью. В связи с чем я всё же осмелюсь ещё раз озвучить мучающий меня вопрос.

– Кто, мать нашу, мы такие?

– Так точно.

– Забавно, конечно. Просто мы как раз вчера прилетели из Голландии. Жили там пару месяцев. А сюда перед возвращением домой решили заскочить поностальгировать немного и заодно, пусть ещё ненадолго, отсрочить это самое возвращение.

– Это где же ваши родные края, что так не торопитесь туда возвращаться? – перебил я девушку своим уточняющим вопросом.

– Ну, я из Норильска, – продолжила она, – а муж мой из Красноярска.

– Серьёзно, вы женаты?

– Да, блин! Почему хоть никто не может поверить в это? Короче, ты хочешь слушать дальше или только перебивать будешь?

– Простите великодушно, – с улыбкой признал я свою неправоту. – Больше не буду. Честно, клянусь.

– Пойдёмте присядем на лавочку, – наконец-то влился в наш диалог с женой её муж, – а то, я смотрю, разговор будет долгим.

И мы, конечно же, безмолвно повиновались этому своевременному предложению, быстренько оккупировав ближайшую скамейку. Устроившись поудобнее, все одновременно осознали необходимость всё-таки представиться.

– Меня зовут Слава, – решительно начал я вносить ясность, предугадав желания моих новых знакомых.

– Настя, а мужа моего Артёмом кличут.

– Да, точно так,– безропотно подтвердил слова жены Артём.

– Занимательная, однако, вы парочка. И спасибо, кстати, что не прошли мимо, что подали мне, так сказать, руку помощи. Хотя со мной, на самом деле, всё хорошо было. Просто переусердствовал с домашним заданием на тему судеб человеческих в контексте пространства и времени. Замечтался и выпал немного из реальности.

– Ага,– с усмешкой подметил Артём.

– Мы таких мечтателей перевидали в Амстердаме кучу. На каждом шагу валяются – решают глобальные проблемы человечества. Да, Артём?

Тот в ответ просто улыбнулся, но потом добавил:«Не преувеличивай дорогая. Ну не на каждом прям шагу».

– А вот это смешно. Если вдруг с деньгами будет туго, сможете подрабатывать совместными выступлениями. Дни города там, детские утренники, свадьбы опять же.

– Ну, всё, всё. Понятно уже, – пытаясь укротить мой пыл, утихомиривала меня Настя. –Мы осознали вину и готовы понести наказание в виде ответов на твои банальные вопросы.

– Панч! И мне такое очень даже по душе. Такая незапланированная встреча. Многообещающая предтеча. Интересно, как так бывает? Я ведь тоже только сегодня ступил на эту благодатную почву и тоже издалека, в общем-то. А тут на тебе. Какие-то неисповедимые, необъяснимые прилагательные пачками лезут, блин, в рот. Простите, бывают у меня лирические отступления,–сумбурно начал я свою речь, но, быстро нащупав нить повествования, задал-таки свой банальный вопрос. – Вы, видимо, в Голландию летали партаки бить местным хипстерам и маргиналам?

– Yes of course. Дальше.

– Ты что-то говорила про ностальгию, связанную с данным местом?

– О, да! Но эту занимательную и поучительную историю лучше рассказывает Артём Евгенич. Из-за неё, собственно, мы с ним теперь состоим в браке.

– Было это пять лет назад, – сходу ворвался он в повествование, подложив руки под колени и начав раскачиваться взад-вперёд. – Помню, я только-только пришёл из армии. На дворе была весна, в душе тоже. Хотелось жить, кутить, быть во хмелю с ночи до зари. Швартовать корабли в неизведанных гаванях, грабить и разорять дома и кабаки, драть портовых шлюх, оставляя за собой лишь руины городов да пепел сердец. Но то были лишь мечты, тогда как реальность сулила совсем другое.

– Ни хрена себе начало! – от неожиданности вырвалось у меня. – Я так-то рассчитывал на какую-нибудь банальную прелюдию, сопровождающую каждое знакомство, но раз пошла такая пьянка, то давай, струячь дальше.

– Благодарим покорно, милостивый государь, – был в ответ мне шутливый Настин укор, а Артём продолжал.

– Как уже ранее упоминала моя супруга, местом моего рождения и достаточно длительного заточения являлся Норильск. Одна из безжалостнейших жоп мира. И это, к великому моему сожалению, не просто громкие слова, подпитываемые какой-нибудь детской травмой или застарелой обидой. Это, мать вашу, настоящая, та самая неприглядная правда. Та часть жизни, которую обычно тщательно скрывают за старательно выкрашенными фасадами, за историями про Деда Мороза и Святую Троицу. В общем, дело обстояло так. Мой отец, будучи высококвалифицированным сварщиком, попал по распределению в связи с нуждами партии в этот городок на Крайнем Севере. Куда он, конечно же, перевёз всю свою семью, которая также в связи с нуждами партии должна была быть у каждого трудового человека. Спустя год проживания в «славном» этом городке родился я, а ещё через некоторое время бате моему отхерачило правую руку на производстве. И вот наша семья осталась без кормильца, в связи с чем мать и старшая моя сестра были вынуждены пахать как проклятые, чтобы как-то прокормить нас всех. И вдобавок, всё вышеперечисленное происходило на фоне запредельной экологической катастрофы в регионе. Почему, спросишь ты? А всё из-за бессчётного количества заводов и ГОКов на его территории. Построенных для нужд всё той же… Ну ты понял. Всю, буквально всю таблицу Менделеева жители вдыхали с воздухом день за днём, месяц за месяцем, триста шестьдесят пять дней в году. У местных эскулапов даже были специальные предписания: любыми способами отговаривать аборигенов заводить детей. Просто вероятность рождения уродов или детей с врождёнными заболеваниями или отклонениями с каждым годом росла в геометрической прогрессии. И опять-таки, это не красное словцо, а конкретные данные безжалостной статистики. Помню одного деда, друга моего бати, который больше двадцати лет проработал на местном ГОКе. Так вот, у него волосы на голове были зелёного цвета от накопившейся в организме меди. Весело, не правда ли? Но самое страшное было другое. Страшно было от осознания обыденности творившегося ужаса. От того, что он стал чем-то повседневным и на него уже никто не обращал внимания. Жили как могли и сколько могли.

А самая хрень кроется вот в чём. Короче, так как в нашем чудном городке образование даже мало-мальски годное получить было просто негде, то после прихода из армии там меня ждала только одна участь – работа на шахте. И никак иначе, без вариантов и апелляций. Представляешь? Такая вот херня, братан. А на дворе, как-никак, двадцать первый век, на минуточку. Безжалостная и беспощадная хрень. Ну, вот я и решил урвать кусок жизни, напоследок оторваться по полной перед своим неминуемым, как тогда казалось, заточением. По дороге со службы домой я остановился на пару дней в Новосибе, посетить какой-то музыкальный фестиваль. С собой у меня, как сейчас помню, были сменные вещи, немного деньжат, заработанных каким-то чудом за время службы, и гитара, подаренная мне одним из сослуживцев. А в груди преступное желание петь и дышать. Расплескать всего себя без остатка по всей площади тех трёх дней, что выписал я сам себе для жизни. И вот…

– Прости, не смог удержаться от реплики. Ты так все животрепещуще-сочно описываешь. У меня образы в голове вспыхивают. Знаешь, этаким Забайкальским бонвиваном делая тебя в моих мыслях. Ещё раз прости. Да не охладеет пыл неуёмного рассказчика.

– Я пока только разогревался! Сейчас будет основное блюдо. Доставайте приборы – пальчики оближете. Так вот, шёл второй день того самого фестиваля. Вселенская любовь разливалась по пьяным и обдолбанным телам, согревая человеческие души, покуда их не начинало тошнить от её переизбытка. Я же, как того страстно желал, затерялся в этой непокорной биомассе, наблюдая одним глазом за происходящим, а другим пристально всматривался в небесную гладь. В попытке хоть там найти ответы на мучающие меня вопросы. Потом, спустя время, когда я в очередной раз перематывал плёнку, возвращаясь к этому месту, одна и та же мысль всё больше и больше укоренялась у меня внутри:«Чудеса случаются только тогда, когда у тебя совершенно нет запасного плана. Когда ты абсолютно голым предстаёшь перед вселенной, с запёкшейся кровью на коленях и безумной улыбкой безысходности. Тогда и только тогда, лёжа в открытом поле и бренча на гитаре что-то себе под нос, можно услышать нависающий над тобой голос: «Ты чего тут разлёгся?»

– Так я встретил мою будущую жену. Она пошла в поле справить нужду, а в итоге мы справили свадьбу. Да, бякушка?

– Да, родной,–отозвалась Настя.

Я лишь тихо умилялся этой нетривиальной семейной идиллии.

– А потом всё завертелось как в кино,–продолжал Артём, –мы влюбились друг в друга с первого раза. И то, что Настя была чуть ли не помолвлена в тот момент с другим человеком, нас нисколько не остановило. Серенады под окнами и широкие жесты с рубахой навыпуск сделали своё дело. Три дня, что выделял я себе, превратились сначала в неделю, потом в месяц, и в итоге, – ну, ты и сам видишь. Настя оказалась мастером тату, очень крутым мастером. Для неё я стал холстом, чистым листом, на котором, как видишь, уже живого места не осталось. Она и меня в итоге научила бить татухи, и теперь мы вместе этим промышляем на необъятных просторах планеты, вместо того чтобы загнивать в проклятой шахте моего родного городка. Такая вот история, братан.

– Слушай, такая исповедь достойна прям отдельной главы в какой-нибудь книге. В качестве притчи или нравоучения потомкам. И я не шучу, кстати.

– Да понятно. Изнутри это все ещё более невероятным кажется. Неким рудиментом золотой эпохи человеческого духа. В наш-то постмодернистский век с его кровоточащими миазмами и набухшими маразмами.

– Да вы поэт, я погляжу.

– Отнюдь, прозаик больше. В таких местах поэтами не становятся. Только лишь рождаются. Становиться поэтом хорошо в горах Швейцарии или на побережье Сицилии, ну, на худой конец, в прокуренных квартирах Питера. Там Дух свободы витает в воздухе повсюду, а здесь воздух слишком спёртый, замученный нуждой, и дышать им через силу лишь можно.

– Воу, воу. Полегче. А то такими темпами ты повторишь свой былой подвиг по завоеванию сердец, и Насте придётся отстаивать своё право называться твоей женой в неравной схватке со мной.

– Ну, почему же неравной? – сразу же оживилась та. – И вообще, зачем устраивать противостояние, когда можно вместе полакомиться этим сладким пирожочком?

– Вот это поворот, ноги мне в рот. Я, кстати, завсегда обеими руками и ногами за полигамию во всех её проявлениях. Будь то всеобъемлющая духовная связь со всем сущим или же банальные массовые сексуальные утехи. Но в данном случае это был просто щедрый комплимент от шеф-повара.

– Ой, ну всё! – цокнула Настя, – то же мне, Рембо с Верленом недоделанные. Я вам так скажу: поэзия, господа, без любви мертва, а мы всё ещё зачем-то живы!

– Ну, ладно. Уговорила!

Голова.

– Ну, что ты готов? Нам через пять минут надо уже выходить, чтобы успеть на автобус.

– Да, конечно, – торопливо ответил я, – вот только всё хотел спросить, почему ты вчера соврала тому парню насчёт конечной точки нашего следования?

– Тебе с философской точки зрения ответить или просто удовлетворить твоё праздное любопытство?

– Хитренькая ты, Настя. Давай, конечно, с философской.

– Ну, тогда бери рюкзаки, по дороге расскажу.

Рассвет только начал проявлять очертания города, скованного ещё дремотой, вдоль тротуаров лениво брели поливальные машины, обильно оплакивая скоропостижную кончину ночи. А светофоры, горящие лишь жёлтым светом, разрезали перспективу улиц колоннадой перекрёстков. Я пристально смотрел на Настю, мимоходом регулируя непокорные крепления рюкзаков, чтобы грамотнее распределить нагрузку, а она продолжала:

– В подобные путешествия в одиночку не отправляются!

– И всё? Это всё объяснение? Насть, ты прикалываешься?

– Нет. Это же Алтай, детка. Ты либо идёшь туда целиком, либо не идёшь вовсе. Андерстенд?

– То есть, поэтому я оба рюкзака несу, видимо.

Улыбка в ответ в диапазоне русалок и нимф. Скатертью дорога. Клубок распутан мыслей. Дальше только выше. Автобус подан, места распределены, а мосты сожжены.

Заглавие.

Утренний туман начинал рассеиваться, когда мы покинули пределы последнего крупного населённого пункта, что лежал у нас на пути. А вместе с ним рассеивалась вся накипь, весь оппортунизм, сковывающий годами наши сердца и души. Из распахнутых окон автобуса уже тянуло настоящей свободой, неподдельной одухотворённостью здешних мест. Тех мест, где родился и вырос некогда небезызвестный в широких кругах истинно русский писатель Шолохов. Мы ехали, раскрыв рты, не то от нескончаемого удивления и упоения красотой проносившихся мимо пейзажей, не то от неосознанного и одновременно страстного желания вобрать в грудь как можно больше этой свободы. Насытиться, пьяниться ей.

После этой незапланированной эйфории, оттянувшей момент неизбежного знакомства, наконец-то воцарило кратковременное умиротворение. Повлёкшее, естественно, за собой то самое неизбежное. Ведь ни за что и ни при каких обстоятельствах не осталось бы равнодушных к судьбе, ну или хотя бы к имени попутчика, проехать с которым вместе предстояло больше тринадцати часов. В пятнадцатиместном, к тому же, автобусе, весь пол которого был устлан их походными рюкзаками и всякой попутно необходимой провизией. Девчонкам были выделены, руководствуясь джентльменскими порывами, свойственными с людьми малознакомыми, места ближе к выходу. А парни победоносно развалились прямо на рюкзаках, захватив всю заднюю часть автобуса. Завертелось знакомство. И это прямо оказался нескончаемый хоровод имён и историй людей, живущих на всей протяжённости нашей с вами необъятной. Как будто нас специально отбирали для какой-то фокус-группы или социального опроса. Все слои и классы современной прогрессивной России были спаяны в металлическую капсулу, несущую теперь нас к неизведанным высотам и далям. Горный Алтай ждал нас, сам, видимо, не подозревая о том.

Чёткость границ стала плавно таять, когда вдоль дороги вереницей потянулись бескрайние поля, залитые полуденным маревом от сибирского зноя. Можно было воображать себе всё что угодно, вглядываясь в вибрирующую от жары непокорную линию горизонта. Любые причудливые формы тут же врастали в неё, а тебе только и оставалось, что запрокинуть голову назад и заволакивающимися зрачками провожать их, оставляя на прощание им свою ослепительную улыбку.

– Ты чё? Закипел, что ли? Не расслабляемся!

– Насть, блин, что за кипиш? – Сам того не осознавая, выдал я с перепугу каламбур.

– Да тут у нас передвижной клуб анонимных алкоголиков нарисовался. Все по очереди называют свои имена и выдают на подпись короткую историю о себе любимом. Ты готов к такому повороту?

– Естественно, – без толики сомнения в голосе ответил я.

Правда, оказалось, что вступать в диалоги уже не нужно. Моя жёнушка заботливо оградила меня от этого, выдавшая всю нашу подноготную заблаговременно. А меня теперь решившая просто постебать.

– Ну ты как всегда в своём репертуаре, – подумал я закатить истерику, конечно же, только ради того, чтобы подыграть ей.

– А нечего было подставляться, – довольно отвечала Настя, – расслабил булки, не успели отъехать.

– Ну, такая у нас семейка: каждый отвечает за то, в чём он специалист.

– Тогда слушай. В общем, расклад такой. Походу у нас фулл-хаус. Семья бизнесменов из Москвы, девочка-йог из Питера, неформалка или гот, фотограф-веган, бывший наркоман и мот, какой-то фсбшник вроде, две бабы откуда-то из центра России, певичка старорусских песен, невероятно креативный хер из Орла, психолог из Иркутска и подружака, которую муж за каким-то рогом отпустил сюда одну из Хабаровска. Она вроде медик или типа того. Ну и мы с тобой до кучи.

– Вот это расклад. Тогда предлагаю начать пить!

– Поддерживаю! – тут же отозвался голос с задних рядов. И, протягивая мне правую руку для знакомства, левой уже шарил в своём рюкзаке. – Алексей. Где-то я положил разминочную для такого случая, – и, доставая полулитровую фляжку, передал её мне, – а как будем останавливаться – пополним запасы.

– Коньяк? – спросил я, принимая дар, но не для того, чтобы получить ответ. Ответ я знал. А ради вступительной речи.

– Естественно. И очень даже звездатый.

– Ну, тогда сегодня у нас исключительно звёздный состав, – вытаскивая из закромов свою такую же флягу, парировал я.

– О, братан! Ну прям как в индийском кино, – залившись воодушевляющим смехом, резюмировал Алексей. – Наливай!

И пока я расплёскивал чудодейственную жидкость по откуда-то взявшимся кружкам, Настя шептала мне на ухо: «Лёха – это который из бывших наркоманов как раз.». – Ну, за встречу!

Очнулся я, когда в окна врезалась беспросветная мгла. Видимо, в тот момент цивилизация осталась уже настолько далеко позади, что единственным источником света были фары нашего автобуса, разрезающие черноту ночи широкой полосой галогенных ламп. Я осмотрел поле боя. Пересчитал павших, затем убрал Лёхину голову со своего плеча, заботливо укрыв его кофтой. И только потом заметил сидевшую в умилении напротив Настю.

– Боже мой, какая идиллия, – не заставила она ждать своего вердикта. – Только можно, я буду подружкой невесты, пожалуйста.

– Свадьбы не будет, – буркнул спросонья Алексей, вальяжно вытирая повисшую слюну рукавом кофты.

В общем, на место мы приехали не раннее полуночи. Мы вышли из автобуса, и нас тут же поглотило расшитое арабесками звёзд небо. Их бессчёстное количество поражало воображение утомлённого дорогой разума, приводя в чувства и заставляя с раскрытым ртом пялиться в бесконечную высь. Валясь от усталости, мы без стеснения растратили последние клише и заезжие фразы, они растворились в ночи, утекли сквозь пальцы, бесследно исчезли на этих вселенских просторах бессмертных огненных плеяд. Мы не видели, куда занесла нас судьба, не знали, что ждёт впереди, но явственно ощущали безмерный трепет, свойственный лишь последней агонии проведения.

– Я очень люблю смотреть на звёзды, наверное, я им страшно надоела, –сдирала с себя ороговевшую кожу Настя.

Ну, а я, а что я? Единственное, что мне оставалось, так это, стиснув зубы, изо всех сил сдерживать желание сказать ей, как сильно я её люблю.

А потом было утро.

Со своей непритворной свежестью, обильной росой и нескончаемым потоком восхищения от представшей взору картины. Наш лагерь, как оказалось, располагался на берегу горной реки, извилистое русло которой прорезало себе путь между холмов и огромных каменных глыб, поросших соснами и разноцветным кустарником. А горизонт со всех сторон был скрыт подступающими горами, кокетливо притаившимися в утренней дымке. Без единого намёка на прошлое, на покинутые нами края. Только необузданная новорождённая красота природы и завораживающая притягательность неизвестности. Глаза навыкате и не смыкая рты, мы твёрдой сердца поступью вмиг перешли с вселенною на «ТЫ».

История, старая как мир, интригующая как вуаль и соблазнительная как горький шоколад.

– И главное – не забыть немного размяться перед походом, – убедительно заявил наш гид. – Вы же сходили в Новосибирске в музей Рериха перед тем как отправиться сюда, как я настоятельно рекомендовал?

– Да, капитан! – звонко отозвался Лёха откуда-то сзади. Так что остальные просто молча согласились с его утвердительным ответом.

– Ну, тогда погнали. Первый день всегда самый тяжёлый, так что чем раньше выйдем, тем раньше начнём прозревать от того, во что ввязались,– иронично решил подбодрить нас проводник. – Надевайте рюкзаки – и алга!

Вот тут-то мы и прозрели. Рюкзаки оказались непомерной ношей, не умещающейся в голове дилеммой. Их вес не позволял даже обычным способом надеть их на себя. Пришлось ставить их на ближайший пень или скамейку и, приседая, подлезать под лямки, застёгивать в таком положении карабин на животе, а потом уже вставать вместе с рюкзаком в полный рост. Совершив все эти манипуляции, я не торопясь настраивал и подтягивал лямки, чтобы лучше распределить нагрузку, когда чей-то голос окликнул меня. – Братан, помоги.

Я обернулся, и кого же я увидел? Ну, конечно, Алексея, распластавшегося на земле со своим здоровенным рюкзаком.

– Помоги, Тём, я не могу его поднять, – вторил он, протягивая руки в мою сторону.

– Вот ты крендель всё-таки, – еле сдерживая смех, шёл я к нему на выручку. – Давай-ка я на раз-два.

– Готово.

– Благодарю.

Теперь можно отправляться. И мы, кряхтя и поскрипывая под непривычной громадой поклажи, тронулись в сторону моста, на другой стороне которого нас ждала так называемая шишига – военный грузовик ГАЗ-66. Единственный автомобиль, способный беспрепятственно доставить нас к месту, откуда нам суждено было начать своё неминуемое восхождение.

– Это Калинов мост через Катунь, так окрестили некогда его прозорливые путешественники, – неспешно начал свою небольшую прелюдию наш гид в тот момент, когда мы ступили на него.

– В честь музыкальной группы, видимо? – раздался голос из толпы.

– Неплохой вариант, но нет. Глубже надо копать. Так в русских сказках и былинах называли мост через реку Смородину, соединяющий мир живых и мир мёртвых.

– Ну нихрена себе! Если на такую глубину копать, то в образовавшейся яме можно все достижения человеческой культуры смело похоронить.

– Туше! А ну-ка, покажись, оракул. А это ты, вятич. Тонко ты это подметил. Возьму тебя тогда своим помощником. Становись замыкающим – будешь приглядывать, чтобы никто не отставал.

– Сэр, йес, сэр! – поставил жирную точку тот, когда мы все уже оказались на другой стороне реки, где нас ждала с желанием вгрызться своими огромными колёсами в непролазные кручи та самая шишига. И когда мы, закидав предварительно рюкзаки, стали взбираться в кузов этого горного зверя, я решил поинтересоваться у оракула: «Слав, а почему гид наш тебя вятичем назвал?»

– Да так любят сокращать моё имя люди с устойчивой родовой связью. Ну, как показывает практика. Он, кстати, третий на моей памяти, кто так сделал. А значит, это уже закономерность. Так что можно смело подписываться под этим утверждением, – полушутя, полусерьёзно отрапортовал он, подавая мне руку из кузова грузовика.

Когда все оказались внутри, наш проводник дважды постучал по железной крыше грузовика, сопровождая это действие возгласом «Трогай!» И мы тронулись. И хотя понимали обоснованность применения именно такой техники в этих труднодоступных районах, но, чёрт подери, на деле всё оказалось похлеще американских горок.

Подъезжая к очередному препятствию, мы думали: ну всё, приехали. Дальше наверняка пешком. Но нет, без шума и пыли оно оставалось позади, и вот уже новое препятствие и снова возгласы: «Ну, это уже точно финиш». Но хрен там плавал. Спокойно едем дальше. И так раз пять или шесть, пока мы не добрались до места нашей запланированной, смею заметить, высадки.