Застенчивые кроны

Герман сидел за столиком, когда Даша царственно вошла в зал ресторана. Мужчина узнал ее сразу, хотя она выглядела совершенно иначе, чем он запомнил. Он бы сказал – благородно, если бы не знал всю Дашкину подноготную. Герман встал, чтобы придвинуть ей стул. Не мог иначе – воспитание не позволяло. Даша послушно уселась, хотя на мгновение мужчине показалось, что она шарахнется от него.

– Что-нибудь порекомендуешь? – начал разговор, открывая тяжелую папку меню.

– Нет. Не знаю ваших предпочтений. Профессионалы с этим справятся лучше. – Даша кивнула в сторону спешащего к ним сомелье и метрдотеля. Герман пожал плечами. Он понял, что разговор будет нелегким. Видел, что, если сценарий и произвел на женщину впечатление, то она все равно не пришла к нужному ему решению, и как ее к тому подтолкнуть, Герман не понимал. Он ничего не знал о Даше нынешней. Права была Лада, было глупо считать, что она никак не изменилась за прошедшие годы.

Тем временем сомелье разлил вино по бокалам. Проигнорировав спиртное, Дашка взялась за бокал с водой. Сделал глоток. Отставила тот в сторону. Герман невольно скользнул взглядом по ее ухоженным рукам. Красивые миндалевидной формы ногти, покрытые бежевым лаком, раньше, помнится, они были обгрызаны до мяса, что выдавало ее нервозность и неуверенность в себе.

– Как тебе сценарий? – небрежно поинтересовался мужчина, вдыхая винный букет.

– Как ты и говорил – он великолепен.

– Но…

– Но я не заинтересована.

Герман снова опустил взгляд на женские руки, которые в этот раз взялись за хлебную палочку и аккуратно разломили ту пополам. Может, ему действительно стоит отказаться от своих планов? Ведь, если руки являлись отражением Дашкиной жизни, то сейчас она у нее была гораздо более счастливая, чем во времена её недолгой актерской карьеры. Даша казалась жизнерадостной и умиротворенной.

– Это твоя роль. На сто процентов – твоя. Чего ты боишься? Не справиться?

Дашка дрогнула, метнулась к нему взглядом. Нет, он опять ошибся. Глаза женщины были тревожными, переполненными мириадами различных эмоций. В них бушевала стихия, которая закручивала всё кругом. И его тоже затянуло в самое сердце урагана. Дыхание на мгновение перехватило, и все мужское в нем ринулось вперед, подхваченное мощной силой притяжения. Зажмурился резко, отгоняя от себя наваждение, встряхнул головой. Отросшие волосы упали на лоб, и Герман откинул их нервным, совершенно ему несвойственным жестом.

– Вы были честны со мной. Наверное, мне стоит ответить взаимностью, – задумчиво протянула Дашка. – Я просто не хочу ничего менять. Боюсь, или не боюсь… Это на самом деле неважно. Я счастлива, Герман, понимаете? Меня полностью удовлетворяет моя жизнь. Бросить все, ради мифической славы? Нет, не хочу. Да и не такая уж я выдающаяся актриса. Возможно, вы сами откажетесь меня снимать, как только увидите в кадре.

– Давай, хотя бы, попробуем! – Герман никогда бы не подумал, что станет кого-то уговаривать. Это было совсем не в его натуре. Но она… и то, что он увидел несколько секунд назад в ее глазах… – Пробы! Ты можешь согласиться хотя бы на них?! А уже потом принимать решение?

– Я не знаю… Это пустая трата времени, Герман. Вряд ли мне удастся расслабиться.

– Только пробы. В любом удобном для тебя месте. Соглашайся… Проверишь себя. И, если не получится, будешь твердо уверена, что поступила правильно.

Даша молчала. Как ему объяснить, что намного тяжелее будет осознать, что она все же могла… могла, но не воспользовалась шансом?

Глава 6

Она согласилась. Согласилась на чертовы пробы! Просто не смогла отказаться! Герман был прав. Хотя бы для себя она должна была разобраться, есть ли в ней божий дар. И закрыть этот вопрос раз, и навсегда. Но это ни в коем случае не означает, что Даша согласится. Нет. Просто будет знать, что она могла бы сыграть, если бы только захотела! Или не могла – такой вариант развития событий тоже не стоило сбрасывать со счетов.

Пока они ужинали с Германом, на горы опустилась непроглядная ночь. Только фонарики, развешанные на деревьях, и точечная подсветка дорожек освещали путь. Удивительно, но небо было абсолютно безоблачным – даже Млечный путь виден. Возле самого дома послышались голоса. Звонкий, ломающийся – Яна и смеющийся – Любин. Значит, партия в карты все-таки состоялась. Губы растянулись в улыбке. И даже стало легче дышать. Так правильно, так спокойно. Вот, где ее место. Между Костей и Любой, как и всегда. Здесь все знакомо и понятно. Здесь нет никаких подводных камней, и нет неизвестности.

– А вот и мам Даша.

– Привет, – помахала Дашка рукой, усаживаясь в свое кресло.

– Ты вовремя. Как раз заварился чай.

– С чабрецом? – зачем-то спросила Дашка.

– Конечно… А что? Ты хотела другой? – удивилась Люба.

Молодая женщина покачала головой и рассмеялась. Вот в этом вся соль. Чай с чабрецом, карты по средам, и совместные ужины по пятницам. Двенадцать блюд в сочельник, подарки под елкой на Новый год, куличи с цукатами и белой помадкой на Пасху, торт на первое сентября и последний звонок у Яна, высокие костры на Ивана Купала, и потрясающие, невероятные сюрпризы на каждый день рождения.

– Ты сегодня веселая… – заметил Костя, перемешивая карты.

– Ага. И нарядная! – подтвердил сынок. – Просто отпад.

Ну, вот и не догадался никто, что она наряжалась. Ага. Как же. Не стоило и надеяться. Можно, конечно, попытаться перевести тему.

– Как твоя нога? – поинтересовалась у Кости, подвигая к себе чашку ароматного чая.

– С утра ничего не изменилось, – хмыкнул мужчина, безошибочно вычислив ее попытку «съехать». – Даша прибралась у меня в берлоге и наготовила поесть, – пояснил всем присутствующим.

– Правда? Какая ты молодец, а я и не догадалась, – сокрушенно покачала головой Любовь. Молчавший до этого Ставр сместился в своем кресле, одной рукой сгреб ладошку жены, а второй взял карты. Заглянул в них и, будто бы между делом, поинтересовался:

– Так что за праздник мы пропустили?

– Праздник? Ты о чем? – переспросила Дашка, всем видом демонстрируя свою сосредоточенность на игре. – У меня шесть пик.

– О том, что ты нарядилась. Значит, точно был праздник, о котором мы все забыли.

– Никакого праздника. Просто захотелось надеть что-нибудь легкое.

– Тебе очень идет! – улыбнулась Люба. – Ян правильно заметил – отпад.

– Угу. Спасибо. Подкинешь? – Это уже сыну.

– Нет ничего. Семерки еще с прошлым отбоем ушли. Ты сегодня невнимательная, мам Даш.

– Это, наверное, из-за встречи с Германом? – тихонько спросила Люба. – Мне сорока на хвосте принесла, что вы ужинали в ресторане. – Виновато пожала плечами.

– Ну, да. А что? Не оборванкой же мне было идти! – моментально напряглась Дашка. Костя молчал и нечитабельным взглядом следил за всем происходящим.

– Ну, что ты, Даша, конечно – нет. Я просто переживаю.

– Не стоит, правда. Костя, ты берешь карты?

– Мне две, – кивнул мужчина, сгребая с верха колоды две штуки.

– А что, нынче встречи только по ночам проходят? – сварливо заметил Ставр.

– Боже мой, ну, почему по ночам? Мы обсудили сценарий за ужином. Только и всего.

– И к чему пришли? – допытывался мужчина.

– Ни к чему. Я в очередной раз отказалась.

– Не понравился сценарий? – вмешался в разговор Константин.

– Напротив. Сценарий очень хорош.

– Тогда я не понимаю, почему ты артачишься. Ты бредишь кино, и очень пожалеешь, если упустишь такую возможность.

– Не понимаешь? – открыла рот Дашка в искреннем недоумении. – Мне придется уехать…

– Люба говорила, что съемки будут проходить поблизости.

Ага. Ну, вот ее вопрос и вышел на первый план у домочадцев. Уже полным ходом идет обсуждение. В дружной семье, по большому счету, так всегда и бывает. Удивляться нечему. Другое дело, что, если они все вместе выступят единым фронтом, у самой Дашки не останется никаких шансов выйти сухой из воды. Ей придется ответить на все вопросы родни, какими бы неудобными они не были. А ведь порой даже себе не хотелось на них отвечать.

– Я не хочу никуда отлучаться даже ненадолго. Мое место здесь. И хватит уже об этом! Ян, ты – дурак. Мешай карты.

– Ну вот, – заныл сынок, – опять меня надули.

– Ничего, нагонишь. У нас впереди долгие годы тренировок, – хмыкнул Ставр.

– Не везет в картах – повезет в любви, – вставил свои пять копеек Костя.

– Было бы неплохо. Катька что-то не слишком меня жалует. Может, если мам Даша согласится сниматься, и мы зачекинимся на съемочной площадке, она и оттает.

– Я уже ненавижу свою потенциальную невестку, – сообщила Дашка присутствующим. Люба прыснула в ладошку, Ставр закряхтел, распрямил веером карты, и под шумок заглянул в карты к жене.

– Эй! – взмутилась она, – я все видела! – Костя, он мухлюет. Пересдавай!

– Он всегда мухлюет, – с обожанием глядя на отца, заметил Ян, – если мы будем каждый раз пересдавать, партия никогда не начнется.

– И то так, – рассмеялся Костя.

– Все – вранье. Я – самый честный человек на свете.

– Угу, расскажи это кому-нибудь другому.

Так, со смехом и спорами, сыграли еще пару партий. Первыми их компанию покинули Люба со Ставром, сославшись на то, что их с самого утра ждет рыбалка. Чуть позже в дом ушел Ян. Дашка осталась на веранде с Костей, который схватился помочь убрать со стола, да только кто ему позволил, с его-то ногой?

– Сиди уже, супермен. Сама справлюсь.

Дашка быстро перетаскала в дом чашки и блюдца, занесла колоду карт и пледы. Не похоже, что будет дождь, но это не означает, что погода не поменяется за считанные секунды. Здесь всегда было так. А если бы начался дождь, то ветром его могло задувать даже под укромный навес веранды.

– Пойдем, провожу тебя.

– Я не инвалид, – пробурчал Костя, аккуратно выбираясь из своего кресла.

– А я этого и не говорила! – вспылила Дашка. – Пойдем, говорю! Здесь черт ногу сломит, не то, что ты, на своих костылях.

– Здесь прекрасно видно.

– Да что ты? Видимо, у меня что-то с глазами. Наверное, из-за возраста. Мне ведь скоро, знаешь ли, тридцать. Можешь подарить мне очки…

– Дашка! Я прекрасно дойду сам!

– …. и слуховой аппарат! – торжественно закончила женщина.

– Ты просто заноза в ж*пе!

– Теперь я понимаю, почему ты до сих пор не женат. Заноза в ж*пе… Кто тебя учил таким комплиментам?! Это совершенно неправильный подход!

Женщина вышла на тропинку и медленно пошла, давая Косте на костылях поблажку.

– А ты, никак, спец в амурных вопросах? – сдался мужчина, ступая следом за Дашкой.

– А то! – не растерялась она. Еще бы, язык у нее был без костей. Столько, сколько он ее помнил. – Самый настоящий спец. Можешь обращаться за советом, в случае чего.

– И если ты такая грамотейка, то почему не прибрала к рукам какого-нибудь клёвого парня?

– Клёвого?! Ты сказал – клёвого? Все, Костя. Ты безнадежно устарел. Это слово уже давно никто не употребляет.

– А ты спрыгиваешь с темы.

– Клёвых парней?

– Их самых. Почему ты одна, если такая умная, ммм?

Дашка задумалась, и Костя решил, что не дождется ответа. Или она, как всегда, отшутится, но, к его удивлению, женщина заговорила:

– Вся беда в том, что я люблю Альфа-самцов. Думаешь, кто мой любимый киногерой? В жизни не догадаешься. Брюс Уиллис, который с жуткого бодуна спасает мир. Люблю, знаешь ли, когда один качок стреляет в другого, покуривая сигарету, и попутно раздевая пару девиц. Мне это кажется таким эротичным!

– Серьезно?! – Усомнился мужчина.

– Угу! – Даша указала попутчику на кочку впереди и подстраховав того за руку, продолжила: – Тебя удивляет, что я люблю Альф?

– Совсем немного…

– Что поделать? Люблю, когда мужик сказал – мужик сделал, когда ему по силам за себя и за меня постоять. Люблю, когда он может обеспечить себя, детей, маму, тещу, новую жену и еще парочку ее внебрачных отпрысков. Люблю, когда мужик не лезет за словом в карман. Когда его спина шире моей, а руки – сильнее. Люблю, когда я могу сказать, а он – сделать…

– И часто тебе встречались такие экземпляры? – с искренним интересом спросил Костя.

– Да так, встречался… Один. С тех пор я люблю Альфа-самцов, и мне просто хочется быть той, которая рядом. Ведь это по-настоящему круто, когда мужчина качает колыбель, или накрывает тебя, спящую, простыней, при этом нежно целуя в щеку. Когда он в курсе, где включается дрель, и знает рецепт твоих любимых сырников. И когда он не падает в обморок, если тебе приспичило купить очередную пару туфель, а молча вынимает кредитку и, тяжело вздыхая, усаживается на банкетку в десятом по счету магазине. Я хочу только такого мужчину, понимаешь? Ведь только рядом с ним может находиться настоящая женщина. Мне другого не надо.

– Да уж. Ну, ты и задрала планку!

– А что делать? Слишком много в моей жизни было второсортного. Не хочу еще и такого мужика.

– Максималистка, значит?

– А то ты не знал. Другое дело, что ему я, такая, зачем? Но, то уже – дело третье.

– Что ты имеешь в виду? – остановился у самой двери мужчина. – Что значит – ты такая?

– Ты ведь знаешь мою историю… – туманно ответила Даша, забирая из мужских рук ключи.

– Какую историю?

– Кость, давай не будем, а? Все знают, что я детдомовка, что Яна – нагуляла девчонкой совсем, и дальше… Шило в мешке не утаишь. Скажем так, партия из меня – не то, чтобы завидная.

– И ты мне еще говоришь, что я отстал от жизни! Партия она незавидная. Из какого века эта фразочка?!

– Из нашего.

– Большего бреда я от тебя в жизни не слышал. А ведь за шестнадцать лет, что тебя знаю, чего только не переслушал.

– Ладно-ладно, не бушуй. Чего разбушевался? Тебе отдыхать пора, а ты орешь.

– Я еще и не так орать буду, если ты не перестанешь со мной разговаривать, как с выжившим из ума маразматиком! – вспылил Костя. Дашка рассмеялась, чмокнула мужчину в щеку, и шустро припустила по дорожке.

Глава 7

Дашка неслась через базу, из последних сил передвигая ногами. Эти пробы… Эти чертовы пробы, как она и думала, вынули из неё всю душу! О чем он думал, когда предложил ей сыграть именно эту сцену?! Хотел задеть? Указать на её место?! И какого лешего, в таком случае, она согласилась? Сколько раз Дашка обещала себе, что никогда больше не поведётся на «слабо», как бы ее ни провоцировали?! И вот опять! Стоило только скользнуть взглядом по тексту, который Герман ей вручил, и все! Это был вызов, который женщина, не раздумывая, приняла. Режиссер изволит эротику?! Не вопрос! Дурацкий кураж. Ребяческий, полный максимализма. Пора бы вырасти из этих штанишек, но – нет! Детство, которого у Дашки, считай, не было, засело в ней глубоко внутри, и вылезало на божий свет в самые неподходящие моменты.

– Что-то не так? – поинтересовался Герман, тем самым подливая масла в огонь.

– Нет. Все в порядке. Скажешь, когда начинать.

– Камера уже работает.

Даша на секунду опустила взгляд. Удивительно, но волнения не было. Наверное, злость вытеснила его из подкорки.

Эротика… Дашка одновременно и знала, и не знала, что это такое. Секса в её жизни было столько, что на десяток жизней хватило бы. Абсолютно бессмысленного, лишенного какого бы то ни было удовольствия траха. Это, наверное, страшно, но она не помнила себя вне этого опыта. Казалось, что секс всегда был частью Дашиной жизни. Женщина помнила свой традиционный первый раз лет в тринадцать. Но это далеко не значило, что тогда все и началось. До этого… Ну, она жила в детском доме. Старшие ребята развращали её сызмальства. Существует ведь много способов, которыми даже ребёнок может удовлетворить чуть более старшего ребёнка. Так что, да. Дашка не помнила себя вне этой грязи. Только потом стало понятно, что такая жизнь не является нормой. А тогда она не знала иного. Ужасно ли это – осознать, как безжалостно тебя растоптали? Не то, чтобы. Мир не перевернулся в тот же час. Для себя Даша это объясняла тем, что ей не с чем было сравнивать. Она изначально не воспринимала происходящее с ней, как насилие. Это была просто жизнь. Дурацкая жизнь никому не нужного ребёнка. Норма… Наверное, для любого среднестатистического человека, узнай он о происходящем, это стало бы шоком. Как? Как же так? Ужас какой… А для Даши Ивановой ничего шокирующего в случившемся не было. Она думала, что так живут все дети. А когда осознала правду – было уже слишком поздно. Взрослая девушка не могла изменить своего поруганного детства. Ей оставалось просто как-то жить с этим всем.

О том, что секс может быть совершенно другим, Дашка узнала случайно. Когда нечаянно стала свидетелем довольно интимной сцены между Ставром и Любой. Секс, как любовь – зрелище, покоряющее своей чувственностью, эротизмом, красотой происходящего действа. Могла ли она сыграть такое? Сейчас? На камеру, перед посторонним человеком? Дашка выудила из памяти тот давний эпизод… Сглотнула, и погрузилась в воспоминания с головой. Дыхание участилось, стало жарко, и она расстегнула верхнюю пуговицу на простой белой рубашке, не замечая ничего вокруг. Не замечая пристального взгляда сидящего напротив мужчины. По сценарию ей нужно было сказать всего несколько фраз. А напряженность момента передать глазами, жестами, мимикой… Сыграть. Дашка тряхнула волосами, зарылась в них рукой, произнесла первую реплику. Возможно, несмело, но так и должно было быть. Нервный жест рукой, взгляд из-под бровей, зовущий, горящий страстью. В этой сцене героиня Даши впервые встречается со своей первой любовью. Они из потерянного поколения девяностых. Из тех, кому улица заменила дом. Они в прошлом – обитатели подвалов и начинающие наркоманы. Потерянные. Первая часть ленты заканчивалась тем, что главный герой вместе с родителями эмигрирует, в попытке вырваться из постсоветского болота. Во второй части, годы спустя, он возвращается в родной город, в котором неожиданно сталкивается с прошлым. Устоявшаяся жизнь грозит вот-вот перевернуться с ног на голову, а чувства к главной героине вспыхивают с новой, сокрушительной силой.

Даша срастается с ролью. Чарует мужчину и манит. Тонкий намек во всем, никакого напора, никаких лишних жестов. Ей есть, с кого брать пример, она отчетливо помнила, как вела себя Люба с любимым мужчиной. Женщина мастерски на интуиции и голых инстинктах отыгрывает сцену. Из роли выходит не сразу. Усилием воли замедляет дыхание, успокаивается. Опущенные веки дают небольшую передышку, чтобы прийти в себя. Герман молчал, никак не комментируя происходящее. Безмолвие окутывало все кругом. В помещении стало невыносимо душно. Ударной волной по телу прокатилось что-то острое, давно забытое.

– Что-нибудь еще? – хриплым голосом спросила Даша.

– Нет. Этого вполне достаточно.

– Ладно… Тогда я пойду.

– И не поинтересуешься моим мнением?

– Зачем? Вы ещё не видели результата.

– А ты? Не желаешь посмотреть?

О, нет! Только не это. Уж слишком Дашка вжилась в роль. Ей нужно было успокоиться. Избавиться от наваждения. Остыть.

– Нет. У меня много дел сейчас.

– Тебе, что, совсем не интересно? – уточнил Герман, немного более резким тоном, чем следовало.

– Почему? – пожала Дашка плечами. – Я посмотрю вечером. Вам будет удобно?

Герман с трудом удерживал себя в руках. А ему это было совершенно не свойственно. Рядом с Дашей мужчину бросало из стороны в сторону, будто бы он на полной скорости нёсся по горной извилистой дороге. Его чувства метались от полного равнодушия до высшей степени заинтересованности. От брезгливого презрения до совершенно неописуемого восторга. Творец в нем замирал в благоговении. У него пальцы зудели – так хотелось продолжить работу! Совершенно немыслимым образом он загорелся, как факел. Впервые за много-много лет Герман ощутил такой мощный творческий подъем. Да и не только творческий, если признаться. Дашка его завела. Вот так, запросто, с пол-оборота. Мужчина не помнил, чтобы с ним случалось подобное. В его орбите было слишком много красивых женщин, и, наверное, поэтому со временем он приобрел иммунитет к их чарам. Многочисленные красотки не будили в нем никаких желаний, не возбуждали, не горячили кровь. Чего не скажешь об этой женщине-девочке с гор. С ней все было по-другому. Герман увлекся ею еще вчера, за ужином. Это было необъяснимо, это было неожиданно и даже немного пугающе. Но какими же долгожданными были эти чувства! Долгие годы он жил вполсилы. Не ощущая ничего, кроме боли и опустошения. Боль от потери семьи так многого его лишила… Мужчина будто бы сам потерялся на задворках кладбища, растянувшегося во всю его душу. А теперь как будто ожил.

– Мне будет удобно, – подтвердил Герман, не сводя с Даши прожигающего насквозь взгляда.

Даже сейчас, когда режиссера и близко не было, женщина чувствовала на себе этот взгляд. Он будто бы выжег клеймо на ее коже, или так просто казалось? И тысячи мыслей навязчивым клином кружились в голове. Она справилась? Ей удалось передать то, что требовалось? Был всего один дубль… И, возможно, она поспешила. Самонадеянность – вот Дашкино второе имя. А еще было совершенно непонятно, где взять силы просмотреть вместе с Германом отснятый материал… Она не была глупой, поэтому прекрасно понимала, что заинтересовала мужчину. Когда ее хотели, Дашка определяла на раз-два. Долгие годы тренировок, что б их! Пугающим было то, что все женское в ней откликнулось на этот призыв. Ситуация из ряда вон… Это в прошлом Дашу можно было обвинить в неразборчивых связях. Но последние тринадцать лет она и близко не подпускала к себе мужчин. Керимов отбил охоту надолго. После того, что он с ней сделал, во что превратил… А! К черту! Обещала ведь себе не вспоминать.

– Дашка! Ох, и напугала ты меня! – всплеснула руками Люба.

– Извини.

– Да, ничего. Ставр уехал в город, а я, думаю, дай зайду. Как твои пробы?

– Да, ничего, – подозрительно уставилась на женщину Дашка. – Это как же Ставр уехал, а тебя на базе оставил? Из-за меня, что ли?

– Да, ну… У меня много работы, – отмахнулась женщина.

– Угу, конечно, – скептически скривилась Даша. – И мои пробы, конечно же, не причем. И не переживаешь даже?

– Переживаю. Очень. – Люба сложила руки на груди и подперла спиной подоконник. – Глупости, да? Ты взрослая, умная женщина, а я все равно за тебя волнуюсь.

– Не стоит. Правда… Все будет хорошо. Я никогда не сорвусь, и не подведу вас…

– Причем здесь это? – насторожилась Любовь.

– Как это причем? Разве ты не из-за этого переживаешь?

– Нет! Как тебе только в голову подобное взбрело?! У меня даже мысли не было, что ты можешь сорваться.

– Тогда из-за чего?

Самое страшное, что Дашка искренне не понимала.

– Я боюсь, что тебе сделают больно… Как тогда, – взволнованно начала Люба. – Но одновременно с этим очень боюсь, что ты пожалеешь, если упустишь возможность сниматься. Или, наоборот – разочаруешься, уже ввязавшись в процесс… Я так не хочу, чтобы ты переживала, Дашка! Так боюсь, что тебе вновь разобьют сердце…

– Да, что ему будет, Люб? – с показной бравадой парировала Даша. – Оно у меня таким панцирем покрылось за все это время, что никаким переживаниям его не прошибить. Ну? Ты чего расстраиваешься? Ну-ка, выше нос! Ставр меня четвертует, если прознает, что я тебя расстроила.

– Можно подумать, от него можно что-то скрыть… – грустно улыбнулась Люба.

– Люб, – посерьезнела Дашка, – у меня правда все хорошо! И давай больше не будем об этом, ладно? Ну, ничего ведь не случилось. Ни-че-го!

Люба кивнула головой, соглашаясь. Если Дашка утверждала, что все в порядке, то нагнетать ситуацию было действительно глупо. Они разошлись, каждый по своим делам, и все бы на том и завершилось, если бы не Костя, который ближе к вечеру ворвался к ней в кабинет:

– Можешь уделить мне несколько минут?

– Кончено…

– Пойдем. Глянешь кое-что. Я тут посмотрел на досуге. И тебе, думаю, будет интересно.

Люба посеменила вслед за шкандыбающим на костылях мужчиной и замерла у входа в небольшой кинозал.

– Ну, пойдем, чего застыла?

– Что ты задумал, Костик?

– Ты должна это увидеть, Люба. И, как профессионал, сказать – разве может такой талант пропадать?

– Я не знаю… Она не хочет, Костя. Я разговаривала с ней сегодня. Даша абсолютно отчетливо дала понять, что не заинтересована, и…

– Вранье. И тебе это известно! Она просто боится! До усрачки боится не оправдать чьих-то надежд… Просто, посмотри! Посмотри, и скажи, что ее место не в кадре.

Люба нерешительно вошла в открытую мужчиной дверь. На мгновение сощурилась – так сильно ударил по глазам свет, льющийся с большого экрана. Герман тоже был здесь. Сговорились, выходит…

– Готовы? – зачем-то поинтересовался он, перед тем как дать отмашку на запуск отснятого материала.

Женщина кивнула. Когда-то давно, еще в прошлой жизни, Любовь возглавляла крупнейший кинофестиваль в стране. И, конечно же, она разбиралась в кино и всех нюансах кинопроизводства. А еще со стопроцентной точностью из десятков никому не известных людей Люба могла выделить лица будущих звезд. Сейчас она видела ярчайшую из них. Это было бы глупо – отрицать очевидное. Даша Иванова была гениальной актрисой. До дрожи, до слез, до перехваченного спазмом горла талантливой. Не знающей себе цену, запутавшейся маленькой девочкой.