
Полная версия
Незаконнорожденный. Книга 2. В мире птицы мохо
– Ничего, – яростно крикнул капитан, заметив ее вздох, – мы еще отстроим город, и он будет еще краше, чем был до сегодняшнего дня!
Своего Орагура у миркутян не было, выход был свободен, и корабль без помех вышел из бухты в залив, где его подхватило быстрое течение и повлекло в сторону океана, позволив гребцам отдохнуть. Скоро город скрылся за горами, и лишь отголоски рева демона, похожие на далекие раскаты грома, доносились до ушей, да столбы дыма, поднимающиеся высоко вверх, напоминали о разыгрывающейся в это время трагедии на месте некогда цветущего города. А скоро уже только скалы берегов узкого залива окружали путников.
– Из города корабль несет течение. А в город? – спросила Олиона.
– А ты погляди на моих молодцов. Видишь, какие они сильные? Приходится рассчитывать только на силу гребцов. Поэтому все моряки – очень сильные ребята.
Над, изучив имеющиеся на корабле инструменты и забраковав их, тяжело вздохнув, позвал в помощь Лептаха, с которым у него за прошедшее время наладилось полное взаимопонимание. Они, отобрав несколько лежащих на корме брусов, принялись орудовать мечами вместо топоров. Мальчишка крутился возле них, помогая держать дерево.
– Что они делают? – спросил капитан, передав рулевое весло одному из матросов и пробравшись вдоль борта лодки к группе людей, собравшейся поближе к носу корабля.
– Хотят ускорить ход твоего корабля, – ответил Гардис.
– Но разве это возможно? – удивился капитан, – мы и так плывем достаточно быстро. Но скоро выйдем из течения, тогда придется хорошо потрудиться на веслах.
– Не придется, – усмехнулся Гардис, – они как раз делают такое приспособление, чтобы нам не пришлось сидеть на веслах. Оно называется парусом.
Капитан несколько раз повторил про себя незнакомое слово, стараясь запомнить его. И время от времени бросал заинтересованный уже взгляд на работающих Нада и Лептаха.
По мере продвижения вперед берега понемногу расширялись, а течение становилось медленнее. А после очередного изгиба залива впереди показалась открытая вода. Корабль вышел из еще узкого прохода, и его сразу же закачало на невысоких океанских волнах. Ветер был довольно свеж и дул от берега, помогая снова взявшимся за весла гребцам. Высокий скалистый берег, в котором река за долгие годы вымыла проход, остался позади.
Капитан направил нос корабля в сторону от берега, но не перпендикулярно, а немного наискосок.
– Там, – махнул он рукой, – в четырех днях пути отсюда и находится земля олиев, если нам не помешают.
– В четырех днях? – воскликнула Олиона,– но мы же не успеваем! Жрецы уничтожат тысячи олиев!
Глаза ее стали наполняться слезами.
– Да, мы не успеваем спасти их, – тяжело вздохнув, тихо сказал Орагур, – но мы спасем многие тысячи других! И отомстим за смерть погибших!
– А что же может помешать? – спросил кто-то из гвардейцев.
– Мало ли что, – пожал плечами капитан, – в море загадывать что-либо – гиблое дело. Может наскочить шторм. Может напасть огромное морское чудовище со множеством ног. Рассказывают, что они утаскивали под воду большие лодки вместе с командой. Можно нарваться на морских пиратов, промышляющих разбоем в прибрежных водах. Одинокий корабль для них – легкая добыча.
– Не знаю как пираты, а вот прислужники миркутян уже тут как тут, – сказал вдруг Пирт, зоркими глазами вглядываясь в уже далекий выход из фьорда, – четыре… пять… шесть. Шесть лодок вышли и направились за нами.
Даже гребцы выпрямились на своих местах, вглядываясь вдаль. Шесть небольших точек бежали по волнам в направлении, в котором шел их корабль.
– Продержаться бы до ночи, – неожиданно грустно сказал капитан, – но, боюсь, не получится. Они не загружены, легче нас, и гребцов в них больше. А у нас, даже если выкинуть груз, все равно быстрее не будет – корабль велик, да и весел больше нет.
Скандинав некоторое время вглядывался в далекие черточки лодок, что-то прикидывая.
– Мы можем это использовать? – спросил он капитана, показывая на лежащие на корме брусы.
– А зачем утопающему новая одежда? – ответил тот, – бери все, что тебе надо.
– Вам еще долго возиться? – спросил скандинав у Нада, продолжающего строгать мечом, – вы нужны мне для несколько другой работы.
Он собрал вокруг себя гвардейцев, к которым присоединились Гардис и Над, отправил, как он выразился, «непригодных к работе такого рода» Олиону и Орагура наблюдать за лодками погони, присел на корточки и начал прямо на просмоленной палубе рисовать кончиком кинжала. После короткого обсуждения сюда же принесли несколько деревянных брусов и несколько пустых кожаных емкостей. Еще раз собравшиеся осмотрели их и, не мешкая, приступили к делу. Трое гвардейцев аккуратно распороли по швам кожаные емкости и снова начали сшивать их крепкими просмоленными нитками, в изобилии имеющимися на лодке специально для ремонта и изготовления этих емкостей, изготавливая из них большой мешок в виде конуса. Другие, перебрав имеющиеся брусы, вытащили некоторые из них и начали с помощью мечей и каменных молотков изменять их геометрию, выбирая пазы и высверливая отверстия с помощью тонких кинжалов.
Преследователи уже преодолели больше половины расстояния до беглецов, когда, освободив нос корабля, на нем начали собирать большую деревянную конструкцию и укреплять внутри нее уже сшитый пустой кожаный мешок. В результате получилось нечто, напоминающее большой кузнечный мех, которым раздувают огонь в горне. Стоило двум стоящим в задней части конструкции людям приналечь на верхнюю перекладину, прижимая ее вниз, как верхний деревянный щит начинал давить на мешок, сжимая его, и воздух с силой вылетал из небольшого отверстия с другой стороны меха. В отверстие была вставлена длинная деревянная труба, которая была накрепко прикручена к меху множеством ниток. Сверху поперек трубы прорезали узкую щель, в которую вставили плоскую дощечку, перекрывая внутреннее отверстие трубы. Дощечка служила пробкой, не позволяющей воздуху выходить из меха.
Когда все приготовления были закончены, скандинав отправил Нада и Лептаха завершать их работу, сам быстро приготовил несколько факелов и скомандовал выбивающимся из сил гребцам прекратить работать веслами, но быть наготове, чтобы в нужный момент быстро развернуть корабль носом к преследователям. Тем временем они уже почти настигли беглецов.
Шесть лодок, в каждой из которых находились не менее двух десятков воинов с веслами, ходко приближались к кораблю. Они несколько растянулись по морю. Три лодки, идущие друг за другом, были уже недалеко, еще три чуть подальше.
Ацатеталь, которому поручили заполнять трубу, осторожно залил в нее несколько больших ковшей крови гор и передал скандинаву готовый факел. Двое гвардейцев покрупнее и Гардис с Надом разместились рядышком у оконечности меха, готовые по первому же сигналу сжимать его. Обладавший отменной реакцией Пирт держался за дощечку-пробку, будучи в готовности вытащить ее, когда давление воздуха начнет возрастать. Раньше вытаскивать было нельзя – кровь гор убежит внутрь меха, позже – давление воздуха прижмет дощечку, не позволив вытащить ее. Орагур и Олиона держали наготове луки, но скандинав запретил стрелять, чтобы не спугнуть преследователей.
Когда до них оставалось уже менее ста шагов, скандинав махнул рукой находящимся наготове матросам. Те моментально развернули корабль носом назад и налегли на весла. Он сначала медленно, а затем ускоряясь, двинулся навстречу преследователям. В воздухе свистнули стрелы.
У каждого из людей был лук, доставшийся им в качестве трофеев после избиения преследующих их гвардейцев болотными гигантами. Не простыми солдатами были эти гвардейцы, а относились к элитной части, «бессмертным», личной охране первых лиц государства. Соответственно, и вооружение у них было не из простых. И луки представляли собой сложную составную конструкцию. Стоил такой лук в десятки раз больше, чем обычный. Но зато стрела, выпущенная из него, была смертельной и на расстоянии в две сотни шагов. А на собственную охрану правители никогда не скупились.
Олиона, конечно, не могла соперничать в дальности стрельбы из такого лука с сильными мужчинами, ибо, чтобы до отказа натянуть его, силы требовалось значительно больше. Да и специальные напалечники с крючком для натяжения тетивы сохранились только у гвардейцев. Но и она пускала стрелу на расстояние более чем в сто шагов. А до преследователей уже было существенно меньше.
Орагур и Олиона знали свою задачу – никого не подпускать к рулевым веслам на лодках преследователей. Олиона взяла на себя первую лодку, Орагур – вторую и третью. Когда рулевые первых двух лодок, пробитые стрелами, кувыркнулись в воду и управляемые ими лодки пошли наперекос, к рулевым веслам бросились другие воины. Но и их постигла та же участь. Вслед за этим упал в воду и рулевой третьей лодки. У преследователей началась паника. Никогда не знавшие луков, не имеющие понятие о дальности поражения из них и впервые столкнувшиеся с оружием, несущим смерть на таком дальнем расстоянии, воины в лодках не знали, куда спрятаться и что делать.
Три первые лодки практически остановились. Но воинов в них было много, и они все равно представляли серьезную угрозу.
Уже менее трех десятков шагов оставалось до ближайшей лодки преследователей, когда скандинав, держа в одной руке зажженный факел, а второй направляя трубу, привязанную к меху, заорал: – Давай!
Четверо людей налегли на верхнюю перемычку, сжимая мех. Почувствовав движение, Пирт рванул вверх дощечку-пробку, освобождая выход воздуху. Большая струя черной жидкости вылетела из трубы, частично превращаясь по пути в облако из брызг. На выходе она пролетела через пламя горящего факела, который держал скандинав, и превратилась в пылающий огненный шар, который накрыл собой первую лодку преследователей. И лодка, и люди, находящиеся в ней, вспыхнули. Раздались дикие крики. Часть преследователей, находившихся в лодке, уже не сумела выбраться из огня. Остальные с воплями посыпались в воду.
Не ожидавшие такого действия своего нового оружия люди на корабле на мгновение замерли. В чувство всех привел яростный рев скандинава: – Вы что, заснули? Я поотрываю вам головы, клянусь Одином, если не начнете шевелиться!
Спохватившийся Пирт трясущимися руками вогнал дощечку в щель, и Ацатеталь тут же начал заливать в трубу новую порцию горючей жидкости.
Их корабль уже проскочил мимо пылающей безлюдной лодки, нацеливаясь на следующую. И снова воздух потряс яростный крик скандинава. Пылающий шар накрыл вторую лодку. Уже не дожидаясь команды, словно отлаженный механизм, через несколько мгновений люди снова приготовили страшное оружие. Воины из третьей лодки, не дожидаясь губительного огня, сами бросились в воду и что было силы поплыли прочь от нее.
Корабль прошел мимо пустой лодки. Гребцы с силой наваливались на весла. Уже недалеко была четвертая лодка, описывающая полукруг с мертвым рулевым, повисшим на своем весле. Снова губительный огонь вырвался из трубы, и обожженные воины посыпались в воду.
Пятая и шестая лодка тем временем также остались без рулевых. Корабль, не сбавляя ход, врезался носом прямо в середину борта пятой лодки и развалил ее на две части. Бывшие на ней воины, оказавшись в воде, дрались друг с другом, хватались за обломки, пытаясь спастись. Шестая лодка, описав круг, оказалась возле борта корабля. С нее на корабль полетели топоры. Яростно закричав, отбросив факел в сторону, скандинав прыгнул в лодку, работая мечом. Вслед за ним, бросив мех, туда же кинулись и гвардейцы. Скоро опустевшая лодка с проломленным днищем ушла на дно. Капитан направил корабль к дрейфующей неподалеку покинутой командой третей лодке, и она также последовала на дно за остальными.
Корабль на веслах прошел в стороне от кипящей воды, где продолжалась борьба за плавающие обломки. Но даже у тех, кому удалось завладеть вожделенным куском дерева, шансов на спасение не было. Берегов давно уже не было видно, а ветерок по-прежнему дул в сторону моря, относя всех их от спасительных берегов. Скандинав равнодушно отвернулся. Если бы их корабль утопили, точно так же сейчас барахтался и он. У войны жестокие законы. И, становясь солдатом, каждый знает, на что идет.
Капитан подошел к скандинаву и восхищенно взглянул в его глаза.
– Я давно плаваю по морю, – переводила его слова Олиона, – и много видел морских сражений. В некоторых приходилось участвовать и самому. Но такого, как сейчас, никогда еще не было и вряд ли когда-нибудь будет. Ты великий воин. Не знаю, как у тебя на родине, но, останься ты здесь, тебя ждало бы великое будущее.
– Я просто делаю свое дело, – фыркнул в ответ скандинав, – а вопрос о величии оставь вот ему, – он показал на Орагура,– вот он действительно будет энси одного из крупнейших царств. И тогда мы все будем звать его «властителем», а он еще будет при этом думать, стоит ли подпускать к нему такую мелкую сошку, как мы.
– Попробуй тебя не подпусти, – засмеялся Орагур, – ты же тогда положишь все царство на одну руку, а другой прихлопнешь – и все, нет царства!
Тем временем Над и Лептах уже закрепили в середине дна корабля небольшую коробку, в которую вставили изготовленную ими мачту, и закрепили ее веревками-оттяжками. А еще через какое-то небольшое время на мачте уже пузырем надувался парус, сделанный из чистой взятой на берегу материи, хитроумно закрепленный веревками через систему на скорую руку обметанных нитками прорезей.
Ветер дул в нужном направлении, и корабль ходко пошел под парусом, шлепая днищем по небольшим волнам. Капитан и его команда не переставали удивляться новшествами, привнесенными людьми, и огорчаться, что такие простые вещи никому из живущих здесь до сих пор не пришли в голову.
18.
Как Сарниус ни гнал лошадей, до Ларсы он добрался уже ближе к вечеру. Городские ворота охранялись усиленными нарядами. Его узнали и тут же вызвали начальника караула. Тот объяснил номарху, что во всем городе введены повышенные меры безопасности, связанные с тем, что здесь находится энси Лагаша. Вместе с ним прибыла не только его личная стража, но и значительная часть «бессмертных». Остановился же энси в доме Кириониса, правителя нома.
Поблагодарив его за информацию и дав пару золотых слитков для того, чтобы дежурство не показалось слишком длинным, Сарниус въехал в город и также отправился к дому правителя нома. Он понимал значение личного обаяния и всегда стремился поддерживать, особенно в армии, свое реноме щедрого вельможи, не скупящегося на благодарность. Вот и сейчас он рассчитывал, что эта часть стражи, получив щедрое пожертвование, будет поддерживать его в предстоящих событиях, не зная, что, как только он отъедет, начальник караула плюнет на его деньги и скажет наблюдающим за ним стражникам: – Вроде бы и от чистого сердца дает он, но потом затребует душу выложить взамен.
И стражники согласно закивают головами, мысленно посылая номарха в преисподнюю. Уже ходили по городу слухи, что не обошлись без его участия ни пропажа советника Орагура, ни гибель всеми уважаемого командующего царскими «бессмертными» Пиригона.
Несколько раз в центре города номарха останавливали патрули, но после недолгих пререканий находился тот, кто узнавал его, и номарха пропускали дальше. Но уже на подступах к резиденции энси очередная застава, целиком состоящая из незнакомых ему «бессмертных», отказалась пропустить Сарниуса дальше, пока не прибудет ответственный гвардейский офицер. Ждать его пришлось довольно долго. По счастью, он оказался знакомым номарха и тут же не только приказал пропустить его, но и взялся сопровождать до самого дома. По дороге он удивлялся тому, что еще у городских ворот номарху должны были сообщить пароль для беспрепятственного прохода по городу, но не сделали это.
Начальник караула, встретивший номарха у ворот, конечно же, знал пароль и знал, что его надо сообщить номарху, но, злорадно усмехаясь про себя, подумал, что тому будет полезно хотя бы немного понервничать при встречах с патрулями и не сказал о пароле ни слова, решив, что в случае разборки он сам всегда сможет отговориться большой загруженностью в этот день и забывчивостью в связи с этим.
Слуги встретили номарха у входа, увели его лошадь, а к нему вышел сам Кирионис и, приветствовав его, передал просьбу энси как можно быстрее пожаловать к нему с рассказом о произошедших событиях.
Сарниус в предоставленных ему покоях быстро переоделся в парадную форму и вскоре был уже в южном крыле большого дома, предоставленном властителю. Энси вследствие преклонного возраста постоянно мерз, и где бы он ни был, помещение в любую погоду специально прогревали для него. Вот и сейчас в большом кабинете, куда номарх проследовал за секретарем правителя, было скорее жарко, чем тепло.
– Бедный секретарь, – с сочувствием подумал Сарниус, несмотря на в общем-то неприязненные чувства, которые он и ранее питал к нему, – я пришел и ушел, а он должен все время находиться в этом жарком пекле.
В коридорах крыла дома, где разместился энси, то и дело встречались небольшие группки, по 2-3 человека, «бессмертных», личной стражи энси. Перед кабинетом, куда секретарь ввел Сарниуса, их было человек шесть.
– А, вот и ты, номарх, приветствую тебя! – звучный голос, принадлежавший находившемуся в кабинете человеку, приветствующему его, не соответствовал годам произносившего слова. За массивным столом, у камина, положив ноги на мягкую скамеечку и укрыв их дополнительно пледом, сидел высокий благообразный старик в теплом расшитом халате и небольшой шапочке на голове.
Сарниус воскликнул: – Да будет над вами благословение Нин-Нгирсу! – и отвесил энси глубокий поклон.
Тот махнул рукой.
– Прошу тебя, номарх, без излишних церемоний. Пожалуй, тебе здесь будет немного жарковато, но я тебя долго не задержу. Что-то спина разыгралась, понимаешь ли. Лекари говорят, что надо прогревать. Но ты садитесь вот сюда, – он показал на мягкий табурет с подлокотниками, стоявший сбоку от стола, и когда Сарниус устроился в нем, превратился в слух.
Секретарь вышел из помещения, тихо закрыв за собой дверь.
Сарниус в подробностях, опуская, конечно, свою реальную роль в событиях, изложил все, что случилось с момента начала погони за беглецами.
– Советник погиб, я не сомневаюсь в этом. Я собственными глазами видел провал в горах, куда похитители увели его. Случилось сильнейшее землетрясение, горы холили ходуном. Невозможно было стоять на ногах, правитель, – с жаром рассказывал он.
– Но ведь никто из вас не видел его тело? – спросил энси, сидевший полузакрыв глаза и сквозь оставшиеся щелочки наблюдавший за Сарниусом.
– Это было невозможно, правитель, горы как ножом обрезало. С такой же обрезанной дорожки и упал в пропасть командующий Пиригон, прямо на моих глазах. Я просто не успел ничего сделать, настолько внезапно случилось это. А с ним вместе погибла и группа «бессмертных». Толчок был настолько сильным, что их просто сбросило в пропасть. Я уцелел, можно сказать, чудом.
Номарх замолчал. В кабинете стало тихо. Слышно было, как потрескивают дрова в камине за спиной энси.
– Очень жаль, – после долгого молчания сказал энси, – я возлагал на советника большие надежды. Очень трудно будет подыскать ему замену.
– Мне тоже искренне жаль его, – ответил Сарниус, – ведь он был моим другом. Я уверен, правитель, что вы со своей прозорливостью назначите достойного преемника на его место.
Глаза энси на мгновение сверкнули и снова спрятались под веками.
– Конечно, дорогой номарх, я постараюсь как можно быстрее сделать это. Кое-какие мысли по этому поводу у меня уже есть. А что за история с войском кутиев? Куда они направляются? Ты ведь был в длительном контакте с ними.
– По просьбе царя Ниппура они направляются помочь ему в борьбе со вторгшимися с востока племенами из Аккада. Я привез вам грамоту от них с личной просьбой вождей пропустить войска через наши территории. Вот она.
Сарниус извлек свернутую в трубку перевязанную цветной ленточкой и опечатанную грамоту и с поклоном вручил ее энси.
– Мы договорились, что они будут ожидать ваше решение в дне пути от Ларсы, – продолжил он, – там кутии стали лагерем.
– Насколько им можно доверять? – не раскрывая глаз, спросил энси, – не хитрость ли это с их стороны, чтобы притупить нашу бдительность?
– Не думаю, правитель. Они бы уже проявили себя. Но их держат на цепи жрецы новой веры – Черной Змеи, которые и управляют вождями. Без их команды те и шагу сделать не смеют. И, насколько мне известно, просьба о помощи царем Ниппура направлялась именно жрецам, а не кутиям. Меня негласно попросили передать вам просьбу о принятии послов жрецов Черной Змеи. Они хотят разъяснить вам сущность своей веры и завязать с Лагашем более тесные отношения.
– Мы подумаем об этом немного позже. Ты прошел длинный путь. Тебе надо хотя бы немного отдохнуть. Через несколько дней соберу советников. Там еще раз изложишь просьбу жрецов. А теперь разрешаю тебе удалиться.
Сарниус встал, откланялся и вышел, притворив за собой дверь.
В кабинете, где сидел энси, открылась другая дверь, через которую тихо вошел Имхотеп, секретарь энси, и остановился за его спиной.
– Имхотеп, что ты обо всем этом думаешь? – не оборачиваясь, спросил энси.
– Не верю ни единому слову. Слишком гладко у него все получается, – негромко произнес тот, – и пропажа советника, и гибель командующего, и появление кутиев на нашей территории. Ниппур на севере граничит с нами, и, я уверен, вначале о помощи его царь попросил бы вас, а не каких-то кутиев. И жрецы, неизвестно откуда появившиеся, но уничтожающие жителей с помощью колдовства. Мне кажется, все это звенья одной цепи. Кто-то затеял против нас крупную игру. Знать бы, какую и для чего.
– Я думаю так же, – согласился энси, – собирай советников. Немедленно отправь за ними гонцов. Пусть поторопятся. Будем обсуждать возникшие проблемы. Совет назначаю через три дня. И не спускай глаз с лагеря кутиев. Чую я, что неспроста они появились у нас. Ведь еще совсем мало времени прошло после их разгрома. А они снова тут как тут.
– Будет исполнено, правитель.
– А теперь, будь любезен, кликни слуг. Что-то я совсем разболелся. Пусть помогут добраться до ложа. И пошли Сарниусу от меня бутылку моего любимого вина. В знак признания его заслуг. А дальше посмотрим. Политика – вещь деликатная. Кто знает, во что все это выльется…
19.
Вскоре и синее солнце, бросив в последний раз лучи в воздух, окрасив большую лодку, скорее, корабль, в густой синий цвет и воду в фантастически-фиолетовый, ушло за горизонт. На небе зажглись яркие звезды. Среди них не было ни одного знакомого людям созвездия. Корабль мерно поднимался и опускался на волнах.
Люди наконец-то сумели устроиться и спокойно поужинать. Как оказалось, сутки никто не брал ничего в рот. В том нервном напряжении, в котором все находились целый день, про еду никто не думал. И теперь набросились на нее, как после длительной голодовки. Особенно усердствовал скандинав, поглощая неимоверные объемы еды под удивленными взглядами матросов.
– Вы удивляетесь? – воскликнула, глядя на них, Олиона, – он у нас бывает только в двух положениях – поглощающим еду и спящим между поглощениями!
Все засмеялись.
– А еще вытаскивающим чей-то нос с жертвенника, на котором его хотели отрезать, – съязвил скандинав, – а, может, не стоило это делать?
– Стоило, конечно, стоило, – сквозь смех сказал Орагур, иначе весь наш поход потерял бы свою прелесть!
– Ничего себе, нашел прелесть! – буркнул сбоку Гардис, – что по мне – то уж лучше полежать дома на кровати, чем иметь сомнительное удовольствие махать мечом день за днем!
Ну кто ж тебе поверит? – засмеялся Пирт, – ты же чуть ли не первым лезешь в каждую потасовку!
Постепенно смешки умолкли.
– А куда мы плывем? – встревожилась Олиона, – ведь ничего не видно!
– Смотри, – указал на небо капитан, – видишь, там, пока еще немного выше горизонта, четыре яркие звезды квадратом, а в середине еще одна, пятая, звезда?
– Вон те? – переспросила Олиона.
– Да, именно те. Они всегда находятся на одном месте и указывают нам дорогу. Путеводными звездами называют их моряки. Ты никогда не заблудишься в море, если они видны на небе. У нас, моряков, есть легенда, повествующая о том, что это за звезды и откуда появились они там.
Люди придвинулись поближе к капитану. Моряки, хотя и знающие легенду назубок, также подобрались поближе. Олиона переводила рассказ капитана, сохраняя его интонацию и обороты.
– Жили на одном из островов братья. Четверо их было. Ловили рыбу, продавали в ближайшем городе. Удачливые рыболовы были они. Ни у кого не было иногда улова, хоть плачь. У них же всегда заполнены сети, и причем не какой-нибудь мелочью, а большой отборной рыбой. Покупатели чуть ли не дрались за их улов. Правда, большого богатства не нажили они, но и в бедности никогда не были. Море их кормило, одевало, давало им средства на некоторые развлечения. Нрава были они веселого, доброго. И дома у них были хорошие. Вот только хозяек у них не было. Народ удивлялся – почему братья никак не женятся.