Незаконнорожденный. Книга 2. В мире птицы мохо

Следом за «бессмертными» разряженные слуги несли знамена и штандарты. Далее на золоченой колеснице, запряженной шестеркой лошадей, везли тело энси. По сторонам и сзади его сопровождал пеший почетный караул, состоявший из сотни специально подобранных «бессмертных» одинакового роста и комплекции, половина из них в вызолоченных, половина в посеребренных доспехах и с таким же вооружением. За ними шли музыканты. Дальше ехали открытые колесницы с высшими государственными чиновниками. Первую же колесницу занимал сам номарх Сарниус, дальше другие сановники согласно занимаемой должности. Сразу за высшими чинами двигались колесницы послов дружественных стран и всех прочих, кто прислал представителей на похороны. С учетом сложной ситуации, связанной со смертью энси, в связи с распространившимися об этом слухами, а также с наличием у стен города, где проходила прощальная церемония, чужой армии (имелись в виду кутии), ни цель, ни намерения которой были неясны, ни один из правителей других государств лично не прибыл на похороны, но все прислали свих представителей – послов или других сановников высокого ранга. В конце процессии двигались колесницы прибывших и на похороны и одновременно на Большой Земельный Собор номархов и сановников помельче.

Шествие растянулось на полгорода. Горожане разглядывали сидящих в украшенных колесницах сановников и их семьи, удивлялись богатству уборов на них. И не мудрено – за драгоценности, украшающие некоторые женские прически, целая городская семья могла бы безбедно прожить не один десяток зим.

Ближе к конечному пункту распорядители церемонии перераспределяли потоки – на саму площадку, где должна была пройти основная церемония, пропустили только самых важных чиновников с их семьями и некоторых избранных послов. Все остальные толпились за натянутыми золотистыми шнурами, очерчивающими территорию, на которую им не следовало ступать. За соблюдением этого строго следили специальные люди, выделенные распорядителями. Еще дальше в отведенных для этого местах толпился простой народ.

Тело энси по специально устроенным мосткам внесли на самую вершину огромного костра. Колесницы одна за другой подъезжали к площадке, сановники выбирались из них и направлялись к отведенным для них местам. Ни табуретов, ни скамеек установлено не было – Сарниус спланировал церемонию так, чтобы она завершилась максимально быстро. Лишь несколько высших сановников могли сказать прощальную речь, но время ее для них сильно ограничивалось. Вокруг костра расположился почетный караул.

И еще один момент вызвал перешептывание среди участников церемонии. Одна из сторон рядом с костром отведена была людям в черных и коричневых длиннополых одеждах с остроконечными капюшонами Десятки их рядами стояли, молитвенно сложив руки, словно они были важнейшими гостями или участниками предстоящего церемониала, вызывая недоумение и у народа, и у сановников, и у служителей культа главного божества Лагаша Нин-Нгирсу, не вмешивающихся в управление страной, но замечающих все промахи руководства, чтобы позже, когда придет время, предъявить особый счет. И со стороны построение черно– и коричневохламидных присутствующих напоминало раскинувшего крылья мрачного коршуна, готовящегося нанести удар.

Номарх Сарниус поднялся на помост, установленный в ногах убитого им же энси и, стараясь не глядеть на его лицо, быстро прочитал небольшую речь, в которой кратко подвел итоги длительному его правлению и пообещал и в дальнейшем укреплять государство. Следом за ним с речами выступили еще с полдесятка сановников, жрец божества лагашцев и пара послов. Выступил также один из одетых в черную рясу в сопровождении переводчика. Он говорил не столько про усопшего энси, сколько расхваливал то новое, что несет с собой их вера.

Но вот речи закончились. Под звуки траурной музыки Сарниусу передали зажженный факел, и он с огромным облегчением поднес его снизу к сухому хворосту в ногах лежащего тела. Хворост сразу же занялся. Огонь быстро охватил весь костер. Жар его ударил Сарниуса в лицо. Он отвернулся и сделал несколько шагов назад, туда, где можно было стоять без опаски. Встревоженные женские вскрики, раздавшиеся из толпы сановников, заставили его взглянуть на толпу. И сановники, и их жены в ужасе смотрели на костер. Номарх резко обернулся и поднял глаза.

Среди огня четко выделялась фигура энси. Он не лежал, а сидел, лицо его обращено было вперед, в сторону Сарниуса, а рука его медленно поднималась вверх, как бы грозя оттуда номарху и всем наблюдающим людям. Более слабонервные женщины попадали в обморок. Возникла суматоха.

– Неспроста поднялся энси и грозил из костра, ох, неспроста, – качали головами умудренные опытом старики, глядя на все это издалека, – не зря поговаривают, что не своей смертью он умер. Вот он и грозил из костра своим убийцам.

Их слова, обрастая новыми подробностями и выдумками, быстро разносились по сторонам, внося свою долю нервозности в и без того накаленную обстановку.

С трудом распорядителям удалось навести порядок и немного успокоить людей. Наконец, пламя скрыло тело энси с глаз и забушевало со всей силой, а когда оно немного спало, на верху костра уже ничего не было. Сухие дрова прогорели довольно быстро, и на месте костра осталась лишь зола, которую затем собрали в специальный сосуд и отнесли на лодку. Она вышла на середину реки, и там прах жрецы высыпали в бегущие воды. Церемония погребения энси завершилась. Все ее участники, конечно, имеются в виду не простые горожане, расселись по колесницам и отправились во дворец правителя нома, где десятки поваров уже накрыли для них столы, а простому народу также открыли доступ к установленным неподалеку столам с едой попроще и дешевым вином.

Сановники ехали, обмениваясь впечатлениями от увиденного.

– Заметьте, на похоронах не были ни Имхотепа, секретаря правителя, ни Кириониса, правителя нома. Это очень странно.

– Я тебе сейчас скажу еще более странное. Мой кучер сказал, что в толпе видели и того, и другого. Только они были переодеты и старались никому особенно не попадаться на глаза. С чего бы это? Здесь кроется какая-то тайна.

Слухи о том, что эти двое были на церемонии, быстро достигли ушей Сарниуса. По его приказу Шар-Карен снова попытался отыскать их, но скорее он мог бы найти иголку в стоге сена, чем Имхотепа и Кириониса в большом городе, тем более, что держались они вдвоем, а Кириониса знали и уважали в городе все его жители. И если бы он захотел остаться в городе, укрытием для него стал бы любой дом.

28.

Первые острова опасного архипелага уже появились на горизонте, когда изменение ветра позволило поднять паруса. Скорость немного упала по сравнению с движением на веслах, но оставалась достаточно приличной. Но зато теперь ход стал значительно тише. Весла сложили на расстеленную ткань и больше не прикасались к ним. Вскоре корабль уже входил в широкий проход между островами. Теперь все внимание было направлено на воду спереди и по сторонам. Первую пару островов преодолели, стараясь не сделать лишний вдох. После нее все немного успокоились и почувствовали себя увереннее. А на подходе были уже следующие острова. Иногда корабль плыл словно по тоннелю. Высокие отшлифованные водой каменные монолиты наваливались с двух сторон, словно грозя раздавить проплывающую мимо них хрупкую скорлупку. В узостях ветер усиливался, там, где было шире, ослабевал. Иногда корабль поворачивал в боковые проходы, открывающиеся между скал, идя известным Орсуме путем. Множество птиц с криком пролетало над кораблем, иногда огромные стаи их срывались со скал и по крутой траектории устремлялись вниз, в сторону корабля, как будто собираясь напасть на него, с тем, чтобы в последний момент, как будто чего-то испугавшись, рвануть вверх. На более крупных островах верхушки скал поросли лесом.

В одном из широких проходов Орсума, ведущий корабль не по середине прохода, как обычно, а прижимаясь к одной из его стенок, показал рукой на противоположный берег. Прямо возле него из-под воды выступали спинные плавники огромных размеров. Они имели серповидный вид и высотой превышали два роста человека. Иногда над водой показывались спины носителей этих плавников, размерами превосходящие корабль. Все вздохнули с облегчением, когда спины и плавники скрылись за очередным поворотом.

Иногда близко к кораблю подплывали большие серые веретенообразные рыбы и сопровождали его, блестя маленькими глазками, расположенными близко к острому носу, а когда одна из них перевернулась вверх белым животом, у нее обнаружился большой хищный рот, усыпанный несколькими рядами кинжаловидных острых зубов. Главный капитан сделал успокоительный жест – мол, эти рыбы не опасны, пока не окажешься в воде.

После очередного поворота впереди открылось обширное свободное пространство. Как только корабль оказался на нем, Орсума жестами скомандовал спустить парус. Корабль, пройдя еще немного по инерции, остановился. Лодки остановились сбоку от него. С двух лодок осторожно спустили в воду по большой корзине, в которых лежало по камню. Много веревки ушло вниз, пока корзины не достали дна.

Четыре человека, по два в каждой лодке, делали какие-то упражнения: размахивали руками, наклонялись и часто-часто дышали. Из одежды на них была только набедренная повязка. Затем двое из них взяли в зубы по каменному ножу и осторожно, держась за борта лодок, спустились в воду. С лодок им спустили по большому камню, обвязанному сеткой. Ныряльщики схватились за сетку на камне одной рукой, за веревку, идущую в глубину, другой. Тогда сидящие в лодках отпустили камни, и их огромный вес утащил ныряльщиков в глубину. Они тут же скрылись из глаз. Потянулись томительные мгновения ожидания. Обычный человек утонул бы уже раза два, не меньше, и люди стали уже тревожиться. Но моряки спокойно поглядывали на воду. И вдруг из глубины вынырнула одна, затем вторая рука, затем еще, и вот уже оба пловца, тяжело дыша, с помощью товарищей перевалили через борта лодок. Корзины сразу же стали вытягивать вверх.

Одна из лодок подплыла к кораблю, и с нее передали одну из корзин. Она была доверху наполнена крупными замкнутыми двустворчатыми раковинами. Орсума кончиком ножа проник между створками раковины, что-то разрезал внутри и раскрыл ее. Внутри нее было что-то напоминающее грязно-серое желе. Главный капитан ножом подрезал желе, перевернул створки, вытряхнул его на ладонь, осторожно, стараясь не плескать, окунул раковину в воду и, не переворачивая, протянул створки раковины Олионе. Она взяла их в руки, перевернула их очищенной стороной вверх и едва удержалась от восхищенного вскрика. Внутренняя часть раковин переливалась, играла на солнцах всеми цветами радуги. Теперь стало понятно, почему они использовались здесь вместо золотых монет. Но это было еще не все. Орсума осторожно срезал ножом верхнюю часть желе и отбросил ее в сторону. На ложе из грязно-серого желеобразного обрамления лежала необычная горошина. Размерами немногим меньше крупного ореха, она так же, как и внутренняя часть раковины, играла на солнце всевозможными цветами. Главный капитан двумя пальцами достал ее из желе, сполоснул водой и протянул Олионе, показывая жестом, что это подарок. Промытая водой горошина сверкала еще красивее. Олиона, полюбовавшись игрой света, благодарно кивнули и спрятала ее в кармашек.

– Там, в корзине, будут еще такие, – понятными жестами показал Орсума, – они все будут подарком тебе, когда вскроем раковины.

Олиона было отрицательно замахала руками, мол, это имеет очень большую цену, чтобы принимать такое в подарок. Но главный капитан утвердительно прикоснулся к ее руке: никаких возражений быть не может.

Тем временем под воду снова ушли корзины с камнями, и следом за ними спустилась вторая пара ныряльщиков. Теперь Олиона уже знала, что там, на дне, ныряльщики выбрасывают камни из корзин и наполняют их раковинами.

Когда и вторая пара пловцов выбралась из воды и следом вытащили наполненные корзины, Орсума жестом показал – все, хватит. На лодках согласно кивнули и стали разбирать весла. Их обратная дорога была против ветра. А на корабле начали поднимать парус.

И тут раздался, как показалось, сильный грохот – кто-то из моряков, находящихся в лодках, уронил на палубу весло. В тишине, нарушаемой криками птиц, шум его падения, казалось, был слышен далеко во все стороны. Моряк, уронивший весло, схватил его и прижал к груди, виновато улыбаясь. Орсума погрозил ему кулаком. Казалось, что этим все и кончится. Однако все только начиналось.

В следующее мгновение Олиона с ужасом увидела, что моряк, все еще сжимающий весло, вдруг поднялся в воздух и, улетев за борт, тут же скрылся под водой. И тут же Орсума, сбив ее с ног, упал рядом и прижал к доскам днища. Она подняла глаза. Сверху, прямо над ними, медленно покачиваясь, прошло живое зеленоватое бревно, толщиной с ее талию, покрытое массой крючков, каких-то тарелочек и выступов. Оно наткнулось на стоявшую выше борта большую тяжелую кожаную бочку, полную воды, изогнулось и, словно играючи, обвило ее, подбросило вверх и тут же утащило за борт.

Олиона вскочила на ноги. Как назло, именно в это время ветер стих. Парус висел обмякнув, как тряпка. Корабль стоял на месте. С полдесятка длинных толстых у основания щупалец не спеша ползли по нему от носа к корме, перебирая и ощупывая все, что попадалось на пути. Люди уворачивались от них, ложась ничком, как только что сделала Олиона, или, осторожно ступая, отходили к дальнему борту и, улучив момент, когда щупальца останавливались, пробирались мимо них вперед, на нос.

Четверо из пяти лодок на веслах уходили в боковой проход. Пятая лодка, неподалеку от корабля, сверху до низу была покрыта множеством шевелящихся длинных отростков. Моряков в ней не было видно. Внезапно лодка, идущая последней, резко остановилась, словно уткнулась в стену. Четыре высоких столба выросли над ней. Они тут же упали на лодку, и она сразу же, как брошенный в воду кусок металла, скрылась в пучине.

В бессильной ярости люди с корабля смотрели на гибель товарищей. Ничем помочь им они не могли. Но и над ними также висела угроза смерти. Огромные щупальца продолжали перемещаться по кораблю.

Парус уже снова начинал надуваться, но энергии ветра было еще маловато.

Вдруг одно из щупалец метнулось назад, к носу, и тут же наткнулось на одного из матросов, который не успел ничего предпринять. Толстая змея моментально обхватила его за пояс и приподняла над кораблем, но тут же отвалилась и забилась на днище, а ее обрубок, заливая все вокруг жидкостью голубоватого цвета, заметался над бортом. Под ним с мечом в руке стоял скандинав, уже успевший рубануть и второе щупальце. Множество щупалец выросло по борту корабля. Большая часть из них уцепилась, буквально присосалась, в борт вблизи застывшей Олионы, и из воды показалось огромное длинное тело с двумя большими глазами, уставившимися на девушку и словно гипнотизирующими ее. Она хотела, но не могла двинуться с места – ноги словно приросли к днищу. Морское чудовище всей своей тяжестью наползало на борт, стремясь весом перевернуть корабль. Если бы на месте сравнительно большого корабля была обычная лодка, чудовище уже обедало бы находящимися в ней людьми. Но корабль был существенно больше, и остойчивость его была значительно выше. А чудовище, все больше выползая из воды, все сильнее тянуло борт вниз. Корабль уже сильно накренился. Люди схватились за борта, за мачту, чтобы не вывалиться в воду. И тут, сделав несколько прыжков по кораблю, сверху на морское чудовище прыгнул скандинав. Оно допустило роковую ошибку – его щупальца присосались к борту, стремясь завалить корабль, и огромное тело не было защищено. Именно это понял и тут же использовал обладающий звериным чутьем скандинав. Через мгновение его меч пронзил оба огромных глаза и глубоко врубился в туловище под ними. Залитое потоками голубоватой крови, огромное тело скользнуло обратно в воду. Корабль выпрямился. Скандинав, уцепившийся за борт и не выпускающий меч из руки, оттолкнувшись от тела морского чудовища, запрыгнул обратно на корабль и через мгновение принялся обрубать все еще державшиеся за него, но уже не шевелящиеся щупальца.

Корабль, освобожденный от огромной тяжести, тормозящей его движение, будто подстегнули. Он получил ускорение и рванул вперед. Позади, там, где осталось мертвое чудовище, по воде, окрашенной его кровью в голубой цвет, метались серповидные плавники рыб, рвущих на части огромное тело, и их становилось все больше и больше.

Все описанное действие произошло настолько стремительно, что никто не успел ни помочь скандинаву, ни каким-либо другим образом вмешаться в события. Когда всеобщий столбняк прошел и люди обрели способность мыслить и действовать, корабль уже подходил к скалам и мог врезаться в них, промедли команда еще хотя бы немного. Забыв о режиме молчания, Орсума что-то громко закричал и метнулся к рулевому веслу. Следом туда же кинулись ближайшие моряки. Они навалились на рулевое весло, поворачивая корабль. Гребок получился сильным, и корабль, все же чиркнув боком по вертикальной скале, успел совершить маневр. А еще через некоторое время они повернули в узкий проход.

Олиону от пережитого страха била мелкая дрожь. Немногим лучше чувствовали себя и мужчины. Лишь скандинав уверенно и невозмутимо, будто ничего особенного не случилось, держа наготове свой огромный меч и широко расставив ноги, стоял на носу корабля, вглядываясь в набегающую воду.

По всему выходило, что крепко взбудоражились морские обитатели. Спереди и сзади корабля во все стороны носились рыбы всевозможных форм и размеров, чуть ли не выпрыгивая из воды. Время от времени между ними начинались яростные схватки. Тогда вода в этих местах начинала клокотать и пениться.

Один из оставшихся на руле моряков, игнорируя запрет, что-то закричал, показывая назад. Орсума встревожился, примчался к нему и, козырьком прикрывая сверху рукой глаза, стал вглядываться в пространство позади корабля.

Орагур придвинулся поближе и вопросительно посмотрел на Гардиса.

– Что их встревожило? – спросил он.

– Похоже, что за нами погоня, – сказал тот, – присмотрись сам.

Орагур вгляделся. Сзади них, пока еще на значительном отдалении, словно узкие высокие паруса, зигзагами ходили плавники, постепенно догоняя корабль.

– Это рыбы-убийцы, всегда сопровождающие морских чудовищ, чтобы полакомиться объедками с их стола, – пояснил Орсума, – они всегда ходят вместе. Значит, какое-то чудовище гонится за нами, или их сразу несколько. Соблюдать тишину теперь нет смысла – или мы раньше уйдем в течение, или они нас нагонят. Тогда нам несдобровать.

По команде главного капитана моряки бросились к веслам. За каждое весло, сидя напротив друг друга, схватились сразу по две пары рук. Орсума начал голосом отсчитывать темп гребли, ускоряя его с каждым гребком.

Теперь корабль не шел, а летел над волнами, подгоняемый дополнительно к парусу мощными гребками. Очень быстро лица гребцов покрылись потом, но они гребли изо всех сил – все понимали, что стоят между жизнью и смертью, и отчаянно сражались за жизнь. Корабль несся по очередному узкому проходу между скал, когда плавники настигли его и даже вышли вперед. Длинное толстое щупальце вырвалось из воды позади корабля, поднялось вверх и попыталось схватиться за корму, но немного не достало и с шумом плюхнулось обратно в воду. Следом за ним еще два щупальца прильнули было к задним доскам, пытаясь присосаться к ним. Скандинав, уже переместившийся на корму, одним круговым движением меча отсек их. Тут же сильнейший рывок выломал из гнезда рулевое весло и оно исчезло за кормой, с такой силой ударив при этом державшего его моряка, что тот едва не вылетел за борт, сломав при этом несколько ребер. Корабль остался без руля, но он шел вперед, никуда не сворачивая, так как высокий киль удерживал его направление. Еще один взмах веслами, и корабль вырвался в широкий пролив. Ни одного высокого плавника теперь не было рядом, зато проход, из которого они только что вырвались, буквально кишел ими.

Корабль заметно тащило боком в сторону. Матросы быстро поставили на место потерянного другое рулевое весло, развернули корабль носом по течению и, тяжело дыша, убрали гребные весла. Все были настолько мокрые от пота, словно на них пролился дождь.

– Ну, легко мы отделались, – отдуваясь и вытирая лоб, сказал Орсума.

– Ты считаешь, что легко? – переспросил его Орагур, – и это при том, что погибли две лодки с экипажами?

– Не две, а одна, та, которую чудовище утащило под воду, – поправил Киацетума, – а вторую оно почему-то выпустило, и ей удалось уйти. Я видел своими глазами, как она уходила в проход между островами.

– Точно, – кивнул Орсума, – я это тоже видел. А легко мы отделались потому, что, как правило, из этих вод домой не возвращается обычно больше половины лодок, попавших сюда. А у нас на корабле никто не погиб и даже не ранен. Сломанные ребра не в счет, через луну все заживет. И из пяти лодок погибла только одна. А я уже думал было, что впервые за всю историю обойдется без потерь. Не обошлось. Проклятый архипелаг все-таки взял свою кровавую дань. И все же, потерь могло быть значительно больше. Кто-то здорово молится за вас в этом мире.

Еще много островов прошли мимо бортов быстро идущего корабля. Парус пришлось спустить – ветер был боковым и мешал движению. Но быстрое течение влекло корабль все дальше и дальше от опасного места, и люди постепенно успокоились. Теперь снова кораблем командовал капитан Киацетума, благоразумно не вмешивающийся до этого в управление, полностью доверив и корабль, и жизни его экипажа опытному в этих водах главному капитану пиратов.

Красное солнце уже завершало свой путь и почти касалось нижним краем линии горизонта, готовясь уйти на покой, проложив огненную дорожку по воде в сторону бегущего по небольшой зыби корабля. После ужина, который уставшей донельзя команде в приказном порядке был навязан Киацетумой, понимающим, что сил потрачено очень много и обязательно надо поддержать их, Орсума позвал Олиону на корму. Здась прямо на днище были высыпаны раковины из корзины, которую ныряльщики передали на корабль. Присев на корточки перед ними, он взглянул на Олиону и протянул небольшой острый каменный нож. Она присела рядом с ним. И по его примеру начала вскрывать створки раковин, доставая из них желеобразную начинку и бросая ее обратно в корзину. Очищенные раковины они сложили здесь же, на днище. Затем Орсума подтащил поближе корзину и начал одну за другой разрезать желе, выбрасывая срезанную часть за борт, предложив Олионе делать то же самое. В большинстве желеобразных сгустков оказались точно такие же необычные крупные горошины как та, что лежала у нее в кармашке. Они складывали их сначала в небольшую тарелочку, а затем тарелочку сменила глубокая миска, которая заполнилась наполовину. Орсума окатил их водой, и они заиграли на солнце, радуя глаз. Матросы восхищенно и одновременно удивленно смотрели на них.

Главный капитан поднялся на ноги и обошел каждого моряка, в том числе и капитана Киацетуму, задавая короткий вопрос и получая такой же короткий ответ.

Затем он поднял миску, держа ее обеими руками, и повернулся к Олионе.

– Мы все очень удивлены, – сказал он, обращаясь к ней, – не раз мы ходили в эти опасные воды и увозили с собой корзины, наполненные раковинами. Ты помнишь, мы начинали складывать их начинку в маленькую тарелочку. Именно столько, и не больше, всегда было таких горошин. Сейчас здесь их намного больше. Ты видела, я обошел каждого моряка, и все считают, что это не простая добыча. Ни один моряк не возьмет отсюда ни одной горошины. Мы, моряки, видим потаенный смысл вещей. На каждой горошине есть несмываемый и не видный простому взгляду знак, показывающий, что все это предназначено тебе.

Олиона, готовая отказываться от такого баснословно дорогого подарка, обвела недоумевающим взглядом моряков и увидела, что они глядят на нее серьезными глазами и утвердительно кивают головами.

– Возьми их, – тем временем продолжал Орсума, – ты не можешь отказаться. Здесь, у нас, эти горошины не имеют цены в прямом смысле слова. Их просто дарят, но дарят один раз в жизни – на свадьбе. Пусть это будет нашим подарком тебе на будущую свадьбу. Оденешь ожерелье, взглянешь на них и вспомнишь нас, далеких моряков.

Олиона, смутившись, с поклоном приняла дар. Лицо ее озарилось отблесками, идущими от горошин.

– Долго же мне ждать придется, – рассмеялась она, высыпая их в мешочек, добавляя туда же горошину, вытащенную из кармашка, и укладывая затем мешочек в заплечный мешок.

– Не думаю, – парировал главный капитан, – я ведь сказал уже, что мы видим дальше вас, сухопутных пешеходов. И готов биться об заклад, что ты получишь предложение руки и сердца не позднее, чем через три дня.

– Не может быть! – всплеснула она руками, – а ты знаешь, кто он? – хитро взглянула она.

– Придет время, узнаешь. Обязательно узнаешь.

29.

Ночью ветер сменился на попутный, и в помощь течению, снова подняв парус, впрягли силу ветра. А вскоре после завтрака течение начало плавно поворачивать влево, что явно свидетельствовало о наличии на его пути препятствия, которое оно вынуждено огибать. Гребцы снова сели на весла. Объединенные силы попутного ветра и гребцов быстро вывели корабль из течения в спокойную воду. И снова пошли только под парусом, сберегая силы гребцов.