Незаконнорожденный. Книга 2. В мире птицы мохо

Превосходные навыки моряков сыграли свою роль. Вскоре после полуночи все лодки были уже с другой стороны нужного острова. Тем временем волны стали меньше, а ветер тише. Шторм уходил дальше. На лодках спустили паруса, и гребцы сели на весла. Повернув против ветра, они обогнули остров так, чтобы оказаться снова по ветру. Здесь снова поставили паруса и направились к известной большой бухте. Теперь все огни были погашены, лодки шли буквально наощупь. И тут море понемногу стало разгораться, словно кто-то поджег его волны. Вокруг лодок вода запылала холодным переливающимся огнем. Необычное зрелище настолько завораживало людей, что они едва не забыли о цели плавания. А моряки отнеслись к этому совершенно спокойно – они уже много раз наблюдали, как горит вода. Особенно сильно огонь полыхал в кильватерных струях, бегущих за лодками. По этим огням и ориентировались моряки, следя за перемещением соседних лодок, чтобы не столкнуться с ними. Но вот из-за туч выглянула луна и осветила лимонно-желтым светом лодки и близкий берег с зияющим в нем темным провалом – входом в бухту. По берегам ее видны были огни множества зажженных костров. На их фоне вырисовывались контуры скопившихся в глубине бухты лодок. Большинство их было без экипажа, который сошел на берег. Лодки располагались вплотную друг к другу и были связаны между собой, составляя как бы единую площадку, так что солдатам из дальних лодок, чтобы выбраться на берег, пришлось, как по настилу, переходить из одной качающейся лодки в другую по направлению к берегу. Переходить из лодки в лодку, конечно, было не очень удобно – мешали борта, но на берегу, по крайней мере, не было изнуряющих приступов морской болезни. Однако, в некоторых лодках солдаты все же остались, и сейчас они спали безмятежным сном, покачиваясь вместе с лодками на маленьких волнах, отголосках большого шторма, бушующего за пределами бухты.

Как скандинав и предполагал, никакой охраны пережидавшими шторм солдатами выставлено не было, поэтому появление нового десятка лодок со всего двумя гребцами в каждой из них прошло незамеченным. От внимательного взгляда не укрылось бы, что эти лодки битком набиты сухим сеном, распространяющим во все стороны аромат луговых трав. Сено для них везли почти в каждой лодке, тщательно оберегая от брызг, а затем собрали в эти лодки. Они веером, на большом расстоянии друг от друга, подошли к массиву стоящих в бухте лодок. Их гребцы бросили весла, переместились на нос лодок и, перебирая руками борта соседних лодок, стали заводить их внутрь лодочной массы, стараясь осторожно пробраться как можно глубже. При этом бывало, что спящие в лодках солдаты от неосторожного толчка или скрежета бортов просыпались и обругивали всех в неосторожно дернувшейся лодке. Тогда она переставала пробираться дальше и замирала, пока разбуженные не переворачивались на другой бок. Тогда осторожное движение возобновлялось снова.

Наконец, движение лодок прекратилось и наступила тишина, нарушаемая храпом, доносившимся из некоторых лодок, да изредка легким скрипом борта одной лодки о борт другой при покачивании на мелких волнах.

И вдруг в противоположных местах лодочного скопления разом вспыхнули два больших костра, далеко осветив все вокруг. Пылало сено, горой наваленное на двух из проникших извне лодках. От огня тут же начали заниматься просмоленные соседние лодки. Находящиеся в некоторых из них солдаты с воплями помчались было прочь, но зацепились за борта и попадали в воду. На лодках и на берегу поднялась всеобщая суматоха. С десяток лодок с горевшими в них факелами тем временем появились из горловины-входа в бухту, и из них на крайние лодки посыпались короткие копья. Теперь ни у кого из находившихся на берегу солдат и их начальников уже не было сомнения – это пираты, воспользовавшись плохой погодой, напали на них. И солдаты, не ожидая приказа, бросились по своим лодкам.

Таким образом, первая часть задуманного скандинавом плана нападения была выполнена полностью. На совете капитанов именно эта часть плана вызвала ожесточенные споры. Капитаны хотели как можно быстрее уничтожить вражеский флот, а для этого лучше всего было бы поджечь лодки врага или разломать их, воспользовавшись тем, что основные силы находятся на берегу.

– Ну и что с того, что вы уничтожите их лодки? – парировал скандинав, поддерживаемый Орагуром, – при этом уцелеет почти вся вражеская армия. Они спокойно отсидятся на большом богатом дичью острове, быстро построят новые лодки, а если хотя бы одна из их лодок сумеет ускользнуть из капкана, то все это будет в разы быстрее, она скоро приведет сюда новые лодки, и уцелевшая армия все равно сокрушит пиратов, только чуть раньше или чуть позже. Нет, надо выманить их всех в лодки и уничтожить вместе с ними!

В споре чашу весов на сторону скандинава перевесил главный капитан, после длительных колебаний ставший на его сторону.

Солдаты, прыгая через борта, разбежались по лодкам и приготовились к отплытию. Но, как уже отмечалось, из-за большой скученности всем сразу сделать это было невозможно. Сначала должны были отплыть крайние, расположенные у открытой воды, за ними следующие, и так далее. Но тут по некоторым из лодок побежали огненные змейки, и сразу же один за другим в разных местах лодочного скопления вспыхнули новые костры. Ближайшим к ним лодкам, битком набитым солдатами, толчея не дала возможности не только отойти в сторону, но и не позволила многим из них покинуть тут же вспыхнувшие свои лодки. По лодочной массе помчались охваченные огнем фигуры, сея панику. Многие падали в воду и, не умея плавать, тонули. Бороться с огнем не было чем, да и жар от огня, питаемого расплавленной древесной смолой, великолепного горючего материала, которым с целью защиты от проникновения воды были пропитаны и обмазаны все лодки, даже на большом расстоянии был такой, что невозможно было подступиться. Поджигатели же прыгнули в воду, нырнули в глубину, и никто не увидел, как они, прячась в темноте, выбрались подальше на берег, достали каменные длинные ножи и, спрятавшись, стали ожидать условного сигнала.

Массе лодок с паникующими экипажами наконец-то удалось оторваться от горящих факелами соседних лодок и выйти в акваторию бухты. И тут с трех сторон на них надвинулись лодки, заполненные пиратами. Сильные струи огня с десятка из них ударили вглубь лодочного табора. Снова огненными факелами вспыхнули и люди, и лодки. А град коротких копий с пиратских лодок не прекращался ни на миг. Струи огня ударили еще раз, затем еще. На море, освещенном множеством факелов из пылающих лодок, творилось нечто невообразимое. Воздух заполняли вопли живьем горящих солдат, яростные выкрики нападавших пиратов и треск ломаемых лодочных бортов. Уцелевшие лодки с солдатами кинулись кто куда. Но на них налетали другие лодки, пиратские. У каждой из них внизу спереди было ремнями закреплено заостренное бревно–таран. Пираты, разогнавшись на веслах, ударяли тараном в борт противника и проламывали его. Далее, чтобы не потерять мореходность, ремни обрезались, и лодка, нанесшая удар, отходила назад, оставляя тонущего противника с большим проломом в борту, осыпая его при этом градом метательных топоров и копий.

Некоторые из солдатских командиров, оказавшиеся на лодках, ближайших к берегу, начали понимать, что происходит. Приказав своим гребцам править назад, к берегу, они кричали всем, чтобы они гребли к берегу и высаживались на него. Но на берегу их уже поджидал десант, состоявший из пиратов, во главе которых находились люди с их металлическим оружием. Несколько сотен пиратов и все люди после истребления первых лодок противника и начала всеобъемлющей паники среди солдат отплыли в сторону и, разделившись на две группы, высадились на берег в противоположных концах бухты, соединившись с уже находившимися на берегу смельчаками, первыми на горящих лодках атаковавших неприятеля. В одной из групп были сам скандинав, Орагур и Пирт, в другой – Гардис, Над и трое гвардейцев. Неравность их составов вполне уравновешивалась чудовищной силой скандинава, и можно было сказать, что главные, «таранные» силы двух групп были примерно равны. Все новые лодки появлялись у берега, из них высыпали солдаты, сразу же попадавшие под удары пиратов. Почти все командиры у солдат были перебиты, и солдаты, предоставленные сами себе, поначалу не оказывали организованное сопротивление. Тем временем на море сражение уже практически завершилось. Флот жрецов перестал существовать.

Оставшиеся в лодках пираты, понесшие в морском сражении незначительные потери, сразу же высадились на берег. Здесь дела у пиратов шли гораздо труднее. Хотя единого управления у солдат и не было, но по общему своему количеству их остатки на берегу, пожалуй, даже превосходили пиратов, и стихийно возникавшие их группы яростным сопротивлением наносили немалый урон. Поэтому и скандинав, командуя одним крылом пиратов, и Гардис, командуя другим, особое внимание уделяли всякой группе противника, пытающейся оказать организованное сопротивление.

На берегу было довольно светло от многочисленных еще не догоревших костров и продолжавших пылать лодок, и Гардиса, носящегося по своей части берега, вскоре узнали. Из конца в конец среди противостоящих пиратам солдат пронеслось слово «Хранитель», а немногочисленные еще остающиеся в живых командиры, близкие к жрецам, которые также были на лодках, но к настоящему моменту уже были истреблены, знали его роль и знали, что убить его надо непременно и любой ценой. Из мечущихся солдат командирами формировались мелкие группы, которые внезапно кидались в атаку, пытаясь прорубиться к Гардису, но его окружала группа самых отчаянных пиратов и гвардейцев.

– Вам поручается особая миссия, – обратился перед плаванием Орагур к гвардейцам, отозвав их в сторону, – конечно, мы бы оставили здесь Гардиса, но это невозможно. Пираты знают, кто он такой, и ради него полезут в огонь и воду. Поэтому он должен быть там с нами. Но среди нас всех только его жизнь имеет исключительную ценность. Только он сможет и должен сделать то, что позволит справиться с храмовниками. Поэтому я прошу вас сделать для него то, что вы и раньше, и сейчас делаете для меня – стать на время боя его телохранителями. Что бы ни случилось, как бы ни повернулись события, он должен остаться в живых. Вы понимаете меня?

Гвардейцы склонили головы.

– Не беспокойтесь, господин советник, – сказал один из них, – мы не дадим и волосу быть сбитым с его головы.

Яростные крики сражающихся доносились со всех сторон. Отчаянно сопротивлялись отдельные солдаты или мелкие группы, быстро таявшие под напором пиратских отрядов. Гардис рассеял уже несколько пытавшихся оказать сопротивление крупных групп и осматривал поле боя в поисках новых объектов для атаки. Его внимание привлекло появление большой группы солдат, вынырнувшей со стороны, противоположной акватории. Свет догоравших костров уже не доставал туда, и эта сторона берега бухты скрывалась в темноте. Именно там могло проходить формирование сопротивляющихся отрядов солдат, и Гардис во главе своей группы бросился туда. Ожидая встретить новые отряды солдат, пираты и гвардейцы выскочили вперед, чтобы принять на себя первый удар. Когда они проскочили мимо небольших кустов, Гардис оказался позади всех.

Рядом с ним был всего один из гвардейцев – Оур, очень ответственный и исполнительный человек. Никогда не встревающий ни в какие авантюры, неконфликтный, терпеливый. Про него говорили, что дома жена и теща, жившая с ними под одной крышей, вдвоем пилили его, как могли, а он только добродушно посмеивался в ответ. Чертами его характера беззастенчиво пользовались на службе – он никому ни в чем не отказывал. Если надо было кому-нибудь из «бессмертных» замениться на дежурстве, в первую очередь шли к нему. Надо выполнить какое-нибудь задание, требующее терпения и выдержки – шли к нему. Он позже всех ложился и раньше всех вставал. Разожженный костер, вовремя приготовленная еда – в основном это была заслуга Оура. И при этом он никогда не лез на глаза, мол, это я сделал, такой безотказный и отзывчивый. Одно из главных черт, присущих ему – полное отсутствие тщеславных амбиций. Скажут спасибо – хорошо, не скажут – он даже не думает об этом. И Оур отлично владел оружием. По совокупности своих черт он и попал в свое время в «бессмертные», специальное подразделение, занимающееся охраной первых лиц государства, и за уже более чем два десятка лет службы в нем не имел ни одного взыскания.

Вот и теперь, получив от Орагура недвусмысленный приказ охранять Гардиса, Оур держался рядом с ним и не удалился далеко, когда все остальные бросились вперед в темноту. А когда в густых кустах вдруг мелькнули тени и оттуда вылетел рой коротких копий, между Гардисом и копьями, сделав огромный прыжок, ворвался Оур, приняв всех их на себя. Пущенные с помощью усиливающих приспособлений, почти все они пробили незащищенное тело насквозь, и душа Оура, до конца выполнившего воинский долг и свое предназначение на земле, сразу же, без мучений, покинула тело и унеслась в чертоги Нин-Нгирсу, которые одинаково равнодушно принимают души и праведников, и грешников.

Полтора десятка солдат с их командиром, прячущиеся за кустами, были изрублены буквально на куски разъяренными людьми. Пленных не брали. Даже если кто-нибудь из врагов бросал оружие и становился на колени, молитвенно сложив руки, ему тут же перерезали горло. Берег был усеян трупами солдат, среди которых изредка попадались и тела служителей храма Черной Змеи в их черных и коричневых одеяниях.

Когда красное солнце бросило в утренний воздух первые лучи и море заиграло пурпурными красками, ни один дымок уже не поднимался вверх – все, что могло сгореть на воде и на суше, уже догорело. Шторм ушел, как будто его и не было, и ни одной, даже самой крохотной тучки, не было на окрашенном в розовый цвет небе. Вода тихо плескалась о борта стоявших у берега пиратских лодок.

На берегу копошились пираты, очищая его от разбросанных мертвых тел. В красных лучах солнца ни многочисленные лужицы уже запекшейся крови на окрашенном в красный цвет песке, ни запекшаяся кровь на телах не бросались в глаза. Пираты сносили в лодки мертвых солдат, горами складывали их там, затем вывозили за пределы бухты в море и выбрасывали за борт. Стаи прожорливых больших и маленьких рыб уже ожидали их, как свою законную добычу. Море буквально вскипало на месте, где очередное тело погружалось в глубину. Убитых солдат было много, но плотоядных рыб еще больше. Ни одному телу так и не удалось достигнуть дна. Все они исчезли в ненасытных рыбьих желудках.

Почти все солдаты были перебиты. Единицам удалось бежать в глубь острова. Искать их не стали – остров был достаточно большим, и шансов найти на нем спрятавшегося человека было немного. В общей сложности погибло около пяти тысяч солдат – оказалось, что и Гардис, и Над в существенно меньшую сторону ошибались при оценке их количества. Их было значительно больше. Из них только немногим более полутора тысяч были убиты на берегу. Все остальные были или сожжены на лодках, или утонули вместе с ними в морском сражении. Из своего числа, немногим более тысячи, пираты недосчитались чуть более двухсот человек. Почти все они теперь лежали рядом здесь же, на песке у кромки моря. И еще столько же было тяжело раненых. Каменные топоры и ножи наносили страшные рваные раны. Они не разрезали, а скорее рвали плоть при соприкосновении с ней. Копья с каменными же наконечниками хуже пробивали и одежду и тело. Надо было быть физически очень сильным человеком, чтобы успешно орудовать этим оружием. Таких было мало, и поэтому копья были брошены в противника в начале сражения, а затем за них никто больше не хватался. Поэтому мало кто мог «похвастать» ранением, полученным в результате удара копья. Легкие же ранения никто за рану и не считал. Они были почти у каждого. Раненых пиратов, которые не могли самостоятельно передвигаться, перевязали и осторожно уложили в лодках.

Когда все солдаты были выброшены в море и берег очистился, все, в том числе и люди, собрались у своих погибших товарищей, среди которых находилось и тело Оура. Они молча постояли у их изголовья, отдавая последнюю дань их памяти, затем вереница лодок отплыла в море, и тела погибших скрылись в его глубине.

– Все они были моряками, море – их стихия, – ответил главный капитан на вопрос Пирта, почему пираты хоронят своих погибших товарищей таким образом, – они знали, что рано или поздно оно примет их в свои воды. Погибнуть же в бою с врагом, желающим смерти не только им, но и их близким, не боялся никто. Это была славная, достойная смерть. И ваш товарищ, погибший вместе с ними, также заслужил право быть похороненным в море. Они все выполнили свой долг и ушли с честью.

Вскоре после похорон вереница лодок с поредевшими экипажами, сопровождаемая испуганными взглядами нескольких притаившихся оставшихся в живых солдат, которым еще предстояло попытаться выжить во враждебном мире острова, на веслах вышла из бухты, обогнула остров и, поймав парусами ветер, который утром дул в попутном направлении, направилась домой, увозя с собой раненых пиратов и память о необычном морском сражении, в котором немногие победили многих. Память, которая в будущем трансформируется в героический эпос, передаваемый из поколение в поколение.

Но никто из плывущих людей и пиратов не задумывался об этом, да и не знал этого. Они не знали, что уже через одну луну несколько десятков из уцелевших в сражении пиратов погибнут, выйдя в море, столкнувшись там и сражаясь с огромными морскими чудовищами, внезапно напавшими на караван лодок. Что через две зимы и главный капитан, и десятка два лодок под его началом, в которых большинство матросов будут составлять участники сегодняшней битвы, отправившись по торговым делам, попадут в неведомо каким образом возникшее холодное течение, справиться с которым им не будет суждено. Много дней будет нести оно их к незнакомым землям, у них закончится вода и еда, и те из них, которые уцелеют, никогда уже не увидят родные места. Они высадятся на безлюдные берега, пройдут огромное расстояние до населенных земель, где смешаются с местным населением, прильют ему свою кровь, и там среди голубоглазых блондинов местного населения будет прослойка черноглазых брюнетов. И спустя многие столетия любознательные собиратели истины, по крупицам выискивающие сведения о своих народах для написания правдивой истории их жизни и развития, будут тщетно ломать голову в поисках ответа, откуда у сугубо сухопутных народов, никогда не видевших моря, легенды, повествующие о морских чудовищах и героических сражениях с ними. И что еще через полторы сотни зим страшное землетрясение и последовавшие за этим огромные волны, названные впоследствии цунами, вообще поставят народ всех островов на грань выживания, и немногим суждено будет перебраться в другие, более спокойные, места, а сами эти острова будут проглочены морской пучиной. Так и закончится существование пиратской вольницы, головной боли и прошлых, и будущих поколений правителей…

Все это будет потом. А будущее скрыто от глаз настоящего. И сейчас счастливые победители спокойно подремывали в лодках, идущих под парусами, и оба солнца, красное и синее, щедро обливали их и без того загорелые лица своими ласковыми лучами.

25.

Рано утром огромные столбы пыли вплотную приблизились к стенам Ларсы, и из них на всем скаку вырвались всадники на низкорослых мохнатых лошадях. Подскакав к воротам, они что-то на ломаном языке прокричали немногочисленным стражникам, которые уже собирались бить в набат, поднимая город на ноги для отражения атаки на стены, и тут же умчались обратно.

– О чем они кричали? – недоумевающе спросил начальник караула, прибежавший на сторожевую башню уже после того, как отчаянные всадники умчались прочь, – кто-нибудь что-нибудь понял?

– Я разобрал почти все, – откликнулся самый молодой из стражников, – они крикнули, что войско кутиев прибыло к городу по просьбе какого-то не-то Гарнидуса, не то Пардиуса для его защиты.

– Может, Сарниуса? – уточнил начальник караула.

– Точно, Сарниуса, – встрепенулся стражник, – он так коряво говорил, что разобрать было трудно. А кто он такой, этот Сарниус?

– Один очень мерзкий тип, – ответил начальник караула, – старается быть приятным для всех, но, если встретишься с ним на одной улице, лучше перейди на другую сторону. Целее будешь. И метит в наши энси.

– А у него получится? – задал осторожный вопрос стражник, – ведь, если точно, всадники кричали, что прибыли по просьбе энси Сарниуса. А разве у нас уже есть новый энси?

– Как знать? Вполне возможно, что через несколько дней и я, и ты, и все остальные стражники будем дружно орать ему здравицы, а он в короне, не взглянув в нашу сторону, проедет мимо. Это большая политика, сынок, а в ней может случиться все, что хочешь, особенно если умеешь интриговать и чего-то уже стоишь в этом мире. А уж в интригах он мастер, будь уверен. После смерти старого энси кто-то должен же стать на его место.

– Поговаривают, что он не сам умер, а его убили.

– Парень, у тебя очень длинный язык. Наживешь когда-нибудь с ним неприятности. Но здесь все свои, и болтунов нет. Не правда ли, ребята?

– Конечно, нет! – загудели стоявшие вокруг стражники, – мы друг друга знаем!

– Ну, так в ответ на твой вопрос об убийстве старого энси можно сказать, что вполне может быть. Рассуди сам. «Бессмертных», охранявших дворец, срочно услали на восток страны якобы на поиски какого-то пропавшего там посла, даже по домам не дали зайти. А когда они уходили, среди них не было никого, кто тогда стоял на внутреннем посту. Эти-то куда делись? Неспроста их услали подальше с глаз.

– У моего свояка есть брат, он работает на кладбище, – вмешался в разговор один из стражников, – так он говорил, что вчера по темноте им привезли больше десятка мертвецов. Половина погибла от укуса змей, другие настолько изуродованы, что и человека в них трудно признать. И укусы змеиные какие-то странные, как будто змеи не только жалили, но и рвали длинными зубами. А в одном из мертвецов его напарник признал своего постояльца, который приехал со старым энси. Гвардейца, который на стражу у его покоев в свою очередь заступал. Привезли мертвецов завернутых в материю и запретили снимать ее, даже человека следить за этим специально оставили. А когда их опустили в яму и уже начали засыпать, этот надсмотрщик ушел. Тут ребята и не удержались, прямо в яме убитых развернули и осмотрели.

– Тогда, получается, что внутреннюю стражу энси не услали дальше кладбища и скрыли это. Ну и дела! Вот что, ребята, обо всем этом ни с кем ни слова, ни полслова, если не хотите стать клиентами брата его свояка. Понятно?

Начальник караула, покрутив головой, отправил одного из стражников сообщить о появлении у стен города войска кутиев, а сам, приказав наблюдать за непрошеными пришельцами и немедленно докладывать обо всем, что у них будет замечено, ушел в караульное помещение.

– Ну, наконец-то! – обрадовался Сарниус, когда ему доложили о прибытии кутиев к стенам города, и тут же приказал разыскать нового начальника «бессмертных» Шар-Карена.

Его долго нигде не могли найти, а позже он явился сам, и не один, а с делегацией из нескольких вождей кутиев. Сарниус пригласил вождей на завтрак, дав некоторые дополнительные инструкции Шар-Карену. И когда сановники согласно вчерашней договоренности стали появляться, чтобы за завтраком завершить вопрос о регентстве, им всем было отказано в приеме.

– Номарх несколько ближайших дней будет занят с гостями, представителями войска кутиев, беспокоить его нельзя, – внушительно сказано было визитерам.

А ближе к полудню кое-где в пригородах запылали дома – кутии, то ли что-то не поделив с местными жителями, то ли решив ограбить их, показали свое истинное лицо насильников и грабителей. Встревоженные горожане начали было вооружаться, не ожидая, пока гвардия начнет действовать, но из городских ворот выехал одинокий всадник – номарх Сарниус, и на виду собравшегося на стенах народа храбро направился в стан кутиев.

Вскоре оттуда во все стороны помчались всадники, сопровождаемые несколькими десятками воинов, и грабежи были немедленно прекращены. А всадники на арканах притащили в стан нескольких виновников грабежей, и на виду города все они вскоре закачались на виселицах. А по городу было объявлено, что любой из кутиев, который будет замечен в грабеже и насилиях, будет подвергнут казни, как были повешены пойманные за этими неблаговидными делами некоторые из них. И при этом отмечалась особая роль в прекращении грабежей номарха Сарниуса.

Однако среди простого народа снова начали распространяться слухи не в пользу номарха. Народ недоумевал: грабежи начались и тут же прекратились – это понятно, грабителей похватали – тоже понятно. Вот только почему среди повешенных не было ни одного действительно участвующего в грабежах солдата, а было лишь несколько несчастных, про которых говорят, что они «не в себе», безобидных умалишенных, которых много было в большом обозе кутиев, и такое же недоумение вызвало моментальное появление готовых виселиц ровно по числу схваченных «грабителей». Чтобы изготовить виселицу, надо время, для самой примитивной виселицы – немного времени, посложнее – уже больше. Но все равно надо время. А здесь от момента назначения виноватых до их повешения прошли считанные мгновения. Уж не знал ли номарх заранее про грабежи, и не в связи ли с этим первым же приказом его после появления в городе было изготовить несколько разборных виселиц? Их затем куда-то увезли, уж ни к кутиям ли, когда они еще только подходили к городу?