Жизнь за ангела

– Куда? – поинтересовался я.

– У меня есть знакомая гадалка, Фрау Кристина. Ее полгорода знает! Здесь близко.

– Я не хочу. Боюсь, она не скажет ничего хорошего. – и в самом деле, если что-то плохое, лучше не знать. Хоть какая-то надежда! А так будешь все время думать… Да и гадалкам я особо не верил.

– Пойдем! – настаивал Отто и буквально тащил меня за собой.

– Ладно, только ради тебя… – нехотя, я согласился.

Мы свернули в переулок, прошли два квартала, подошли к дому и постучали в дверь квартиры.

– Кто? – спросил из-за двери женский голос.

– Мы по делу фрау Кристина!

Дверь открыла женщина, лет сорока, на плечи ее был накинут синий платок, в помещении было прохладно, хотя на улице стояла жара.

– Проходите… Обувь снимайте! Знаю, зачем вы сюда пришли – судьбу свою знать хотите, ко мне многие сейчас ходят.

– Добрый день! Фрау Кристина, мы скоро уезжаем на фронт, хотели бы погадать.

– Гадание стоит 50 фенингов, можете больше, если не жалко. Садитесь… – она раскинула карты. – Скажу, что вас ждет молодые люди. Сначала ты. Как звать тебя?

– Отто.

– Задавай свой вопрос.

– Что меня ждет на войне?

– Тебя ждет карьера, быстрый взлет, повышение по службе. Два раза ты будешь ранен, а на третий погибнешь. Будь осторожен! – она осмотрела ладони товарища. – На руке тоже есть знаки…

– Разве все так печально?

– Карты, не врут. Я тоже говорю правду, какой бы он ни была. Мое дело предупредить! Теперь ваша очередь. Ваше имя?

– Иоганн. У меня тот же вопрос, что ждет меня на войне?

– Странная у тебя судьба. Вижу – два раза умрешь.

– Такого не может быть!

– Не знаю, сама не пойму, ты – и не ты, как будто другой человек. Может ранение будет тяжелое, на грани смерти, болезнь… Нелегкие ждут тебя испытания. Девушка… Любовь тебе выпадает какая-то. Эта любовь и спасет, и погубит тебя. Бойся кинжала острого, металла и огня. Дай руку свою… – она осмотрела мою ладонь, осмотрела мои руки. – Да, грозит тебе гибель, будь осторожен! Жаль мне вас парни, молоды вы еще! Все, что смогла вам рассказала, сколько не жалко вам за мою работу…

– Спасибо фрау Кристина!

– Идите с Господом!

Мы расплатились с женщиной, поблагодарили ее и вышли.

– Говорил я тебе не надо ходить, ничего хорошего из этого не выйдет. – сказал я Отто.

На вокзале уже собрались молодые люди, которые отправлялись на фронт. Кого-то провожали родители, кого-то жены, подруги… Мы нашли свою группу, офицера сопровождения и присоединились к ней.

Поезд уже стоял на перроне и до его отправления оставалось 30 минут. За 15 минут до отправления нас распределили по вагонам, и мы отправились в эту далекую и еще совсем неизвестную нам Россию, в Советский Союз. Поезд шел довольно медленно, долго стоял на станциях. Через несколько часов мы были уже в Польше, а затем проехали через Варшаву. В поезде мы коротали время за неспешной беседой, весело шутили, рассказывали анекдоты. Кто-то делился своими мыслями, переживаниями, о чем-то личном. Многие высказывали мнение, что война эта не будет очень долгой и продлится от силы всего 3-4 месяца, некоторые даже полагали что два. И только более старшие, в возрасте, имевшие опыт первой мировой, говорили, что все может затянуться, но им не верили.

Глава 15

В конце июля, начале августа я попал на фронт. Утром меня разбудили. Один из приятелей толканул меня вбок.

– Эй! Мы уже час, как Союзе! – сообщил Пауль.

– Что?

– Мы в Союзе, а ты все спишь…

– А где Отто?

– Веселится с соседями. Ты в окно посмотри! Красота какая!

Я выглянул в окно и та картина, которую я увидел меня поразила!

За окном мелькали деревья, густой лес, необъятные просторы, огромные поля, различные постройки, деревянные избы… Такого я не видел, ни в Германии, ни в Польше! Слишком уж сильно отличался пейзаж от привычного мне ландшафта. Да и изб деревянных я тоже не видел! Нет, я представлял, что Россия – это огромная страна, мне ни раз рассказывали, но что настолько! В Европе расстояния между населенными пунктами были небольшими, но здесь они казались гигантскими!

– Да, я такого еще не видел! Какая огромная страна!

– Столько земли! Всем хватит? Как думаешь?

– Так нам большевики все и отдали… – я усмехнулся. – Пулю схлопочешь – будет тебе поместье… Похоронить нас на этой земле места точно хватит.

– Ты что говоришь? Да мы до зимы всех этих большевиков разобьем! Вот увидишь! Вермахт сейчас наступает, а Красная Армия бежит! До зимы точно Москву возьмем!

– Я не думаю, что русские плохие солдаты. Драться будут до последнего, просто так ничего не отдадут. Не надо их недооценивать. Эта война может стать для нас очень тяжелой. Россия – это не Франция и не Польша, огромная территория!

Наконец вернулся Отто и увидел, что я проснулся. Он еще раз напомнил, что мы уже в Союзе.

– Знаю. – ответил я.

Пока мы ехали, по дороге нас бомбили. Внезапно мы услышали рев моторов советских бомбардировщиков. Поезд резко набрал скорость пытаясь проскочить отрезок пути на полном ходу, едва не возникла паника.

– Ну, что говорил? Нас уже встречают!

Вскоре, мы остановились мы на какой-то железнодорожной станции в Белоруссии. Эта станция была конечной, и дальше узкоколейная дорога заканчивалась, поскольку рельсы дальше проложить не успели. В Европе и в Союзе стандарты железнодорожных рельсов разительно отличались, узкоколейный поезд по широкой колее проехать не мог и приходилось все переделывать. На этой станции находился некий сборный, сортировочный пункт, куда прибывали составы с людьми, провизией, техникой, боеприпасами, а дальше уже своим ходом – либо машинами, грузовыми фургонами, либо гужевым транспортом, повозками с лошадьми.

Нас высадили, и сопровождающий офицер передал нас встречающему офицеру. На машинах нас привезли на место и расположили во временных казармах, где накормили и мы смогли отдохнуть. Уже позже за нами должны были приехать новые сопровождающие и распределить в те части, в которые мы направлялись. К тому времени немецкие войска, 28 июня уже заняли Минск.

По распределению, я попал в 258-ю пехотную дивизию, которой на тот момент командовал Генерал Вольдемар Хенрицы, подразделение разведки. В звании младшего фельдфебеля, меня назначили командиром отделения во взводе разведывательной роты 478-го гренадерского полка. Я ознакомился с позициями, которые занимал наш взвод и со своим отделением, человек семь. Поддержку нашей пехоте составляли часть артиллерийского полка и танковый корпус.

Нам поставили задачу захватить один из населенных пунктов, и мы пошли в атаку. Первый населенный пункт мы захватили достаточно легко, а во втором встретили упорное сопротивление. Русские выставили пулеметный расчет, и несколько артиллерийских орудий, среди нас также были потери, хотя и не столь значительные.

После первого боя меня реально била кондрашка, сильно трясло, стучало в висках, от вида крови и трупов тошнило, тяжелый ком подступал к горлу. Всюду убитые, раненые – зрелище было ужасным! Я еще долго не мог ко всему этому привыкнуть, только со временем чувства мои притупились.

В большинстве населенных пунктов, куда мы вступали в конце июля начале августа, советских частей уже не было, оставались только мирные жители, в основном старики, женщины и дети. Однажды мы зашли в очередное такое белорусское село, оставленное советскими войсками.

– Есть здесь кто-нибудь, спросил я на русском.

Зайдя в хату, мы увидели испуганную девушку, лет 25-ти и девочку лет 3-4х.

– Какая прекрасная Фрау! – восхитился один из наших офицеров. – Спроси, как ее зовут, обратился он ко мне.

– Здравствуйте! Вы хозяйка?

– Да. – ответила девушка, прижимая к себе дочку.

– Как вас зовут?

– Татьяна.

– Ее Татьяна зовут. – пояснил я.

– Скажи ей, что мои солдаты пока ненадолго остановятся у нее на ночь. – попросил офицер. Я перевел и все объяснил девушке, сказал, что меня зовут Иоганн Вильгельм и мы останемся у нее на ночлег, на некоторое время. Хозяйка накрыла на стол, мы добыли спиртного и после подпития, один из моих солдат попытался к ней приставать. Увидев это, я немедленно его осадил.

– Что здесь происходит?

Все тут же примолкли.

– А что я сделал? Я просто хотел с ней развлечься! – ответил ефрейтор.

– Девушку не трогать! Если хоть один вас к ней прикоснется! Вы все поняли?

– Вечно старшие по званию пользуются своим положением… – буркнул Шварц. Тут я взял его за шиворот и хорошенько встряхнул.

– Ты еще будешь спорить со своим командиром?? Вас тут накормили, оставили на ночь, а вы ведете себя как дикари? Вы позорите Вермахт! Только посмейте хоть один нарушить порядок и дисциплину!

Такое свинское поведение моих подчиненных и нарушение дисциплины меня никак не устраивало. Я попытался успокоить девушку и сказал, что пока я здесь с ней ничего не случится.

На следующий же день у нас случилось чрезвычайное происшествие. Десять наших солдат, отдыхавших на берегу реки были найдены мертвыми, расстреляны на месте. Все были раздетыми и не успели даже надеть штаны. Очевидно, какая-то группа красноармейцев решила прорваться из окружения к своим. Позднее, в сарае были найдены убитыми еще двое, один задушен, другой зарезан ножом. Оказалось, что у одной из жительниц прятались двое раненых красноармейцев. Комендант и офицеры были в бешенстве!

– 12 человек и в один день! Куда смотрите? – орал капитан.

– Проклятые русские! Что за народ?! – комендант схватился за голову. – Уничтожить всех! Всех!! Вызвать айнзатц группу! Сжечь эту чертову деревню дотла!

Узнав об этом, я со всех ног бросился к Татьяне. Аж сердце екнуло, у меня у самого дочь! Пропадет не за что красивая девушка месте с ребенком!

– Уходи, уходи немедленно! – я рассказал ей обо всем, проводил дворами, и она вместе с девочкой скрылась в кустах. Всех, конечно, предупредить я не мог.

Утром услышал шум, лай собак, выглянул в окно и увидел, как местных жителей проводят мимо дома и сгоняют в какой-то сарай на краю села. Сарай оцепили и подожгли. Издалека я наблюдал, как повалил дым, слышал крики, застыл на месте от ужаса, но ничего не мог сделать! Опомнившись, я забежал в хату, упал на кровать, уткнулся в подушку и бессильно рыдал…

Эта картина еще долго стояла у меня перед глазами. Я поверить не мог, что немцы, культурная нация, вполне цивилизованная, превращаются сами в диких варваров и жестоких убийц. Хотя, чему тут было удивляться? Насмотревшись на еврейские погромы, я должен был это предполагать. В начале, я действительно думал, что борьба идет против большевистского режима, что воевать должны армия с армией, но с этой иллюзией пришлось распрощаться. Видя, то, что творят мои соотечественники мне иногда хотелось застрелиться, наложить на себя руки, но сил на это не хватало.

Сдаться в плен? Но как? Красная Армия отступала. А также, я боялся того праведного гнева, который мог на меня обрушиться. Предать свое отечество и своих товарищей я тоже не считал благовидным поступком. У меня было чувство, что попал в ситуацию, из которой не было выхода. Отправляясь на эту войну, я и представления не имел с чем мне придется столкнуться.

Глава 16

30-го сентября началось наступление на Москву, операция «Тайфун». Поначалу мы продвигались довольно быстро и занимали один населенный пункт за другим. Всюду нам попадались разбитые орудия, техника, тела убитых людей, лошадей. Дома во многих селах были сожжены. На пути встречалось немало гражданского населения, с повозками скарбом. Люди пытались выбраться к своим и найти хоть како-то безопасное место. Часть оставались в своих домах, на оккупированной территории. Всюду был хаос и беспорядок, по дорогам брели колонны советских военнопленных, грязные, оборванные, голодные, изможденные и уставшие. Вид их был ужасным, и их было так много, что всех их не успевали допрашивать!

Со 2-го по 7-е октября советские войска, были окружены под Брянском и Вязьмой, упорное сопротивление длилось две недели, по 13-е октября. В то же время, со 2 октября пошли дожди, а в ночь на 7-е октября выпал снег, который довольно быстро растаял. Дороги развезло и продвижение немецких войск значительно замедлилось. Обозы вместе с лошадьми, люди, техника попадали в колею и с трудом преодолевали путь, застревали даже танки! Обувь была тяжелой, грязь и вязкую глину невозможно было отодрать от сапог! В связи с плохими дорогами, снабжение наше постепенно ухудшалось, не хватало горючего, боеприпасов, питания. В тылу все активнее действовали партизаны, которые совершали диверсии, подрывали наши склады и железнодорожные рельсы.

В наш блиндаж, где были оборудованы боевые позиции заглянул один из штабных офицеров.

– Кто Локке Иоганн?

– Я г-н обер-лейтенант!

– Хорошо владеете русским?

– Так точно!

– Собирайтесь, пойдемте со мной. В штабе срочно нужен переводчик.

Буквально сразу же я приступил к своим обязанностям. Какое-то время я служил при штабе, мне пришлось допрашивать пленных, работать с документами, заниматься переводами. Работы было очень много!

Я постучался в кабинет своего начальства, чтобы отдать очередные бумаги. Подполковник, командир полка разговаривал с кем-то по телефону.

– Русские? На вашем участке? Откуда? Что за отряд? Не дайте им прорваться из окружения!

Рядом сидел штабной майор и я попытался отдать документы ему.

– Хорошо, оставьте на столе…

– Я могу быть свободен?

– Да, вы свободны…

Через некоторое время подполковник с майором сели в машину и уехали. Я вышел на улицу покурить. Вдруг, откуда ни возьмись раздался гул самолета, советского бомбардировщика. Мгновенно возникла паника, солдаты начали разбегаться кто-куда, я за ними. Тут же рядом находились склады с продовольствием, горючим и боеприпасами. Сзади раздался взрыв. Часть боеприпасов видимо с детонировали, взрывной волной меня приподняло, отбросило в сторону и швырнуло на землю. Когда очнулся, не сразу понял, что произошло. Болела голова, перед глазами все расплывалось, вокруг суетились люди, лежали раненые, убитые, склад был разрушен, здание штаба тоже… Я пытался закричать, но не услышал собственного голоса. Ко мне подбежали санитары, уложили на носилки, доставили в госпиталь.

У меня была контузия, сотрясения головного мозга, ушибы ссадины, но тяжелых повреждений и переломов не было. Меня тошнило, болела голова, слух постепенно начал возвращаться ко мне в течение нескольких дней, было небольшое нарушение зрения. В госпитале я провел полтора месяца до конца ноября, после чего снова вернулся в свою часть. Несмотря на мою просьбу, отпуск мне не дали, сказали, что придется его отложить, в связи со сложившейся обстановкой, хотя награду за ранение я конечно же получил.

В ноябре, грянули сильные морозы, до -20, которые

чередовались с потеплением до -7, метелями и сильными порывами ветра. В такие дни не летала авиация, ни советская, ни немецкая.

Снабжение наших частей по-прежнему оставляло желать лучшего, питание было скудным, мы получали всего лишь четверть от всего нам необходимого. Все время хотелось есть, от голода подкашивались ноги и не хватало сил. На еду шло все, что только могло пойти и все что можно было найти у местного населения. Нам выдавали лишь сухие пайки, которых не хватало на долгое время, опустошив, наверное, все, что еще оставалось на складах. Ели конину, которая была очень жесткой, ее приходилось долго жевать, а также гороховый суп. Хлеб был черствый, застывал на морозе. Утром кипяток, растворимый кофе, мармелад, сухие галеты, печенье. Нам давали сладкое, углеводы, но жиров катастрофически не хватало поэтому замерзали, получали обморожения. Чтобы восполнить дефицит витамина С, заваривали хвою, давали лук, если был.

Не хватало теплой, зимней одежды, ее было крайне мало и в тонких шинелях, мы также промерзали насквозь. Кутались мы во что попало, даже в женские платки из-за чего выглядели как чучела и оборванцы. Сапоги, казалось бы, неплохого качества, достаточно прочные не спасали от холода. Обувь в немецкой армии выдавалась размер в размер, в то время как в Красной Армии это учитывалось и обувь выдавалась на размер больше. Уже потом, мы стали тоже брать обувь большего размера, пихали туда газету и пучки соломы. Красноармейцы, как мы замечали были одеты значительно лучше и теперь уже мы им завидовали! У советских солдат были теплые шинели, ватные куртки, шапки ушанки, перчатки, валенки, у офицеров теплые овчинные полушубки. Если нам вдруг каким-то чудом удавалось достать валенки, то это было огромным счастьем!

Глава 17

Несмотря на то, что наши части были порядком измотаны и уставшие, потеряли значительную часть своей боевой мощи, в конце ноября, начале декабря наше командование готовило еще одну попытку наступления на Москву.

Первого декабря был отдан приказ и после предварительной подготовки, вместе с танковыми частями наш 2-й батальон, 478-го полка, 258-й ПД, 6-я рота перешли по льду реку Нара и двинулись к Кубенке по направлению к деревне Акулово, шоссе Наро-Фоминск. Встретив под Акулово ожесточенное сопротивление и потеряв более 30-ти танков мы повернули обратно и попытались прорваться на шоссе Минск-Москва через Головеньки. К исходу дня, наш 478-й полк, вместе танковыми частями порядка 30-ти танков, закрепился в районе высоты 210,8, Алабинского полигона. Второго декабря, к 12-ти часам, наши части заняли деревни Юшково, Бурцево, а 3-4-го декабря снова разгорелись ожесточенные бои. На нашем участке прорвалось значительное число советских танков Т-34, которые буквально расстреливали нас в упор. Мы потеряли несколько пулеметных расчетов, а потери нашей роты составили треть от всего состава. Как не пытались офицеры нас сдержать, но солдаты не выдерживали и при появлении советской пехоты за 70-50-м от наших позиций обращались в бегство. В итоге 5-го декабря мы отошли на исходные позиции за реку Нара, откуда и начали свое продвижение. Вторая попытка немецких войск прорваться к Москве на центральном направлении закончилась провалом.

Но это было еще только началом наших дальнейших бедствий. С 5-го декабря началось наступление советских войск по всему фронту. Еще неделю немцы держали оборону, а с 16-го декабря начали отступать. Измотанные в предыдущих боях, мы не в сих были сдержать натиск. Отступали мы по тем же дорогам, по которым ранее шло наступление. Многие деревни и села были сожжены, и укрыться нам было практически негде, ночевать приходилось буквально в лесу. Грелись мы где придется, разводили огонь возле землянок, делали шалаши и ютились в немногих еще уцелевших избах, которые всех разместить не могли. Но даже огонь разводить нужно было с большой осторожностью, так как действовала советская авиация и его могли обнаружить с воздуха. Нередко наутро мы обнаруживали замерзшие тела наших товарищей, ложились спать и просто не просыпались. Притом мы едва не попали в окружение, и наша дивизия потеряла более 60% своего состава, и большая часть из них составляла именно небоевые потери. С пополнением у нас было плохо.

На одном из заданий, мы около двух часов провели неподвижно, наблюдая за советскими позициями, почти на тридцатиградусном морозе и порывистом ветре. Я получил сильное обморожение и едва не остался без пальцев на ногах. У меня был сильный кашель, температура под сорок, тяжело было дышать и думал отдам концы.

Не имея возможность обогреться и высушить одежду я простыл и попал в госпиталь с воспалением легких, где встретил Новый Год и провел почти два месяца. Фронт к тому времени стабилизировался и наши части заняли оборону восточнее Вязьмы. Наша дивизия понесла настолько большие потери, что мы могли охранять лишь небольшой участок.

Письма домой я писал, но не очень часто, о чем писать просто не знал. Да и как описать те невыносимые условия, трудности с которыми мы сталкивались? Расстраивать своих близки мне не хотелось, ни маму с сестрой, ни фрау Марту с Клаусом. Но все же писать было необходимо, давать о себе знать, что я жив, поскольку за меня беспокоились.

В Германии, в Штеттине, Мария вместе с Хельгой читали письмо сына: «Здравствуй мама! Нас побили под Москвой и Наро-Фоминском. Мы отступаем. Я живой и сейчас нахожусь в госпитале. Нет, я не ранен, когда ходили в разведку, долго лежали в снегу. Я сильно замерз, обморозил пальцы ног и рук, сильно простыл и заболел воспалением легких. Сейчас выздоравливаю. Как у вас дела? Как живете? Очень скучаю по вам, если отпустят, обязательно приеду в отпуск. Привет, сестренке, фрау Марте, Клаусу, и дочке Эльзе. Я вас всех очень люблю! Ваш Иоганн Вильгельм…»

– Слава Богу живой! – вздохнула с облегчением мать.

– Может еще приедет в отпуск? Хоть ненадолго! Ведь других же отпускают. «Я тоже очень скучаю по брату!» – сказала Хельга с надеждой.

Нам приходилось ходить в разведку, захватывать пленных и не всегда это было легко. Однажды, чтобы проникнуть в тыл к русским, мы даже нарядились в советскую форму, одели ее поверх немецкой. На мне была шапка ушанка, валенки и я очень даже походил на советского офицера, в темноте нас просто сложно было отличить. Пятеро из нас должны были пробраться в поселок, занятый русскими, а остальные прятались в ближайшем лесу и должны были прикрывать наш отход, в случае если захватим пленного. В темноте нам удалось проскользнуть, но уже в поселке нас заметила группа советских солдат. Что делать? Нас окликнул сержант.

– Стой! Кто идет?

– Свои! Какого хрена б****?! Не видишь, что ли? Лейтенант Плотников, нам в санчасть…

– Извините товарищ лейтенант, мало ли кто ночью шляется, в темноте не видно, сразу не разберешь…

– Все в порядке.

Услышав родной русский мат, и решив, что перед ним офицер, выше его по званию, сержант потерял бдительность и даже не потребовал документов! Мы были буквально на волосок от гибели! Когда русские опомнились и бросились за нами в погоню было уже поздно. Мы, захватив в плен советского офицера, скрылись в лесу, и группа прикрытия открыла огонь автоматной очередью.

Наши части очень нуждались в отдыхе, восстановлении сил, пополнении, и нас временно отвели в тыл, в качестве резерва. В это же самое время я случайно познакомился с русской девушкой, Ниной, с которой у меня завязались отношения. Нина работала в немецкой столовой, делала уборку и мыла посуду, поскольку ей как-то надо было выживать и кормить ребенка. Когда девушка возвращалась с работы к ней пристали каких-то двое подвыпивших немецких солдат. Мы с Алексом услышали крики о помощи и кинулись на место происшествия.

– Эй! – окликнул я – Что здесь происходит? Отпустите девушку!

– Тебе что надо?

– Не видишь, перед тобой фельдфебель? Вы нарушаете дисциплину, и я вынужден буду доложить об этом вашему командиру! Вы пьяны как свиньи! Пошли вон отсюда! Дерьмо…

Узнав, что все же выше по званию, те двое не стали с нами связываться и вынуждены были убраться. Когда я заговорил с девушкой по-русски, она была немного удивлена.

– Не бойтесь, давайте мы вас проводим. Вы далеко живете?

– Нет, здесь, недалеко. Вы знаете русский?

– Да, у меня мама и бабушка из Одессы… Меня Иоганн зовут.

– Нина. – представилась она.

– Почему вы одна так поздно?

– Я работаю в столовой, возвращалась с работы…

Мы проводили Нину до дома, она познакомила нас со своей мамой и сыном. Нам даже предложили выпить чаю, отчего мы не отказались, немного посидели и ушли.

Через день, вечером, в доме девушки снова раздался стук в дверь, за окном разыгралась метель. Я стоял на пороге весь в снегу. Мне удалось отпроситься у командира взвода, поскольку офицеров все равно до утра не будет.

– Ты? – она удивилась, но впустила меня в дом. – Замерз? Погода сегодня такая, метель…

– Да, замерз.

Я разделся, подкинул полено, отогрел руки возле печи, после чего поставил на стол мешок. Из мешка я выложил на стол консервы, сахар, меленькую шоколадку в красной обертке, печенье.

– Это мне? – спросила Нина.

– Да, возьми. Сахар, консервы…

– А это что?

– Шоколад для ребенка, кофе.

– Спасибо… – она явно смутилась, посмотрела слегка настороженно, после чего поставила чайник. Мне уже все осточертело, и я просто хотел побыть в домашней обстановке, отдохнуть от своих товарищей и подчиненных, которые меня просто достали. Об отпуске приходилось только мечтать! Впервые за долгое время мне посчастливилось оказаться в нормальной постели, поэтому после дела я просто обнял девушку и уснул как убитый. С тех пор как умерла Инга, женщины у меня не было, а в боевой обстановке об этом не приходилось даже думать! Утром, еще не успело рассвести, как, как я вскочил, быстро оделся и поспешил в свою часть.

Муж Нины пропал без вести где-то под Вязьмой, и она о нем ничего не знала. Я помогал ей, чем мог и делился своими продуктами, приносил ей кофе, шоколад консервы и сахар. Если я и мог иметь отношение с русской девушкой, то только исключительно по ее согласию. Отношения наши продлились чуть больше месяца, а потом нам пришлось расстаться, поскольку нас перевели в другое место, ближе к передовой.