Босиком по битым стеклам 2. Арлиэлла. Опасные тропы Ангоры

У нее все горело и чесалось, внутри и снаружи при одном лишь взгляде на прекрасный лик королевского отпрыска, но – не сложилось.

Несмотря на все ухищрения озабоченной красотки, принц не обращал на ее выдающиеся достоинства никакого внимания. В результате, всё это богатство – губки-бантики, высокая грудь и тугая попка, нашло утешение в объятиях Голубого Мотылька.

Молоденькая дочь трактирщика, внезапно обнаружив, что её избранник, в объятия которого она кинулась из-за пренебрежения высокомерного аристократа, перворожденный, пришла в совершеннейший восторг и думать позабыла о надутом господине с кислой физиономией, тем более, что в постели их оказалось трое – она, прелестный эльф и еще одна местная девица, распутная швея – как вскоре выяснилось, еще та затейница и шалунья.

Альсельдильмир из рода Голубых Мотыльков, его младшей, серебряной ветви, великолепно провел время и чувствовал стыд и смущение, терзался чувством вины, украдкой поглядывая на, вытянутую от уныния, физиономию господина, постепенно приобретавшую лёгкий зеленоватый оттенок.

«Чахнет принц – с горечью констатировал юный Альсид – того и гляди, совсем зачахнет и утратит интерес к жизни, а там..»

В древних легендах западных эльфов рассказывалось о том, что некоторые представители дивного народа, утратив вкус к жизни, постепенно деградировали, превращаясь в, совершенно ненормальных созданий – кто в дерево, кто – в звенящий ручей, кто – в говорящую гору. Только вот, необычные это были деревья, ручьи и горы – равнодушные, коварные и недобрые. Они с легкостью могли причинить вред любому живому существу, а бродячие плотоядные деревья приводили в ужас даже самых храбрых из эльфов, потому как уничтожить подобное создание удавалось путем величайших потерь целого рода, а никак не силами одного-единственного воителя.

Как и почему, благая Дану допускала подобные преобразования среди своих любимых детей, не знал никто и многомудрые хранители-друиды бессильно разводили руками. Возможно, это были козни коварного Тёмного, творимые исподтишка.

Юный эльф понимал, что в том случае, если благородный беглый принц, окончательно зачахнув, превратится в бродячее дерево, злобное, хитрое и, не приведи Дану – плотоядное, в королевстве его, Голубого Мотылька, встретят, мягко сказать, прохладно. Мало того, пустят ли его в этом случае, в королевство и вовсе?

Разумеется, Альсельдильмиру нравилось бродить среди смертных, путешествовать, узнавать новое и развлекаться с девицами. Но, когда-нибудь, ему захочется вернуться домой и, что тогда? Спросят его великомудрые друиды и король вместе с ними – где принц-наследник, ответь нам, лоботряс неразумный? Что вы, уважаемый Голубой Мотылёк сотворили с его высочеством, наследником трона? И почему не предупредили несчастье? Не пресекли? Не воспрепятствовали?

«Третья бутыль – меланхолично отметил внимательный Альсид, наблюдая за тем, как понурый принц хлещет прямо из горла крепчайший гномий самогон – Третья. Он уже гнется, словно камыш на ветру. Еще немного и его высочество, Синтариэль Виаль станет первым эльфом, который упал с лошади. Лютня уже не рыдает, а пищит, находясь на последнем издыхании. Своими руками придушил бы негодную человечку, сотворившую подобное с нашим благородным принцем. Не исключено, что это – колдовство. Черная магия самого грозного пошиба! На принца, несомненно, навели порчу и сглазили, а заодно и прокляли. Хотя – озадачился Голубой Мотылёк – общеизвестно, что сглаз и порча к эльфам не прилипают, а проклятия отправляются обратно и обращаются против наславшего. Скорей всего, наследника сглазила могучая черная ведьма и только благодатная сень родных деревьев поможет господину вернуться в прежнее состояние. Нужно спешно возвращаться в Западный лес и известить короля Юллентиэнвиля о происходящем. Может быть, её величество королева Люминель Истаниэль знает, как бороться с подобной напастью?»

Пока принц предавался унынию, а заботливый Голубой Мотылек размышлял о способах борьбы с хандрой, одолевшей его высокородного господина, лошади перворожденных, повинуясь каким-то своим собственным мыслям, свернули с основной дороги и медленно поплелись по узенькой тропинке, пролегшей средь сосен и елей. Хвойный лес, мрачный и опасно тихий, окружил двух эльфов со всех сторон, но они, занятые собственными проблемами, не обратили на изменения в пейзаже никакого внимания. Лес – он везде лес, а эльф в лесу чувствует себя, точно рыба в воде.

Местность, между тем, становилась всё более мрачной – деревья оскудели хвоей и странно горбатились, широкая дорожка превратилась в топкую тропку и в воздухе запахло тиной и гнилью. С черных, словно обожженных, деревьев, свисали фестоны мха, похожие на редкие волосы старухи – пыльные, седые букли. По всем признакам, впереди раскинулось болото, болото, успевшее проглотить и частично переварить эту часть леса.

Не такое уж и радостное место – болото. Полно всякой гнусной всячины – тут тебе и вечно голодные комары, и пиявки, прожорливые, здоровущие твари, и пупырчатые жабы, и змеи, скользящие среди влажной травы, и зубастые рыбы, плавающие в гнилой воде, и, конечно же, всевозможная пакость, детища Тёмного – кикиморы, водяницы, умруны и утопленники. Всякие шиши и шишиги горбатые баламутили грязные воды, игоши и лихи, навки, ночницы, топляки, навяицы и прочие не упокоенные чувствовали себя в топях, как в родном доме. Да они и были им домом, охотничьими угодьями, местом их постоянного обитания.

Все те, кому по вкусу живая плоть и горячая кровь, злобно наблюдали за путниками из своих неприметных укрытий, не решаясь напасть – от эльфов, словно сияние исходило, смертоносное для тех, кто промышляет нечестивыми делами. Богиня Дану хранила своих любимых чад и в погибельных местах.

Но, даже Дану не может спасти тех, кто не желает быть спасенным – эльфы медленно продвигались все дальше и дальше, углубляясь в черные топи, туда, где царствовало зло и свет прекрасной богини не мог долго сопровождать неосторожных. Вскоре эльфы окажутся предоставлены сами себе, и никто не сможет оградить их от опасностей гиблого места.

Сонное оцепенение, напавшее на эльфов, разрушил громкий, пронзительный женский крик, раздавшийся внезапно и, как раз, со стороны черной топи.

Голубой Мотылек, очнувшись от скорбных дум, пришел в себя, недоумённо тряся головой.

– Что? Где? Зачем? – задавался вопросами юный эльф, никак не могущий взять в толк – куда собственно задевался светлый лиственный лес и, каким таким лядом, они попали в столь скверное место?

«Не иначе, леший местный постарался – обозлился Альсид и лицо у него приняло обиженное выражение – Совсем одичал, собака лохматая! Надо бы поучить уму-разуму, коль он, пенёк замшелый, не понимает того, с кем шутки шутить удумал! Нападение на эльфийского принца! Уму непостижимо!»

И Голубой Мотылёк сотворил заклятье – слабенькое заклятье, снимающее скрыт. Всё тайное становилось явным, ну и лешак должон был объявиться. Куда ж ему, горемыке, деваться?

Женский крик перешёл чуть ли не в протяжный стон, а затем, в какое-то невразумительное бульканье и Альсельдильмир в конец расстроился – там дама в беде, наверняка, молодая и красивая, а он здесь, загадки разгадывает! Ну, леший, только попадись!

И воинственно подняв руку, вознамерился направить энергию в скопление горбатых елей, коими поросла прогалина, через которую пролегала топкая тропка. Леший, наверняка, спрятался от пришлых чужаков в укромном местечке.

Но руку юного волшебника перехватил принц. Оказалось, Синтариэль, в виду особых обстоятельств, выпал из образа печального рыцаря и вернулся в обычное для себя состояние.

– Не спеши, Альсид – произнес принц тихим голосом – Не стоит зря обижать возможного союзника – и Синтариэль, изящно выгнув кисть, выпустил на волю свою силу, силу сына королевского дома. На единое мгновение близлежащий лес окунуло в золотое сияние, а затем Голубой Мотылек приметил старого, трясущегося от страха, лешего, плотно и надежно связанного, и брошенного в самый раз поперёк тропы.

Самому Мотыльку несчастный лесной хозяин виделся существом, похожим на лесные коряги, гнилые и трухлявые, которые захламляли лес, делая его непроходимым и опасным для обычных путников. Рот лешего кто-то старательно заткнул огромной еловой шишкой.

Никак не мог освободиться старый лешак, самостоятельно – не мог, а пугливое зверье не спешило на помощь лесному хозяину. Тут бы и конец настал мохнатику – к ночи поднимутся из трясины чуды страшные, всеядные и сожрут бедолагу, не взирая на всю его природную силу.

Так бы и случилось, коли б не занесла в эти края нелегкая эльфов.

– Кто это его так? – удивился Голубой Мотылек, не понаслышке знающий о том, какой силой и мощью обладает леший в своих исконных угодьях – Неужто пришлый лешак с недобрым припожаловал?

– Сейчас и узнаем – пожал плечами эльфийский принц и, спрыгнув с коня, неторопливо направился к, обиженно поскуливавшему, лесному хозяину.

Леший таращил глаза, испуганно вращая зрачками, сучил ногами и силился что-то сказать или о чем-то предупредить эльфийского принца.

Предупредить?

И Голубой Мотылек все понял – это ловушка! Некто, знающий о том, что истинные дети леса никогда не оставят в бедственном положении дружелюбное создание, а лешие никогда не были врагами перворожденных, обустроил нехитрую ловушку, подсунув в качестве приманке того самого лешего.

– Мой принц! – завопил юноша и бросился за Синтариэлем – предупредить, уберечь, спасти.

Но, поздно – принц, рукой, затянутой в замшевую перчатку, уже коснулся головы лохматого бедолаги-лешего и тут же страшно заскрипели корявые ели, обступив беспечного Синтариэля, окружив его и заключив в своеобразную, но крепкую, клеть.

– Экие затейники! – хмыкнул принц и вновь поднял руку, но, в этот раз, жест был лишен недавнего изящества и нес угрозу.

Королевский дом Западного леса недаром славился своими кудесниками, виртуозно владеющими всеми оттенками магии жизни. Как известно, эльфы не только умелые врачеватели, но и прирожденные убийцы. Убивать перворождённые не любят, но убивают в том случае, если им не оставляют иного выхода.

Примерно так поступил Синтариэль возле осажденной Луанды, когда пьяные сийнезийские вояки попытались нарушить его покой.

Жест принца оказался малозаметен даже для Голубого Мотылька, его собрата и верноподданного, но еловая клеть, состряпанная чей-то мрачной фантазией, тяжко заскрипев, рассыпалась в труху, заполнив воздух частицами прелой пыли. Так бывает, когда встречаются два заклятия, взаимно уничтожающие друг друга.

– Путь открыт – принц ободряюще улыбнулся спутнику – Пойдем, друг, посмотрим, кто такой отважный, раз осмелился перекрыть тропу и чинить препоны перворожденным в лесу.

Действительно, глупость несусветная, с какой стороны не глянь! Эльф и лес – понятия неразделимые и даже такой, изувеченный и почти убитый болотом, лес, останется предан перворожденным, защитит и поможет детям богини Дану.

Позади перворожденных, припадая сразу на обе ноги, ковылял несчастный, освобожденный от пут, леший. Разумеется, в силах Синтариэля было помочь лесному хозяину и излечить его тяжкие раны, но он, пока что, решил погодить со своим участием – неизвестно что за пакость притаилась в низине, спрятавшись за редкой стеной чахлых елей.

Да и сам леший об излечении не просил – то ли не желал быть обязанным, то ли опасался, что перворожденные, потратив силу на избавление его от ран, не совладают с тем враждебным созданием, присутствие которого начинал ощущать не то что Синтариэль, но и неопытный Голубой Мотылек.

Ели показались принцу уродливыми и смертельно больными – по некогда могучим стволам ползла серая гниль, хвоинки, местами, порыжели, местами – осыпались, а под самими деревьями колыхалась чёрная и вязкая жижа, в которой тонули корявые корни.

Эльфы переглянулись, посмурнели и заторопились – чтобы там ни притаилось в засаде, расплата за содеянное обязательно настигнет виновного. Нельзя безнаказанно губить живой лес и пытаться вредить эльфийскому принцу.

Пройдя сквозь чахлый ельник и здорово изгваздав свои узорчатые сапоги, перворожденные вышли из сумрачной чаши и замерли, положив руки на рукояти мечей.

Виновник горя, настигшего лес, отыскался.

И они ему не завидовали.

… Чрезвычайно ободренная собственной смелостью, воодушевленная удачным побегом и радостная от предстоящей встречи с прекрасным принцем, Лионелла Ланье, присев на пень, принялась болтать ногами и вертеть головой – где же ты, красавчик-принц? Твоя судьба, сидящая на пне, вот-вот начнет скучать!

Принц, как на зло, появляться не спешил и Лионелла слегка надулась – как же так? Зачем обманывать ожидания доверчивого ребенка, влюбленного в рыцарские романы? Нет, так нельзя! Это скучно и Лионелла отказывается играть по нелепым правилам!

Тут еще, в придачу к прочим бедам, налетела мошка – мелкая, черная, ужасно кусачая и давай досаждать капризной девчонке, забиваясь той в нос, уши, в рот и пытаясь влезть в глаза.

Кошмар кошмарный!

Испуганная Лионелла, так и не дождавшись прибытия принца на белом коне, соскочила со своего пня и, не разбирая дороги, бросилась в лес, как можно дальше от гнусной мошкары.

Бежала она быстро, хоть и спотыкалась на каждом шагу, обдирая руки о колючие ветви. На тех же самых колючках оставались клочья ее нарядного платья, но девочке не было никакого дела до собственного внешнего вида. Искусанные части тела, в основном – лицо, шея и руки, ужасно зудели и чесались. Лионелла чесала укусы, раздирая их в кровь, хлюпала носом, рыдала и от отчаянья, пыталась звать маму.

Пока бежала, ухитрилась заблудиться и попасть неизвестно куда – кругом возвышались ели и ёлки, под ногами мерзко хлюпало, дорога петляла, уводя несчастную искательницу принцев все дальше и дальше, в гиблую топь.

Девочка постоянно испуганно оглядывалась, озиралась по сторонам – отовсюду доносились влажные шлепки, какие-то мерзкие, сосущие звуки и тихое, полное злорадства, хихиканье неведомого существа, совершенно не похожее на мужественный голос прекрасного принца, о котором грезила Лионелла.

– Кто здесь? – голос маркизы дрожал, но девочка бодрилась – А ну, покажись! Немедленно выходи – это тебе приказываю я, Лионелла Ланье Сийнезийская!

Ехидный смех, от звуков которого мороз пробегал по коже, служил единственным ответом на все ее вопли.

Среди черного ельника завиднелась серая прогалина и девочка проворной куницей рванулась вперед, надеясь выбраться из влажного сумрака к лучам теплого солнца. Хорошо хоть надоедливый гнус отвязался!

Лионелла, ломясь сквозь чахлый, гнилой подлесок, наконец-то выскочила на зеленую лужайку, так похожую на ухоженный газон в замке отца, но, охнув, попыталась вернуться обратно.

К сожалению, ей этого сделать не удалось.

Лужайка оказалась и не лужайкой вообще, а зеленой трясиной. Топью, посреди которой, мерзкой кучей, восседало ЭТО..

Юная маркиза не знала, как правильно обозначить неведомое создание. На язык просились одни лишь запретные, плохие слова, услышанные девочкой на конюшне от пьяного конюха. Этими словами конюх обращался к приятелю, стащившему у него кувшин отличной сливовой бормотухи. За неприличные слова, произнесенные в присутствии юной маркизы, конюха безжалостно выпороли, затем, выпороли и приятеля – за соучастие, а потом и саму юную деву – за то, что подслушивала и без спросу пробралась на конюшню, место, совсем неподходящее для юной леди из хорошей семьи.

За ту порку Лионелла до сих пор была «благодарна» своему отцу-герцогу и собиралась наябедничать будущему супругу, жалуясь на свою горькую жизнь в доме строгого родителя.

Сегодня она согласилась бы и на двойную порцию, только бы оказаться где-нибудь подальше от страшного места и существ, его населяющих.

Гадкое, полное злобной радости, хихиканье звучало со всех сторон. Громадная кочка посреди зеленой хляби зашевелилась и неведомое существо открыло глаз.

Да, у мерзкого создания был всего один глаз, но зато какой – громадный, желтый, с вертикальным зрачком как у козла. И, злой! Злобой веяло от взгляда болотного обитателя, лютой злобой и, лютым же, голодом.

Лионелла отчаянно завизжала и попыталась покинуть страшное место. Но, куда там! Девочке показалось, что чёрные ели закружили вокруг нее веселый хоровод – всё быстрее и быстрее и вот она уже тоже кружится в безумном танце, срывая голос диким криком и размазывая слёзы по грязным щекам.

Болотная тварь, всем своим видом напоминающая спрута, выпростала из зеленого зыбуна огромные щупальца и распахнуло смрадную пасть. Огромную! Полную острейших зубов! Отвратно вонявшую тухлым мясом!

Лионелла беспомощно билась на одном месте – топталась, перебирала ногами, но предательская зыбь засасывала ее бедные ножки, ни в какую не желая отпускать из страшных объятий высокородную герцогскую дочку.

Черные щупальца, перепачканные жирной грязью, облепленные ряской и прозрачной слизью, взметнулись над головой Лионеллы, подхватили ее и, высоко подбросив хрупкое девичье тело вверх, вздыбили целый пласт черной болотной грязи.

Распахнутая зубастая пасть застыла в приятном ожидании.

Лионелле повезло – спрут подкинул её слишком сильно и на счастье девочки, ели, растущие вокруг гнилой лужи, всё еще были живы и возносили свои макушки на приличную высоту.

Лионелла взлетела вверх, аки птаха небесная и руками махала так же, как она, крыльями. Только вот, руки – это не крылья и девчонка обязательно рухнула бы вниз, прямо в доброжелательно раскрытую пасть болотного монстра, если бы не пышные юбки из отличного, дорого, а, самое главное, крепкого шелка!

Взвизгнув самым позорным образом, Лионелла повисла между небом и землей, зацепившись за живую, еловую лапу.

Лапа опасно хрустела, но вес тощей аристократки держала исправно. Юбки трещали, но, пока что, рваться не собирались. Лионелла же, визжала до тех пор, пока в легких совсем не закончился воздух. После этого она могла лишь хрипеть и пускать пузыри, посиневшими от натуги, губами.

Тварь с лязгом захлопнула пасть и не ощутив в ней ничего вкусного, теплого и питательного, озадаченно клацнула зубами. Желтый глаз обиженно мигнул – раз, да другой, завращался и вновь застыл. Пасть сызнова распахнулась, предлагая глупой девчонке перестать кочевряжиться и принять уготовленную участь с достоинством и без истерик.

Лионелла всхлипнула и закрыла глаза руками, ветка опасно затрещала, а чудовищная туша болотного монстра беспокойно зашевелилась, расплескивая вокруг себя вонючую жижу.

Щупальца монстра хаотично замелькали в воздухе, норовя ухватить строптивую добычу и засунуть ее в то место, где ее давно заждались.

Тщетно – длины щупалец не хватало, а шелковые юбки держали исправно, за что Лионелла искренне поблагодарила честного торговца дорогими тканями.

– Прочь! Пошла прочь! – верещала Лионелла, с ужасом рассматривая злобное создание – отстань от меня! Поищи себе другую добычу!

Крики девочки, в которые она вложила весь свой страх, ужас и отчаянье, как ни странно возымели действие – болотный спрут, вяло шевеля щупальцами, замер, в задумчивости устремив единственное злобное око в небеса. Оно, это существо, не спешило подползать к деревьям и пытаться стряхнуть добычу вниз.

Возможно, болотный спрут проникся чувством сострадания и решил отказаться от вкусного обеда? Или же, коварное создание притупляло бдительность жертвы, попутно дав отдых своим, страдающим от пронзительных воплей, ушам?

Со стороны черного, полумертвого ельника послышались чьи-то голоса, вполне себе человеческие, хотя и слегка раздраженные. Ветви трещали так, словно через подлесок ломилось стадо кабанов и несчастная маркиза, если бы могла, то сжалась в комок – кого ещё Тёмный принес ей на погибель? Ой, не надо – ей вполне комфортно висится здесь, между небом и землёй, в относительной безопасности, далеко от зубастой пасти!

– Надо же! – голос говорившего показался измученной Лионелле музыкой небесных сфер – Кракен! Болотный кракен! Неожиданная находка! Мне говорили, что они давным-давно вымерли!

– Реликт, ваше высочество – второй голос, более юный, но, такой же, мелодичный, заставил Лионеллу шире раскрыть глаза и вознести Аме горячую благодарственную молитву.

– Однако – Синтариэль, несомненно, сразу же, заметил некую фигуру, зависшую аккурат над зубастой пастью – Бедняга проголодался. Мы помешали чьему-то ужину, мой дорогой друг.

Голубой Мотылёк, поражаясь самообладанию принца, с содроганием и оторопью взирал на гигантскую особь болотного хищника, коего полагал давно вымершим и от того – не существующим.

– Так и есть, ваше высочество – Альсид с удовольствием пялился на две стройные женские ножки, обтянутые чулочками, грязными, правда, но тонкими и шелковыми – Девица, мой господин, как есть – человечка юных лет! Весьма крикливая и, несомненно, происходящая из хорошего рода – а, то! В том Голубому Мотыльку было трудно ошибиться – ни крестьянки, ни горожанки, ни зажиточные купчихи таких дорогих чулок не носили. Не положено – ни по статусу, ни по достатку.

Аристократка, сразу видно и в документы заглядывать не пришлось.

– Н-да! – озадаченно произнес принц, а кракен, между тем, обеспокоенно завозившись, подтянул щупальца ближе к себе, точно опасаясь, что парочка ушастых пришельцев оттопчут его драгоценные конечности.

Правильно, вообще-то, опасался – кракенов эльфы терпеть не могли.

Во-первых – те, хоть и являлись вполне себе, живыми существами, а не созданиями некромагов, тем не менее, созданиями были погаными и поганили всё вокруг себя, уничтожая леса, заболачивая равнины и превращая реки и озера в зловонные водоемы, полные мерзкой слизи.

Во-вторых – кракен покусился на жизнь лешего, пусть и нечисти, но нечисти полезной, с лесом сосуществующей мирно, а потому, требующей защиты и покровительства.

В-третьих – девчонка, которую чуть не сожрал кракен, дщерь человеческая, пусть и слишком шумная, по мнению царственного эльфа.

Принцу внезапно стало интересно – а что, собственно, делает мелкая аристократка, одна, в мрачном лесу? Может быть, девочка заблудилась или же, её специально заманили на сие гнусное болото и вознамерились скормить этому пакостному созданию? Создание, кстати, удивляло – экое вымахало, здоровое, да упитанное! Не голодает, наверное. А чего это оно так отожралось? Не напал ли на местных обитателей какой-либо мор или живность зубастая сама начала по деревенькам, да поселениям шастать и добычу ловить? Может быть, тварь решила сменить место обитания и по пути нагулять жирку?

Синтариэль долго рассуждать не стал – девчушка на корявой ели из последних сил держится, а спрут беспокоится, болото баламутит. Того и гляди, корни у гнилой ели не выдержат и полетит птица дивная на встречу с острыми зубами вечно голодного хищника. Удивительно то, как это кракен еще не стряхнул добычу с верхушки полумертвой ели.

Принц вскинул руки, обозначив атакующее заклятье, произнес что-то короткое и по-эльфийски, с небес жахнул зелёный луч и в воздухе резко запахло озоном, а по прогалине распространился мерзкий запах горелой плоти.

У Лионеллы нестерпимо засвербело в носу и девочка, не удержавшись, чихнула, а чихнув, бесформенным мешком полетела вниз, прямо в болото, благо, что зубастая пасть к этому мгновению уже успела захлопнуться.

Монстр благополучно издох, скончавшись от одной-единственной вспышки зеленой магии эльфа.

– Зелёный луч! – позавидовал Голубой Мотылёк – Мощным ударом такую груду мяса упокоить! Силён принц – одно слово, сын своего отца! – и, вытянув вперед руки, Мотылёк, легко перепрыгивая с кочки на кочку, бросился ловить, падающую с небес, Лионеллу.

И, поймал- таки! И, даже не уронил! И, торжественно понёс драгоценный трофей к своему принцу.

Лионелла, раскрыв глаза, сразу же узнала его – своего прекрасного рыцаря! Именно его она и ждала, сидя на пне! Дождалась! Правда, для того, чтобы желанная встреча состоялась, пришлось изрядно поплутать по лесу, заблудиться, напоить своей голубой кровью гнусную мошкару, взлететь к небесам и едва не превратиться в обед для болотного монстра.

Правда, прекрасный принц слегка попахивал тиной и конским потом, но, это же такие мелочи!

Сама Лионелла после скорой пробежки по страшному лесу и висению между небом и землёй, тоже благоухала отнюдь не розами.

Романтичная маркиза, пользуясь знаниями, почерпанными из, прочитанных ею, рыцарских романов, положила голову на плечо юного Голубого Мотылька и томно подкатила глаза. Эльф, уразумев, что девица сомлела, да ещё и глаза подкатила, страшно расстроился – вот и спасай после этого незрелых невинных дев! А, вдруг, помрет невзначай? Принц опечалится, да и сам Мотылёк, как-то не привык, чтобы, спасённые им девицы, помирали. Обычно они оказывались чрезвычайно признательны за свое спасение и благодарили юного рыцаря со всей, хм, так сказать, пылкостью.