Игла и нить

– Чувства – это слабость; контроль – это сила, – повторила Анна.

Она кивнула и вновь нащупала в кармане свой науз, стараясь не думать о предстоящем учебном годе в школе для девочек Святого Олафа. Однако выхода у нее не было.

– Без доверия…

– …нет ничего, – закончила Анна.

Тетя пригнулась, чтобы в зеркале ее лицо оказалось на одном уровне с лицом Анны. Глаза обеих были одинаково зелеными.

– Мы так похожи, дитя мое. – Тете нравилось находить у них с Анной общие черты.

Она улыбнулась и положила руку девочке на плечо. На первый взгляд действительно могло показаться, что внешне Анна с тетей очень похожи. Однако это было не так. Черты тетиного лица были будто высечены из мрамора и вечно соревновались между собой в красоте: высокий лоб, угловатые скулы, гладкая кожа, глубоко посаженные глаза. Черты лица Анны были более мягкими и менее четкими. Девочке всегда хотелось выглядеть чуть более обычно – быть не такой бледной, не такой странной и похожей на загнанного зверька. Тетя продолжала смотреть на их отражение в зеркале. Воцарилось неловкое молчание.

Из всех видов молчания Анне труднее всего давалась именно эта молчаливая любовь.

– Завтра тебе исполнится шестнадцать. Даже мне не под силу сделать так, чтобы ты навсегда осталась маленькой девочкой.

Тетины защитные барьеры, которые она так тщательно выстраивала, не позволяя эмоциям проявиться на своем лице, дали трещину. Когда Анна это заметила, она мягко положила свою руку поверх тетиной и вдохнула знакомый аромат ее духов с запахом магнолии. С тетей всегда было непросто, но другой матери Анна не знала. Она всем была обязана тете. Женщина на мгновение крепко сжала пальцы девочки и тут же их отпустила. Она сделала пасс рукой, и волосы Анны сами собой заплелись в косу. Тетя была настолько искусна в узелковой магии, что могла обходиться без нитей; она вязала узлы из воздуха.

Тетя взяла пустой стакан из-под молока и направилась к двери.

– Они приедут завтра в три часа. Я хочу, чтобы ты встала пораньше. Серебро само себя не отполирует.

Анна улыбнулась:

– Я отполирую его прежде, чем взойдет солнце!

Тетя, казалось, немного неохотно улыбнулась в ответ:

– Спокойной ночи, Анна.

– Спокойной ночи, тетя.

Анна всегда спала плохо, но сегодня она вряд ли вообще сможет заснуть. Ее эмоции вились внутри ее, как мотыльки вокруг лампы: волнение, страх, радостное возбуждение. Она посмотрела на свой науз, зная, что с его помощью легко может их обуздать. Ей был ненавистен каждый узел на этой нити: годы тренировок, жестокие испытания, частички себя, которые больше ей не принадлежали.

Анна отбросила одеяло, на цыпочках подошла к своей книжной полке и взяла с нее Книгу наузников. Она вспомнила, как тетя подарила ей ее на седьмой день рождения: словно это было нечто само собой разумеющееся, словно это было совершенно в порядке вещей – дарить маленькой девочке огромную тяжелую книгу, полную запутанных, удушающих слов. На ее черной обложке была выгравирована сложенная кольцом нить с девятью узлами. В центре образованного ею круга был изображен закрытый бутон розы. Нить с девятью узлами и бутон розы – символ наузников.

Анна знала содержание книги наизусть: правила, благословения, узлы, заклинания, комбинации… Каждая глава Книги наузников была чертовски скучной, за исключением одной, которую девочка тайком перечитывала снова и снова…

Через балконную дверь в комнату проникал тусклый свет луны, уличных фонарей, вечно неспящего Лондона. Анна подставила книгу под его лучи и открыла ее на главе «Запрещенные магические языки». Почти мертвую тишину комнаты нарушил мягкий шелест страниц. Лежа на животе в своей белой ночной рубашке, девочка начала тихонько произносить слова – так, чтобы расслышать их могла лишь она одна: Планетарная магия. Магия трав. Руны. Огам. Магия иллюзий. Прорицание. Некромантия. Магия стихий. Магические символы. Ей вряд ли когда-либо представится случай попрактиковаться в этих видах магии, так почему бы не попробовать их на вкус? Каждое слово, словно капля кленового сиропа, сладко таяло на ее языке. Зелья. Волшебные палочки. Вербальная магия. Магия зеркал. Графическая магия. Порча. Любовная магия. Магия крови. Магия эмоций.

Она пробовала на вкус каждое слово и вскоре поняла, как сильно проголодалась.

Осколки

Магия – это первый грех; мы должны нести его молча.

Первое правило наузников. Книга наузников

Свет уже начал меркнуть, когда в дверь наконец позвонили.

День начался как обычно: повседневные хлопоты, различные приготовления и напряженная тишина, – но вся эта рутина как будто была чем-то окаймлена, как если бы ее контуры утратили строгость очертаний, неумолимо приближая их к чему-то неминуемому. Тетя была невыносима. Анна как раз спускалась по лестнице, когда услышала доносившийся снизу тетин голос:

– Они опаздывают на шесть часов! «Мы приедем к обеду, дорогуша! Увидимся в три!» – Последние две фразы тетя произнесла, пытаясь подражать голосу Селены, которая отлично умела нарушать осторожное тетино молчание. – Думаю, придется все отменить. Обед давно остыл. Твой день рождения безнадежно испорчен!

Звонок продолжал надрываться.

Тетя вышла навстречу Анне и сделала нетерпеливый жест рукой, который означал: «спускайся сейчас же, иначе тебе несдобровать».

– Ты бы хоть волосы причесала! – Уже четвертый раз за день тетя делала Анне замечание насчет ее прически.

Если бы я с утра побрилась налысо, думаю, всем бы нам стало немного легче. Тетя грубо стянула волосы девочки двумя резинками, в то время как Анна едва сдерживалась, чтобы не завопить на весь дом, прежде чем ее сердце разорвет на мелкие кусочки: ОТКРОЙ ЖЕ ЭТУ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ!

Тук! Тук! Тук!

Тетя направилась было к входной двери, но вдруг резко остановилась, повернулась к Анне и впилась пальцами девочке в плечи:

– Назови мне первое правило наузников.

– Магия – это первый грех; мы должны нести его молча, – ответила Анна.

– Никогда не забывай об этом. Особенно сегодня.

Тетя наконец подошла к двери и отодвинула щеколду.

Золотые волосы, ярко-желтый плащ, алые губы. Селена как комета ворвалась в их дом, ярким светом озаряя царившую в нем темноту. Выражение ее лица было безмятежным, а губы расплывались в широкой улыбке, которая оставалась неизменной с первого дня их с Анной знакомства. Девочка выпустила из рук свой науз и позволила свету Селены окутать себя целиком.

– Вы только поглядите! Моя спичечка! В какую же красавицу ты превратилась! – радостно воскликнула Селена, однако Анна заметила, как в ее ярких глазах промелькнуло беспокойство, которое тут же растаяло, как только губы женщины вновь тронула улыбка.

Селена погладила Анну по голове и заключила в свои объятия. В нос девочке ударил дорогой парфюм. Анна вдохнула глубже, чтобы ощутить знакомые с детства запахи, скрытые под ним: запах летних цветов и насыщенный, теплый аромат меда, гвоздики и янтарных свечей, которые Селена так любила жечь. Девочка окунулась в них с головой и с удивлением почувствовала, как к глазам подступают слезы. Анна заставила их отступить. Ей не разрешалось плакать.

Селена повернулась к тете. Повисла неловкая пауза, поскольку ни одна из женщин, казалось, не могла подобрать нужных слов. Но тут Селена решительно шагнула вперед и расцеловала тетю в обе щеки:

– Вивьен, дорогуша! Как же я рада видеть и тебя тоже! Выглядишь великолепно. Хотя кажешься немного уставшей; надеюсь, мы не сильно нарушили ваши планы. Мы только вчера прилетели из Нью-Йорка, это был настоящий ужас!

– Ты опоздала на шесть часов. Впрочем, это было ожидаемо, – с легкой дрожью в голосе ответила тетя.

На губах ее застыло нечто, лишь отдаленно напоминавшее улыбку.

– Я привезла подарки! – Селена хлопнула в ладоши. – Анна, будь куколкой и возьми мой плащ. Он совсем новый! Выглядит сногсшибательно, не правда ли?

Селена сбросила с себя плащ. Под ним оказалось серое облегающее платье ниже колен. На ногах у нее были черные туфли на шпильке с ремешками крест-накрест. Высокий каблук оставлял заметный след на тетиных коврах. Селена не стала разуваться.

– Ты не собираешься меня представить? – послышался тонкий девичий голосок из-за спины Селены.

Анне показалось, что его тон был даже холоднее, чем тон тетиного голоса.

Девушка, которую вначале Анна не заметила, была полной противоположностью Селены: бледная кожа, длинные черные волосы, лицо, полное теней, в отличие от лица матери, которая, казалось, умела рассеивать те же тени каким-то магическим образом. Выражение лица девушки было бесстрастным, и все же почему-то Анну не оставляло ощущение, будто она все время хмурится. Ее ровесница была одета в серый свитер нарочито большего размера, черные джинсы и кожаные ботинки. Взгляд тети задержался на их грязных подошвах. Уши девочки были проколоты в нескольких местах и утыканы маленькими серебряными колечками. Анна чувствовала себя до абсурда глупо в простой юбке и нежно-голубом кардигане.

– Эффи, ты уже большая девочка и вполне в состоянии представиться сама. Проходи в дом и перестань все усложнять. – Повернувшись к Анне, Селена закатила глаза.

– Приятно познакомиться, – выдавила из себя тетя.

– Взаимно, – сухо ответила Эффи.

Не вытирая ног, девушка переступила через порог. Тетя чуть не задохнулась от такой наглости.

Анна сделала шаг вперед и протянула девушке руку:

– Я Анна, приятно познакомиться.

Эффи посмотрела на протянутую руку, как будто ей предлагали цианид, затем сняла шляпу, набросила ее Анне на руку и с гордым видом прошла в дом.

– Не обращай внимания, она в ужасном настроении с самого приезда. Повздорила с таксистом. – Селена раздраженно всплеснула руками.

Анна тихонько засмеялась, не слишком уверенная в правильности такой реакции на слова Селены. Вновь повисла тишина. И гости, и хозяева дома взирали друг на друга с явным неодобрением.

– Так… Здесь чувствуется неловкость, – прогремел откуда-то сзади низкий мужской голос. – Все уже подружились?

В дверях возник молодой человек с двумя сумками в обеих руках. Его темные каштановые волосы торчали во все стороны, а на лице застыла ухмылка, не предвещавшая ничего хорошего. Тот самый таксист, с которым повздорила Эффи? Или снова один из любовников Селены? Он был в ее вкусе: высокий, загорелый, немного жуликоватый на вид, – но при этом выглядел как-то слишком молодо. Впрочем, у него было такое лицо, по которому очень трудно определить точный возраст. Казалось, его лицо останется таким же мальчишеским, даже когда сам он станет старым и седым.

– Понятно. Так давайте же обнимемся. – С этими словами незнакомец заключил тетю в крепкие объятия. Он был таким огромным, а тетя – такой щуплой, что казалось, будто его куртка поглотила ее целиком. Когда молодой человек наконец отпустил женщину, она выглядела слегка ошарашенной. Внезапно незнакомец протянул руку в формальном приветствии, как будто ничего не произошло. – Я Аттис[6]. А вы, должно быть, Вивьен. Наслышан, наслышан.

Он говорил, как какой-то кочевник, который за время своих странствий вобрал в себя различные говоры других народов: англичан, американцев, ирландцев и еще кого-то, чей язык был крайне мелодичным.

Аттис повернулся к Анне. Сделав всего один шаг, он оказался рядом с девочкой. Анна попятилась к перилам, опасаясь, что молодой человек попытается и ее заключить в свои медвежьи объятия. Аттис понимающе улыбнулся, обнажив свои немного неровные зубы, и уставился на Анну пронзительными серыми глазами:

– А ты, должно быть, Анна. – Молодой человек протянул руку, справедливо полагая, что девочка не горит желанием с ним обниматься.

Анна пожала протянутую ей руку и ощутила, как ее собственные холодные пальцы внезапно обдало чужим теплом. Девочка вдруг поняла, что смотрит куда угодно, только не в глаза своему новому знакомому.

– Да, меня зовут Анна. – Ответ получился немного дурацким.

Анна услышала, как позади нее фыркнула Эффи.

– Там в багажнике осталась еще одна сумка. Аттис, прошу тебя, будь джентльменом и занеси ее в дом. – Тон Селены был сардонически снисходительным. Видимо, все же не любовник.

– Всегда к вашим услугам, – ответил молодой человек с поклоном, в котором было столько же сарказма, сколько в словах Селены.

Он развернулся и шагнул обратно в темноту наступившего вечера.

Тетя тяжело выдохнула и резко повернулась к Селене:

– Кто это такой и почему он здесь? Я приготовила обед на четверых! Я не рассчитывала, что мне придется кормить еще какого-то тупого верзилу.

– О, это сын моих старых друзей. Он жил с нами в Нью-Йорке. Разве я не говорила?

– Это не объясняет главного: что этот молодой человек делает в моем доме и почему ты не сказала мне, что он приедет вместе с вами?

– Ну, он тоже возвращался в Лондон, а планы подростков вечно такие расплывчатые! Он собирался встретиться с кем-то, но встреча в итоге сорвалась… Ты знаешь, как оно бывает. Ну же, Вив, прояви милосердие. – Селена нежно погладила неподвижную тетину руку и улыбнулась. – Он может съесть мою порцию. Ты ведь в курсе, что я на диете. Мы же не хотим испортить всем вечер, не так ли?

Анна была почти уверена, что тетя тут же все отменит. Тетя много чего на дух не переносила, но больше всего терпеть не могла две вещи: сюрпризы и мужчин. Селена умудрилась пустить на порог тетиного дома и то и другое.

Однако тетя лишь судорожно выдохнула и сделала нетерпеливый жест рукой, предлагая Селене пройти в дом.

Селена тут же приняла это молчаливое приглашение и проследовала за тетей, на ходу подмигнув Анне. Что и говорить, Селена умела найти подход к тете гораздо лучше, чем Анна. Эффи рядом с Селеной не было. Анна принялась гадать, куда могла запропаститься дочка Селены, пока не заметила ее силуэт, мелькнувший в проеме двери, ведущей в гостиную. Эффи сначала с отвращением рассматривала вышивки на стене, а затем обратила внимание на фотографии на каминной полке. Анна наблюдала за ней с неподдельным интересом.

– А мне можно пройти в дом или тупым верзилам вход сюда воспрещен?

Аттис возник в проеме входной двери так неожиданно, что Анна чуть не подпрыгнула. Одним пальцем он держал на весу огромную сумку. Анна покраснела при мысли о том, что Аттис отлично расслышал, как тетя обозвала его «тупым верзилой», хотя это и было сказано очень тихо.

– Да-да, конечно проходи. Давай я тебе помогу. – С этими словами Анна попыталась забрать у Аттиса сумку, но поняла, что, не в силах управиться с ней, только загораживает дорогу. Метания Анны явно позабавили молодого человека. – Эффи уже там. – Девочка кивнула в сторону гостиной, а сама поспешила укрыться на кухне.

Как и тетю, Анну также выбило из колеи появление в их доме незваного гостя. Она не знала, что и думать об Эффи с Аттисом, но была почти уверена – и это разбивало ей сердце – в том, что они думали о ней: странная, глупая, ничем не примечательная.

Тетя раздраженно перекладывала в специальные блюда еду, которую, очевидно, считала безнадежно испорченной.

– Анна, займись-ка делом и усади гостей за стол. И не забудь положить приборы для еще одного гостя.

Вслед за Анной в столовую проследовала Селена. Стол был нарядным до ужаса: тарелки аккуратно сложены стопкой, серебро ярко сияло, свечи стояли по стойке смирно. Селена бросила на Анну испуганный взгляд, как будто стол был орудием пыток, с которым ее собирались ознакомить, и девочка не смогла сдержать смеха. Она вдруг поняла, что не смеялась уже очень давно. Селена провела пальцем по одной из свечей, и та зажглась ясным ярким пламенем. Она по очереди коснулась остальных свечей, бормоча себе под нос «Бибиди-бобиди-бу»[7], пока все они не загорелись. Анна в восхищении следила за действиями Селены, но затем, поймав ее взгляд, покачала головой. Сейчас не время.

Дверь распахнулась, и в столовую вошла тетя, неся в руках блюдо с жареной картошкой. Пока тетя не видела, Селена повернулась к Анне и состроила преувеличенно испуганное лицо. Девочка постаралась скрыть заигравшую на губах улыбку и кинулась помогать тете. Однако сердце ее ликовало: по крайней мере, Селена видела в ней нечто большее – кого-то, кто был достоин хоть толики внимания.

Когда все расселись, тетя принялась раскладывать еду по тарелкам. За столом воцарилась напряженная тишина.

– Соус там. – Тетя ткнула в его сторону так яростно, что даже Эффи, которая все еще пребывала в отвратительном настроении, тут же схватила несчастный соусник.

Анна изучала свою сверстницу, бросая на нее редкие косые взгляды, пока передавала остальным гостям то или иное блюдо. Эффи казалась Анне очень эффектной. Ее красоту сложно было назвать классической, но тем не менее она была хороша собой в каком-то странном смысле, который Анне никак не удавалось ухватить. Возможно, именно это и поражало в Эффи – дикие игривые черты лица, рассеянный охотничий взгляд глубоко посаженных глаз, темные арки бровей, насмешливый изгиб полных губ. Анне показалось, что на щеках у девушки есть намек на ямочки, но с уверенностью сказать было сложно, поскольку Эффи пока ни разу не улыбнулась.

– Анна, расскажи о своей жизни. Ты с кем-нибудь встречаешься? Школа вот-вот начнется. Какие у тебя планы на этот учебный год? Ждешь каких-нибудь занятий с особым нетерпением? – Селена уставилась на Анну своими по-кошачьи мерцающими глазами.

Цвет их был не чисто-голубым, но с вкраплением фиолетового, что делало радужки ее глаз похожими на две маленькие галактики.

– Э-э-э… – только и смогла выдавить из себя Анна, ощущая дискомфорт от всеобщего к себе внимания. Что она могла рассказать о своей жизни? Протянуть еще год в аду под названием «школа» было бы уже неплохим достижением. Я ни с кем не встречаюсь и даже как-то не думала об этом. Через год я стану наузником, моя магия будет навеки связана, я продолжу жить под бдительным присмотром тети, пока в один прекрасный день не помру в полном одиночестве в доме, чьи стены будут сплошь завешаны жуткими вышивками. Анна заставила себя улыбнуться. – Мне интереснее было бы послушать про вас. Как там в Нью-Йорке?

– Ох, Нью-Йорк есть Нью-Йорк. – Селена всплеснула руками. – Жизнь там – сплошное удовольствие. Я боюсь, уже год, как мы не ели домашнюю еду, не так ли? Просто в Нью-Йорке столько отличных мест и интересных людей! Помните тот корейский ресторанчик? – Селена повернулась к Эффи и Аттису, совершенно забыв о том, что Анна так и не ответила ни на один ее вопрос. Девочка с облегчением выдохнула. – Там подавали одно блюдо из кусочков свиной брюшины с овощами…[8] Так оно не то что таяло во рту, а заставляло все ваше тело таять от удовольствия, клянусь вам. Как там звали владельца этого ресторанчика?

– Чхве Минхо, – подсказал Аттис.

– Ах да, точно, Минхо. Я бы с удовольствием взяла его в Лондон, только чтобы вы могли попробовать его кухню. Уверена, он согласился бы сбежать вместе со мной, если бы я была понастойчивей.

– Где именно в Нью-Йорке вы жили? – Город был одним из мест, которые Анна мечтала посетить, если только удастся избежать участи, уготованной ей тетей.

– Какое-то время мы арендовали апартаменты в Ист-Виллидж[9], а затем сняли домик на побережье. Я познакомилась с одним очаровательным джентльменом, который позволил нам пожить у него. Быть может, ты о нем даже слышала, он владеет фирмой «МакЭлсон и Фабер холдингс». – (Анна не могла взять в толк, откуда она могла слышать о каком-то американском магнате, и посмотрела на Селену пустым взглядом.) – Нас объединила любовь к барочному искусству.

– Очень внезапная любовь к барочному искусству, которая вспыхнула в тебе, как только ты узнала, что он живет в роскошном, мать его, особняке, – добавила Эффи.

Тетя чуть не поперхнулась морковным салатом.

– Эффи, дорогуша, пожалуйста, не произноси бранных слов за столом, – ласково попросила Селена.

– В этом доме бранные слова запрещены в принципе. – Тон тети был резким, как удар топора по дереву.

Эффи же тихонько засмеялась и как ни в чем не бывало потянулась за блюдом с картофелем.

Селене пришлось вмешаться.

– Чем вы занимались все лето?

– Мы были заняты, – коротко ответила тетя. – Из каждого дня мы пытались извлечь максимум пользы, не так ли, Анна?

Анна кивнула, чрезвычайно смущенная серостью их с тетей будней.

– Мы много занимались, а недавно Анна закончила работу над замечательной вышивкой, не правда ли?

Анна кивнула еще раз, чувствуя себя все хуже и хуже.

– Боже, какое это, должно быть, увлекательное занятие! – На щеках Эффи наконец показались ямочки. Однако в ее улыбке явно читался сарказм. – Не расскажешь о нем поподробнее?

Анна не знала, что ответить. Она чувствовала себя настолько маленькой и жалкой, насколько это вообще было возможно. По-видимому, никто из них не знал, что сказать, а потому над столом повисло неловкое молчание. Аттис тихонько присвистнул. Анна украдкой бросила на него мимолетный взгляд и заметила, что молодой человек, по-видимому, получал искреннее удовольствие от их совместного ужина. Казалось, ее унижение стало для него неплохим развлечением. Анна отвела глаза, однако по-прежнему видела перед собой только самодовольное лицо Аттиса, столь же иллюзорное, как дым от свечей.

– Картошка очень вкусная, – весело сказал молодой человек. – Скажите, на чем вы ее готовили?

– На оливковом масле, – резко ответила тетя.

Аттис откинулся на спинку стула и продолжил:

– Я часто слышу, как люди советуют жарить картошку на гусином жире. Но уверен, что только высококачественное оливковое масло обеспечит вам наилучший результат. Оливковое масло и картошка просто созданы друг для друга.

Тетя наградила молодого человека едва заметной улыбкой, явно против воли растроганная этой неприкрытой лестью.

– Вивьен, скажите, пожалуйста, кем вы работаете? – Аттис устремил на тетю все свое внимание.

Однако Анна заметила, что в глазах его плясал дьявольский огонек. Они были серыми и какими-то отрешенными, как осеннее небо, скрытыми в облаке густых темных бровей.

– Я работаю медсестрой, – скромно ответила тетя. Она всегда отвечала на этот вопрос в одной и той же манере. – Старшей медицинской сестрой в больнице при Королевском колледже Лондона.

– Ух ты. Вы, должно быть, спасли немало жизней. – Его ответ был настолько тривиальным способом угодить собеседнику, что Анна невольно закатила глаза.

Случайно поймав взгляд Эффи, девочка обнаружила у нее такую же реакцию на слова Аттиса.

– Я просто делаю что должно, – ответила тетя с ноткой благородства в голосе. – Однако подчас это довольно неблагодарное дело.

– Что ж, если мне когда-нибудь понадобится медицинская помощь, я знаю, к кому обратиться. Вы слышали, как говорят: картофель, обжаренный на оливковом масле, продлевает жизнь?

Тетя вопросительно посмотрела на молодого человека. У нее напрочь отсутствовало чувство юмора, и она не знала, что и думать. Впрочем, как и Анна.

Слегка прищурив глаза, тетя спросила:

– Вы к нам надолго?

– Куда она, туда и я. – Аттис кивнул на Эффи, которая слегка наморщила нос при этих словах молодого человека, однако на лице ее, как показалось Анне, мелькнула искренняя радость – впервые за все время их знакомства.

Значит, они были парой. Ну разумеется, они были парой! Анна легко могла представить, как Нью-Йорк падает к ногам этой молодой, красивой и бесшабашной парочки.

– Все равно тебе лучше было уехать из Нью-Йорка. – Эффи выразительно посмотрела на Аттиса.

– Это почему же? – спросила тетя, аккуратно кладя на тарелку вилку с ножом.

– Да просто Аттис навел порчу на моего бывшего. Тот его разозлил.

Тетя уронила вилку. Та со звоном упала на пол.

Мы не должны творить заклинаний без крайней на то необходимости.

– Эффи! – одернула дочь Селена.

– А что такого? – Эффи пожала плечами. – Не я же навела на него порчу.

– Он это заслужил, – отрезал Аттис.

Та толика расположения, которую тетя начала было испытывать к новому знакомому, вмиг иссякла и испарилась. Она оказалась права. Он был тем самым безнравственным негодяем, которого она подозревала в нем с самого начала. Казалось, тетю это даже обрадовало. Она была праведной в своем гневе и вновь ощутила твердую почву под ногами. Повернувшись к Аттису, она назидательно произнесла:

– Магия – это наш долг, а не игрушка.

У Анны все внутри сжалось от тетиных слов – слов, которые она слышала от нее столько раз. Но Эффи с Аттисом проповедь тети, скорее, позабавила. Анна с трудом могла представить, каково это: жить без страха и упрека, использовать магию по любому поводу и без…

– Какую именно порчу? – тихо спросила Анна.

Тетя резко повернула голову в ее сторону. Анна понимала, что, задавая подобный вопрос, навлекает на себя беду, но ее любопытство было сильнее страха.