Игла и нить

Стежок, другой. Стежок, другой.

– Желтая нить, вязаный узел, в понедельник?

– Залечивает травмы.

– Коричневая нить, шесть немых узлов?

– Прогоняет непрошеные мысли.

Для вышивки на этот раз тетя выбрала 139-й псалом Давида: «Соблюди меня, Господи, от рук нечестивого, сохрани меня от притеснителей, которые замыслили поколебать стопы мои». Библейские тексты были отличной заменой, ведь не могла же тетя украшать дом цитатами из Книги наузников. Как только вышивка будет закончена, она найдет свое место на стене, каждый дюйм которой был занят темной рамкой с красивым рисунком и пугающей цитатой. Заклинания тишины и защиты, как их называла тетя, против того, что ждет снаружи, и того, что прячется внутри, трогали ее сердце.

– Черная нить, семь цепных узлов, в среду.

– Удерживает от болтовни.

– Неверно.

Тетя слегка шевельнула рукой; игла вонзилась Анне в палец. Но девочка даже не вскрикнула. Она была достаточно осторожной, чтобы не дать выступившей на пальце крови испортить вышивку. Не одна ее работа была погублена подобным образом.

– Удерживает от сплетен, – быстро поправилась Анна.

– Белая нить, узел слуги?

Вопросы продолжали сыпаться на Анну как из рога изобилия. Девочка никогда не считала, что у нее есть талант к шитью, но за несколько лет кропотливой работы она научилась шить довольно сносно. Анна отвечала на вопросы не задумываясь и все это время мечтала лишь о том, как бы побыстрее покончить с вышивкой и сесть за пианино. Музыка помогала ей упорядочить мысли в голове. Вот почему она привыкла сочинять мелодии за вышивкой – стежок, другой, – соединяя нити вместе, словно ноты, делая стежки в определенном ритме, вшивая их в музыку узора. Для нее вышивка становилась не защитным заклинанием, а тоскливой песней.

Но в этот вечер мелодия никак не хотела складываться. Анна не переставала думать о том листочке-беглеце и ругать себя за отсутствие способностей к магии. Почему обучение на наузника было для нее настоящей пыткой, от которой плавился мозг? Бесконечное заучивание комбинаций, чтение Книги наузников, завязывание узлов, безжалостные испытания на выявление эмоций и стежки, стежки, стежки… При этом занятия настоящей магией обучение не предусматривало.

– Серая нить, узел влюбленных, в пятницу?

– Защищает… защищает от сексуального желания…

– Снова неверно!

Игла вновь воткнулась Анне в палец, капля крови расплылась по канве. Можно попробовать вышить на месте красного пятнышка розу…

– То есть подавляет сексуальное желание.

– Сосредоточься, Анна! Что за бес в тебя вселился?

Никто в меня не вселился! У меня внутри ничего и никого нет, в этом-то и проблема! Может, хоть теперь Селена признает в ней неудачницу? Ведьму без способности к магии? Но ведь листик в какой-то момент шевельнулся, не так ли? Возможно, надежда, малюсенькая надежда еще оставалась?

Когда тетя наконец разрешила ей закончить на сегодня, Анна отложила вышивку в сторону и осторожно начала:

– Тетя…

– Да, Анна. – В голосе тети ей послышалось нетерпение.

Казалось, тетя знала наперед, что Анна собиралась ей сказать.

– Мы… э-э-э… ни разу за все лето не пробовали колдовать. Может быть, настало время для… э-э-э… практических занятий магией? – Анна произнесла все слова отчаянно быстро, желая выговориться прежде, чем более разумная часть мозга заставит ее замолчать.

Тетя медленно закрыла свой ноутбук. В комнате воцарилось молчание. Анна хорошо знала это молчание. Тетя всегда отвечала на ее вопросы подобным молчанием: томительным и неловким, ставящим в тупик и открывающим бездны. Такое молчание означало ее неодобрение, оно было напряженным и красноречивым, как поджатые губы. Такое молчание означало ее гнев, подобный удару молнии без раската грома, – вы знаете, что надвигается гроза, но ее рокот пока еще слишком далекий, слишком глубокий, чтобы его можно было расслышать, хотя, если бы вам только удалось его расслышать, это сделало бы приближающуюся опасность менее пугающей…

– Анна, назови мне третье правило наузников, – потребовала тетя.

– Мы не должны творить заклинаний без крайней на то необходимости.

– И при этом внезапно ты решила, что уметь колдовать – твоя прямая обязанность?

– Нет, я просто…

– Что значит стать наузником?

Анна отлично понимала, к чему клонит тетя. Остался всего год до церемонии Связывания.

– Это значит, что моя магия будет связана внутри меня.

Стежок, другой: из плотных швов, тугих узлов рождается узор.

Анна опустила руку в карман и нащупала свой науз.

– Я просто подумала, что…

Тетя вновь взмахнула руками, и Анна замолчала, не в состоянии больше произнести ни слова. Когда-то тетина магия была связана в ходе данной церемонии. Однако теперь, когда тетя стала старшим наузником, магические способности были ей возвращены, чтобы она могла свободно исполнять свой долг.

– Ты не думаешь, Анна, а чувствуешь. В этом твоя проблема. Ты чувствуешь тягу к магии?

– Нет. – Анна крепче обхватила свой науз.

Тетя поднялась со своего кресла и села на диван рядом с девочкой.

– Твоя мать чувствовала тягу к магии, не так ли? – мягко спросила она.

– Да.

– И к чему эта тяга ее привела?

– К смерти.

– Ее убила магия. – Голос тети был глухим от отчаяния. – Пока ты не стала наузником, магия для тебя – всего лишь шутка, забавный фокус. Но ты ощутишь всю тяжесть этого бремени, как только вступишь в наши ряды.

– Магия для меня не шутка. – Анна покачала головой, сожалея, что вообще затеяла этот разговор.

– Нет? – Тетя откинулась на спинку кресла и вновь открыла свой ноутбук. – Ты просишь о практических занятиях магией… что ж, завтра я тебе их устрою. А сегодня, думаю, нам стоит продолжить проверять, насколько хорошо ты усвоила теорию.

Анна кивнула и вновь взяла вышивку в руки.

– Удушающий узел?

Стежок, другой.

Мотыльки

Удушающий узел: сковывает чужую волю.

Узелковые заклинания. Книга наузников

На следующий день тетя завалила девочку работой. Анна погрузилась в ее унылое однообразие и помедлила только, когда ей понадобилось поднять рамку с фотографией, чтобы вытереть пыль с каминной полки. Это была единственная фотография ее матери: на ней она была запечатлена вместе с тетей. Обеим девушкам на фото было не больше двадцати лет, ее мама стояла чуть впереди, веселые глаза блестели под озорной челкой из темных волос. Позади нее стояла тетя. Анна всмотрелась в лицо матери, пытаясь ощутить хоть какие-то эмоции. Ничего. У Анны не было ничего, чем она могла бы с ней поделиться.

Девочка осторожно протерла рамку, поставила ее на место и принялась вытирать пыль с других фотографий, на которых были изображены они с тетей. Фотографии разных лет, в разных постановочных позах. Люди замечали, что внешне Анна с тетей очень похожи: у обеих были зеленые глаза и рыжие волосы. Тетя же вечно твердила об их внутреннем сходстве – будто они были сшиты из одного куска ткани, а вот мать Анны была сделана совсем из другой материи. Она была слабой. Грязной. Оскверненной магией.

Анна никак не могла взять в толк, зачем тетя вообще впустила магию в их жизнь, если терпеть ее не могла. В конце концов, они прожили целых шесть нормальных, свободных от магии лет – ну, может, не совсем нормальных, но настолько близких к «нормальности», насколько это было возможно. Когда же Анне исполнилось семь лет, все изменилось. Через несколько дней после дня рождения тетя внезапно отвела ее к врачу.

Анна вспомнила, как ей тогда стало страшно. Девочка чувствовала себя хорошо, а значит, ее ждал укол в рамках какой-то плановой вакцинации. Однако, когда вместе с тетей они вошли в кабинет, пожилой доктор Уэббер наклонился к девочке и, вытаращив глаза, спросил, как она себя чувствует. Анна ответила, что чувствует себя хорошо, у нее ничего не болит, на что доктор бесстрастно улыбнулся, обнажив острые желтые зубы:

– Я имел в виду, что́ маленькая мисс ощущает внутри себя? Чувствовали ли вы себя особенно счастливой или несчастной в последние несколько дней?

Вопрос несколько озадачил девочку. Она была в восторге оттого, что ей исполнилось целых семь лет, но не была уверена, что ей разрешалось восторгаться чем бы то ни было, поэтому ответила: «Нет».

– Превосходно, – заключил доктор и подъехал на своем стуле к скромному шкафу в дальнем конце комнаты, которого Анна никогда прежде не замечала.

Мистер Уэббер вынул из кармана ключ, открыл шкафчик и достал оттуда какие-то предметы. Анну же тем временем заставили лечь на кушетку.

Доктор приложил к ее груди стетоскоп, не похожий ни на один из стетоскопов, которые девочке доводилось видеть, и Анна ощутила, как в ее сердце родилось странное влечение к этому предмету. Какое-то время доктор слушал девочку стетоскопом, озабоченно прицокивая, а после вынул откуда-то ужасную иглу. Анна вспомнила острую боль в руке и яростное желание схватиться за тетину руку. Но женщина стояла не шелохнувшись, пока кровь из раны на руке девочки стекала в стеклянную бутылку. Доктор капнул несколько капель крови на тонкий металлический диск, и в ту же секунду, как жидкость коснулась поверхности диска, он начал шипеть и разбрызгивать капельки металла в разные стороны.

– Испытание железом подтверждает, что ее магия чиста; однако сердечный ритм говорит о значительном эмоциональном заряде. Учитывая все вышесказанное, мы должны принять меры предосторожности.

Анну выставили из кабинета прежде, чем она услышала, какие именно меры ей грозят. Когда в конце концов в дверях кабинета появилась тетя, в руках у нее был небольшой пакет, а выражение лица было озабоченным и крайне неодобрительным. Анна почувствовала себя так, будто в чем-то провинилась, но не была уверена, в чем именно. Доктор что-то говорил о магии…

Анна с улыбкой вспомнила свою тогдашнюю реакцию. Девочка всегда представляла себе магию каким-то добрым, сказочным волшебством, способным призвать фею-крестную или погрузить целое королевство в сон, дарующий возможность понимать язык зверей и птиц и тому подобное. Вскоре она узнала, что их магия – это не сказки и несет она не радость, а страдания…

– Анна!

Тряпка выпала из рук девочки.

– Практические занятия. В столовой. Сейчас же. – Голос тети был едким, как лимонная кислота.

Ну зачем я вчера вообще подняла эту тему? Анна прекрасно знала зачем, однако ее желание научиться колдовать уменьшалось с каждым шагом, уступая место нарастающему страху.

Как всегда, в столовой было мрачно и неуютно. Исправить положение наверняка могли бы званые обеды и прочие торжества, но они в этом доме не проводились. Тусклый дневной свет проникал в столовую сквозь небольшое окошко и падал прямиком на длинный стол в самом центре комнаты. Комод из красного дерева нехотя демонстрировал фарфоровые тарелки, выставленные в его витринах. Обязательный для любой комнаты розовый куст высился в углу, усеянный плотно закрытыми бутонами. Моя хира – это стебель и шип.

Тетя села за стол. В воздухе над ней вился мотылек. Сердце Анны трепетало, как крылья бабочки. Она затянула очередной узелок на своем наузе.

– Если бы я захотела связать крылья этой бабочки, нить какого цвета мне следовало бы взять? – спросила тетя, в упор глядя на Анну.

Девочка попыталась сосредоточиться:

– Э-э-э… Черная нить используется для различного рода ограничений.

Тетя кивнула и взяла черную нить из разложенных на столе разноцветных нитей:

– Какой узел мне нужно использовать?

– Узел слуги мог бы сработать… Или, может, цепной узел?

Тетя так быстро завязала узел на нити, что Анна даже не поняла, что произошло. Как только тетя затянула узел, мотылек упал на стол и принялся бешено колотить в воздухе лапками, не в силах взлететь. Тетя протянула Анне нить с завязанным ровно посередине узлом:

– Это все, что нужно, если твоя хира достаточно сильна и сосредоточенна.

На черной нити был завязан удушающий узел – простой в исполнении, но мощный по своей силе.

Еще в раннем детстве Анна поняла, что в волшебстве наузников нет ничего сказочного. Никаких волшебных ламп. Никаких волшебных палочек или плащей-невидимок. Наузники творили свою магию с помощью различных узлов на разноцветных нитях – только этот магический язык они и признавали. Тетя объясняла это так: Узел лаконичен и безопасен. Но прежде всего он неприметен. Его можно завязать незаметно для окружающих. Он надежно хранит наши тайны.

Как будто сама по себе узелковая магия была недостаточно скучной, бесконечные заучивания комбинаций превращали ее для Анны в настоящую муку. Мало было просто уметь завязывать разные узлы, необходимо было учитывать материал нитей, их цвет и количество, тип и количество узлов, месяц, день недели и время суток – каждый из этих аспектов имел определенное магическое значение. Представь, что каждое заклинание – это предложение, каждая нить – слово, а каждая комбинация – буква, из которой оно складывается.

Заучить все комбинации было, в принципе, возможно, однако существовало бессчетное количество сочетаний, меняющих значение заклинания практически на противоположное. Добрая половина Книги наузников была посвящена именно таким комбинациям – огромный справочник, почти не предполагавший никакой импровизации и не допускающий получения удовольствия от занятия магией.

– А теперь попробуй сама. – С этими словами тетя распустила узел на черной нитке, и мотылек мгновенно взмыл в воздух.

Анна взяла нить и завязала ее концы нужным образом. Какое-то время она следила за полетом мотылька, а затем мысленно сформировала свое намерение в виде заклинания: Туго узел завяжу, крылья мотылька сомкну. Девочка почувствовала на себе взгляд тети и сильнее сосредоточилась на творимом заклинании. Моя хира – это стебель и шип. Сосредоточившись на прочности нити под пальцами, Анна туго затянула узел. Мотылек упал на стол, но, прежде чем девочка успела насладиться своей маленькой победой, крылья насекомого задергались, и оно снова взмыло в воздух. Нет.

По лицу тети промелькнула тень удовлетворенной улыбки. Она закрыла глаза и сказала:

– Твоя хира слаба. Это простейшее заклинание. Простейшее.

Анна привыкла разочаровывать тетю, но, когда дело касалось магии, разочарование в голосе тети жалило девочку в самое сердце. Мотылек тем временем сел на подсвечник и принялся ощупывать его своими лапками, будто оценивая. Не найдя в подсвечнике ничего интересного, мотылек вновь взмыл в воздух. Анна сердито следила за его полетом, пока не поняла, что сердиться на мотылька просто глупо.

– Когда ты решишь быть более внимательной, мы продолжим.

Анна посмотрела на тетю, постаравшись придать своему лицу выражение крайней сосредоточенности и преданности. Руки тети замельтешили в воздухе: она сложила две нити вместе и по всей длине получившегося шнура завязала несколько двойных узлов и пару восьмерок. Всего получилось десять узлов. Анна подняла глаза на мотылька, но он продолжал порхать над тетиной головой как ни в чем не бывало.

Тетя развязала первый узел, и Анна с удивлением обнаружила, что теперь в воздухе летает не один, а два мотылька. Тетя развязала второй узел, и мотыльков стало три. Заклинание заняло не больше времени, чем взмах крыла бабочки. Это колдовство напомнило Анне искусство оригами, когда кажется, что по мере складывания бумага будто растет. Руки тети быстро скользили по оставшимся на шнуре узлам, развязывая их и создавая все новых и новых мотыльков, пока над столом не повисло дрожащее темное облако из часто хлопающих крыльев. От звука, который они издавали, у Анны зачесалась голова.

Тетя завязала на своей нити удушающий узел, и один из мотыльков упал на стол.

– Как у тебя получается делать это так быстро?

– Это похоже на хаос, не так ли? – Тетя подняла глаза на мельтешащих над ее головой мотыльков. – Это и есть хаос, но хаос сдерживаемый, контролируемый. Нитями связано все вокруг, Анна, и если знать истинную природу любой вещи, можно потянуть за нить ее жизни – вперед, назад, вверх или вниз. Мотылек может ощущать себя свободным, но он не свободен. Он принадлежит мне.

– Ты веришь, что…

– Я ни во что не верю, Анна. Я знаю, и знаю наверняка. Моя хира – это стебель и шип.

– Моя хира – это стебель и шип, – повторила Анна.

Это было кредо наузников.

– А теперь заставь упасть их всех одновременно, – велела тетя.

Анна не могла взять в толк, как она может справиться с целым роем мотыльков, если не справилась с одним насекомым. Впрочем, тетя часто действовала нелогично. Если Анне было трудно справиться с какой-то задачей, то каждый следующий раз задача усложнялась – в порядке наказания. Девочка сосредоточилась на одном мотыльке, следя за его полетом. Она отчеканила про себя заклинание с большей силой, чем прежде: Стебель и шип. Стебель и шип. Ты принадлежишь только мне, малявка! И затянула узел.

Ничего не произошло. Анна громко взвыла от отчаяния и судорожно принялась завязывать еще один узел, прежде чем тетя ее остановила. По-прежнему ничего.

– Чертовы глупые мотыльки! – в сердцах воскликнула Анна и швырнула нить обратно на стол.

– Анна. – Тетя произнесла это слово негромко, но с нажимом. – Как у тебя только язык повернулся такое сказать?

Тетя вновь молниеносно проделала какие-то манипуляции с нитью, и Анна ощутила странную дрожь во рту. С глубоким и тошнотворным отвращением она поняла, что именно сделала с ней тетя. Девочка открыла рот, в беззвучном крике выпуская оттуда мотылька, и затем наблюдала, как его толстое, покрытое волосками тельце поднимается в воздух. Анну тут же вырвало. После чего она принялась неистово вытирать язык рукавом, стараясь избавиться от мерзкого ощущения, будто лапки насекомого все еще щекотали ей глотку.

– Надеюсь, это научит тебя следить за своим языком. – Тетя улыбнулась собственной шутке.

На мгновение Анна ощутила такую ненависть к тете, что готова была обрушить на ее голову весь рой несчастных насекомых. Но затем девочка нащупала в кармане свой науз и опустила глаза, боясь сказать или сделать что-нибудь не то.

– По крайней мере, мы можем не волноваться о предстоящей церемонии Связывания. – Тетя посмотрела на Анну и вновь улыбнулась. – В тебе почти нечего связывать.

Анна знала, что тетя права, и все же ее слова больно ужалили девочку в самое сердце. Тетя взяла черную нить и начала ритмично завязывать на ней удушающие узлы. Мотыльки один за другим падали на стол, пока темное дерево не скрылось под покровом из дрыгающихся лапок и сломанных крыльев. Хотя насекомые были созданы магией, Анне все равно было их жаль – они пришли в этот мир исключительно для того, чтобы быть уничтоженными.

– Избавься от них, – приказала тетя.

После этого она встала из-за стола и направилась к двери.

– Но они все еще живы.

– Это твоя вина.

Анна перепробовала все: разные нити, разные узлы, которые девочка завязывала и развязывала сотни раз, – она хотела освободить несчастных насекомых от их невидимых оков, открыть окно и позволить им улететь. Но все было напрасно. Мотыльки продолжали лежать на столе со склеенными магией крылышками, отчаянно перебирая в воздухе лапками. Мне жаль. Я не могу спастись сама и не могу спасти вас.

Тетя резко провела серебряной щеткой по ее волосам, пока Анна пила молоко (кальций полезен для костей). Подобным образом заканчивались все их вечера. Их маленький ритуал. Узел, связывавший нити их дней.

Анна не ощущала ничего, кроме бесконечной усталости, а потому никак не реагировала на резкие движения тети. Тетины волосы, как всегда, были собраны в невзрачный пучок. Когда она была молода, ей нередко доводилось выслушивать комплименты по поводу необычного цвета ее волос – нечто среднее между рыжим и блондом, – напоминающего, по выражению какой-то восторженной незнакомки, закат на соломенном поле. С возрастом волосы тети стали тускнеть, и восторги постепенно иссякли. Цвет ее волос больше никого не восхищал. Его искра превратилась в пепел.

– Тебе понравились наши сегодняшние занятия магией? – спросила тетя, в очередной раз резко проводя по волосам Анны щеткой.

Девочка поняла, что вопрос с подвохом.

– Я не должна была просить тебя о практических занятиях магией.

– Да, ты не должна была этого делать. Только я решаю, когда и как тебе следует практиковаться в магии. Ты не должна жаждать этого.

– Я и не собираюсь. Честно.

– Думаешь, я не знаю, с чего вдруг тебе захотелось поупражняться в магии? Из-за приезда Селены. – Морщины на тетиной шее натянулись, как парус корабля под суровым ветром.

– Нет, дело совсем не в этом…

– Что я всегда тебе говорила? Магия – страшное проклятие, Анна. Она делает нас слабыми. Она делает нас уязвимыми. Она превращает нас в добычу. Это угроза для нас, для всех ведьм. И такие люди, как они, как она, – тетя сделала ударение на последнем слове, – которые нагло и беззастенчиво творят свою магию, привлекают к себе ненужное внимание – они ставят под угрозу всех нас. Такие люди, как она, – позор волшебного мира. Мы должны держать в узде свои магические способности. До самой церемонии Связывания.

Анну испугал какой-то новый блеск в глазах тети, от которого девочке было не скрыться. Из носа Анны тоненькой струйкой потекла кровь. Это случалось довольно часто. Доктор Уэббер говорил, что такое нередко происходит с людьми, склонными к тревожным состояниям. Тетя с раздражением протянула Анне салфетку.

Анна вытерла кровь с лица и попыталась подобрать нужные слова.

– Я просто подумала… Мне ведь все равно нужно учиться пользоваться магией, не так ли? Потому что когда-нибудь, когда я покажу себя преданным наузником и моя магия будет развязана…

– Если твоя магия будет развязана, – поправила ее тетя.

– Если моя магия будет развязана, то может настать время, когда мне придется пользоваться ею во имя долга, как тебе, чтобы продолжать наше дело. Ведь именно поэтому мы с тобой тренируемся и занимаемся…

Тетя разразилась беззвучным смехом.

– Думаешь, именно поэтому тебе разрешено заниматься магией? Нет. Мы просто даем тебе вкусить то, от чего впоследствии тебе придется отказаться. Чтобы ты лучше понимала значение собственной жертвы.

Жертва. Да. Именно так Анна представляла себе церемонию посвящения в наузники. В Книге наузников упоминалось, что в ходе данного обряда магия связывалась внутри человека. Но каким именно образом это происходило, в книге не описывалось. Там говорилось что-то вроде: «Если вы достаточно хорошо контролируете себя, то будете готовы принести требуемую жертву». Анне никогда не нравились резкие, режущие слух звуки этого слова. Какую жертву? Собственные магические способности? Или нечто большее? Она уже много раз пыталась вытянуть из тети подробности предстоящей церемонии, но безуспешно. Детали церемонии были строго засекречены, и девочка понимала, что не узнает наверняка, с чем ей предстоит столкнуться, пока не столкнется с этим. Анна посмотрела на себя в зеркало – сквозь себя. Буду ли я готова? Имеет ли это значение? В ней было так мало магии, что она легко могла принести в жертву свои так называемые способности.

– Ты считаешь, что теперь, когда я стала старшим наузником, магия дается мне легко? – Длинные тетины пальцы задрожали от волнения. – Никто не понимает значения этой жертвы лучше, чем я, Анна.

Сердце девочки сжалось.

– Я знаю, – ответила она, а про себя подумала: «Но лучше бы мне было не знать».

– Если бы твоя мать прошла церемонию Связывания, она все еще была бы жива.

– Не думаю. – Анна вяло качнула головой. – Ведь ее убил мой отец.

– Возможно, она умерла от руки твоего отца, но именно магия сделала твою мать такой слабой, что она не смогла ему противостоять. Магия и любовь. Любовь и магия. В конце концов они губят всех и вся.

Тетя не верила в любовь. В их жизни не было места мужчине. Да и зачем? Тетя уверяла Анну, что в состоянии выполнить любую мужскую работу. Анна тоже не верила в любовь.

Тетя со вздохом убрала щетку на место – к остальным предметам из старинного набора, который также включал в себя серебряную расческу и маленькое серебряное зеркальце.

– Я знаю, ты думаешь, будто я сурово с тобой обхожусь, но я просто пытаюсь защитить тебя. Остался всего год до твоей церемонии Связывания. В школе у тебя прибавится забот. Теперь, когда ты перешла в шестой класс[5], занятия будут проходить в смешанных группах. Ты станешь учиться вместе не только с девочками, но и с мальчиками. Эмоции наверняка начнут зашкаливать. Ты должна держать их под контролем. Ты знаешь, что им не место в твоем сердце. Чувства – это слабость; контроль – это сила.