Карьера требует жертв

– Куда я езжу, это не твое дело, – у нас за спиной возникает Арина с пистолетом в руках.

Под светом одного-единственного фонаря, расположенного вдалеке от нас, мы видим короткостриженую блондинку, которой на вид лет двадцать пять – двадцать девять, эффектную, в той же одежде, в которой она приезжала в бар. На лице ни следа алкогольного опьянения.

«Женя, как ты могла в очередной раз потерять бдительность?»

– Кто вы и какого черта следите за мной?

Я даю заднюю:

– Боже мой, девушка, что вы такое делаете? Милый, я же говорила, Витя живет не здесь, а ты все «зайдем в гости, зайдем в гости». Уберите оружие, пожалуйста, зачем вы так? – Я старательно изображаю испуг и истерику, мой «милый» следует моему примеру и, как настоящий джентльмен, закрывает меня от дула пистолета.

– Эти сказки будешь рассказывать кому-нибудь другому, – на этих словах Арина бьет рукояткой пистолета по носу Олега и резко срывает с его шеи фотоаппарат. От боли парень пятится в мою сторону. – Стоим на месте оба, – Арина продолжает держать нас на прицеле, параллельно включая фотоаппарат, чтобы посмотреть последние снимки.

«Сейчас она увидит фотографию, действовать надо быстро».

На этот раз я быстро отвожу Олега за свое плечо и резко выбиваю пистолет из рук Арины. Оружие отлетает в сторону, она замахивается на меня фотоаппаратом, но я уворачиваюсь, заламываю ее руку, бью по ладони, и камера падает на землю, но не разбивается. Арина ниже меня примерно сантиметров на двадцать, но я вижу, что проворства ей не занимать. Она изворачивается от моего залома и начинает припрыгивать напротив, готовя следующий выпад.

На улице становится все темнее, фонарь далеко, чтобы отчетливо видеть друг друга. Резкие удары руками и ногами девушки не застают меня врасплох – я отражаю каждый из них. Вот только и мои выпады она успешно блокирует, и я осознаю, что столкнулась с профессионалом.

Драка продолжается, но большинство ударов мы отражаем. Наконец Олег, смирившийся с тем, что его нос сломан, поднимается и пытается ударить Арину исподтишка, но она разгадывает его намерение и вытянутой ногой бьет его в грудь, отчего парень отлетает метра на два.

Да, он мне не помощник. Я долю секунды смотрю в сторону обезвреженного напарника, и этой доли Арине хватает для того, чтобы ударить меня в шею и сбить дыхание. Мои руки интуитивно касаются шеи, после чего Вишневская больно бьет мне в ухо, и к сбитому дыханию прибавляется оглушительный звон. По крайней мере я еще могу полагаться на зрение. От следующего удара я уворачиваюсь – к удивлению моей соперницы.

Нет уж, девочка, четверо громил смогли меня побить, но миниатюрной блондинке, каким бы мастером рукопашного боя она ни была, я не проиграю. Пока я уворачиваюсь от одного удара за другим, мое дыхание восстанавливается, я резко присаживаюсь рядом с лежащей на земле камерой. Затем я бью Арину по задней поверхности бедра, отчего она с визгом непроизвольно садится на колено, затем я беру фотоаппарат, который она уже успела включить, направляю в ее сторону и делаю снимок, ослепляя девушку вспышкой. Ее бдительность потеряна, и это позволяет мне нанести сокрушительный удар по лицу, от которого она падает без сознания.

Первым делом я осматриваю окна соседних домов. Нигде не включился свет, нам повезло.

Олег приходит в себя и медленно подходит ко мне.

– Вот поэтому я не узнаю информацию из первых уст. Черт возьми! – Парень готов заплакать от боли, но я его не виню, он не боец, хотя держался храбро.

– Во-первых, говори тише. Во-вторых, быстро забирай камеру и пистолет, пока нас никто не увидел. Пистолет бери через какую-то ткань – отпечатков не оставляй. Клади его в карман. Потом возвращайся ко мне – поможешь с ней.

– Мы что, убьем ее?

– Не будь идиотом! – Я перехожу на истеричный шепот: – Мы находимся в невыгодном положении. На нас – несанкционированная слежка, сейчас еще и нанесение травм. Черный «Вольво» мы видели, теперь нужно узнать, на кого она работает. Я бы не хотела, чтобы до этого дошло, но теперь она – наша заложница.

Глаза Олега становятся круглыми – не слишком сочетается с перекошенным носом, из которого идет кровь. Будем в безопасном месте, обязательно вправлю.

Несмотря на неподдельное ошеломление, я вижу, как детектив собирается с мыслями и произносит:

– Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Женя.

Я тоже на это надеюсь. Арина в отключке, но может в скором времени прийти в себя.

Кротов оперативно вешает фотоаппарат себе на шею, достает из кармана платок, которым берет пистолет. Я вижу, что он хочет положить оружие в тот же карман, но когда пробует сделать это, то понимает, что пистолет не поместится. Олег не теряется и засовывает его за ремень своих джинсов. Он подходит ко мне, кивает, давая понять, что понял, что нужно делать, и берет Арину под плечи.

Я поднимаю ноги. Господи, хоть бы никто не вышел из своего дома, потому что картина выглядит максимально подозрительной.

Всю дорогу от проулка до дома Вишневской я смотрю по сторонам. Никого.

Дверь открыта – Арина не закрыла ее за собой, когда шла к нам с пистолетом.

Мы заходим в калитку и оказываемся в небольшом дворе перед домом. Я замыкаю калитку на щеколду, еще раз убедившись в том, что никто нас не заметил.

В этот момент Арина начинает приходить в себя и что-то бессвязно мычать, я резко разворачиваюсь и вновь ударяю ее. Олег хочет вскрикнуть от неожиданности, но подавляет в себе это желание, понимая, что может раскрыть нас.

Мы заносим девушку в дом, и я начинаю действовать оперативно.

– Итак, Олег. Ничего не трогай руками. Сейчас я быстро найду все, что нам нужно. И не своди глаз с Арины. А сейчас подави в себе крик, – на этих словах я вправляю моему компаньону нос, и он слегка всхлипывает, но не громко.

Прихожая дома плавно перетекает в кухню, справа – главная комната, дальше проходы в две спальни, санузел – на обратной стороне от этих дверей. В дальней стороне кухни еще одна дверь – выход в гараж. Дом небольшой, но уютный.

Я беру с кухонного стола какую-то тряпку и ею начинаю шарить по ящикам. Вскоре в моем распоряжении оказывается пара рабочих перчаток, целлофановые мешки и, какая удача, широкий скотч.

Мы сажаем Арину на стул и туго привязываем ее скотчем. Я надеваю перчатки и говорю:

– Давай мне пистолет. Отрывай два мешка – это будут твои перчатки, прости, второй пары не было. Потом несем ее в гараж.

Мы относим стул с привязанной к нему Ариной в гараж, где благополучно стоят «Мазда» и злополучный «Вольво». Все происходящее мне очень не нравится, но мы уже зашли слишком далеко. Возможно, удастся найти в доме доказательства причастности девушки к слежке за Глебом.

Мы ставим стул возле заднего бампера «Вольво», сами садимся на стулья и начинаем ждать, пока Вишневская не придет в себя.

– Олег, предлагаю тебе провести работу детектива и попытаться найти что-то в комнатах. Проверь компьютер. И закрой все шторы. – На наших лицах больше нет и доли улыбки или азарта, которые были, когда слежка начиналась. Ситуация не благоволит улыбкам.

– Хорошо. Надеюсь только, что это не зайдет далеко.

«Я тоже на это надеюсь», – про себя подумала я.

Кротов ушел, а я уселась с пистолетом в руках напротив связанной заложницы и стала ждать, пока она придет в себя.

В этот раз Арина отходила дольше, чем после моего первого удара, но как только она открыла глаза и поняла, что все происходящее – не дурной сон, вела себя спокойно.

– Блин, тот стакан был явно лишним. Кто вы и что вам нужно? – спросила девушка весьма членораздельно.

Пока мы с Олегом возились с ней, я чувствовала острый запах перегара, сейчас он тоже ощущался, но не так резко.

– Да вот, прогуливалась с парнем, хотели зайти в гости к другу да повернули не туда. Решили сфотографироваться, а тут бешеная блондинка стала пистолетом угрожать. Вот нам и стало интересно, кто она, откуда и почему в ее гараже стоит черный «Вольво» без номеров, который мы недавно видели в городе и который показался нам очень странным.

Арина ухмыльнулась и ответила:

– Более идиотской легенды я не слышала никогда. Не боишься присесть за проникновение в чужой дом и избиение невиновного гражданина или ты собираешься его использовать? – она указала на пистолет.

– Надеюсь, не придется. Не буду долго томить тебя легендами (тем более что я, похоже, не мастак их сочинять), а прямо спрошу – почему ты следишь за Глебом Василевским?

– Кто это? – презрительно спросила Арина.

Проклятье, даже связанная по рукам и ногам, она в более выгодном положении, чем я. Меня нельзя назвать «орудием пыток», я – не мучитель, а защитник, и Арина прекрасно это понимает. Я очень не хочу, но, наверное, мне придется применить грубую силу, чтобы она поняла, что я не шучу.

Хоть бы Олег что-то нашел. Сыщик будто бы прочитал мои мысли, находясь в другой комнате. Войдя в гараж с ноутбуком и какими-то документами в руках, он сказал:

– Ноутбук запаролен, но я нашел вот это, – Олег протянул мне паспорт.

На фото была Арина, когда она еще была длинноволосой шатенкой. Ей двадцать семь лет, как и мне, настоящее имя – Кристина Ольхова.

– Итак, Кристина, повторю вопрос – почему ты следишь за Глебом Василевским?

Девушка расплывается в улыбке, ее движения заторможены, она будто бы снова опьянела. Она начинает смеяться, потупив глаза вниз.

Мы с Олегом переглядываемся, не скрывая волнения. По многочисленным фильмам, просмотренным мною, я точно могу сказать, что, когда злодей истории (предположим, Арина-Кристина – злодейка) смеется, находясь в заложниках, ничем хорошим это не заканчивается.

– Чертова Женя Охотникова, умница, красавица, одна из лучших студенток и просто выскочка! – Она меня знает.

Почему же я совсем ее не помню? В голове ворох мыслей, но никакую Кристину Ольхову я не припоминаю.

Я стараюсь скрыть свое удивление, но есть ли в этом смысл?

Кристина продолжает:

– Ха-ха-ха-ха. Боже, это просто удар ниже пояса. Ты даже меня не помнишь. Да и откуда тебе помнить, ты же пользовалась бешеной популярностью? Преподаватели, тренеры и другие девочки обожали тебя. Как легко тебе все давалось…

– Ворошиловка…

– Ну, наконец-то, уважила серую мышь! Или КрЫстину, как вы меня дружно обзывали. Черт подери, ну и сволочью же ты была. Улыбаешься в глаза преподавателям, а потом, стоит другим стервам тебя подначить, оскорбляешь меня и пинаешь.

Я начинаю вспоминать. Но мои воспоминания о Кристине, которую в Ворошиловке действительно обзывали Крыстиной, иные. Я помню, что тоже насмехалась над ней, но недолго. Потом я защищала ее от задир. Или нет?

– Я ведь… Защищала тебя… – по тому, как медленно я проговариваю фразы, видно, что я обескуражена.

– Защищала? Так ты называешь твои извинения, когда мы оставались наедине? Ох, да, тогда ты – великая защитница, поздравляю! В компании ты только и делала, что насмехалась надо мной, поддерживая общие настроения, а потом, оставаясь вдвоем, ты извинялась и говорила, что не желаешь мне зла, что это все девчонки, что тебе нужно быть своей в их компании. А ты никогда не думала своим примитивным мозгом, что нужно было всего лишь объявить меня своей подругой? Тебя бы не перестали уважать – ты была самой популярной на курсе, – а вот меня хоть немного зауважали бы.

Я смотрела на нее, и мне было невероятно стыдно. В словах Кристины была правда: я действительно насмехалась над девочкой, которая не могла дать мне сдачи. Ради чего? Уважения в компании, где принято издеваться над слабыми? Я была молодой и глупой, во мне росла ненависть к отцу. Но почему за это должна была отдуваться Кристина? Ведь мы даже не знали ее историю, а просто насмехались, потому что у нее все получалось хуже, чем у нас.

Нельзя давать слабину, сейчас она – мой принципиальный противник, который почему-то следит за моим клиентом. Я должна узнать почему.

Я отставляю нахлынувшие эмоции, придаю своему лицу черты напыщенности и спрашиваю:

– Признаю, не узнала. Да и как это вообще было возможно? Ты посмотри, в кого превратилась Крыстина – напивается в барах, ездит на крутой тачке, а дерется-то как. Браво, крыска! А теперь будь добра, ответь на вопрос – почему ты следишь за Глебом Василевским?

Моя грубость привела Олега в замешательство – сейчас я казалась ему той самой стервой, о которой рассказывала Кристина. Пусть думает что хочет – с ним я объяснюсь позже. Мой прием должен разозлить Кристину, чтобы она проговорилась о своем плане.

Судя по тому, что ее лицо стало приобретать багровый оттенок, я добилась цели.

– Я знала, что Охотникова не изменится. Только я видела твое настоящее лицо! Когда практически по всем дисциплинам тебя хвалили преподаватели, я видела в твоих серьезных глазах ухмылку, адресованную мне. Скажи, когда наедине ты успокаивала меня после очередной прилюдной издевки, это было правдой? Или истина была в моментах, когда ты специально выбивала у меня из рук стопку учебников, делала подножки на кроссе, чтобы подружки видели, смазывала канат, чтобы я не смогла даже на метр подняться по нему? Где была истина?!? – Кристина перешла на крик.

Мне невероятно жаль ее. Хотелось бы развязать ее и обнять, сказать, что я была не права, но сейчас я должна быть стервой. Валентина Прохорова не поверила в то, что я – журналистка Марина Андреева. Кристина Ольхова однозначно поверит, что я двулична.

Я делаю наигранный зевок:

– Боже, какая тирада. Дорогой, ты там не уснул? Я вот почти. В общем, небольшая предыстория: мы с этой девчулей учились в одном вузе – место гиблое, в Интернете даже трудно найти, да и на карте, по-моему, тоже. В общем, в теоретических дисциплинах Крис была просто лучшей. Ей не было равных. Но однажды она совершила ошибку – стала регулярно исправлять своих одногруппниц, за что ее прозвали Крыстиной – ну, типа, крыса, ты понял, малыш? В общем, потом мы отыгрывались на Крыстине в дисциплинах, где нужно было показать физическую подготовку. Там-то это полутораметровое чудо себя показать не могло. А сейчас вот, искали себе дом Вити, а тут такая встреча. Подкачалась, стала бухать и драться научилась, представляешь? – Я вижу понимание в глазах Олега – он понял, что я играю роль.

Я смотрела на него, рассказывая историю, поэтому даже не заметила, как Кристина дернулась в мою сторону и стала вопить:

– Я убью тебя! Я тебя урою! Сволочь! Тварь! – Ее попытки подобраться ко мне, будучи связанной широким плотным скотчем, были заведомо провальными, но оторвать стул от земли и слегка приблизиться ко мне ей удалось.

– Ха-ха-ха. Ты посмотри, какая резвая. Хорошо, что твоя девушка может постоять за себя, правда, дорогой? Ладно, давай ты ответишь на мой вопрос, который мне лень повторять в четвертый раз, или в какой там, после чего мы с моим парнем благополучно уйдем отсюда? Обещаем забыть о случившемся недоразумении, если ты забудешь о слежке за Глебом и расскажешь, кто твой работодатель.

Кристина не успевает разразиться очередным потоком оскорблений, как доносится звук телефонного звонка. Телефон не в кармане куртки или джинсов нашей пленницы, звук идет из «Мазды».

Олег спешно подходит к машине, обшаривает глазами поверхности в гараже, на которых должны лежать ключи, наконец находит их, отпирает дверь, достает телефон и замечает на дисплее надпись: «Неизвестный номер». Вызов обрывается.

– Звонили с засекреченного номера. Крыстина явно что-то недоговаривает, – он так презрительно произнес обидное прозвище.

Молодчина, подыграл.

– Это по работе, я правильно понимаю? Крис, давай ты будешь паинькой и просто скажешь нам, кто звонил, – я покачиваю пистолетом в руках, демонстрируя, что готова пустить его в ход.

На самом деле не готова, более того, я хочу, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

– А давай ты просто признаешь наконец, что не сможешь пустить его в ход? И заканчивай уже с дешевыми сказками о «милом» и прогулке к соседу. Я прекрасно понимаю, что ты работаешь на Василевского.

– О-о-о… А еще пару минут назад ты спрашивала, кто это, – с ухмылкой сказала я.

На этот раз удовольствие на моем лице не было наигранным, потому что я действительно довольна, что Кристина проговорилась.

Своими эмоциями заложница дала понять, что случайно выдала себя. Теперь Ольхова не отвертится – придется рассказать нам с Олегом, на кого она работает. Что же делать с ней потом? Отпустить ее – значит дать свободу человеку, который откровенно меня ненавидит. Сдать в полицию? На каком основании? Ведь это мы проникли в ее дом, а не наоборот. Нужно незаметно включить диктофон, что я и делаю – мою небольшую хитрость замечает Олег, но не рассматривающая пол Кристина.

– Что, Охотникова, думаешь, ты опять оказалась лучше? Да как бы не так. Ну, знаю я Василевского, и что? Его многие знают – мажор-выскочка, который владеет самым популярным клубом в городе. Его «Bad», кстати, отстой, «Party Night» куда лучше.

– Не потому ли, что ты работаешь на хозяйку «Party Night»? Уточню: до этого ты сказала, что не просто знаешь Глеба Василевского, ты предположила, что я на него работаю, что, конечно, неправда.

– Ну да, отнекивайся от очевидного. А то, что я работаю на Валентину Прохорову, – одно из глупейших предположений, что я слышала. Слабовато для такого профи, Евгения, – ехидно подметила Кристина.

Я не хочу применять силу, но если все продолжится в том же ключе, то Ольхову мне не разговорить.

– Послушай, ты отчаянно хочешь доказать, что стала профессионалом, я понимаю. И я приятно удивлена твоими боевыми навыками, Крис, и силе – в качалку ходила, что ли? Я признаю, что ты стала крутой, но профессионалом тебя не назвать. Я все же отделала тебя в том проулке и сейчас понимаю, что передо мной – все та же неудачница из Ворошиловки.

Кристина снова побагровела. Нужно позлить ее еще больше, первый раз сработало. Я продолжаю:

– Как типичная неудачница, ты, конечно, выбрала хренового работодателя. Валентина Прохорова – властная, алчная и жестокая женщина, которая способна на убийство, в это уж поверь. Следишь за ее главным конкурентом? Составляешь его маршрут, чтобы в определенный момент нанести удар? Давай уже, выкладывай свой план, утомила ты меня, Кристинка.

Девушка не спешила отвечать. Она потупила взгляд, будто бы думала. Возможно, и правда о чем-то размышляет.

Спустя пару секунд заложница заплакала. Черт подери, я сильно ее задела. Мне очень жаль эту девушку. Возможно, в том, что она свернула на кривую дорожку, виноваты я и мои одногруппницы. Я очень хочу извиниться перед Кристиной, сказать, что была молодой, глупой и эгоистичной, что это я виновата в том, что с ней стало. Несмотря на издевки и насмешки, она все же окончила Ворошиловку. Преподаватели и другие студентки понимали, что из нее не будет специалиста широкого профиля, который сможет заниматься опасной работой. Но Кристина была не согласна. Она стала специалистом, которого нанимают для тайной слежки, а это значит, что назло всем тем, кто над ней издевался, назло мне, она добилась цели. Мне хотелось бы сказать ей «браво», но я должна продолжать изображать стерву.

Внезапно Кристина заплакала. Сквозь слезы она стала говорить, скорее самой себе, нежели нам с Олегом:

– Я стала той, что он хотел видеть. Я не хотела в эту чертову Ворошиловку, я знала, что не подхожу. Но он хотел сына, этот больной ублюдок. Как можно отдать ребенка куда-то против его воли? – Внезапно она обратилась ко мне: – Тебя-то наверняка отдали в Ворошиловку по собственному желанию.

Это было последней каплей. Я больше не могу изображать стерву.

Я откладываю пистолет в сторону и присаживаюсь рядом с Кристиной, после чего отвечаю спокойным, почти сострадательным тоном:

– Да нет, Крис, не хотела я ни в какую Ворошиловку. Вообще, судьбы у нас похожи: мой больной папаша тоже хотел сына. Отдал меня в это проклятое место, где из меня сделали «специалиста широкого профиля». А я хотела… Да уж и не вспомню, наверное, чего хотела, представляешь. Но точно не сидеть рядом с девочкой, чью жизнь я испортила, и угрожать ей пистолетом.

Кристина посмотрела на меня удивленными глазами, не менее удивленным был взгляд Олега, который все еще держал в руках телефон заложницы.

Как она отреагирует на мое признание? Скорее всего, она уже поняла, что образ стервы был прикрытием для выуживания из нее информации.

– Почему ты не защищала меня? – Девушка плакала все сильнее. – Ты и так была крутой и сильной. Зачем было меня донимать, а потом извиняться? Ты врала мне! Врала! – Тон голоса Кристины скакал, очевидно, у нее серьезные проблемы с психикой.

Я не могу вспомнить, чувствовала ли я себя когда-либо более разбитой, чем сейчас.

– Я была молодой идиоткой, которая хотела быть своей в крутой компании. Только сейчас понимаю, что компания та состояла из свиней и сволочей, которые смеялись над той, что не может дать им сдачи. Прости меня за то, что была одной из тех сволочей, – посмотрим, добьюсь ли я результата, сказав правду. На моих глазах тоже проступили слезы. – Ха, а ведь знаешь, я поймала себя на мысли, что сейчас ты бы каждой из них здорово наваляла, как наваляла мне.

Кристина на секунду замолчала. Потом улыбнулась и недолго посмеялась.

В гараже повисло молчание. Что делать дальше? О чем спрашивать? Готова ли она идти со мной на контакт или притворяется, что смягчилась после моего извинения? Слишком много вопросов. И слишком много загадок в деле о защите какого-то мажора.

– Развяжи меня, пожалуйста.

– Я-то развяжу, Крис, – сказала я, протерев глаза, – да вот только что потом? Мы заварим чайку и поговорим о жизни? А может, ты сразу потянешься за пистолетом и застрелишь нас обоих? Поэтому давай сначала расскажешь, на кого работаешь.

Девушка задумалась. Узнаю этот взгляд – она прикидывает варианты.

– Понимаешь, Женя, не могу я так просто сказать, на кого работаю. Эти люди… Они убьют меня.

– Так давай работать вместе. Совместными усилиями найдем их и накажем, но за Глебом следить не нужно.

– Во-первых, не надо принимать меня за ту идиотку, над которой ты смеялась в Ворошиловке, и считать, что я не заметила, как ты включила диктофон на своем телефоне.

– Хм. Возможно, ты даже круче, чем я предполагала, – я достала телефон с включенным диктофоном и положила на стол, – но запись я не отключу, сама понимаешь.

– Понимаю. Предлагаю скрепить наше примирение одним важным жестом – развяжи меня.

Я беру паузу подумать. Потом разбираю пистолет и откладываю подальше. Обращаюсь к Олегу и спрашиваю:

– Ты что думаешь?

– Я?!? – Парень явно не ожидал, что его спросят.

– Ты, кто же еще? Ты – третья сторона, слышал весь наш разговор, смотрел на нас как незаинтересованное лицо. Скажи мне, не накинется ли на меня Кристина сразу после того, как я развяжу ее?

Глеб тоже взял паузу. Пристально посмотрел на Кристину, потом перевел взгляд на меня и уверенно произнес:

– Не накинется.

– Что ж, «милый», будем надеяться, что ты прав.

Из ящика стола я достаю канцелярский нож и разрезаю слои скотча, которыми привязала Кристину к стулу. Она не дергается и ничего не говорит.

Когда последний кусок скотча падает на пол, Ольхова встает и произносит:

– Все тело затекло, и голова ужасно раскалывается. Угораздило же напиться и потом отхватить от Жени Охотниковой.

– А ты пьяная за руль не садись, глядишь, в следующий раз не отхватишь, – шуточно добавляю я, после чего протягиваю Кристине руку.

Она смотрит на нее и, немного поколебавшись, пожимает. Затем обращается к Олегу:

– Можно мне мой телефон? Если я не перезвоню в ближайшее время, то сюда нагрянут очень неприятные люди.

Олег смотрит на меня, я одобрительно киваю. Он отдает Кристине телефон, и она сразу же набирает номер.

Мы ждем. Гудок, еще гудок, наконец на той стороне берут трубку, и девушка начинает разговор:

– Да, босс, простите, я… – кто-то явно недоволен тем, что его контакт не взял трубку, – просто я была в душе… Я не пила, честно. Да нет, я… Хорошо. Поняла, больше не повторится, телефон буду брать с собой в душ. Что? Завтра? Хорошо, буду в восемь. Да, до связи, – Кристина кладет трубку.

– Что, чуть не огребла? – спрашиваю я. – И кто же твой наниматель?

– Я очень надеюсь, что не совершаю ошибку. Я слежу за Глебом по приказу его отца Александра Василевского. Он жив.

Откровенно шокированная таким поворотом событий, я нажимаю на диктофоне кнопку «стоп».

Глава 4

– Значит, он инсценировал свою смерть? – Олег задает Кристине этот вопрос, явно довольный тем, что его догадка подтвердилась.

– Получается, что так, – отвечает девушка. – Я не знаю всех деталей, но…

– Ты можешь говорить открыто, мы договорились доверять друг другу, – в разговор вмешиваюсь я. – Поверь мне, Глеб Василевский – хороший человек. Зачем его отцу следить за ним?