Змея

Мои размышления прерывает тоненькое мяуканье. Я подсаживаюсь поближе и обшариваю юбки женщины в поисках источника – возле нее лежит кулек с ребенком, маленьким и беспомощным.

Какой у меня выбор? Оставить обоих умирать? Забрать ребенка и вырастить, подобно Адлеру, как собственного? Только этой обузы мне сейчас и не хватало. Но я никогда не бросала страждущих, как бы Адлер ни старался вытравить из моего характера эту черту.

А потому я снова тянусь к энергии вокруг тела женщины, теперь понимая, откуда в ней такая сила: она не хочет умирать, цепляется за жизнь ради своего ребенка. Она сражается так, как некогда сражалась моя мать, пытаясь остаться со мной. У моей матери не получилось – никто ей не помог. Но я не позволю этому повториться.

Понятия не имею, что делаю. Больше всего нити энергии похожи на сеть, которую необходимо распутать, а я не раз проводила за этим занятием много часов, методично разбирая веревки, чтобы вернуть их в правильное положение.

Я словно впадаю в транс, едва осознавая, где нахожусь, фокусируясь исключительно на восстановлении того, что невосстановимо, и позволяя тому, что можно назвать волшебным инстинктом, направлять мои действия. Кровь становится горячей, волшебство бежит по моим венам, пульсирует в сердце, поначалу медленно, потом все быстрее, жар почти сжигает меня изнутри.

Но я не успеваю закончить, из волшебного транса меня вырывает крик. Это кричит женщина.

5

Сначала я думаю, что убила ее, но слишком уж громко она кричит. Потом меня охватывает страх при мысли о том, что я натворила нечто похуже, каким-то ужасным образом изменила ее, неправильно сплетя волшебство, которое не понимаю. Я не сразу соображаю, что она просто пришла в сознание и заново переживает все, что с ней произошло.

– Все хорошо, – уверяю я, пытаясь ее успокоить. – Вы в безопасности.

Я стараюсь не думать о том, что вернула ее с того света исключительно с помощью волшебства. Сила бушует в моих костях, я стараюсь ее не замечать, чтобы отдать все свое внимание лежащей передо мной напуганной женщине, но это трудно. После месяцев бегства от волшебства последние несколько часов магическая сила лишком настойчиво напоминает мне о своем существовании.

– Мой ребенок! – стонет женщина, хватая меня за руки. – Мой ребенок?

– Он тут.

Я говорю успокаивающим тоном, как будто общаюсь с диким зверем, поскольку, если честно, она страшит меня.

При виде младенца женщина с облегчением всхлипывает и прижимает его к себе. Потом по лицу ее пробегает волна удивления, и она с испугом смотрит на меня.

– Что случилось?

– На вашу повозку напали, – объясняю я и протягиваю руку, чтобы придать ей мужества, но она отдергивается. – Я обнаружила вас тут. Вы были без сознания.

Женщина хмурится, ей страшно.

– Вы пытались спастись? – Я хочу вытянуть из нее хоть какие-нибудь сведения.

– Я не… не помню. – Она в панике.

– Все хорошо. У вас просто шок.

Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

– Я вас знаю?

– Нет, – отвечаю я. – Я просто нашла вас. – Ее поведение беспокоит меня. – Как вас зовут?

Она открывает рот, но снова закрывает и сдвигает брови:

– Не знаю.

У меня внутри все сжимается.

– А ваш ребенок? Как его зовут?

Женщина опускает взгляд на ребенка, который уже спит у нее на руках.

– Я… я понятия не имею. – С дикими глазами она хватает меня за руку. – Что со мной? Почему я ничего не помню?

Меня охватывает жуткое чувство, потому что я точно знаю, что с ней, но не скажу.

– Не беспокойтесь, – повторяю я, уклоняясь от вопроса. – Я уверена, память к вам вернется.

У меня начинается тайная паника. Это катастрофа. Вместо того чтобы незаметно удирать с острова, я поддалась соблазну, самонадеянно встряла в нечто могущественное, чего не понимаю, и заварила настоящую кашу. Я не могу бросить эту несчастную тут, будучи причиной провала в ее памяти.

– Полагаю, вы не знаете, куда направляетесь? – интересуюсь я, предвидя ответ.

Она отвечает всхлипыванием.

– Хорошо. – У меня нет времени, на меня охотятся гвардейцы. – Давайте заглянем в ваши вещи. Возможно, они нам как-нибудь помогут.

Женщина с облегчением кивает. Однако ее сумка пуста, бандиты забрали все, что могло представлять хоть малейшую ценность, и остальное тоже. Мы выворачиваем ее карманы и не обнаруживаем ничего, что могло бы дать нам подсказку. Но под юбками у нее что-то шуршит, что-то зашитое в ткань. Кинжал без труда вспарывает карман, и обнаруживается письмо. Оно потерто и зачитано до дыр, чернила в некоторых местах расплылись, вероятно, от слез. Это любовное послание. Большая часть его содержимого бесполезна и уж точно не касается меня, однако автор упоминает корабль «Черная ночь». Я о таком никогда не слышала, но лиха беда начало. Заглядываю в конец письма, надеясь на еще одну подсказку в виде подписи, однако там лишь стоит «Р».

– Вы не помните, что означает эта буква? – спрашиваю я, хотя попрежнему знаю ответ.

Письмо понятно женщине не больше моего.

– Ладно, – говорю я, поразмыслив. – В нескольких милях отсюда к юго-западу находится порт. Думаю, нам стоит туда отправиться и выяснить, не слышал ли кто про такой корабль. Тогда мы, вероятно, отыщем кого-нибудь, кому вы знакомы.

Глаза женщины становятся еще больше, хотя казалось, что это невозможно.

– Вы пойдете со мной?

– Разумеется. Не могу же я вас бросить в таком состоянии.

К моему удивлению, женщина заключает меня в объятия:

– Спасибо! Вы моя спасительница.

Я не отвечаю и только надеюсь, что у меня не слишком пылают щеки. Никакая я не спасительница.

Подбирая ее пожитки, предлагаю взять на руки ребенка, но она не хочет расстаться с ним даже на мгновение. Тогда я беру женщину под руку и поддерживаю, потому что тело ее изувечено, в кровоподтеках, и ходьба дается ей непросто.

До сих пор она была спиной к сцене побоища, теперь при виде трупов тех, кому повезло меньше, она плачет. Я увожу ее прочь, обходя лужи и следы крови на земле.

По пути мы разговариваем мало, и я рада тишине. Переживаемое мною чувство вины невыносимо.

То, чего я достигла, чтобы спуститься с горы, сделало меня излишне самоуверенной. Я переоценила свои возможности, попыталась творить волшебство, которое не в состоянии контролировать, и навредила этой бедной женщине. Я догадываюсь: сила ее любви к ребенку была так велика, что, стоило мне вернуть ей малую толику жизни, как она освободилась от моих чар и вернулась в свое тело раньше, чем я закончила колдовать. И дело не в том, сумела бы я довести дело до конца без ошибок. Мне следовало послушаться Тома – он был всегда мудрее меня.

Теперь же моя самонадеянность опустошила ее разум, и я понятия не имею, вернется ли к ней память.

Пытаюсь подавить в себе голосок, нашептывающий, что даже без знаний я смогла вернуть человека с того света, мол, посмотри, какая власть у тебя в руках. Стараюсь не обращать внимания на то, что теперь, когда волшебство стихло, мое тело кажется мне странно пустым, и больше всего на свете хочется снова ощутить его жар.

Мы добираемся до порта под вечер, и я сразу же принимаюсь высматривать стражников. Удачно, что я появилась тут вместе с другой женщиной, – я не напоминаю им беглянку, и те немногие гвардейцы, которые охраняют вход в город, удостаивают нас лишь беглым взглядом.

Однако мне по-прежнему совсем не хочется привлекать излишнее внимание, и потому я поспешно веду женщину в сам порт. Скорейший способ получить сведения – спросить кого-нибудь, но тогда меня могут узнать. Присматриваюсь к пожилой торговке рыбой. Она скорее остальных пожалеет мою раненую подругу и едва ли вспомнит мое лицо.

– Простите, – говорю я с такой теплотой, на какую только способна. – Вы не поможете нам?

Она сразу же недоверчиво прищуривается:

– Это будет от многого зависеть.

Я сохраняю на лице широкую улыбку:

– Вы не слышали про корабль под названием «Черная ночь»?

Выражение ее лица меняется, однако ничего дружеского в нем как не было, так и нет.

– А кто это хочет знать?

Меняю тактику, убираю улыбку и понижаю голос:

– На мою подругу по пути сюда напали. Она не помнит, кто она. При ней мы нашли только вот это.

Протягиваю потертый клочок бумаги, старуха размышляет над моими словами.

– А ты тут с какого бока?

– Нашла ее на дороге. Просто пытаюсь помочь.

Старуха устремляет на меня неподвижный взгляд:

– Зачем?

Я поднимаю брови:

– Ну не могла же я бросить ее на произвол судьбы?

– И тебе не нужно денег?

Я качаю головой.

– Вот и хорошо. Потому что ты ничего не получишь. Это корабль Рауля. Он скорее с тебя шкуру спустит, чем заплатит.

– Рауль?

Так вот откуда таинственное «Р»!

– Ты найдешь его в таверне. И лучше тебе быть с ним честной, как сейчас, не то он тебе голову оторвет.

Ну отлично. Хотя предупреждение меня не пугает, меньше всего мне сейчас нужны очередные проблемы.

Я благодарю старуху за уделенное нам время и веду женщину с ребенком в сторону постоялого двора.

Перед тем как войти, я сжимаю ее руку:

– Вам что-нибудь говорит имя Рауль?

Она качает головой. Она похожа на кролика, попавшего в капкан.

Вообще-то мне лучше бы в таверне не появляться. Там наверняка куча бандитов и моряков. Надеюсь, что выгляжу настолько непохожей на Гадюку, насколько мне того хотелось бы.

Наше появление никто не замечает, и я чувствую, как мои плечи расслабляются. Оглядывая помещение, быстро определяю наиболее вероятных членов экипажа «Черной ночи». Отсев подальше от остальных, они будто забились в свой угол, и, хотя оттуда раздается смех и стук кружек, все явно начеку. Один из моряков выделяется: по тому, как он сидит, и по тому, как остальные сидят вокруг него, я заключаю, что это важная птица, которую побаиваются. Кожа его такая же черная, как одежда, густые волосы спадают на спину канатами, а огонь в глазах горит так яростно, что видно издалека. Рауль.

– Побудьте тут, – прошу я женщину, беспокойно топчущуюся у двери. – Если что-нибудь произойдет, бегите.

Похоже, говорить этого не стоило, поскольку она готова бежать прямо сейчас, но я ободряюще касаюсь ее руки и направляюсь к столу, за которым пьют эти люди.

При моем приближении некоторые из них встают, придерживая рукоятки мечей. Рауль знаком велит им сесть, не считая меня угрозой.

– Господа, ну кто же так приветствует даму, – говорит он, посылая мне улыбку, лишенную малейшей теплоты. – Что я могу для вас сделать?

– Вы Рауль?

– Сдается мне, что, раз вы спрашиваете, то уже знаете ответ.

– Вот это для вас что-нибудь значит? – Я протягиваю письмо и наблюдаю за тем, как меняется его лицо. На мгновение сквозь маску проглядывает настоящее чувство.

Через мгновение он уже на ногах, а его нож – у моего горла.

– Откуда ты это взяла?

– Давайте успокоимся, хорошо? – прижимаю я собственное лезвие к его животу просто для того, чтобы он не видел во мне легкую добычу.

Он отпускает меня, и мы оба поднимаем руки, показывая готовность продолжать разговор.

– Скажи, где ты это нашла?

– Это принадлежит моей подруге. – Я делаю жест в сторону двери. – Вы ее знаете?

Лицо Рауля озаряется, и я замечаю знакомое выражение. Любовь. Он идет к ней.

– Лайла!

Однако женщина, которую, очевидно, зовут Лайла, только пятится и сильнее прижимает к себе ребенка. Рауль замирает и вопросительно поворачивается ко мне.

– С ней произошла неприятность, – объясняю я и делаю Лайле знак, чтобы она присоединилась к нам.

Она соглашается с некоторой неохотой. Когда мы уже сидим, окруженные людьми Рауля, я продолжаю свой рассказ.

– И ты ничего не помнишь? Не помнишь меня? – Рауль уязвлен, потому что Лайла качает головой.

– Я даже не знаю имени ребенка. – Голос ее дрожит.

– Бэй, – говорит Рауль. – Нашего ребенка зовут Бэй.

Да уж, приятного мало.

Рауль поворачивается ко мне:

– Она должна была встретиться со мной сегодня утром. Мы ждали ее.

– Она ваша жена?

– Пока нет. Она убежала из семьи. Они против меня.

– Мне очень жаль.

– Откуда мне знать, что ты ни при чем?

Рауль явно хочет найти козла отпущения, чтобы расквитаться за Лайлу, и, хотя без меня она сейчас была бы мертва, в том, что с ней произошло, есть и моя вина.

– Она спасла меня, – говорит Лайла тихо, но твердо. – Без нее меня бы здесь не было. И кроме нее я никого не знаю.

Взгляд, которым Рауль смотрит на Лайлу, рвет мне сердце. Я бы тоже была убита, если бы Бронн так смотрел на меня – будто понятия не имеет, кто я, будто все, что нас связывало, исчезло.

Мысль о Бронне приходится не к месту. Мне сейчас совсем не хочется на него отвлекаться. Удалось ли ему узнать что-то про незнакомца со свадьбы? Знает ли он, что я жива? Ищет ли меня? Или его так же соблазнила роль Гадюки, как меня – волшебство?

Один из людей Рауля рассматривал меня слишком внимательно, и теперь он наклоняется к нему и шепчет что-то на ухо.

Его взгляд резко устремляется на меня, глаза прищуриваются. Он собирается меня о чем-то спросить, когда дверь таверны снова распахивается, и на сей раз заходит полдюжины королевских гвардейцев. Я опускаю голову, и Рауль улыбается.

– Значит, это правда? Ты и есть та принцесса-изменница?

Я пожимаю плечами:

– Что-то вроде того.

– Ищешь способ удрать с острова?

– Если честно, то, не будь Лайлы, меня бы уже и след простыл.

Рауль стискивает зубы:

– Так ты из-за нее рискуешь?

– Послушайте, я знаю, что мне никто не верит, но Гадюкой я стала не просто так. Я хотела помогать людям. И хотя этот план у меня чудесным образом не задался, я не могла бросить Лайлу и ребенка умирать.

Гвардейцы приближаются, осматривая каждый стол, и мое желание дать деру усиливается.

– Ничего не говори.

Рауль уже принял решение относительно меня, потому что поворачивает свой стул так, чтобы более или менее заслонить меня. Я наклоняю голову, прячась от рыскающих по сторонам взглядов.

– Добрый вечер, – как старых друзей, приветствует Рауль гвардейцев. – Чем обязаны?

– Да ищем кое-кого, – отвечает самый высокий и подсовывает Раулю лист бумаги с похожей на мою физиономией. – Видел ее в этих местах?

Рауль делает выдох и изображает раздумья.

– Не скажу, что видел. – Он поворачивается к своим людям. – Кто-нибудь видел такую?

Команда следует его примеру и качает головами.

– Уверены? – Гвардеец настойчив. – За ее голову полагается вознаграждение.

Рауль вздергивает подбородок:

– Сколько?

Я, затаив дыхание, прикидываю, за какую сумму он меня продаст, и украдкой оглядываюсь в поисках путей к бегству, если до этого дойдет.

– Достаточно хрусталя, чтобы такой, как ты, был счастлив, – отвечает гвардеец.

Глаза Рауля сужаются, он больше не разыгрывает дружелюбия. Вероятно, ему не нравится, когда какой-то гвардеец ставит его на место.

– Боюсь, ничем не могу вам помочь.

– Мы будем тут несколько дней, – говорит гвардеец, понимая, что дело проигрышное. – Отыщи нас, если что-нибудь заметишь.

Рауль кивает, но, когда они отходят, сплевывает на пол и поворачивается к своим людям.

– Думаю, нам пора отсюда, как считаете?

Когда все встают, Лайла пугается.

– Я не понимаю.

– Я отвезу тебя домой, – говорит Рауль, и она оглядывается на меня. – Она может поехать с нами, – добавляет он, затем поворачивается ко мне: – Если хочешь.

Я обдумываю предложение.

– Куда вы направляетесь?

– Это важно? Отсюда.

Он прав, однако я не собираюсь слепо следовать за этими людьми.

– Это важно.

– Ладно, – озорно ухмыляется он. – На Третьем острове была когда-нибудь?

6

«Черная ночь» – потрясающий корабль. Сколоченный полностью из того же дерева сердценочи, что и фигура на носу «Девы», он – истинный сын Черного острова.

Хотя это относительно небольшое торговое судно, двухмачтовый бриг, наше плавание проходит быстро и гладко, и я не могу понять, почему до сих пор его не встречала.

Когда я спрашиваю Рауля, какие воды он предпочитает, тот лишь лукаво ухмыляется. Будто понимает, что в действительности стоит за моим вопросом.

– Она особенная, правда? – Он явно горд своим кораблем. – Сам ее строил. С помощью своих братьев.

Я под впечатлением, но не удивлена. Быстро прихожу к выводу, что Рауль – человек-тайна.

Мы незамеченными пробрались из таверны в порт, и, едва успели взойти на борт «Ночи», так здорово замаскированной, что ее было почти не видно на фоне черной воды, как уже отчалили. Нас с Лайлой отвели в трюм, который служил временным жильем, но при этом недоверчивый Рауль расположил своих людей по другую сторону запасного паруса, отгораживающего нашу половину.

– Они проводят вас на корабле, куда потребуется, – сказал он, однако мы оба понимали, что это средство предосторожности. Ведь вообще-то я была беглянкой, обвинявшейся в попытке убийства и измене.

Несмотря на то, что расстояние между мной и королем увеличивается, тревога, сдавившая мне грудь, не отпускает.

Мне по-прежнему тошно от страха за Торина. И от сознания вины, что я оставляю его на милость жадного до власти родителя. Может быть, не следовало покидать замок, не попытавшись помочь ему? Не было ли мое бегство проявлением эгоизма?

Однако возвращаться уже поздно, а потому я лишь надеюсь, что королевский целитель достаточно опытен, чтобы не дать Торину умереть, а король достаточно умен, чтобы ему не мешать.

Другая моя проблема остается неизменной. Восточные острова нисколько не ближе к миру, чем раньше, причем король представляет собой гораздо большую угрозу, чем мы с Торином предполагали. Во время суда я поняла одну очень важную вещь: на всех шести Островах у него есть сильные союзники. Без Торина флот снова подчиняется королю, а я вообще не командую ничем. Война никогда еще не казалась мне такой огромной, а моя армия – такой крохотной.

Мне понадобится помощь.

Если я тешила себя надеждой, что помощь может прийти со стороны Рауля и его людей, мысль эта испаряется, когда он приглашает меня отужинать в его каюте. Я ожидаю увидеть там и Лайлу, но, если не считать его охранника, расположившегося у двери, мы одни.

Когда я интересуюсь, зачем подобное уединение, он протягивает мне кружку рома.

– Мне кажется, нам нужно поболтать, и я не хочу, чтобы кто-то этому помешал.

Я делаю большой глоток золотистой жидкости и киваю.

– Понятно. Так что же я могу для вас сделать?

– Вылечить мою Лайлу.

Внезапно меня охватывает усталость. Растирая лицо, будто таким образом можно снять с себя ответственность, я спрашиваю:

– А с чего вы взяли, будто я это могу?

Рауль поднимается на ноги и начинает расхаживать по комнате.

– Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, не в курсе слухов о том, что ты уже однажды сделала?

Я не до конца понимаю, что он имеет в виду, поэтому не отвечаю.

– Это правда, что ты призвала морских хищников? Что в твоих венах течет волшебство?

Какой негодяй ему донес? На моем корабле никто бы меня не предал. К сожалению, этого нельзя сказать о моем лице, которое отвечает на вопрос Рауля лучше любых слов.

– Значит, это правда.

– Это было гораздо труднее, чем кажется.

– Но в тебе же есть волшебство? Как у Волшебников?

Я слышу в его голосе отчаяние. Ему так хочется, чтобы это оказалось правдой, ради женщины, которую он любит! И поэтому я даю ему самый честный ответ, насколько это возможно:

– Да, но я им почти не управляю, и у меня нет навыков, чтобы сделать то, о чем вы меня просите.

– А может, все дело в стимуле?

Он делает шаг ко мне, вскидывает пистолет и направляет дуло мне в лоб. Одновременно с этим его помощник подходит ко мне сзади, и я чувствую его пистолет спиной.

– Ты вылечишь ее, – заявляет Рауль, и его тон не оставляет сомнений в том, что, если я откажусь, он грохнет меня, не задумываясь.

– Я сказала, что не могу. – Мой голос звучит так же убедительно. – Угрозами этого не изменить.

Он нажимает на курок сильнее.

– Я все слухи о тебе знаю. Ты говоришь, что хочешь помочь, но ты такая же, как твой отец, которого ты убила. Или сделала вид, что убила, в зависимости от того, кому верить. Гадюки все одинаковые – жестокие, злые и себялюбивые. Я даю тебе возможность оправдаться.

Неужели так никто обо мне и слова доброго не скажет?

С меня достаточно. Молниеносным движением я бью Рауля по руке и выхватываю пистолет. Развернувшись, я прижимаю его к горлу второго противника, одновременно хватая его за кисть и притягивая ее к своему бедру так, что теперь его пистолет нацелен на Рауля. Не успели они моргнуть, как я их разоружила.

– Не стоит верить всему, что слышишь, – говорю я Раулю, наслаждаясь написанным на его лице потрясением, и одновременно жестами велю второму пленнику передвинуться так, чтобы оба стояли передо мной.

– А кое-чему стоит уделять больше внимания, – отвечает он, поднимая руки и сдаваясь.

Я осторожно опускаю пистолеты.

– Ступай, – обращается Рауль к своему охраннику, и тот только рад улизнуть из комнаты.

Я не спешу возвращать Раулю его оружие.

– Я вам уже сказала. Я не могу помочь Лайле. К большому моему сожалению. Я поговорю с ней, но, как только мы доберемся до Третьего острова, я вас покину.

– О, ты не попадешь на Третий остров.

Я хмурюсь.

– Не попаду?

Рауль пристально меня разглядывает.

– Что ты о моем острове знаешь?

– Очень мало, – признаюсь я. – На нем прекрасные леса, а люди склонны к отшельничеству… за исключением присутствующих.

– Ты там когда-нибудь бывала? – задает он вопрос, явно с подтекстом.

– Однажды.

– И как он тебе показался?

Я представляю себе Адлера, стоящего над человеком в капюшоне и требующего, чтобы я убила его и таким образом завершила Посвящение. Помню свой страх. Помню свое решение. Я не стану убийцей ни для него, ни для кого бы то ни было. Тот день изменил мою жизнь навсегда.

Я встречаюсь с выжидательным взглядом Рауля.

– Он выглядел покинутым. Я не заметила никаких обитателей. Вы первый человек с Третьего острова, кого я встречаю.

Не знаю, какого ответа ожидал Рауль, но сейчас он выглядит удовлетворенным, потому что глаза его светлеют.

– Хорошо, принцесса Гадюка.

– Можно просто Марианна.

Он поднимает бровь, но кивает:

– Марианна. Похоже, я на твой счет ошибался. А потому поведаю тебе кое-что о моих соплеменниках, чего они не стали бы тебе открывать. Что ты знаешь о Провидцах?

Я видела редкие упоминания о них в старых книгах в библиотеке Торина на Шестом, но вообще-то меня гораздо больше интересовала волшебная сторона вещей.

– Немного.

Рауль садится за стол и указывает на стул напротив. После короткого раздумья я соглашаюсь – как бы то ни было, у меня в руках по-прежнему два пистолета, а у него ни одного.

– Роль, которую играли Провидцы в нашей истории, забыта всюду, кроме Третьего острова. – Прежде чем продолжить, Рауль тянется за кружкой и делает глоток рома. Возможно, ему труднее делиться секретом своего народа, чем он думал. – Потому что Провидцы не хотят, чтобы кто-нибудь ее помнил. Видишь ли, все Провидцы родом с Третьего острова. Раньше, давным-давно, они делились знанием, которое провидели, с волшебниками. Те в своей великой мудрости советовали королям, как избежать катастрофы, но редко упоминали о роли, которую играли в этом Провидцы. Поэтому, узнав о грядущей войне, которая либо объединит Острова навсегда, либо приведет ко всеобщему разрушению, Провидцы решили, что с них довольно. Они хотели защитить лишь свой народ и сохранить деревья, потому покинули общество, предоставив другие пять островов собственной участи.

– Так вот почему никто больше не видит третьих островитян? – Мне все равно, что мой гнев выплескивается наружу. – Из-за войны, которую они предвидели? Той, которую я сейчас проигрываю? – А он еще смеет называть Гадюк эгоистами. – Кто вы, Рауль? Если ваши соплеменники прячутся, почему не прячетесь вы?

Некоторое время он молчит, но потом как будто решается. Сунув руку в карман, вынимает мешочек, открывает его и высыпает на стол между нами камушки. Они маленькие и совершенно круглые, поверхность их покрыта гравировкой, линиями и узорами, которые для меня ничего не значат, но, тем не менее, очаровывают.

Рауль берет камушки в руки.

– Это руны. Отец учил меня их вырезать, а мать – читать. Вот уже много лет они указывают мне мое собственное будущее.

Я выжидательно смотрю на него.

– Жить, – просто говорит он. – Я не согласен с решением моего народа прятаться в уединении. Вот почему ты оказалась на моем корабле. Я не хотел нанимать курьеров для перевозок своего ценного груза. Я никому не доверял. И потому ослушался отца и построил «Ночь».