Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса

Расшифровывается это так: живущий на протяжении многих столетий махатма Мория вспомнил, что еще в XVII веке посетил тогдашнего Далай-ламу, а теперь он сообщает, что узнал в Рерихе реинкарнацию этого покойного главы Тибета.

Но вот проблема – несмотря на ошеломительные заявления, свое духовное инкогнито этот голос в голове Елены Ивановны не раскрывал. Регулярно устраивая спиритические сеансы, Рерихи мучительно ищут в астральном пространстве, какой астральный чин конкретно ведет с ними мудрую беседу. И только 4 марта 1921 года методом допроса Елена Ивановна получает ответ на то, кто же из потустороннего мира ведет с ними беседы. «Кто Аллал-Минг? – Отв. Он духов третьего плана водитель»[266]. В сеансе от 18 марта Аллал-Минг уже обозначен как «руководитель Н. К.»[267]. То, что дух избрал именно Рериха – особый дар судьбы, тем более что потустороннее пространство благословления раздает скупо, а тайны свои раскрывает только особым лицам.

Двадцать пятого июля 1921 года, накануне своих американских начинаний, Рерих пишет Владимиру Шибаеву, уехавшему из Лондона в Ригу: «Вы уже знаете, что Аллал-Минг – это Master Moria. Он руководит мною и моей семьей…»[268] Одиннадцатого октября 1922 года он добавляет пояснение: «Конечно, имя Минг не мусульманское, а скорее китайское, ибо употреблялось далеко ранее мусульманства. Аллал-Минг был духовный Учитель Памира (Тибет)»[269].

Откуда Рерих знает о том, что чревовещательное создание Аллал-Минг именно с Памира (Тибета)? Впрочем, совместная жизнь с медиумом увеличивает проницательность супруга.

Именно тогда, в момент острой финансовой нужды, Рерих стал себя ощущать уже не просто духовидцем, но и множественной реинкарнацией великих древних личностей – царей, королей, императоров, пророков и учителей. Причиной тому – новые откровения махатмы. Девятого мая 1921 года, во время спиритического сеанса, Елена Ивановна сообщает мужу о целой гирлянде его прошлых перевоплощений: «Перевоплощения Н. К. Р. Царь уллусов – Азия, XIV в. до Р. Хр. Китаец Шандун – Х в. до Р. Хр. Ясуф, очень честный человек, чтец в храме Шорумана (Усмиритель стихий). Китаец-священник, император Китайский Фу-яма, Тзин дао – III в. до Р. Хр., китайский священник – I в. до Р. Хр., Речуя, славянин – VI в. по Р. Хр. Поморянин жрец Световит (Головорг. Пустынник-ясновидец). Роман Лавор, серб – XIII в. по Р. Хр. Далай-лама – XVII и XVIII в., Амос – пророк библейский»[270].

К этим откровениям позднее шариковой ручкой было приписано – «Леонардо да Винчи»[271].

Затем добавлена цепочка имен поскромнее: «Асвагоша[272] – Державин – Иштубал[273]». Потом еще несколько громких исторических персонажей. Очевидно, махатма Мория вспоминал и добавлял Рериху все новые и новые реинкарнации. Николай Константинович, по мнению гималайского телепата, стал хранилищем чужих прошлых жизней.

Да и Елену Ивановну вещий голос не обделяет прошлыми жизнями. Она получает такой список своих перерождений: она и «Ябугтцу – царица Мексики, Иялуру – царица Иудеи, египетская принцесса времен царя Давида, Нефрит – жрица богини Изиды, жена Соломона – дочь фараона, Кешиндра – жрица Карфагена, Ниянара – жрица Сицилии. Ямына – владетельница (Тибет), ученица Аллал-Минга Олула – жена Шейха ибн Рагима – сирийка, Мириам из Килен – подруга Диоклетиана. Жена Шагия – монг. Хана. Царица из рода Чингизхана, Кашмирская Махарани – XI в., Ядвига Цольберндармштадская – феодалка, XIII и XIV в., Гедвига Хёде – музыкантша. Жозефина Сент Иллер – XIV в. Елена Голенищева-Кутузова – царица Казанская, XVI в., жена Акбара – царица Индии, XVI в., сестра раджи Черноя – XVIII в. Наталья Рокотова – рязанская помещица, XVIII век…»[274]

Так как махатмы являлись хранителями информации на целые тысячелетия, то они знали о судьбах людей, которые никак не проявились в истории, роль которых заключалась лишь в том, чтобы быть звеньями реинкарнаций для более удачных случаев. Какими и являлся Николай Константинович с родней.

Вещий глас и тут пускается в дополнение своих первоначальных откровений. Все той же синей шариковой ручкой Елене Ивановне добавляют и «Жанну д’Арк», и «мадам Мантенон»[275], и «ученицу Аполония Тианского – Лаколину»[276]. А потом еще и «Аспазию, Эвридику, Нефертити». При взгляде на листочек видно, что у писавшего еще возникло искушение приписать и «жену императора Фридриха Барбароссы – императора Священной Римской империи»[277], но махатма неточно помнил ее имя, поэтому эта реинкарнация перечеркнута.

Надо сказать, что обитатель пещер забывчив бывал – например, еще он не помнил, как звали одну из тридцати шести жен Акбара Великого, а когда вспомнил, то шариковыми чернилами было добавлено «Джодхбай»[278].

Второго июня 1921 года на новом сеансе махатмы решили пойти еще дальше. Они сообщили о даре, который с этого момента должен пробудиться у Николая Константиновича: «Рерих, у тебя явится мощь читать чужие мысли»[279]. А вечером того же дня вдогонку они расшифровывают смысл жизненной миссии Елены Ивановны «Урусвати»: «Урусвати – мужу Учителю ученицей стала ты. Точно у него нет своей жизни. Моя жена – Урусвати»[280].

Рериховские сеансы связи с потусторонними силами сопровождались и регулярными явлениями полтергейста. Так было и 6 марта 1921 года, когда на сеансе присутствовал скульптор Глеб Дерюжинский – эмигрант и когда-то ученик Рериха по петроградской школе Общества поощрения художеств. «Обычные три удара на этот раз сопровождались еще тремя слабыми и очень короткими. На вопрос, что означают добавочные маленькие удары – отв.: Шурочка. Недавно умершая 4 1/2 племянница Гл. Дерюжинского»[281].

Пытаясь помочь семье с деньгами, махатмы подсказывают, как им кажется, подходящий бизнес-план. Двадцатого мая 1921 года чревовещательный телеграф устами «пифии» сообщает послание с далеких Гималаев: «Торопись с Рокфеллером. Считаю нужным Я одно обстоятельство учесть на жизнь – устройство школы имени Рокфеллера. Суммою не свыше 5 т. дол. Просить уступить дом. Лучше поручить устроить тучному человеку. Рокфеллер лучше поможет в родной стране. Как имя тучного человека? Имя его дам завтра. Позвони Лихтманам и скажи им мои слова. Сум той[282] найти меня сердцем»[283].

Но в тот же день отчаяние махатмы выплескивается наружу: «Исход близок. Люблю тебя. Точно пытка плохая музыка. Этажом выше кто-то отвратит.[ельно] играл на рояле. Считаю лучше кончить»[284].

Спиритические сеансы стали частью рериховской легенды – они указывали на его особый статус и были своеобразными «перформансами» русского эмигранта, рассчитывавшего на внешний эффект. Проблема была в самом главном – богатые американские дельцы на такие мероприятия не приходили.

И вот журналистка Фрэнсис Грант, та самая, что встречала художника в порту Нью-Йорка, а потом стала руководителем скромной Мастер-школы Рерихов, приводит в гости свою школьную подругу, супругу нью-йоркского брокера Нетти Хорш[285]. Приводит не чаи гонять – это было приглашение на крупный спиритический сеанс с разработанной программой, состоявшей из пророчеств, лекции о великой миссии Рерихов, рассказе об их связи с загадочной организацией «Великое белое братство». И, наконец, приглашение принять материальное участие в развитии Мастер-школы, создаваемой семьей.

Атмосфера спиритического сеанса, на котором Елена Ивановна превращалась в пифию, а преданный муж пророчицы записывал откровения махатм, произвела сильное впечатление на нью-йоркских дам. Однако у Фрэнсис Грант и Нетти Хорш возник резонный вопрос: а почему гималайские махатмы чревовещают исключительно на русском языке? Действительно, неудобно как-то. Поэтому с появлением американских адептов (во втором томе дневника чревовещаний EIR-002) махатма Мория элегантно переходит и на английский. Повышение качества продукта за счет введения универсального языка привело к тому, что Нетти Хорш решает познакомить чету русских спиритистов со своим мужем – крупным брокером нью-йоркской биржи Луисом Хоршем (1889–1979).

Это становится спасением.

Первое прямое упоминание о Хоршах в дневниках возникает только 7 июня 1921 года. Но вот кодовое имя миллионера «Логван» зафиксировано в дневнике «пифии» еще 24 мая 1921 года. Этот человек имел высокий статус и был связан с крупными банкирами Нью-Йорка. «Луис Л. Хорш, президент, является банкиром и валютным брокером по профессии, а также членом фирмы Horch, Rosenthal & Co., 27 Пайн-стрит, Нью-Йорк»[286], – сообщает об этом человеке агент государственного департамента Шарп. Заполучить личность с такими связями и финансовыми возможностями было для медиумов и махатм весьма заманчивым.

И трофей казался так близок, что духи стали обнадеживать. Двадцать четвертого мая 1921 года мудрецы востока сообщали Рерихам о Хорше-«Логване»: «Суну сумму Логвана для тебя. Логван считает нужным помогать вам. Рынок широк, перестань тревожиться»[287]. Двадцать пятого мая: «Я вам нужную сумму пошлю»[288]. Двадцать восьмого мая: «Дам сумму на счастливую страну у Лог.[ванна]. Могу устроить Я лучшую новую страну около вас. Я укажу мощную опору. Чужой человек учуял нужную, простую, ручную сумму Рериха»[289]. Седьмого июня: «Подождите, читайте лучше мои мысли. Телеграфируйте Логвану. Рерих сам напишет. Повторите мое поручение через Хорша»[290].

«Поручение» махатм – это «дать ту самую сумму». Но обещания денежных дождей от гималайских мудрецов оказываются неоправданными. Учителя не всесильны. Хорш ни телепатически, ни через жену никаких «ручных», то есть, видимо, небольших, сумм Рерихам в тот момент не дал. И они же продолжали ждать кредиторов, угрожавших распродать картины с бросового аукциона…

Махатмы продолжают посылать менторские поучения своему избраннику, находящемуся в беспросветном положении: «Рерих, не бойся долгов. Учитель заботится о тебе. Дух тревожится уявить Рериху счастливую жизнь»[291]. Но дальше слов махатмы не шли.

Мы можем себе представить, в каком отчаянии находились гималайские мудрецы, когда их избранник, прошедший через более чем десяток серьезных реинкарнаций (среди которых были многие китайские императоры и даже Леонардо да Винчи), не мог найти денег, чтобы уехать из Нью-Йорка в Сан-Франциско!

Шаткость положения семьи в эти дни – один из эпизодов биографии художника, которые остаются темными пятнами. Для его современных биографов (зачастую выбранных им лично) Рерих всегда был триумфатором, которому со свистом открывались врата земные и оккультные. Поэтому эпизоды, связанные с материальной неопределенностью, часто замыливаются этими авторами как малозначительные. Исследователи отделываются словами, что хронология жизни Рериха изучена и в ней нет темных мест.

Так, к примеру, в ряде работ сообщается о том, что якобы 5 сентября 1921 года Рерих уехал в Сан-Франциско и Санта-Фе. Там жили родители журналистки Фрэнсис Грант, и семья Рерихов безвозмездно пожила у них в преддверии открытия авторской выставки, намечавшейся на 12 сентября. Однако на самом деле при сопоставлении документов выясняются драматические и даже таинственные подробности этого эпизода скитаний.

Елена Ивановна и ее альтер эго – махатма Мория сообщают нам единым почерком в ее дневнике: «5 сентября 1921 г. – День отъезда Н. Р. в Сан-Франциско обнаружено исчезновение цепочки и образа Богоматери из Лурда. Найдите утешение в любви ко Мне. Чистым сердцем не надо останавливать внимание на вещи. Ручаюсь за успех выставки. Урусвати – Ручному ворчуну[292] дай денег на лошадь $15. Люмоу[293] дай 10. Урусвати, яви монету Рериху. Учитель сохранит. Но время вам идти»[294].

Выдача долларов мужу и сыновьям, как мы видим, оказывается привязана к исчезновению серебряной ладанки. Ну что же, для Рерихов это было время кредиторов и судорожных поисков средств для выживания.

И все же что произошло с Рерихом в тот момент? Отправился ли он в Сан-Франциско, на выставку, открывавшуюся 9 сентября?

Нет – 5 сентября, вопреки свидетельствам некоторых рериховских агиографий, он туда не поехал. Причин было две. Первая – денежная. Вторая – тоже убедительная: 7 сентября он был на свадьбе в Нью-Йорке.

Началась эта свадебная история с того, что летом 1921 года Рерих хватался за любую работу. Именно тогда ему поступило предложение принять участие в выставке America’s Making («Созидание Америки»). Это было ежегодное мероприятие, воспевавшее преимущества эмиграции в США. Секции экспозиции были посвящены общинам разных национальностей.

«Ставшие гражданами благодаря рождению или избравшие общую страну – эта страна по праву сконцентрировала вашу любовь. Имя Америки, принадлежащее вам и вашему национальному потенциалу, должно всегда возвышать справедливую гордость патриотизма. С небольшими оттенками различия у вас одни и те же религия, манеры, привычки и политические принципы. Вы вместе сражались и победили в общем деле. Независимость и свобода, которыми вы обладаете, – дело совместных советов и совместных усилий, общих опасностей, страданий и успехов»[295], – высокопарно разъясняет каталог идею выставки.

Имя Рериха мы встречаем в буклете в разделе «Комитеты, представляющие расовые группы в процессе становления Америки» в той части экспозиции, которая называлась «Американцы русского происхождения». Конкретно в ее небольшом сегменте «Искусство и украшения».

Показательно то, что сообщается в буклете о соплеменниках: «Русские начали переселяться в Америку в начале XIX века, но значительной иммиграции не было до 1880 года. В это время большое число людей, подвергшихся религиозным преследованиям, искали здесь убежища. Сегодня у нас более 3 000 000 американцев русского происхождения. Они сосредоточены в Среднеатлантических Штатах и небольшими группами разбросаны по всей стране.

Искусство и сельское хозяйство – это главное российское достояние Америки…

Выставка американцев русского происхождения демонстрирует главный вклад этой группы в нашу нацию. Огромная карта Соединенных Штатов показывает поселения русских иммигрантов. Экспонаты семян и растений демонстрируют их сельскохозяйственную работу. Искусство русского балета и сценического декора прекрасно с художественной точки зрения. Русские меха, русское декоративно-прикладное искусство, русский самовар – вот свидетельства конкретных коммерческих даров, привезенных этой группой в Америку»[296].

Хотелось бы представить, что думал в тот момент Николай Константинович Рерих? Тот, кто еще четыре года назад был чиновником, одним из известных живописцев России, директором Императорского общества поощрения художеств, художником-постановщиком всемирно известной Дягилевской антрепризы, владельцем роскошной коллекции европейских живописцев и статусной квартиры в центре Петербурга?

На этой выставке Рерих являлся лишь оформителем и одновременно экспонатом, потерянным беженцем, без будущего, без уверенности даже в судьбе сыновей, представителем русского племени в американском этнографическом зоопарке.

И тем не менее последствия участия в эмигрантской выставке оказались неожиданными. Во время подготовки павильона, оформляемого Рерихом, его сотрудница, тоже русская эмигрантка – аспирантка Колумбийского университета Алла Кречман, знакомится с Николаем Макаровым, председателем комиссии русской секции выставки, эмигрантом из Москвы, экономистом, еще не так давно профессором МГУ и Московского кооперативного института.

Алла Кречман вспоминала: «Нас познакомил Н. К. Рерих – знаменитый русский художник. Летом 1920 г. открылась его выставка в Нью-Йорке. Я работала в то время референтом в Американском музее естественной истории. Кроме работы в Американском музее естественной истории, я занималась в вечерней аспирантуре Колумбийского университета. Рерих пригласил меня на выставку. От него я узнала, что в Нью-Йорке сейчас организуется выставка под названием “Созидание Америки”. Председатель комиссии по устройству русской секции выставки – молодой профессор Макаров, недавно приехавший из Москвы. <…> Я приняла участие в работе по устройству выставки как член комиссии. Наш павильон хорошо знакомил посетителей с русским искусством. Неудивительно – ведь в работе по подготовке выставки принимал деятельное участие Н. К. Рерих!» (семейный архив Н. П. Макарова)[297].

Впечатления от установившейся большевистской власти у Макарова были резко негативными. Еще находясь в России, он печатал в прессе: «Нельзя только признавать большевистских самозванцев. Нельзя сдавать им “дела и ключи”, как нельзя уголовным преступникам, захватившим Ваш дом, сдавать Ваше домохозяйство»[298].

После длинного и опасного пути из Петрограда сквозь кольцо фронтов и пласты разных властей в Сибири, после остановки в Харбине и выезда из Владивостока в США антибольшевистские ощущения Макарова только упрочились. И его мысли были чрезвычайно созвучны Рериху. Однако, что будет дальше, обоим оставалось неизвестным. А всезнающий махатма Мория сообщал «русской пифии» неутешительный прогноз: «Романовы не вернутся к власти»[299]. На этот раз точность гималайского пророчества оказалась стопроцентной.

Отношения рериховской сотрудницы Аллы Кречман и Николая Макарова развивались столь стремительно, что задолго до открытия экспозиции – 7 сентября 1921 года – они решают сыграть свадьбу, на которую приглашают Рериха. Выставка должна была открыться 29 октября, и до нее оставалось чуть больше месяца.

Скромное торжество помощницы превращается в поворотный пункт в судьбе «русского Индианы Джонса».

Не исключено, что Рерих еще во время монтажа выставки был свидетелем того, как жениха стали беспокоить таинственные телефонные звонки через выставочное бюро. Это звонил брат его первой жены, скончавшейся в 1914 году, знаменитый генетик Николай Вавилов.

Вавилов только что приехал в Америку по поручению советского правительства. В Москве ученому на покупку семян для «планетарной коллекции» растений выдается беспрецедентная сумма. Вот что указывается в постановлении Совета труда и обороны от 30 июля 1921 года: «1. Командировать членов Ученого сельскохозяйственного комитета профессора А. А. Ячевского[300] и Н. И. Вавилова в Северную Америку и Западную Европу сроком на четыре месяца. 2. Предложить НКФину и Внешторгу выдать им золотой валютой двести одиннадцать тысяч семьсот пятьдесят рублей из 20-миллионного фонда, ассигнованного по п. 7 постановления Совета Народных Комиссаров от 31/V на надобности некоторых наркоматов и учреждений, на расходы по приобретению новейшей сельскохозяйственной литературы, научных приборов и расходы по командировке»[301].

Шестого июля одному из своих корреспондентов Вавилов писал: «Все разрешения на руках, но золота пока нет. Должны получить его в Риге»[302].

В Риге, ставшей уже столицей независимого государства, в Постпредстве СССР, находился один из заграничных филиалов «кладовки Ленина» – комната-сейф с драгоценностями, платиной и золотом (как в новых советских рублях, так и в виде переплавленного в лом). Эти огромные средства Вавилов и должен был положить в чемодан и поехать с ними в США. Девятого августа 1921 года он прибывает в Нью-Йорк.

На свадьбе Кречман и Макарова происходит его знакомство с Рерихом.

Конечно, дата бракосочетания – 7 сентября 1921 года, – которая упомянута в мемуарах Кречман, может быть оспорена, как и присутствие на свадьбе Николая Константиновича. Однако Рерих тоже подтверждает, что гулял на том празднике. В письме одному из друзей он пишет: «Во второй посылке с набросками есть один для тебя, на память. Другой, с надписью E. & N. Makaroff[303], будь так любезен, отправь их в Мичиган. Они (изображены. – О. Ш.) на своей свадьбе»[304].

Макаров – эмигрант, настроенный столь убежденно антисоветски, заглянув в чемодан бывшего шурина, оборачивается на сто восемьдесят градусов. Он принимает предложение Вавилова, становится сотрудником его нью-йоркского бюро и даже пишет научную работу по заказу советского правительства, которую будет рецензировать не кто иной, как сам… Ленин[305]. Возможно, как и для многих эмигрантов, для него оказалась заманчивой мысль о восстановлении родины, пусть и на службе у коммунистов.

А вот после этой свадьбы Рерих действительно уезжает в Сан-Франциско на свою выставку.

Помог ли ему как-то Вавилов деньгами? Откуда знать. Но вот совпадение – в те же дни Вавилов тоже оказывается в Сан-Франциско. Правда, свидетельств, что он заходил на рериховскую выставку в местный Дворец изящных искусств (Palace of Fine Art), у нас нет.

Рерих достоверно находился на Западном побережье как минимум 17 сентября, потому что в этот день он отправляет письмо из Сан-Франциско[306]. Девятнадцатого сентября в Калифорнийском университете (Беркли, в пригороде Сан-Франциско) он читает лекцию The Joy of Art. А 20 сентября в том же Беркли мы находим Вавилова! Он приехал, чтобы встретиться еще с одним антисоветчиком, даже с активным борцом с советской властью.

Это был Дмитрий Николаевич Бородин – растениевод и энтомолог, бывший офицер Белой армии и сотрудник Министерства земледелия деникинского правительства. Всего год назад, получив раны в боях с большевиками, он покинул Россию. В показаниях, данных в 1940 году, Вавилов сообщал о нем: «С Бородиным Д. Н. – впервые я встретился в октябре 1921 года в Калифорнийском университете, где он работал по энтомологии. Узнав о моем пребывании в университете, явился ко мне с заявлением о своем намерении вернуться в СССР и выразил при этом свое лояльное отношение к Союзу»[307].

Несмотря на то что Вавилов на допросе датирует эту встречу октябрем 1921 года, сам Бородин в публикации от 1925 года в «Обозрении американского сельского хозяйства» называет точную дату их общения в Беркли – 20 сентября 1921 года[308]. Та же дата фигурирует и в книге «Николай Иванович Вавилов: Научное наследие в письмах (Международная переписка)» Т. 1[309].

Эта встреча была проведена Вавиловым столь блестяще, что бывший деникинец Бородин становится главой так называемого Русского сельскохозяйственного бюро (оно же – Нью-Йоркское отделение отдела прикладной ботаники и селекции Государственного института опытной агрономии Народного комиссариата земледелия РСФСР). Месяц спустя, 21 октября 1921 года, Вавилов пишет одному из своих американских адресатов: «Все образцы направляйте наложенным платежом м-ру Д. Н. Бородину, который остается в вашей стране для продолжения моей работы (комн. 1009, 709, Шестая авеню, Нью-Йорк»)[310].

Инструкции Бородину от Вавилова поступали регулярно, и они позволяют нам заглянуть в систему «кровоснабжения» советским золотом: «Прежде всего относительно финансовой стороны дела. Переслать 26 000 р. золотом можно только через Берлин, иначе было совершенно невозможно. Как Вам известно уже по письмам из Германии, там, где имеется представительство Внешторга, все финансовые операции производятся через него, и мы связаны с расходованием сумм»[311]. «Как я уже писал Вам, распределение кредитов идет исключительно через Наркомвнешторг»[312].

А вот что отвечал Вавилову Дмитрий Бородин: «Деньги я сегодня получил от Russian Trade Delegation, спасибо Красину»[313].

Опубликованная в 1994 году международная переписка Вавилова не оставляет сомнения, что генетик постоянно сверял свои финансовые шаги с наркомом внешней торговли Леонидом Красиным или же с его передвижным «офисом», в тот момент курсировавшим между Лондоном, Стокгольмом и Берлином. А в тайной переписке Рериха нарком Красин будет фигурировать, как уже говорилось, под кодовым именем «епископ», его корреспонденты – как «миссионеры», а его сеть – как «епископальная церковь».

Итак, сведем даты. Судя по письмам Рериха, он находился в Сан-Франциско 17 сентября и 25 сентября 1921 года[314], а встреча Вавилова и Бородина происходит 20 сентября вечером в Беркли. Кроме того, 23 сентября Вавилов отправляет из Сан-Франциско в Москву письмо Евгении Синской, сотруднице отдела прикладной ботаники и селекции Сельскохозяйственного ученого комитета: «На берегу Тихого океана. Посылаю вам фотографии самых старых деревьев на земном шаре»[315].

И хотя мы не знаем, когда произошла первая встреча Рериха с Бородиным, логично предположить, что она состоялась в Беркли или Сан-Франциско именно в те дни и что друг другу их представил Вавилов.

С момента «вербовки» Вавиловым Бородин становится не просто человеком, который пересылает в Москву семена, инструменты и канцелярские принадлежности. В отсутствие дипломатических отношений между США и Советской Россией, возглавляемое им Русское сельскохозяйственного бюро превращается в неофициальное представительство Народного комиссариата иностранных дел СССР.

Цепочка «Вавилов, Макаров и Бородин» становится для Рериха каналом связи с Советской Россией. И прежде всего с Красиным – тем самым Красиным, которого в своих выступлениях в Лондоне Рерих публично поносил и предложения которого о высоком посте он тогда не принял. Она же служит для Рериха способом общения с советскими постпредствами и посольствами в Канаде, Франции и Германии, откуда мистик рассчитывал получить помощь особого рода.

Однако вот что любопытно: махатма Мория, который полностью замолчал 5 сентября, после пропажи серебряной ладанки из Лурда, 24 сентября проснулся и вдруг напророчил: «Рерих, не волнуйся – деньги будут»[316]. А 30 сентября появилось еще одно пророчество: «Рерих, успех растет в S. Francisco. Любят твое искусство и верят счастливой судьбе твоего учения»[317].