Mayday

Подсматриваю. Осторожно и с некоторой опаской. В этот раз Чарли смотрит на меня в упор. Её взгляд вызывает мурашки по коже, и волосы начинают шевелиться от необъяснимой волны ужаса где-то внутри. Такой внимательный, даже пристальный. Радужки окрасились в чёрный – в точности, как у меня – а глаза теперь напоминают бездну. Она поймала мой взгляд, и я не могу перестать смотреть в эти чёрные, сводящие с ума глаза.

Ждёт. Но чего?

Бледные губы Шарлотты растягиваются в пугающей улыбке. Она склонила голову немного на бок и скалится. Белоснежные зубы, кажется, даже поблёскивают. Прозрачная кожа Чарли делает её похожей на какое-то чудовище в человечьем обличии.

Я поймал себя на мысли, что не дышу. Либо я вдыхаю так поверхностно, либо же я вообще перестал дышать.

Волосы Шарлотты темнеют от корней. По рыжим пушистым прядям поднимается тёмный пигмент. Он окрасил около пятой части длины её волос, а остальная часть огненно-рыжих прядей вдруг начала вылезать. Огромными клоками! Чарли руками сняла все оставшиеся рыжие волосы и бросила их в раковину перед собой. Девушка отчего-то очень довольна собой. Она горделиво подняла подбородок и глядит на меня свысока.

– Прекрати! – беспомощно крикнул я. – Что ты делаешь?!

– Смотри. – словно дикий зверь, прорычала в ответ Шарлотта.

Она оперлась на раковину руками и придвинулась ближе к зеркалу. Будто чтобы я точно не смог не смотреть на неё. Лицо Чарли вдруг начало меняться. Под тонкой бледной кожей двигаются кости, будто их кто-то ломает изнутри, изменяя форму и положение. Черты становятся абсолютно противоположные тем, что были, но какими-то очень знакомыми. Губы приобретают насыщенную синевато-фиолетовую окраску, а под нижней губой кожа с отвратительным скрипом разрывается и образует крошечный, едва заметный белёсый шрам.

Я от всепоглощающего ужаса вжимаюсь в стену за спиной и мечтаю только об одном – скорее проснуться. Представляю дверь, но, стоит ей только наметиться на одной из стен, как она тут же исчезает.

– Посмотри на меня! – истерично выкрикнула Чарли, и по её дрожащим щекам покатились горькие слёзы.

Шарлотта изменилась. Её лицо стало мужским.

Чарли обессилено опустила голову, но даже сейчас я к собственному ужасу узнаю того, в кого она превратилась. Но это не точно! Такого не может быть! Она поднимет голову, и я лично смогу убедиться в глупости своей догадки!

И всё же Чарли шмыгнула носом и смотрит на меня исподлобья. Затем она медленно подняла голову и не то вопросительно, не то самодовольно уставилась на меня своими бездонными сумасшедшими глазами.

По всему телу выступил холодный пот, и я сполз вниз по стене, теряя равновесие.

Я узнал его. Человек, в которого я бы никому не пожелал превращаться. Он жуткий, он трусливый, лживый, беспомощный и самый скверный из всех, кто населяет огромный шар под названием Земля. Он с чудовищным самомнением и может свести с ума любого, кого пожелает. Он в силах разрушить целый мир, бережно выстраиваемый годами, одним щелчком пальцев. Он и возвести его заново может, конечно, но его сумасшедшие постройки никогда не превзойдут и даже не сравнятся с прекрасными дворцами.

Шарлотта Коласанто стала Томасом Ричардсоном… Мной.

– Посмотри на меня! – завыло отражение. – Посмотри, кто ты есть на самом деле!

Я закрыл лицо ладонями и горько заплакал. Если Чарли действительно превратилась в это чудовище, то это произошло лишь по моей вине. Монстр разозлился и ударил со всей силы ладонями по зеркалу. Трещины пошли по стенам моей ванной комнаты, и плитка захрустела, а затем разлетелась в миллионы крошечных осколков. Я едва успел защитить голову руками, чтобы избежать серьёзных ранений.

Сотни кусочков стекла всё равно с леденящей болью впились в моё тело, словно иглы, но лицо и голова остались целы. Я осматриваю себя. На одежде стремительно разрастаются алые разводы, но… Что за чёрт?! Шарлоттой всё это время был я сам! У меня её длинные и тонкие пальцы, её фигура и… Я нервно тянусь к голове и с ужасом стягиваю резинку с волос. Волна пушистых огненно-рыжих кудряшек легла на мои плечи.

Я в ужасе подскочил в кровати и грохнулся на пол, хорошенько приложившись спиной. Чёрт! Что это ещё было?! Из-за моего падения проснулся Анжело.

– Ты чего? – не до конца проснувшись и теряясь в пространстве, спросил он и протянул мне руку. – Что случилось? Опять сон приснился?

– Как я выгляжу? – немедленно спросил я и вцепился в протянутую руку помощи мёртвой хваткой. – Анжело, как я выгляжу?!

– Нормально ты выглядишь. – растерянно ответил он. – Напуганным.

– Нет, на кого я похож?

– На себя? – неуверенно ответил мой друг и потянул меня за руку на кровать.

– Я – Томас?

– Да что за бред ты несёшь?! – занервничал он. – Конечно же, ты – Томас. Кем ещё ты можешь быть?

Я невольно вздрогнул и наклонился очень близко к лицу Анжело. Ещё несколько раз мне пришлось оглянуться по сторонам, чтобы наконец успокоиться и понять, что за нами никто не следит и не подслушивает.

– Мне кажется, я… – едва слышно дрожал мой голос. – Мне кажется, я и есть Чарли.

Опять немой

Пока я пытался продрать глаза, Анжело уже вовсю собирался куда-то. У меня нет сил даже для того, чтобы спросить его, куда это он намылился. Лежу с закрытыми глазами – хоть и не сплю уже какое-то время, – а подать признаков жизни не могу.

– Эй, ты вставать собираешься?

Анжело сам толкнул меня в плечо и сел рядом на кровать. Приземление его тяжеленой туши нельзя не заметить хотя бы потому, что я сразу же скатился к нему.

– Томас? – он потрепал меня по волосам, а затем снова толкнул в плечо. – Томас, хватит спать. – снова не дождавшись ответа, Анжело положил ладони на мои щёки. – Ты опять немым прикидываешься?

В конце концов, благодаря каким-то неимоверным усилиям, я всё-таки заставил себя ответить.

– Я не могу прийти в себя. – с трудом выговорил я. – Не могу.

Анжело звучно и недобро усмехнулся, наклонившись ко мне запредельно близко. Я чувствую его дыхание то на щеках, то шее, на губах, а потом где-то в районе лба.

Мне неприятно, но и сделать я ничего не могу. Ни встать, ни оттолкнуть его. Он просунул руку под мою голову и схватил меня за волосы на затылке. Больно, очень, но мой рот будто заклеен суперклеем. Едва удаётся двигать руками, но этого мало! Затем Анжело зажал рукой мне рот и нос.

Да что с ним такое?! Что ты, mo chreach, творишь?! Убить меня вздумал?!

Сил немного прибавилась, и я упираюсь руками в грудь душителя, но это только сильнее его раззадоривает. Он придавил меня к матрасу собственным весом.

– Томас! – отдалённо услышал я голос Анжело. – Томас, проснись! Проснись немедленно! Томас!

Что? Почему я слышу его, будто Анжело находится где-то далеко, а не в паре сантиметров от моего лица?

Я, наконец, сумел проснуться и со всей силы оттолкнул настоящего душителя. Я сел в кровати и судорожно вдыхаю воздух. В комнате темно, фонарь за окном погас, пока мы спали. Анжело стоит у двери в спальню, куда достаёт свет от лампочек других фонарей.

Всматриваюсь в пространство у изножья кровати. Я кого-то оттолкнул и этот кто-то звучно врезался в стену. В темноте мало что разглядеть можно, но всё же мне удалось заметить ломанные движения тощего существа.

Чудище поднялось на задние конечности и уставилось на меня, склонив свою огромную яйцевидную голову в правую сторону. Это оно – душитель! Это оно проникло в дом, когда фонарь погас! Но как? Дверь заперта, окна закрыты… Разве что жутким обитателям Вечной Ночи стены не помеха.

– Томас… – дрожащим голосом прошептал Анжело.

Я так разозлился, глядя в пустые глазницы чудища. Это существо посмело проникнуть в мой чёртов дом и пыталось убить меня, пока я спал! В голове моментально появилась чёткая картинка, как каждая кость монстра ломается, а всё его тело затем просто рассыпается в пыль.

Внутри всё кипит от злости, и я чувствую, как становлюсь намного сильнее. Каждая клеточка моего тела начинает гореть. Будто и сам с завидной лёгкостью могу переломать монстра всего, а если увлекусь, то и стены превратятся в пепел на моём пути.

Стоило мне только подумать, как монстр, издавая жуткие звуки невыносимой боли, стал сгибаться, пока его тело не превратилось в мятый клочок бумаги. Остаётся только прихлопнуть… Я только подумал об этом, и он уже превратился в кучку обыкновенной пыли у стены.

– Томас, остановись! – рыкнул Анжело. – Остановись, что ты вытворяешь?!

– Я спас нас обоих! – рявкнул я и будто взлетел, оказавшись в мгновение ока перед Анжело. – Если ты не заметил, эта тварь собиралась убить нас! – кричал я, тыча в друга пальцем. – Убить!

– Ты мог просто зажечь фонарь. – жёстко ответил Анжело. – А не издеваться над ним.

– Я спас твою жизнь! – не успокаивался я, но, на удивление, хорошо держал себя в руках и не представлял расправы над Анжело.

– Ты убил его. – мой друг оставался не приклонен. – А мог просто прогнать. Они и так тебя боятся.

Анжело перевёл взгляд на входную дверь. Я спас его проклятую жизнь и даже банальной благодарности не заслужил?! Ярость ослепила меня, и я замахнулся на Анжело, но не успел коснуться его, как уже лежал у противоположной стены, корчась от щемящей и режущей боли во всём теле.

Что это было?!

Он не смотрел на меня, Анжело не мог видеть, что я собираюсь ударить его и всё же… Я поднял глаза на друга и заметил вокруг его тела едва сияющую ауру белоснежного цвета. Свет быстро пропал, но я запомнил его. Лицо Анжело сверкнуло всё тем же белым светом, а затем стало практически незаметным в темноте. Как прежде.

Как он это сделал? Как он оттолкнул меня, да ещё и с такой силой? Кажется, Анжело переломал мне все кости. Встать просто невозможно.

– Да кто ты, чёрт возьми, такой?! – сквозь зубы выдавил я и снова шлёпнулся на пол, не удержавшись на трясущихся руках. – Ты не человек! Люди так не могут!

– Анжело. – преспокойно ответил он. – Я тебе уже неоднократно говорил. Я просто Анжело.

Кажется, я на время отключился из-за боли, а когда пришёл в себя, в комнате уже никого не было. Правда, сейчас в спальне светло. Фонарь снова горит.

Я с трудом поднялся на ноги и, держась за стену, побрёл к двери. Брезгливо и виновато одновременно перешагнул кучку пепла, которая осталась от монстра. Переступил незримый порог комнаты и сразу же, как по волшебству, оказался на кухне.

Анжело здесь. Сидит за столом и что-то пьёт из стакана. В темноте не понятно чай это, кофе, вода или молоко. Я медленно опустился на стул рядом с другом и всматриваюсь в его лицо. Нет, нисколечко не светится. Такое же лицо, как было у него до этого.

Может, мне свет просто привиделся? Из-за сильного удара каких только не бывает галлюцинаций, в конце концов! Не хочу расспрашивать Анжело о произошедшем. Нет, нет.

Да и что на меня нашло? Сколько себя помню, жестокость я проявлял лишь в компьютерных играх, а потом мне всё равно было очень стыдно. Даже перед нарисованными зомби, которых, в принципе, создали именно для того, чтобы убивать их. Перед графической угрозой мне было стыдно, а сегодня – надеюсь, я не сутки в отключке валялся – без сожаления превратил обитателя Вечной Ночи в пепел.

С тобой явно что-то не так, Томас. Как ни прискорбно это признавать, Анжело был прав насчёт тебя. Ты мог просто снова включить фонарь.

– Доктора Лостмана больше нет.

Неожиданно Анжело заговорил, я испугался и чертыхнулся. Мой друг скрыл весёлую усмешку за стаканом.

– В больнице вообще никого, кроме этих гадов, нет. – продолжил он. – И твоя кровь у них как божество. – Анжело достал с подоконника чашку Петри со сверкающей жидкостью чёрного-чёрного цвета. К моему удивлению, этот чёрный я прекрасно различаю в темноте.

Вот, во что я превратился внутри? Жуткая жуть с тонной серебристых блёсток? Надо же…

– Я собираюсь идти к Чарли. – сообщил Анжело, а затем перевёл взгляд на меня.

Хоть я и плохо вижу его лицо, но глаза будто сияют странным золотистым светом. Правда, вижу я это не как обычно, не глазами, а где-то в голове. Не знаю, как объяснить. Понимаю, что это реальность, а не выдумка, но реальность, которая видна лишь в моей голове.

Я запутался.

– Я тоже пойду!

– А по дороге психанёшь и разрушишь полгорода? – усмехнулся Анжело. – Нет, спасибо.

– Я был не прав. – согласился я и виновато опустил голову. – Дал волю гневу, а так нельзя.

– Ты можешь влиять на всё здесь, если ещё не заметил, – строго произнёс Анжело, – и ты позволяешь эмоциям взять верх? Ты понимаешь, какой силой обладаешь, чтобы так бездумно кидаться ей направо и налево?

– Я понял. – жёстко ответил я. – Ошибся, но я попросил прощения.

– Во-первых, не просил, – Анжело встал и поправил ремень на джинсах, – а во-вторых, дело не в этом. – мужчина взял со стола чашку Петри. – Может, ты здесь заперт именно из-за этого? Чтобы научиться управлять тем, что заложено в тебе.

Доля истины есть в словах Анжело. Я задумался, может, и вправду так?

– Я всё равно пойду с тобой. – настаивал я. – Что ты будешь делать без меня в городе, который кишит этими тварями?

– Дошло наконец. – Анжело самодовольно улыбнулся и взял меня за руку. – Как я бы я без тебя ушёл?

– Ты странный. – неловко улыбнулся я, сжимая кончики его пальцев, а затем коротко рассмеялся. – Кто знает, кто ты на самом деле? Может, ты не хуже меня умеешь фонари зажигать?

– Верно, Томас. – довольно протянул Анжело. – Кто знает?

От слов Анжело мне стало не по себе. Вроде бы вполне обычные слова, но так он их жутко произнёс, будто я действительно даже не подозреваю о том, кто Анжело на самом деле. По спине пробежали мурашки. Я невольно дёрнул плечами и поморщился.

Вдруг в памяти всплыла фраза, которую я слышал от Анжело. По крайней мере, я видел именно его лицо, когда услышал её: «Ты опять немым прикидываешься?» Возможно, это сказал монстр, а не Анжело, но я ведь не успокоюсь, если не узнаю наверняка.

Просто фраза, просто набор из слов. Так бы и было, но немым Анжело называл меня только в одном из снов. Кажется, он приснился мне в ту самую ночь, когда я нашёл рюкзак Шарлотты и посетил «Дом на Утёсе».

Томас, это нелепое совпадение! Ты всё притягиваешь за уши! Словами пользуются все. Разными словами. В том числе словом «немой», оно не принадлежит только Анжело. Ты снова выставишь себя идиотом.

Наплевав на внутренний голос, я обогнал друга и преградил ему дорогу собой.

– Анжело, ты будил меня? – нервно произнёс я. – Ты будил меня до того, как в комнате появилось чудовище?

– Будил. – слегка кивнул он. – А потом пошёл умываться. К чему ты об этом спрашиваешь сейчас? – его губы растянулись в доброй улыбке. – Ты вообще сказал, что не можешь прийти в себя.

– А что ты до этого мне сказал?

– Не помню. – он пожал плечами и задумался. – Я не помню.

Внутри затеплилась надежда, что мне это всё просто приснилось, и мой внутренний голос снова оказался прав, но в следующее мгновение я задал Анжело новый вопрос:

– Я когда-нибудь на твоей памяти притворялся немым?

К моему ужасу Анжело замер и глядит на меня так, будто его секрет так нелепо был раскрыт.

Томас, это всё твоя паранойя и подозрительность! Ничего он так на тебя не смотрит!

– Ты меня в чём-то подозреваешь? – сдержанно спросил мой друг, но по его лицу прекрасно видно, что ему неприятны мои вопросы. – Скажи прямо, Томас.

– Ты сказал, что я опять притворяюсь немым, – робко начал я, – почему опять? Ты назвал меня немым один раз, и случилось это в моём сне. – я попытался говорить уверенно и твёрдо, но в конце концов перешёл на жалобный шёпот: – Так почему опять?

Он положил руки на мои плечи и мягко улыбнулся.

– Я так сказал, потому что уже в третий раз будил тебя, Томми. – негромко сказал Анжело и приобнял меня. – И только на третий раз ты хоть как-то мне ответил.

Память

До дома Шарлотты Коласанто идёт дорожка из горящих уличных фонарей. Их тёплый жёлтый свет не слепит, не обжигает. Он даже приятный. На коже ощущается почти как настоящее солнце, которого мне так не хватает.

Дорожка извилистая и широкая. До наступления Вечной Ночи я точно ходил к Чарли по-другому. На моём пути раньше были и перекрёстки, и самые обыкновенные улицы с тротуарами для пешеходов, красочные вывески кафе и магазинов, миленькие клумбы и подвесные горшки, указатели и дорожная разметка.

Теперь ничего этого нет. Вообще ничего. Только фонари из парков и аллей разбрелись по городу в несметном количестве. Будто их всегда так много было. Я прошёл мимо очередного фонаря и присмотрелся к нему. Нет, самый обыкновенный. Из какого-то тяжёлого сплава, стекла и проводов. В какой-то момент мне казалось, что они просто голограмма или что-то вроде того, но нет.

Улицы города постепенно превращаются в широкие аллеи. Фонари перемежаются с большими косматыми деревьями. У корней растений-великанов притаились кусты, расползающиеся в стороны без заботы садовников. Кое-где из-под горы осенних листьев до сих пор торчат цветы.

Всё те же красные гвоздики. Они будто преследуют меня. В них тоже есть какой-то смысл? Как в наших именах?

Пока я задавался вопросами, мы подошли к дому Шарлотты.

Многоэтажное здание полностью покрылось лентами тёмной материи. Я даже вижу, как они лежат – внахлёст. Как будто самые настоящие ленты, а не неведомая каменная завеса. Сквозь чёрные, поблёскивающие полосы растут красные гвоздики. Они странные, вьющиеся, карабкаются по зданию до самого купола. Стебли как у гороха или тому подобных растений, а бутоны – гвоздики.

– Это что-то типа меток? – поинтересовался Анжело, плавно проведя ладонью по пышным бутонам алого цвета. – У твоего дома, здесь… Около моей квартиры тоже есть?

– Я не знаю. – пожал я плечами. – Надо проверить.

– Что они значат, как думаешь?

– Наверное, здесь просто что-то очень важное. – я в очередной раз непроизвольно пожал плечами и мельком взглянул на свои ладони. Они снова светятся, правда, кровь остаётся под кожей. – Может, в этот раз начнём с первого этажа? – предложил я. – Где-то должна быть одежда Чарли. Настоящая, для её возраста.

– Зачем тебе её вещи?

– Должны же они где-то быть. – ответил я. – Не в крошечных же платьицах она ходила. Просто бы не влезла в них. А обувь? – продолжал я. – Ты помнишь, маленькие розовые ботиночки? Чарли даже руку туда засунуть не сможет.

– Ладно. – сдался Анжело. – Может, ты и прав.

Конечно же, я прав. Кто бы сомневался?

Мы зашли в здание и свернули направо. Нас буквально ослепили пара мерцающих ламп, болтающихся под потолком на искрящихся проводах. Неужели это настоящее электричество?! Я думал, его нет во всём городе!

То есть есть, но…

Анжело замер и стоит, чуть приоткрыв рот. Надеюсь, он просто очень удивлён, а не простыл где-то и из-за заложенного носа пытается дышать через рот. Мне бы не хотелось подцепить от него какую-нибудь простуду. И так проблем выше крыши.

На этаже двенадцать квартир. Многовато, как мне кажется. Впрочем, кто я такой, чтобы судить об этом? Мир вообще перевернулся с ног на голову, так что любая странность имеет полное право называться абсолютной нормой.

Я прошёл до самого конца длинного и непривычно освещённого коридора. На каждой двери таблички с номером от одного до двенадцати. В таком случае… Откуда на пятом этаже взялась дверь с числом тринадцать, да ещё и практически по середине нумерации? Не сходится. Прежней логикой этого не понять.

– Я проверю первую. – вызвался Анжело, и с лёгкостью открыл дверь нужной квартиры. – И она даже не заперта… – задумчиво подметил он, но тут же отмахнулся. – Удачи!

– И тебе.

Займусь следующей квартирой.

Дверь открылась легко, на ней и замок-то нарисованный, как оказалось. Странное место. С порога можно услышать музыку. Играет точно граммофон: мелодия перебивается характерным скрежетом виниловой пластинки. Помещение наполняет сизый дым, похожий на сигаретный. Правда, он нисколько не пахнет и не щиплет глаза, да и дышать им совсем не тяжело.

У меня такое чувство, что я попал куда-то в прошлое столетие. Даже эта песня! Если не ошибаюсь, она родом из конца восьмидесятых. Непонятное чувство. Будто я нашёл забытый уголок Вселенной или попал в чужую память.

Точно, память! Вот, что мне напоминает скопление вещей! Память или архив. Но зачем в таком месте поселилась Шарлотта? Не лучше было бы найти квартиру, которая не захламлена чужими воспоминаниями?

Я прошёл в большую комнату. На стенах множество фотографий в простеньких квадратных рамках без краски и лака. Изображения старые, чёрно-белые и не отличаются высокой чёткостью. Люди на фотокарточках одеты красиво, но сдержано. Мужчины во дешёвых, но опрятных костюмах, женщины в платьях времён «ревущих» двадцатых. Леди курят, зажав между длинных пальцев мундштуки с сигаретами-самокрутками. Позы и костюмы людей выглядят очень натурально, но я подозреваю, что это всего лишь актёры.

На других фото всё те же люди, но одетые по моде восьмидесятых и девяностых. Я нашёл самую свежую фотографию и посмотрел дату, когда её сделали. Для этого пришлось вскрыть рамку. На обороте карточки каллиграфическим почерком выведено четыре единицы подряд и ни одного имени.

И что это ещё значит?

Я проверил другие фотографии. Ни одной подписи, ни числовой, ни буквенной.

Квартира полупустая. Жёлтого тусклого света старых лампочек из торшеров едва хватает, чтобы осветить большую комнату. У окна – оно почему-то заклеено газетами от тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, – стоит мягкое кресло. Оно почти развалилось, но если его не касаться, всё ещё кажется вполне крепким.

Песня на виниловой пластинке началась уже третий раз заново. Неужели это одна-единственная запись? Нет. В этот раз, к моему удивлению, исполнитель недотянул ноту и грубо выругался. На одном слове он не остановился и кричал на самого себя всё оставшееся время записи.

В конце концов, он облегчённо выдохнул:

– Давай сначала.

– Ты успокоился? – аккуратно спросил его второй мужчина. – Точно?

– Да, продолжаем.

Что это ещё такое?! Я проверил: это точно запись! Имя исполнителя и название композиции не указаны, так что мне остаётся только догадываться, кому принадлежит этот голос.

Я помотал головой. Томас, здесь нечего бояться. Пластинка на тебя уж точно не нападёт. Пусть мир изменился, но виниловые пластинки агрессивными ещё, к счастью, не стали. Да и как ты себе это представляешь?!

Я машинально вытер лоб ладонью и обратил внимание на простой и высокий стеллаж в правом углу комнаты. Он сверху донизу заполнен книгами. Среди них есть как классическая художественная литература, так и фотоальбомы, какие-то записные книжки и несколько папок в форме книг с рисунками.

Одна из таких папок случайно выскользнула у меня из рук, и рисунки разлетелись по комнате. Я выругался, собирая потрёпанные и пожелтевшие от времени листочки, как наткнулся на портрет, сделанный простым карандашом. Рисунок прекрасен, и он практически не состарился, но какого чёрта на нём изображён Анжело?!

И опять это число – четыре единицы. Что это значит?

Лицо моего друга нисколько не изменилось со времён рисунка. Да и он сам тоже. Может, он просто был знаком с жильцом этой квартиры?

Я снова взглянул на портрет. Волосы и нижняя часть лица нарисованы несколько размыто. Будто художник не совсем был уверен, что правильно запомнил внешность Анжело. Самые яркие детали на рисунке – глаза и пальцы руки, которой Анжело подпирает подбородок. Его взгляд отведён в сторону, а на губах играет полуулыбка.

Это обыкновенный рисунок, но, mo chreach, Анжело как живой!

– Нашёл что-нибудь?

Голос Анжело прозвучал так неожиданно, что я подскочил на месте и машинально сунул портрет куда-то в стеллаж. Мой друг выглянул из-за угла и ждёт ответа.

– Нет, здесь ничего нет. – отозвался я едва дрожащим от испуга голосом. – Только граммофон со странной пластинкой. – я кивком указал на старый проигрыватель и завёл руки за спину.

– Ты всё осмотрел?

– Да. – ответил я. – Всё, что нашёл.

– Отлично. – кивнул Анжело. – Пойдём дальше? У нас ещё куча квартир на очереди.

– Идём.

Не знаю, сколько мы тут проторчали, но условно я называю это время «день». Мне повсюду попадаются портреты Анжело. Ладно бы он был просто скопировал, но нет – каждый из рисунков индивидуален. То Анжело подпирает подбородок рукой, то просто смотрит куда-то, улыбается во все тридцать два, а на одном портрете Анжело даже плакал.

Не знаю, что за культ, посвящённый Анжело, находился в этом доме, но мой друг ни слова за всё время не сказал, что находил в чужих вещах свои портреты. Будто их и нет. Не только же мне они попадаются?