
Полная версия
Mayday
– Пока ничего не вижу. – ответил он. – Готов?
– Да. – незамедлительно ответил я, а сам только что не трясусь от страха. – Да, я готов.
Анжело скрылся в камне, я вижу только часть его руки. Где-то чуть ниже локтя. От камня до моих пальцев остаются считанные сантиметры. Я глубоко вдохнул и стараюсь даже не дышать, чтобы вдруг «не спугнуть момент».
Да, он совсем не палка. Успокойся, наконец, Томас. Не нагнетай.
Анжело медленно исчезает в куполе. Костяшки пальцев уже упираются в холодный камень. Только бы получилось, только бы получилось! Я зажмурился. Не то от страха, не то чтобы не смущать неприступный барьер.
На секунду мне показалось, что я вдруг смог оказаться внутри купола! Затем эта долгожданная секунда растянулась на минуту, а потом ещё и ещё. Камень совсем не холодный, как снаружи. Даже тёплый и приятно обволакивает кожу. Очень похоже на плотное желе.
Отрывать глаза страшно, но я чувствую, что уже по плечо утонул в куполе. Анжело аккуратно перемещает руку выше, ни на мгновение не отпуская меня.
– Давай, не бойся. – говорит он. – Ещё чуть-чуть.
Спустя какое-то время моё тело полностью утонуло в тёплом камне. Я отчего-то расслаблен и ни чувствую ни страха, ни паники. Вообще ничего, кроме эйфории. Анжело совсем близко, прямо у меня за спиной. Он тяжело дышит мне в ухо. Немного раздражает и щекотно.
– Ну? – усмехнулся Анжело. – Может, откроешь уже глаза?
– А если я проснусь? – тревожно ответил я. – Даже если это просто сон… Если это ещё один реалистичный сон, я не хочу просыпаться.
– Если это сон, – нервно начал он и потрепал меня по волосам, – я тебя прибью.
– Причём тут я?!
– Из нас двоих только тебе тут жуткие сны снятся. – снова усмехнулся мой друг и развернул меня к себе лицом. – Открывай глаза. У нас всё получилось! – ликовал он. – Разве ты не рад?
– Рад, конечно.
– Ты же хотел жить? – шёпотом спросил он, наклонившись ко мне. – Так живи.
– Да, – воодушевлённо произнёс я на выдохе, – я хочу жить…
Мой плавный выдох разнёсся эхом по внутреннему пространству купола.
Спустя некоторое время я очнулся на асфальте, который отчего-то кажется мягким и пушистым, как мох. Спина ужасно болит, а надо мной склонился Анжело.
Опять не получилось…
Помню, как мой друг убеждал меня открыть, наконец, глаза. Помню непередаваемое ощущение тепла в каменных стенах. Но я не послушал Анжело, я не стал открывать глаза, не пройдя через купол. Я двинулся вперёд, потому что подсознательно точно знал – второго шанса пройти сквозь чёртов купол у меня уже не будет. Сейчас или никогда.
Я отодвинул с дороги Анжело – преувеличиваю, просто наощупь обошёл его – и осторожными шагами двинулся до параллельной стены. Наконец, спустя несколько шагов, я упёрся лбом во что-то гладкое и холодное. Точно стекло!
Было ли это настоящим стеклом? Я не стал открывать глаза только для того, чтобы проверить это.
Анжело остался стоять на месте. По-моему, он даже не двинулся, просто наблюдает за моими дальнейшими действиями.
Кажусь ли я сумасшедшим в его глазах снова? Не знаю. А впрочем, мне всё равно. Сейчас меня интересует лишь одно – выход.
За последней стеной кипит жизнь. Настоящая, реальная! Я прислушиваюсь, прикладывая ухо к гладкой поверхности. Слеза счастья непроизвольно скатывается по моей правой щеке.
Если я живу в теле Шарлотты и могу проживать с ней всю её, всю нашу жизнь… Я давно думаю об этом, но только сейчас до меня дошёл смысл этих слов. Не потому ли мне казалось, что мы связаны, будто настоящие близнецы? Я чувствовал это, и моя любовь к ней… Очень похоже на нарциссизм, не так ли? Или это нормально, настолько сильно любить часть себя?
Чарли сейчас, судя по звукам, находится в очень людном месте. Куда-то идёт, что-то ищет… Она с кем-то говорит, смеётся. Это кто-то, кому она точно доверяет, с кем ей спокойно и свободно. Анжело? У каждого из нас свой Анжело. Это снова наводит на мысль о том, кто же он на самом деле?
Шарлотту кто-то обидел. Ничего особенного, просто сгоряча брошена нелепая фраза, но я чувствую, как даже такая мелочь, задевает её. Чарли делает вид, что всё нормально, а мне остаётся молча ощущать это жжение под рёбрами. Обида? Злость? Не знаю, как это называет Чарли, я же называю это несправедливостью.
Я вжался в стекло всем телом и прислушиваюсь. Не думал, что так мучительна может быть беспомощность. За что Шарлотту обидели?! Если ты в дурном настроении, окружающие здесь ни при чём!
Всё такое реальное, и на секунду я даже поверил, что нахожусь в паре сантиметров от реальной жизни, но потом понял – это только мысли. Воспоминания, приправленные размышлениями. Обидная фраза повторяется с разной интонацией, смех звучит заезженной пластинкой, а ощущение присутствия Анжело какое-то ненастоящее. Он – просто выдумка, или какой-то… не совсем человек, раз такой плохо вяжется с реальностью?
Боль… Я чувствую, как она пробирается по моему телу всё теми же щупальцами.
Да что с Шарлоттой такое?! Где она находится?
Не знаю, что произошло на этот раз, но я упал. Будто стекло – или его подобие – передо мной пало, и я вывалился наружу. Глаза открыл машинально и огляделся. Позади меня стоит огромный деревянный шкаф. Правая дверца держится на честном слове, вся исцарапана изнутри, а я… Я выбрался! Я выбрался из чёртового шкафа!
– Эй, есть кто-нибудь?
Мой голос раздался по огромной прямоугольной комнате глухим эхо и вернулся ко мне, отразившись от окон слева. Окна такие широкие, почти что от потолка до пола, через них должно быть видно целый мир, но в окнах зависла пелена. Как занавеска или солнцезащитная плёнка, через которую ничего не разглядеть.
Затхлый воздух окутал меня неприятным, тяжёлым облаком, накрывая неподъёмной, давящей мантией плечи.
Вокруг жутковатые обои. Не то у них такой неприятный серый цвет, не то это просто осевшая на них пыль. Я стою по середине комнаты. У стены напротив меня кровать. Полуторка, кажется. Широковата для односпальной – в моей памяти есть воспоминания о такой, – и узковата даже для самой тесной двуспальной кровати.
Освещение здесь слабое. Не знаю, кажется ли мне это, но, по-моему, дневной свет после заточения в Вечной Ночи я должен ощущать как никогда остро. В этой же комнате даже для меня темновато.
Света явно не хватает, однако это не помешало мне разглядеть клок спутанных и блёклых рыжих волос в складках грязно-белого постельного белья у изголовья постели.
Я невольно вздрогнул, а по телу пробежала дрожь. Спина в мгновение покрылась мелкими капельками холодного пота. Будто моя кожа покрылась инеем, который медленно тает от плюсовой температуры вокруг.
Такое чувство, словно из беспросветной тьмы я попал в непреодолимую безнадёгу, граничащую с желанием закончить мучения самым грешным образом. Страшное слово больше походит на мольбу об освобождении и настойчиво долбится промо мне в виски.
Я мотаю головой и морщусь.
– Нет, рано! – кричу я в бессилии. – Даже думать об этом не смей!
Кроме кровати и шкафа в комнате нет ничего. Пол кажется вполне себе чистым, но ноги будто затягивает в невидимую трясину. Она же высасывает все жизненные силы. Медленно и мучительно.
Я сглотнул и, едва волоча ноги, подошёл к кровати. Обладательницу некогда завидной львиной гривы не пришлось искать долго. Её голова покоится на низкой подушке, тело по самый подбородок укрыто тонким бледно-белым одеялом.
Кости черепа обтянуты тонкой мертвенно-бледной кожей. Это лишь отдалённо напоминает милое личико моей Шарлотты. На безжизненной коже ещё больше, чем раньше, выделяются глаза: такие же тёмные и бездонные, как прежде, но без того огня, которому я когда-то так завидовал. Голубовато-жёлтые белки и оставшиеся ресницы лишь напоминают о том, что жизнь может вот-вот оборваться.
Каждый вздох может оказаться последним…
Я улыбнулся, что наконец нашёл Чарли, но внутри меня в тот же момент что-то сломалось. Не от ужаса, не то от чувства приближающейся и невосполнимой потери, от собственной беспомощности.
Губы Чарли едва удалось разглядеть. Об их существовании напоминают лишь пара подзаживших трещин с засохшими буро-чёрными капельками крови и чёткая синюшная линия, обозначающая контур нижней губы.
Под огромными глазами девушки не осталось тёмных кругов. Хорошо ли это? С её тонкой кожей, через которую просвечивались сосуды, это наводит на мысль: осталась ли в них кровь, раз этих самых сосудов больше не видно?
– Чарли… – выдохнул я, аккуратно и боязливо протянув руку к её волосам.
Шарлотта едва дышит. Если не прислушиваться, то может показаться, что она уже не дышит вовсе. Но я прислушиваюсь. Упрямо и непоколебимо стараюсь различить каждый её вздох как можно лучше. Запомнить, «рассмотреть» все дефекты и нюансы – пусть я ни разу не врач, – и на ходу сообразить, как всё исправить.
Мои пальцы всё ещё висят в воздухе над её головой. Я хочу прикоснуться к ней, обнять, прижать к себе и, несмотря на пугающе-болезненный внешний вид Шарлотты, мне не страшно. Глядя на неё, я лишь чётче ощущаю нестерпимую боль, которая блуждает в моём теле.
Я коснулся её волос, со всей осторожностью запустил в них пальцы, но даже такого мизерного воздействия оказалось достаточно, чтобы клок рыжих волос остался в моей руке.
Ноги дрожат и подгибаются. Я упал и стою у кровати на коленях.
Здесь и экспертом быть не нужно, чтобы понять – это конец. Медленный, топкий, как зыбучие пески или зловонная трясина, и мучительный. Но если мы – единое целое, если я сумел найти выход из Вечной Ночи, значит, и Чарли сможет выкарабкаться. Значит мы это сможем. Вместе.
Значит я смогу помочь! Вот, зачем я нужен!
– Чарли, – взмолился я, держа её холодную руку в своих, – Чарли, позволь мне помочь тебе. Выпусти меня, я могу помочь!
Из её груди вырвался тяжёлый вздох, и грудная клетка опустилась ниже, чем была буквально минуту назад. Бледные губы Шарлотты растянулись в жутком, но таком искреннем и добром подобии улыбки. Девушка попыталась сжать мою руку в ответ, но я едва ощущаю её холодные пальцы.
Будто она вот-вот растворится в воздухе и навсегда исчезнет, словно тысячелетний призрак.
– Ты победил, Томас.
Устало вылетели слова из бледной щели рта, и Шарлотта закрыла глаза. Её рука обмякла, а лицо застыло с полуулыбкой.
Что-то чёткое и неестественно живое для этой комнаты мелькнуло над нашими головами. Я поднял в надежде поднял глаза к изголовью кровати, а затем, зацепившись за знакомый подол чёрного пальто, мой взгляд скользнул выше.
Анжело?
Он стоит, прислонившись к стене спиной, как невольный свидетель. Кажется, его не должно быть здесь, но он почему-то, вот, присутствует и, как и я, ничего не может поделать. На его глазах вскипают слёзы, и Анжело прячет их за ладонями.
– Раз ты и вправду настоящий ангел, как гласит твоё имя, прошу, помоги ей! – охрипшим от боли голосом кричал я и ждал ответа, но его не последовало. – Почему ты просто не поможешь нам?!
Анжело ничего не ответил, так и остался стоять неподвижно с закрытыми ладонями лицом. Беспомощный ангел. Плачущий ангел.
Мои губы непроизвольно изогнулись в оскале, а по щекам покатились слёзы. Я могу спасти Чарли, нужно только разрушить эту стену и выбраться! Раз Анжело не в силе этого делать – я могу. У нас с Чарли ещё есть…
Стоило мне только подумать об этом, как неведомая сила отшвырнула меня назад. Не знаю, сколько бы ещё я пролетел, не окажись на моём пути фонарного столба.
Анжело помог мне подняться, и я обернулся на фонарь. Погнулся. С какой же силой я в него влетел? И каким чудом могу стоять на своих двоих? В реальности такое столкновение, думаю, закончилось бы ни чем иным как серьёзной травмой позвоночника.
– Я видел её, я видел её! – хватая Анжело за руки, я прыгал от радости. – Я говорил с ней!
– С Чарли?
– Да, это была она! И ты там был… – ликовал я, а затем в одно мгновение почувствовал, как меня стала переполнять та самая боль и ощущение потери. Не слышу своего собственного сердца, а если оно у нас с Чарли одно на двоих… – Она умирает. – чуть не рыча от злости за свою бестолковость, продолжил я. – Она умирает, а я даже выбраться не могу, чтобы помочь ей!
– Успокойся. – призывал Анжело. – Томас, послушай меня…
– Mo chreach, – не мог остановиться я, а всё вокруг вдруг угрожающе затрещало, – если я так силён, почему Чарли не позволяет мне помогать ей?! Не для этого ли я нужен?!
Пара самых старых и хлипких зданий с оглушительным грохотом рухнули, завалив своими обломками часть аллеи и погнули два фонарных столба.
– А не потому ли ты здесь заперт, что не контролируешь себя и легко можешь разрушить всё? – на удивление тихо и спокойно говорил Анжело. – Помимо тебя полно таких желающий! Так целого мира не станет. И Чарли тоже. В первую очередь Чарли не станет!
– Я хочу спасти её. – будто последний вздох вырвался из моей груди. – Я знаю, что могу это. Я могу!
Подсказки
Чарли, её вид, та комната… Всё стремительно перемешивается, а затем вообще исчезает из памяти. Что-то происходит, что-то случается, но я даже вспомнить об этом не могу.
После моего столкновения с фонарным столбом прошло каких-то пару минут, а я уже совершенно другой человек. Совсем не тот, кого выбросило из «тела» купола.
Под кожей копошатся мысли. Я не могу разобрать, о чём они, и несильно мотаю головой.
Анжело предложил вернуться в дом.
– Может, поэтому твои портреты повсюду в том доме? – я перешагнул очередной цветочный куст, который торчал прямо на дороге. – Вы с Чарли знакомы, вот ты и там. В её памяти, я имею в виду.
– Тогда почему так разбросано? – Анжело посмотрел на меня внимательно и с некоторым снисхождением. Впрочем, кажется, снисхождение мне просто почудилось. – Тебя это не волнует? Другие её воспоминания о людях, о каких-то местах более целостные.
– Может, ты кто-то вроде… дальнего родственника? – я едва не упал, но вовремя ухватился за фонарный столб и сделал вид, будто всё идёт по плану. – Ну знаешь, когда приезжают раз в десять лет, – усмехнулся я, – ты видишь их и вроде бы как знаком с ними, но даже кассирша из ближайшего продуктового тебе ближе, чем такие родственники.
– Кто его знает? – Анжело загадочно улыбнулся, будто сам точно знает правильный ответ, но его забавляют мои глупые предположения. – Всякое бывает.
Я перегнал его буквально на шаг и встал у друга на пути. Он остановился и вопросительно смотрит на меня. Не знаю, что на меня нашло. Я должен что-то узнать у него, но что именно – не помню.
– Ты знаешь ответ. – уверенно заявил я. – Ты знаешь, но почему-то мне не говоришь. Почему? – в нетерпении спросил я. – Ты, по-моему, вообще очень много чего знаешь об этом мире, обо всей этой ситуации со мной и Чарли, но упрямо делаешь вид, что это не так. – я аккуратно взял его руки в свои. – Почему же?
Анжело слегка наклонился ко мне, но я отчего-то сначала отпрянул от него, а затем с осторожностью выпрямился и прислушался:
– Ты сам должен дойти до всего. – едва слышным шёпотом произнёс мой друг. – Ты понимаешь меня?
– Нет. – помотал я головой, разочаровавшись в ответе. – Я решительно ничего не понимаю. Если мы в одной лодке, почему я должен знать меньше? Почему бы тебе просто всё не рассказать мне?
– Например? Что бы ты хотел знать? – по-доброму усмехнулся Анжело. – Давай так, на один твой вопрос я отвечу. На один вопрос один честный ответ.
– На любой?
– Абсолютно на любой, – Анжело приложил палец к губам и всмотрелся в моё лицо, – но всего на один-единственный, ясно? Никаких потом «я не то хотел спросить» и «так нечестно». Договорились?
– Да, договорились. – торопливо ответил я и сразу выпалил: – Кто ты на самом деле?
Вопрос простой, но в осколках памяти осталось что-то об Анжело. Он был другим рядом с Чарли, он был… Я силюсь вспомнить любую мелочь, которая может подтолкнуть меня к правильному ответу, но это просто невозможно: в моей голове на месте воспоминаний о том, что было в «теле» купола, зияющая дыра. Кажется, будто её края всё ещё тлеют, и в этих искорках мелькают обрывки моей памяти.
Мой друг только рассмеялся.
– Анжело. – ответил он. – Мне казалось, мы давно это выяснили. Ответ у тебя всегда перед носом. – мужчина рассмеялся громче, слегка запрокидывая голову. – Я думал, ты придумаешь что-нибудь поинтереснее.
На лице Анжело появилась лукавая улыбка, и он, обойдя меня, пошёл дальше, а я чувствую себя так, будто меня только что конкретно надули. И ведь не возразишь! Уговор был всего на один вопрос, и чтобы дальше без высказываний недовольства ответом.
Анжело уже отдалился от меня на приличное расстояние. Пришлось бежать, чтобы догнать его. Сначала я хотел всё-таки задать несколько сотен вопросов другу, но только рот открыл, как сразу же передумал. В одно мгновение все вопросы в моей голове показались незначительными. Искорки, и те перестали тлеть.
– Ну что? – Анжело снова обратил на меня внимание. – Попробуем снова через некоторое время?
– Не думаю.
Я посмотрел на друга с грустной улыбкой, а затем опустил взгляд. Неужели, он на самом деле такой наивный? Второй раз у нас уже не получится это провернуть. Не знаю, зачем каменный купол позволил мне посмотреть на Чарли, и что там произошло…
Нет, не так. Думаю, это сама Шарлотта на короткое время разрешила приблизиться к ней на расстояние «вытянутой руки». Но зачем? Проверить, остался ли я таким же сильным, каким был раньше? Проверить, сможет ли она тягаться со мной?
Нет, нет. Чарли. Её сердце… Почему оно не бьётся? Почему мне было так больно? Я сказал, что могу спасти её, потому что она умирает!
– Мне нужно стать кем-то другим, – только появившуюся мысль я неожиданно тут же озвучил, – если хочу выбраться. Я здесь… Я нужен Чарли.
– И зачем же, по-твоему?
– В моих силах спасти её.
Я заметил на лице Анжело улыбку, которая так и твердила что-то вроде: «Я же говорил! Я же говорил!»
– Ох, неужели? – усмехнулся мой друг. – И что же ты намерен сделать для этого в первую очередь?
Вопрос, как обычно, поставил меня в тупик, и я немного поник.
– Я не знаю.
– Отличный ответ! – коротко рассмеялся Анжело. – Прямо мой любимый.
Мы вернулись к дому. Теперь его ещё заметнее: гвоздики оплели все стены и крышу. Теперь я будто в клумбе живу.
Всю дорогу – минут пять заняло, правда – меня мучал вопрос не только насчёт того, что же всё-таки случилось в «теле» купола, но насчёт моего собственного преображения.
Кем-то другим. Меньше злиться… Антиподом злости является абсолютная любовь, верно? Верующие называют такое божественной любовью, а я… а я далёк от веры и всего божественного. Хотя бы потому что где Бог, а где я?
Я остановился в паре десятков метров от дома, Анжело тоже остановился и вопросительно глядит на меня, но вопросов пока не задаёт.
– Если ты так много знаешь про всякие скрытые смыслы и значения имён, – не сводя взгляда с цветов, начал я, – может, ещё и значения цветов тебе известны?
Попытка не пытка, да и сам Анжело сказал, что ответ у меня перед носом.
– Разумеется.
– Серьёзно? – я вытаращился на Анжело. – И ты молчал?!
– Ты не спрашивал.
С одной стороны это, конечно, верное замечание, но чёрт бы тебя, Анжело!
– Научное название гвоздики, Dianthus, переводится как «цветок богов» или «божественный цветок». – негромко сказал мой друг, наклонившись ко мне. – Одно из значений красной гвоздики – абсолютная любовь. Я имею в виду, любовь во всех её проявлениях.
– Абсолютная любовь и боги… – задумчиво произнёс я. – Потом ты со своим именем и записной книжкой…
– Что с книжкой не так? – спросил он, но не удивлённо, а скорее заинтересованно, что настораживает не меньше.
– У тебя там фраза, прямо на обложке её аббревиатура. – сказал я, рассматривая огромные бутоны «божественных цветков» и не придав должного значения реакции друга. – И не говори, что не знал! – выпалил я, заранее предугадав, что Анжело может возразить. – Твоё имя переводится как «ангел», а фраза явно похожа на библейскую.
– «Свет во тьме». – с лукавой улыбкой ответил мой загадочный друг. – А что там с цифрами, Томми?
– Какими ещё цифрами?!
Со мной что-то не так. Теряюсь, перед глазами всё плывёт. Колени подкашиваются, и я едва успел ухватиться за руку Анжело, теряя ощущение реальности.
– Подсказки были повсюду. – шёпотом произнёс Анжело, но его голос отдаётся в ушах неестественно громким эхо. – Три девятки – настоящая любовь, Вселенная, духовное развитие. – он, кряхтя, поднял меня на руки. – Семьдесят один – великое благословение. Девяносто семь – развитие личности, связанное с духовностью.
Похоже, я ненадолго отключился и пришёл в себя, когда Анжело положил меня на кровать. Он навис надо мной.
– Ты не просто «очеловеченный» Плутон, – он замечательно улыбнулся и поправил мои волосы пальцами, – ты огромная сила, Томас.
– Тёмная и мрачная? – из последних сил усмехнулся я и отчаянно пытаюсь цепляться за одеяло, будто это последнее, что можно найти из настоящей реальности.
– Скрытая и очень могущественная. – Анжело рассматривает меня не то с детским любопытством, не то с той самой абсолютной любовью. – Ты бы никогда не прошёл через купол, не будь готовым выйти наружу.
Впервые за всё время в Вечной Ночи я чувствую, что по венам течёт настоящее тепло. Не могильный холод, пробирающий до самых костей, не внезапный и невыносимый жар, не странное чувство необъяснимой влюблённости, не чёрная-пречёрная жижа с блёстками, а тепло. Будто я, наконец, ожил.
– Тебе пора. – так чётко и легко произнёс Анжело, глядя точно мне в глаза. – Пора идти, Томас.
В следующее мгновение мой загадочный добрый друг растворился в воздухе. Словно его вообще никогда здесь не было.
Я поднимаю голову и стараюсь глубоко дышать.
Что со мной?
Тепло вырывается через кожу и тонкими нитями оплетает всё, что попадётся на пути. Золотисто-белые нити. Такие же я видел во сне, но их источником была Чарли. Мы с ней одно целое, значит…
Я поднимаюсь. Так легко и свободно, будто вовсе не я это делаю, а меня всячески поддерживает воздух. Это похоже на ещё один сон. Они всё равно чем-то похожи.
Нити тянутся дальше. Прошли сквозь стены дома, бегут по дорожкам, закручиваются вокруг фонарных столбов. Ночь отступает. Она рассеивается под сиянием нитей, под моим сиянием.
Я вышел из дома. Город вновь стал похожим сам на себя. По тротуарам идут люди, на проезжей части появились машины. Кажется, среди проезжающих я даже заприметил ту, что сбила меня в самом начале.
Купол стремительно покрывается мелкой сияющей сеточкой и трещит, раскалываясь на кусочки. Правда, звук этот больше похож на гром среди ясного неба, а падающие фрагменты купола напоминают град. Начался дождь. Люди кричат, смеются и стараются найти укрытие.
Я же подставляю руки. Капли тёплые и тяжёлые. Разбиваются об ладони и стекают с моих рук тонкими струйками. Кажется, я вообще забыл, что такое дождь. Солнце припекает. Когда чувствуешь его лучи ежедневно, перестаёшь так ему удивляться и радоваться.
В толпе я замечаю знакомые лица: злобный писака Ноэль Хольт вдруг стал похож на по уши влюблённого мальчишку перед милой блондинкой, а несколько надменный и важный Габриэль стоит чуть поодаль от этой парочки. Последний обратил на меня внимание и едва заметно кивнул, провожая взглядом.
Эпилог
Лёгкие жадно втягивают воздух, а мир медленно наполняется красками. Потолок, хоть и давно не мытый, белый-белый, а стены теперь не похожи на обитель домашней пыли и грязи.
Дом не старый, но поскрипывает. Кажется, будто в блочных стенах прямо под тонкой кожей дешёвых обоев шныряют невидимые мыши. Над двустворчатой дверью в комнату висят часы. Стена такая огромная, что циферблат теряется на ней. Простенький механизм из хрупких металлических шестерёнок оглушительно для такой непоколебимой тишины тикает.
Три часа сорок пять минут. Всё ещё ночь, но вот-вот на горизонте появится сияющий круг летнего солнца.
За окном и вправду ещё темно. Непроглядная, самая обыкновенная ночь, даже звёзд не видно, но отчего-то мне кажется, что таких ночей прежде я никогда не видела.
Двигаться больно. Спина затекла от постоянного лежания, но даже на бок не перевернёшься. Тем не менее, я чувствую себя как никогда за последнее время сильной и живой. Тепло разливается от затылка и разрастается в области всё ещё слабого сердца. Оно изо всех сил пытается продолжать биться.
На постели сидит Анжело. Тот человек – или кто он там на самом деле? – который чудится мне всё это время. С первого дня и до этого момента, но что-то мне подсказывает, нам пора прощаться.
Он загадочно улыбается.
– Приятно видеть тебя живой, Лотти. – он провёл пальцами по одеялу, но даже через него я чувствую тепло тела Анжело. – Передай Томасу, я им горжусь. Вами обоими очень горжусь.