Полная версия
Розовым мелом
Боже, дай мне сил выдержать и не утопить его башку в унитазе. Вдох-выдох, Крамер. Вдох-выдох.
– И чего же ты от меня хочешь? – моя челюсть стиснута так, что зубы пойдут трещинами.
– Для начала можем закончить то, что не успели, – многозначительно подмигивает мне Илья, оттопыривая языком щеку – неприличный жест, намекающий ясно на что. – Теперь то менеджер за нами не подглядывает.
Фу, блин. Он серьёзно?
– Я сейчас блевану.
– О, у тебя настолько паршиво с практикой? Ну ничего, поднатаскаем, – эта сволочь в открытую измывается. Вдох-выдох, Крамер. Вдох, мать его, выдох.
– Ты идиот.
– Ну а что такого? Не чужие ж люди.
А-а-а! Ненавижу!
– Ну давай. Снимай штаны, – киваю я на его джинсы, демонстративно скрещивая на груди руки. Если бы не лифчик, смотрелось бы вполне себе грозно.
Ха. Что, не ожидал? Не собираюсь я под твою дудку плясать, тупое ты существо. Неужели ещё не понял?
– Думаешь, не сниму? – опасно щурится Илья.
– Почему же. Твоей соображалки хватит. Ты ею никогда не отличался.
Вот, шутки кончились. Мальчик уязвлён. Ой-ей-ей, бедняжка. Щас ещё как заплачет, и что мне потом с ним делать?
– Не подскажешь, сколько дают за убийство?
Эм… это риторический вопрос?
– Предумышленное? Или в состоянии аффекта? Огорчу, тебе светит по полной. Моськой не вышел. Слишком на уголовника похож.
Тут, конечно, кривлю душой. Моськой-то он как раз и вышел, это с характером жёстко пролетел. При раздаче явно бракованный подсунули. А так, несмотря на всю мою к нему неприязнь, глупо отрицать очевидное – сам по себе Князев весьма привлекателен. Особенно сейчас, поработав над физической формой. А работу это видно невооружённым глазом.
Да и без этого природа щедро его наградила, передав гены дядя Володи, а тот по молодости был офигенным красавчиком. Да и сейчас таким как бы остаётся, просто чуток засахарившимся. Так что сыну досталось всё самое лучшее: ярко выраженные черты, упрямый подбородок, светлые выразительные глаза… Ещё бы не были они такими тяжёлыми и колючими, когда в поле зрения попадала я.
Стыдно признаться, но мелкой, лет в тринадцать, он мне нравился. О-о-очень. Я даже думала, что влюбилась. И это несмотря на унижения с его стороны и постоянное подстрекательство одноклассников, которых он науськивал дружить против меня.
Наивная дурёха мечтала порой по ночам, что всё это его поведение только из-за взаимной симпатии. Мол, в один прекрасный день он ка-а-ак признается мне в любви, да и заживем мы долго и счастливо… Отпустило, конечно, быстро. Тяжело быть влюблённой в того, кто ежедневно доводит тебя до слёз.
Но и со слезами я научилась быстро справляться, а теперь вот с какого-то боку-припёку вынуждена мириться с плоскими скабрезными шуточками. О времена, о нравы.
– Крамер, на твоём месте я бы сильно не нарывался, – холодно замечает Илья.
– А то что?
– Ты же не хочешь, чтобы твои увлечения всплыли наружу? Кроткая и тихая Зои, умница, медалистка… и вдруг такая ипостась. Позорище на всю семью… – следом театральная пауза. Видимо, чтобы я успела задрожать в подобострастном трепете. – Но если будешь послушной, обещаю, родители не узнают.
Приплыли, сушите вёсла. Дальше вплавь.
– Да ладно? – я аж приобалдеваю. – Реально шантажировать меня решил?
– А что, получится?
Разве что в твоих похабных мечтах, извращённое ты чудовище!
– Ну попробуй, узнаешь, – с вызовом вешаю ему лифчик на шею на манер шарфика. – Оставь себе. Тебе же так понравилось ковыряться в моём белье. Можешь даже примерить, – заканчиваю нафиг этот тупой разговор и ухожу в свою комнату, которую выделили в моё пользование после переезда много лет назад. Когда стало понятно, что в одном помещении мы с этой злобной квакающей уткой никогда не уживёмся – либо он меня, либо я его, но кто-то кого-то точно бы придушил во сне.
– Стерва, – прилетает мне на полпути.
– А ты просто жалок, – громко захлопываю дверь. Жаль замков нет, по ходу придётся врезать. Мелкими было как-то невдомёк, а потом он уехал в училище и редко когда появлялся дома. Да и родители были всегда рядом, чтобы его угомонить. А теперь вот мы вдвоём… и это чё-то стрёмно. Ещё ж зарежет ненароком, обставив всё как несчастный случай.
Не одна я об этом подумала.
– На твоём месте я бы в этой квартире не задерживался, – доносится мне приглушённо с той стороны. – Ты ведь понимаешь, что я превращу твою жизнь в ад?
Так и хочется отвесить ему средний палец. Не на ту напал. Выкуси, милый! Посмотрим ещё, кто кого быстрее выживет!
– А я на твоём месте теперь с утроенной внимательностью следила бы за тем, что будет наливаться из чайника. Или ты уже забыл вкус кипячёной кошачьей мочи? – парирую я, вместо ответа получая злобный пинок, от которого в ужасе содрогнулась, но выстояла дверь.
Удовлетворённо улыбаюсь. Помнит. Не забыл.
Зои
Конец марта. Слякотно. Зябко. Ещё неуютно темно, несмотря на приглушённые уличные фонари. Выхожу из такси, кутаясь в пальто, и торопливо заскакиваю в подъезд, прячась то ли от мокрого снега, то ли от просто дождя. Кататься на такси – удовольствие дорогое, пользуюсь им редко, если только метро ещё не работает.
Чувствую себя морально выпотрошенной и обессиленной, словно таскала мешки с кирпичами. А всего-то улыбалась клиентам, гуляя между столиков. Не спорю, можно обойтись и без этого. Некоторые танцовщицы оттанцовывают свой заход и убегают в гримёрку, где ждут следующего. Но так много чаевых не соберёшь, а у меня чуть ли не каждая копейка на счету.
Правило второе для девочек, кто хочет выжать максимум из того, что имеет: будь раздражающе обаятельной и настойчивой. Где-то сама о себе напомни, присев за столик. Предлагай раскурить кальяны, мужики почему-то любят за этим наблюдать, видимо работает ассоциативное мышление. Если попросят выпить с ними – пей. Если клиент уже поддатый, можно незаметно выливать, но отказываться нельзя ни в коем случае. Обидятся.
Многие сами предлагают что-нибудь заказать. Отсюда вытекает Совет #2: не стесняйся и заказывай, чем дороже – тем лучше. Им на этот момент на ценники обычно фиолетово, а выручка бара, между тем, потом так же высчитывает твои проценты.
Помимо очевидной прибавки активность положительно влияет на общение с начальством и дарит маленькие плюшки вроде статуса любимчика, для которых делаются поблажки. Текучка в таких клубах большая, поэтому самые работящие не останутся без внимания. Сегодня вот мне разрешили уйти пораньше, чтобы завтра не проспать тест. Ненамного, но для моего режима и пара лишних часов настоящий праздник.
Поднимаюсь на этаж и уже с порога слышу, что у Князева очередная туса. Сначала слышу, потом вижу завал курток и обуви в прихожей. В гостиной опять гогочет орава. Достал. Почему на него до сих пор не жалуются соседи понятия не имею: то музыка, то женские ахи из спальни – устроил, блин, притон. Надеюсь, никто не думает, что это я, а то потом слухов не оберёшься.
Один геморрой от этого индюка. До рассвета развлекается, спать можно только с берушами, а потом до вечера дрыхнет. Но и я в долгу не остаюсь: у меня теперь с утра на завтрак молочные коктейли, а у него скулящая от блендера башка. Пылесошу опять же теперь исключительно по утрам и с утроенной рьяностью. Чтоб неповадно было. Два в одном: и дома чисто, и его побесить получается.
За последнюю неделю тихая квартира, где гостей практически и не бывало, превратилась в филиал дурдома. И это несмотря на то, что мы с Ильей толком не пересекаемся в течение дня. Однако подгадить друг дружке возможности не упускаем.
Он снял все щеколды с ванной и туалета – я раскрошила ему слабительное в сахарницу. Матюкались потом долго и отборно.
Он жрёт мои обеды без спросу – я посыпала его зубную щётку перемолотым острым перцем. Этот верблюд всё вокруг обплевал.
Он повыкидывал все мои крема и гели, заявив, что свалка ему не нужна – я сделала тоже самое с его боксёрами. В смысле, перчика и туда подсыпала.
Детский сад, ясельная группа "Пакостники". Словно нам опять по одиннадцать лет. Только теперь уже мне не выдавливают майонез в рюкзак и не склеивают пэвэашным клеем страницы с домашним заданием, но от перемены мест слагаемых смысл не меняется. И зачем это? Для чего? Да чёрт его знает. Прикол в том, что, в принципе, как бы даже и весело.
Ну, не всё, конечно. В меру. Точно нифига невесело слушать постоянные стоны и скрип кровати через стенку. Опять же было совсем невесело, когда эта собака сутулая на второй день дверные замки поменяла, пришлось вызывать слесаря. Хорошо паспорт с пропиской был с собой в доказательство, что я здесь живу, а не пытаюсь вломиться. Невесело было тогда же свои шмотки на лестничной клетке обнаружить. Да и мыться, ожидая, что в любой момент вломятся, тоже не особо прикольно. В остальном ничего. Поддерживаем тонус и тренируем реакцию. А то я реально расслабилась без практики.
– О, а вот и фашистка притащилась. Об скольких мужиков сегодня потёрлась? – встречает меня ехидное Князевское, когда я прохожу мимо открытой двери в зал. Всё как всегда, толпа человек в восемь, куча бухла и покер.
Фашистка. Офигеть, конечно, оригинально. Это обзывательство прилепилось ко мне давно, из-за фамилии. Крамер – немецкие корни же. А какие ещё должны были быть, если моя семья раньше жила в Калининграде, бывшем Кенигсберге. Что-то да есть, не поспоришь.
Игнорирую и его, и девицу, сидящую на его коленях. По-моему, очередная новая, но это не точно. Всё равно они на одно лицо. И где только он берёт этих кур? на птичьем рынке в отделе "Двое из ларца"?
Прохожу на кухню, в надежде хоть чем-то перекусить быстренько и отвалиться до утра, но меня встречает адовый сральник. Все столешницы завалены пустыми бутылками и пустыми коробками от жрачки. Молчу про пол. Косорукие ж вы дебилы. И дымом в очередной раз воняет от тлеющих окурков в пепельнице. Козлы, неужели нельзя хотя бы на балкон выйти?
Задолбала эта помойка, сил нет. И ведь Князев из принципа её убирать не будет, уже проверено, а я в таком бомжатнике жить просто не могу, вот и приходится вечно за ним подтирать. Надоел.
Собираю всё в большой пакет и иду в его комнату, раздражённо высыпая мусор на разобранную кровать. Пускай его чикуля всё убирает, прежде чем ноги раздвигать. Хоть какая-то польза будет от мимо пробегающих шлёндр на этой хате.
– О, ты здесь. Чё скучаем? Пошли к нам, – на пороге вырастает Мартынов.
Мерзкая пропитая лопоухая рожа. С младших классов его ненавижу. Всегда ходил верным пёсиком за Ильёй и выполнял его приказы. Запереть меня в кладовой? Пф-ф, да без бэ. Подкараулить за школой, чтобы припугнуть – всегда за радость, бро! А уж тот случай с заброшкой…
– Лучше откушу себе голову, – или под мусоровозку лягу.
– Зачем? Она ещё пригодится для другого, – Мартынов вперевалочку подгребает ко мне. – Я заценил, как ты пляшешь с голым задом. Может для меня тоже станцуешь?
– Мартынов, сгинь с глаз долой, пока бутылкой по роже не получил.
С пьяным разговаривать всё равно что с деревом.
– Да а чё такого? Я заплачу, – меня в прямом смысле зажимают к стене. Вот вообще не кайф.
– Отвянь, сказала, – отпихиваю его, да только это мало помогает. – Реально ж огребёшь!
Угрозы тоже не помогают.
– Ой, да харе ломаться. Будто никто не знает, какие вы там ништяки у себя оказываете. Соглашайся, всё бабло тебе пойдёт, не надо комиссио… – одариваю его хлёсткой пощёчиной, не давая договорить. Мартынов мрачнеет. – Зря. Это ты зря. Я ж могу и по-плохому.
Вероятно, может. И, признаться, вот такие возможные заходы меня пугали изначально больше всего. С бытовыми войнами я-то справлюсь, а вот если тупой компашке Князева что-то в башку стукнет, вот тогда реально полный ахтунг настанет…
– Мартынов, свали, если зубы дороги, – я не мастер по КМС, но тяжёлым зарядить реально могу.
– Да ща, ты мне теперь должна!
– Ломбард тебе должен. Мозги. Хоть какие-то бэушные, а то у тебя там всё пылью покрыло… Ааа… – взвизгиваю, когда меня хватают за запястье и выкручивают руку. Больно выкручивают. Чтоб ничего не хрустнуло, приходится самой согнуться пополам.
– Много болтаешь, дрянь… – злобно цедят мне, явно намереваясь довести дело до травмпункта, но ответить что-нибудь колкое и обидное не успеваю. За нашими спинами раздаётся спокойный голос Ильи.
– Развлекаетесь?
Глава третья. Тушёнка и прочие неприятности
Зои
Стоит и пялится. Князев, да что ж ты так выбешиваешь-то?!
– Убери своего долбоящера, пока на вас в ментовку заяву не накатали! – злобно рычу я, пытаясь вырваться. Благородство сдохло в двадцать первом веке. Не осталось нынче принцев, готовых защитить честь дамы. Во всяком случае не в этой квартире.
– Тим, – окликает Мартынова Илья. – Оставь её.
Эм… Или осталось?
– Ван момент. Сначала проучу, – не унимается козлина.
– Мартын: отпустил и ушёл, – тон не меняется, но в голосе появляются новые нотки. Железные такие, безапелляционные. Перемена прям ощутима.
– Да и больно надо, – фыркает в ответ и я, наконец, получаю свою конечность обратно.
– Дибила кусок. Оба, – шикаю, нянча скулящее плечико. – Намордники на вас нацепить надо.
– Вот ты бы не нагнетала, – Князев ждёт, пока друг выйдет из комнаты, после чего повелительно тыкает на заваленную мусором кровать и со словами: – Убери, а то добавлю, – выходит следом, закрывая за собой дверь.
Зашибись. Убери? Ага, щас. Уже побежала. Только лыжи натру, чтоб скользили лучше. Вместо того, чтобы выполнять приказ, нахожу недопитую тару из-под колы и хорошенько поливаю постельное бельё. Получай, хорёк-переросток. Меньше вякать будешь.
Осторожно высовываю нос в коридор, прислушиваясь. В гостиной гоготня гусей на пастбище не смолкает, но и на кухне, кажись, что-то творится. Вроде как мальчики беседы мужские беседуют, потому что сигаретным дымом тянет. Я бы подслушала, да неохота. Достали они меня, так что незаметно проскальзываю к себе и от греха подальше подпираю дверь стулом. Замком я пока так и не обзавелась. Но уже точно пора.
Вылезти из норы всё же приходится, минут через двадцать, ибо естественные нужды никто не отменял. К счастью, к тому моменту зона отчуждения освобождается, и я скоренько решаю все свои вопросы. Даже успеваю устроить после туалета мародёрскую вылазку до холодильника, чтобы прихватить съестного. Писец. Это просто дичь так жить. Скоро не выдержу и пойду проситься к гастерам на съёмную хату. Там и то будет спокойней.
Мой улов: палка копчёно-вареной колбасы и полбатона чёрного хлеба. То, что нужно здоровому женскому организму, у которого главная фишка – откладывать цилюль на жопу. А у меня это вообще-то рабочий инструмент, ну да и чёрт с ним. Жрать хочется сильнее. Поэтому прямо так, зубами, отгрызая кусьманы и почти не жуя, возвращаюсь в комнату, после чего уже без дальнейших инцидентов ложусь спать…
А когда с трудом раздираю веки по будильнику вижу раздетую до трусов тушу рядом с собой. На всякий случай недоверчиво потираю глаза, разглядывая огромную вытатуированную моську какого-то индийского божка с вензелями на размеренно вздымающейся спине и убеждаюсь, что это не глюк…
ЧТОООО??? КАКОГО.... ???
Нет, реал. На МОЕЙ подушке. В МОЕЙ кровати. В МОЕЙ комнате. Он совсем оборзел?
Сонливое состояние как рукой снимает. Такой наглости я ещё не видела, честно. Вопрос: как на неё реагировать? Впрочем, что значит, как? Зачем изобретать велосипед? Пойдём по давно устоявшемуся годами сценарию. Так что спустя пару минут на Илью выливается полная кастрюля ледяной воды. Специально ледяной, я его жалеть не собираюсь.
– А-а-а-! Умом тронулась, больная? – с ором подскакивает тот, очумело тряся башкой.
– Это я тронулась? Ты ничего не перепутал? Комнатой не ошибся?
– Не ошибся, – Князев хотел было завалиться обратно на подушку, но та оказывается мокрой. Недолго думая, он просто перекатывается на ту сторону, где спала я. Там-то пока сухо. – Ты сральник который устроила подобрала? – бурчат мне едва разборчиво, устраиваясь поудобнее. – Нет. Ну вот сама виновата. Где я ещё должен спать? В гостиной Огурец храпит.
– Да плеваться я хотела, кто где храпит! Проваливай!
– Обойдешься, – утыкаются в мою подушку своей мордой.
– Последний раз предупреждаю!
– Отвали.
– Значит, сам напросился!
Вторая набранная кастрюля не заставляет себя ждать.
– Твою мать! Ты меня достала! – на этот раз психанувший Илья подрывается на ноги.
– АААА! ОТПУСТИ! – теперь уже истошно воплю я, когда меня перекидывают через плечо и тащат куда-то. – Отпусти! Отпусти, сказала! – цепляюсь за косяки, пинаю и кусаю его, но хоть бы что. Щёлкает выключатель и меня скидывают в ванную, до упора врубая душ. – Ааа!!! Холодная же!
– Да ты что? – ехидно кривится эта свинота. – Правда что ли? Вот ведь неожиданность. Хорошо, что не кипяток, скажи?
Торопливо вырубаю кран, да только поздно. Я уже мокрая с головы до ног. И продрогшая. И бок болит после неприветливого столкновения с керамическим бортиком.
– Ты просто шедевральный идиот, – дрожащими губами выплёвываю я. Зуб на зуб, блин, не попадает.
– Сиськами не свети, – советуют мне с надменной рожей.
В смысл… Блин! Поспешно скрещиваю руки на груди. Супер. Футболка-то у пижамы светлая. И тонкая. А под ней ничего нет.
– А у вас тут весело, – хмыкает появившийся на горизонте заспанный Огурцов. Ещё один знакомый с детских времен, но в отличие от Мартынова вменяемый. Мы никогда не общались с ним особо тесно, но и чего-то неприятного от него я тоже не припомню. – Вы каждое утро так закаляетесь? Типа в здоровом теле здоровый дух?
Князев молча закрывает перед его носом дверь, снимает полотенце с вешалки и протягивает мне.
– Освежилась? Дурь поубивалась? – спрашивает он пугающе мирно.
– Ты первый начал! – поспешно прикрываюсь махровым бронежилетом.
– Когда?
– Когда припёрся ко мне!
– Вот развела панику. Чё вопить сразу? Ладно бы приставал. Истеричка.
За неимением ничего другого швыряю в него его же мочалку, попавшуюся под руку.
– Выйди! – требую я.
– Зачем?
– На спрос! А кто спросит, тому в нос!
– Хочешь, спинку потру?
– ПРОВАЛИВАЙ!
– Ой, да и больно надо, – Илья уходит, но через несколько секунд снова просовывает голову в щель. – Точно помощь не нужна? Раздеть – это я запросто.
– ДА УЙДИ УЖЕ!!! – снова торопливо прикрываюсь полотенцем. Ааа! Он меня достал.
– Ну нет так нет, – по-детски хихикает тот и уходит уже насовсем. Поспешно задёргиваюсь шторкой. Какая – никакая защита. Но если опять рискнёт сунуться, убью нафиг.
Зои
Слава тебе господи, никто больше не ломится, так что спокойно согреваюсь под почти горячим душем. Утром добрым не бывает, блин. Я ж не морж, чтоб моржевать и закаливаться вот так без предупреждения.
Обмотавшись полотенцем, оставляю сушиться пижаму с нелепым единорогом на бельевой вешалке и возвращаюсь в опустевшую, ура-ура-ура, комнату. Переодеваюсь и собираю мокрую постелку. Будто мне больше нечем заняться. Теперь непонятно, когда высохнут подушки и одеяло, не говоря уже о матрасе. Сама себе двойную работу сделала, вообще умница.
Переодеваюсь и злая, да ещё и голодная, плетусь на кухню, где уже обитает местное лесное чудище. Сидит за обеденным столом, ноги забросил на столешницу, ковыряется в телефоне. Спасибо домашние штаны надел. А вот с футболками у него, видимо, напряг. Налезать перестали после того, как разнесло на стероидах?
– Что на завтрак? – спрашивает он слишком уж миролюбиво.
– Мышьяк.
– Тебе или мне?
– Тебе цианид.
– Годится, только посоли.
– Перебьёшься, – лезу в холодильник за позавчерашними макаронами и банкой тушёнки. – Я вот только жрать тебе готовить не нанималась.
– Ну должен же быть от тебя хоть какой-то толк.
– Ну от тебя же его нет. Почему я должна на твоём фоне выделяться? – резонно замечаю, разжигая огонь на плите под сковородкой. У кого-то кашка и яичница на завтрак, а у меня сразу по существу. Потом до ночи нормально не поем, так что лучше заправиться под завязку.
– Ты когда такая дерзкая стала?
– А ты последнее IQ когда растерял? Пока татуировки набивал?
На ногах они тоже, кстати, есть. Я успела заценить.
– Принцесса, не заговаривайся, – строго прицыкивают мне. – Лучше б сказала спасибо.
– За что?
– За то, что тебя вчера не изнасиловали.
– Твоя безмозглая макака? Вряд ли бы у него что-то получилось. Силёнок не хватило бы.
– Ты о себе слишком высокого мнения. В любом случае можешь по этому поводу не переживать. Он больше к тебе не подойдет.
– Что так? Ему резко расхотелось мне присунуть?
– Нет, но он принял к сведению, что домогаться до тебя имею право только я.
С тяжёлым взглядом поворачиваюсь к нему.
– Сковородкой по морде давно получал?
– Один раз. От тебя же. Или тогда была не сковородка… – Илья прям задумался. – Совок?
– Садовая лопатка.
– А, точно.
– Можем освежить воспоминания.
– Знаешь, – он неохотно отрывается от телефона. – Вот годы идут, но ты не разочаровываешь. Всё такая же ядовитая. Хоть что-то постоянно в этом мире.
– Я повторяю вопрос: втащить?
– Давай не сегодня. Мне хватило бодрого пробуждения.
– Не тебе одному, – отворачиваюсь, занимаясь зашкворчавшим маслом, на которое вываливаю слипшуюся гору макарон. Какое-то время молчим, пока пытаюсь разодрать и обжарить это малопривлекательное месиво. – Где твой дружок?
– Ты про которого из? Один всегда со мной. Могу показать, убедишься.
Офигеть как смешно.
– Пошлостям учат в Штатах?
– Да не, это врождённое. Если ты про Огурца, он свалил. Сказал, мы слишком шумные для его гудящей кочерыжки.
– Свалил бы ты тоже куда-нибудь, – вздыхаю я. – Достал твой бордель.
– Достал, так свали сама. Даже помогу запаковать все маечки и шортики.
Да было бы куда, с радостью. Только меня тут и видели. Но увы, я бесприданница. Дальние родственнички в своё время подсуетились и отжали у осиротевшей девчули всё, что было возможно. Только что сарафанчик в горошек и пакет с игрушками оставили. Ну и саму девчулю скинули как балласт. Кому она сдалась?
Спасибо тёте Марине, её это не напугало, и они с дядей Володей дали мне всё, что были способны. Прошло столько лет, а я так и не смогла называть их "мамой" и "папой", несмотря на то, что люблю обоих безмерно и благодарна по гроб жизни. А они и не навязывали. Даже решение по замене фамилии оставили за мной, понимая, что это то единственное, оставшееся у меня в память о прошлой жизни.
Чем я могла ответить на их доброту? Лишь быть благодарной. Именно поэтому, собственно, и поступила в МГУ на нисколько не любимый экономический. Потому что его заканчивал дядя Володя и всегда хотел, чтобы Илья пошёл по его стопам, но Князев не только послал эту идею, но и отказался в принципе связываться с институтами, чем в своё время всех просто убил.
Он вообще много чего делал поперёк их воли. Частично из вредности, частично из-за меня. Его всегда раздражала моя "смиренность". Поэтому, собственно, он до сих пор и считает меня лицемерной подлизой. Я же просто старалась сделать так, чтобы его родители не пожалели о том, что когда-то приняли меня в семью.
– Что, бездомная, нечего возразить? – не дождавшись ответа, хмыкает Илья. – Вот тогда стой у плиты и кухарь. А если ещё не перестанешь плеваться ядом, мы даже сможем поладить.
– Я тебя ненавижу.
– Твоё право. Ты мне лучше скажи, у тебя все юбочки такие короткие?
Что ещё за предъява? Нормальная у меня юбка, всё прикрывает.
– А тебя это как волнует?
– Меня никак. Но тогда уж надевай почаще вот эту. Прям зачётная, – в мою сторону светят экраном, на котором покоится моя же фотка с прошлого лета в лаковой мини-юбке. Стоп, эту фотку я никуда не выкладыва… До меня только сейчас доходит, что всё это время Князев ковырялся в МОЁМ телефоне!
– ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?
– Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет-нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой – так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…
Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!
– Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! – яростно вырываю гаджет из его рук. – Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!
– А ты всё о своём, – вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из-за стола и лениво тянется, хрустя шеей. – Смотри, сгорит наш завтрак.