Пётр Великий в жизни. Том первый

А как и после сего прощения царевна София не преставала заводить подобные бунты и умышляла на жизнь своего брата и Государя, то Монарх, в открывшийся один из таковых заговоров, желая узнать от ней самой некоторые обстоятельства, приехал в монастырь, вошёл к ней с сверкающими от гнева глазами, начал уличать её в новых на жизнь его умыслах и требовал её признания и ответов на вопросы свои. Сколь ни явны были Государевы улики, но она, однако ж, ни в чём не признавалась. Её гордость пробудилась, так сказать колкостию Монарших упреков, и она, в оскорбительных выражениях, начала обвинять в смятениях самого Государя. Такая непризнательность и непокорность с её стороны, соединённый с колкостию ответов, вывели Монарха из терпенья. Он в крайней запальчивости сказал, что одна смерть её доставит ему безопасность. «Умри, злодейка!» – и выхватил на поражение её меч. В это самое время бывшая при царевне в услужении двенадцатилетняя девушка, остановилась между Государем и царевною, бросилась к ногам Государевым и, ухватившись за них, вскричала: «Что ты делаешь, Государь, смотри, она родная тебе сестра!». Слово это остановило его и он, помолчав с минуту, опять простил мятежную и непокорливую сестру, а девушку поцеловал в голову, говоря: «спасибо, девочка, я тебя не забуду!».

Анекдоты о Петре Великом, выбранные из деяний сего монарха, описанных гг. Голиковым и Штелиным. Издание второе. Москва, 1848. С. 78

Некоторые уверяют, что царь хотел казнить её, оправдывая своё намерение словами: «Пример Марии Шотландской, идущей из темницы под меч палача по приказанию сестры Елизаветы, королевы английской, указывает, что и я должен подвергнуть Софию моему царскому правосудию». Тем не менее, и в этот раз брат простил преступную сестру, только в наказание сослал её в дальнейший монастырь.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 179

…Его Величество представя Себе все ея покушения на отнятие у Него жизни, все на тот же конец воздвигаемые ею бунты, все постановляемыя ею намерениям своим препятствия, и виновною пролития толикой крови и смятений, волновавших всё отечество, и что, наконец, не мнил Он остаться в спокойствии, покуда останется она живою, решился в первом движении гнева Своего избавится oт нея смертию же её. Он открывается о сём Лефорту и представляет в пример славную Елизавету, Королеву Англинскую, казнившую публично и за меньшее несравненно преступление Шотландскую Королеву и ближнюю, свою родственницу Марию Стюарт. Но сей Великий человек порочит поступок Елисаветин, яко такой, которой сделал вечное пятно славе ея, и склоняет Его на милость к виновной сестре Его. Она, ответствует во гневе Государь, она многократно с четырнадцати ещё лет своих возставала на жизнь Мою. Пускай так, возражает любимец, но Вы при всём том не должны умерщвлять её, естли только Ваше Величество не почитаете мщения дороже славы Своей. Туркам и варварам одним, заключил Лефорт, свойственно омокать руки свои в крови родных своих, но Христианскому Государю иметь должно совсем иныя чувствования.

Монарх сею толико дружескою речью смягчается, обнимает его и говорит: прощаю, прощаю её. А дабы дать ей почувствовать всю цену милостей Своих, удовлетворяется наказать её одним выговором. Он берёт c Собою сего друга Своего и едет c ним к ней в монастырь, уличает её в преступлениях против Себя и отечества. Но София слезами и красноречием своим извлекает и у Него слёзы, и Он, выходя от нея, говорит Лефорту; как она умна; но жаль, что столь же и зла.

Голиков И.И. Историческое изображение жизни и всех дел славнаго женевца Ф.Я. Лефорта. М., 1800. С. 159–160

Царь сам допрашивал её касательно этих посягательств; не известно ещё, что она отвечала, но то верно, что царь оплакивал тогда как её, так и свою судьбу.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 179

Во время всего того правления царицы Натальи Кирилловны царевна София была в Девичьем монастыре и содержана была по обыкновению со всеми дворцовыми доместики. Также и брат ея – царь Иоанн Алексеевич и сестры ея к ней свободно ездили.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. 1682–1695 гг. С. 239–240

С половины сентября начался новый розыск. Из разных монастырей велено было свезти стрельцов; затем иных разместили по московским монастырям, а других содержали в подмосковных селах под крепким караулом. Число всех содержавшихся стрельцов было 1714 человек.

Костомаров Н.И. История России в жизнеописаниях её главнейших деятелей. С. 345

Желая показать, что стены города, за которые стрельцы хотели силой проникнуть, священны и неприкосновенны, государь велел всунуть брёвна в ближайшие к воротам бойницы и на каждом бревне повесить по два мятежника. Таким способом казнено более 200 человек. Едва ли столь частый частокол ограждал какой-либо другой город, какой составили стрельцы, перевешанные вокруг Москвы.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 506

30 сентября у всех ворот московского Белого города расставлены были виселицы. Несметная толпа народа собралась смотреть, как повезут преступников. В это время патриарх Адриан, исполняя предковский обычай, наблюдаемый архипастырями, просить милости опальным, приехал к Петру с иконою Богородицы. Но Пётр был ещё до этого нерасположен к патриарху за то, что последний повторял старое нравоучение против брадобрития; Пётр принял его гневно. «Зачем пришел сюда с иконою? – сказал ему Пётр. – Убирайся скорее, поставь икону на место и не мешайся не в свои дела. Я побольше тебя почитаю Бога и Пресвятую Богородицу. Моя обязанность и долг перед Богом охранять народ и казнить злодеев, которые посягают на его благосостояние». Патриарх удалился. Пётр, как говорят, собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам в селе Преображенском.

Костомаров Н.И. Русская История России в жизнеописаниях её главнейших деятелей. С. 346

Возле ряда солдатских домиков в Преображенском протекает река Яуза, разделяя это селение на две части; на противоположном берегу сотня осуждённых в небольших московских телегах (которые москвитяне называют извозчичьими) ждали смертной казни. Для каждого преступника телега, при каждой телеге солдат. Не было там священника, чтобы преподать духовную помощь, как будто бы осужденные не были достойны этого религиозного обряда; однако ж каждый из них держал в руках восковую свечу, чтобы не умирать без освящения и креста. Ужас предстоящей смерти увеличивали жалостные вопли жён, стоны и раздирающие вопли умиравших поражали громаду несчастных. Мать оплакивала своего сына, дочь – судьбу отца, несчастная жена – злой рок мужа; с их рыданиями сливались вопли тех женщин, которые, по разным связям родства или свойства, заливались слезами. Когда кого-либо из осуждённых лошади быстро уносили на место казни, рыдания и вопли женщин увеличивались; они, стараясь догнать их, оплакивали жертву разными, почти сходными одни с другими, словами (передаю их так, как мне их перевели): «Для чего тебя так скоро отнимают у меня? Зачем покидаешь меня? И в последний раз поцеловать нельзя? Не дают мне попрощаться с тобой в последний раз?». Этими печальными причитаниями несчастные женщины провожали своих друзей, которых догнать уже не могли. 130 других стрельцов были приведены из деревни воеводы Шеина. По обеим сторонам каждых городских ворот стояла двойная виселица, на каждую из них было повешено в этот день по шести мятежников. Когда все были приведены на места казни и отдельными кучками, по шесть человек в каждой, разведены по отдельным двойным виселицам, его царское величество, одетый в польскую зелёную шубу, в сопровождении благородных москвитян подъехал к воротам, при которых, по приказанию его царского величества, остановился экипаж господина императорского посла, в котором сидели вместе с послом императора представители Польши и Дании. Возле них находился генерал Лефорт с начальником стражи генералом фон Карловицем, проводником его царского величества в его проезде через Польшу. Многие другие иностранцы вместе с москвитянами стояли также около ворот. Тогда начали читать приговор, причём царь заметил присутствующим, чтобы вникали в его содержание с особенным вниманием. Так как палачу было не под силу перевешать стольких преступников, то царь велел нескольким офицерам помогать ему. Преступники не были ни связаны, ни закованы, но они были в колодках, затруднявших ходьбу, так как нога толкалась об ногу, тем не менее идти всё-таки можно было. Преступники сами всходили по лестницам к перекладине, крестились на все четыре стороны и (по обычаю страны) опускали на глаза и на лицо саван. По большей части осуждённые сами надевали себе петлю на шею и бросались с подмостков: в числе тех, которые искупили своё преступление смертью на виселицах, насчитали 230 человек, самих ускоривших свой конец.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 507–508

Тела казнённых лежали неприбранные до весны, и только тогда велено было зарыть их в ямы близ разных дорог в окрестностях столицы, а над их могилами велено было поставить каменные столпы с чугунными досками, на которых были написаны их вины; на столпах были спицы с воткнутыми головами.

Костомаров Н.И. История России в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. С. 346

Неподалеку от Новодевичьего монастыря поставлено было тридцать виселиц, представлявших вид четвероугольника, и на них затянуты петлей головы 230 стрелков, достойных более жестокой казни; трое зачинщиков опасного возмущения, которые написали просьбу, приглашая Софью к управлению государством, повешены на стенах помянутого монастыря близь окна Софьиной спальни. Середнему из этих висельников вложена была в руки бумага, сложенная по форме челобитной. Это для того, чтобы сознание прошедшего угрызало Софью непрестанною тоской.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 509

Известно, что после (нового в 1689) стрелецкаго розыска царевна Софья и Марфа были пострижены в монахини, одна в московском Новодевичьем монастыре, где и прежде содержалась, другая в Успенском девичьем, в Александровской Слободе. Пред кельями Софьи по повелению царя было повешено 195 человек стрельцов. У самых окон висели трое с челобитными в руках. Князю Ромодановскому царь дал собственноручное наставление: кого «пропущать» к Софье: «Сестрам, кроме Светлой недели и праздника Богородицына, который в поле живёт (храмовой праздник монастыря), не ездить в монастырь в иные дни, кроме болезни (Софьиной). Со здоровьем (спрашивать о здоровье) посылать Степана Нарбекова или сына его, или Матюшкиных; а иных, и баб и девок, не посылать; а о приезде брать письмо Фёдора Юрьевича (Ромодановскаго). А в праздники, быв, не оставаться; а если останется, до другаго праздника не выезжать и не пускать. А певчих в монастырь не пускать: поют и старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют: спаси от бед, а в паперти деньги на убийство дают».

Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. С. 173

В статье о дворцовых расходах 1689 г. записано: для караула в Новодевичь монастырь подполковнику и капитану на 132 рубли 16 алт. 3 день[ги]; солдатам 100 человекам на 518 р. 30 алт. В отчётах расходов на 1700 год к иноке Сусанне в Новодевичь монастырь означено: мёду, пива, браги, квасу, уксусу, лимонов, яблок, патоки, рыбы, икры, с хлебеннаго двора пирогов, масла и прочих запасов, шло в год на 5144 р. 15 алт. пол-четыре деньги.

Аристов Н. Московския смуты в правление Царевны Софьи Алексеевны. Варшава. 1871. Примечания. С. XLIV

Сохранилось в обители много воспоминаний о Софии Алексеевне; показывают богатыя ея иконы, рукоделья, книги. Вот место, где уже облечённая в монастырскую рясу, она присутствовала при церковной службе с монашеским посохом в руках и с мечтою в душе о царском скипетре; вот узенькая дверь в соборе, скрывающая подземный ход, по которому спускалась к Москве-реке игуменья Сусанна для тайных совещаний со стрельцами; вот и покрытая чёрным бархатом гробница монахини Сусанны… Царевна не оставила по себе дурной памяти, – измученная властолюбивыми замыслами, она мирно жила между монахинями.

Снегирёв И. Историческое описание московскаго Новодевичьяго монастыря. С. 111

Последния шесть лет своей затворнической жизни Софья провела в молитвах, перечитываньи священных книг, в работе рукодельной и, наконец, в переписке разных любопытных ей рукописей. Писала она хорошо, и эта работа доставляла ей не мало удовольствия. В имении Головиных селе Новоспасском хранится Октоих нотнаго пенья, отлично писанный полууставом, золотом и красками – инокинею Сусанною – царевною Софьею Алексеевною.

Семевский М.И. Современные портреты Софии и Голицына. С. 437

30 ноября в церкви Успения Новодевичьяго монастыря ежегодно служат всенощную с акафистом Божией Матери. Вот по какому случаю учреждена на этот день служба. При Царевне жил в обители старый сторож, на котораго возложена была должность звонаря. Он был честной жизни и ревностный исполнитель своего дела. До такой степени он боялся, как бы долгою ночью не одолел его лукавый сон и не помешал ему ударить к заутрени в урочный час, что спал на камне. Такая постель не давала возможности долгаго сна, и сторож часто просыпался и перевертывался с бока на бок. Раз в морозную ночь на 1-е декабря ему вообразилось, что неизвестный голос повелевает ему ударить в колокол. Старик встал, отворил дверь своей сторожки и взглянул на небо, давно привыкши узнавать по нему время. Но так ярко горели ещё звезды на тёмном небе, что звонарь успокоился и возвратился на своё жёсткое ложе. Едва успел он забыться, как тот же голос прозвучал над его головой. Опять встаёт старик, опять осматривает небо, и, убедившись снова, что не настал ещё час благовестить к заутрене, опять засыпает. Но кто-то будит его в третий раз – словами: «встань, ударь в колокол». Вскочил испуганный старик и перекрестился: он понял, что это – внушение свыше, которому нельзя противиться, и вышел из сторожки с намерением исполнить сказанное ему, не смотря на раннее время. Сторожка стояла у передних монастырских ворот, и сторож пустился бодрым шагом по тропинке к колокольне. Вдруг им овдадел такой страх, что он возвратился под свой кров. Там он сотворил молитву, и идти тропинкой всё-таки не решился, а взошёл по лестнице, выложенной в самых воротах, на монастырскую стену, откуда был ход на второй ярус колокольни. Раздавшийся благовест вызвал сестёр из келлий. Монахини, вошедши на монастырский двор, увидали с удивлением, что соборный храм Смоленский освещён; все бросились к нему; двери были отворены, а в церкви царствовал безпорядок, свидетельствовавший о недавнем пребывании незванных гостей; по каменному полу было разбросано множество зажжённых восковых свечей, на престоле не доискались всей утвари, несколько дорогих икон также было ограблено. Но местная, самая богатая по украшениям, икона Божией Матери Смоленской осталась цела.

Несвоевременный звон в Девичьем монастыре поразил Императора Петра I, который засиделся в эту ночь по соседству на весёлой пирушке. Малейшее отступление от принятаго в обители порядка наводило его на мысль о новых замыслах Царевны. Он поскакал на звон, и, явившись в обитель, подробно расспросил о деле и тщательно осмотрел собор; разбросанныя по полу свечи дали ему руководящую нить для отыскания грабителей: воск должен был оставить следы на их платьях и Пётр приказал, чтобы на другой день, приходившийся на воскресенье, у дверей всех соседних церквей стоял во время обедни караул, которому велено было хватать всех, у кого на полах кафтана окажется воск; в то же время разослали отыскивать церковное добро по окружным кабакам и лавочкам, куда сбывались обыкновенно покражи. Похищенные вещи были найдены, а закапанныя воском одежды выдали виновных, которых допрашивал сам Пётр. Их была целая шайка. Они перепилили запоры задних монастырских ворот и двери Соборной церкви. Час заутрени мог застигнуть их врасплох, и в предупреждение 6еды они поставили у колокольни двух надёжных молодцов с ножами. Эта стража должна была подкараулить и зарезать звонаря: но звонарь взошёл монастырскою стеной прямо на второй ярус колокольни. Когда поджидавшие его убийцы услыхали раздавшийся над их головами звон, их объял такой ужас, что у них в глазах потемнело, и они упали на землю. Очнувшись, они побежали к товарищам, которые, в свою очередь напуганные благовестом, схватили мешок, куда складывали похищенныя вещи, побросали на пол свечи, которыя держали в руках, и выбежали в задния ворота. Думалось им начать дело с местнаго образа Смоленской Божией Матери, который был обложен драгоценною ризой, и не раз они подходили к нему со своими орудиями, но видели что-то страшное в сиянии золотой ризы, отражавшей огонь зажжённых свеч. Показалось им, что опечалился тёмный лик Божией Матери и грозно смотрит на них Покровительница обители. Они решились начать с других икон и приняться за Смоленскую, когда наберутся духа.

Снегирёв И. Историческое описание московскаго Новодевичьяго монастыря. М. 1885. С. 115–117

Несчастная Софья в своём заключении томилась ещё пять лет под самым строгим надзором и умерла в 1704 году.

Костомаров Н.И. Русская История в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Книга II. 489

Да известно ж тебе, Государю, буди: нынешняго месяца июля 3 числа (1704 г.), благоверная государыня царевна и великая княжна София Алексеевна, что была в Новодевичье монастыре в иноцех Сусана, преставися, и погребена тут же в монастыре.

Из «Отписки властей Иверского монастыря к игуменье Новодевичьяго монастыря Меланьи». Цит. по: Снегирёв И. Историческое описание московскаго Новодевичьяго монастыря. М. 1885. Приложение. С. XXVI

Бывшая правительница, инокиня Сусанна, скончалась в монастырском заточении 3-го июля 1704 г., 46 лет от роду.

Аристов Н. Московския смуты в правление Царевны Софьи Алексеевны. С. 158

А Иоанн, который делил Самовластие одним только имянем, мало спустя лет после того скончался.

Аллец П.О. Сокращенное описание жизни Петра Великого… С. 5

Французы, занявшие в 1812 году Новодевичий монастырь, многие спрашивали о Софье Алексеевне и, смотря всё, удивлялись древнему построению церкви, а наипаче иконостасу.

Доношение архиепископу Августину Новодевичья монастыря игумении Мефодии о французах, в сём монастыре стоявших в 1812 году. Чтения в Имп. Обществе Истории и Древностей Российских при Моск. Университете. 1871. Книга вторая. Москва, 1871, стр. 85

Во время семилетней борьбы (1682—89 г.), которая завязалась между Нарышкиными и Милославскими, а продолжалась между Центром и Софиею, законы пришли в упадок, и внутреннее разстройство достигло до такой степени, что, по словам современников, бояре, у коих дела были в разстройстве, молили царя отпустить их на воеводство, хотя на год! Легко себе представить все ужасныя последствия такого образа улучшения денежных обстоятельств боярских – и что из этого выходило? Подати и налоги были отяготительны, но доходы казны были незначущи.

Долгоруков П. Сказание о роде князей Долгоруковых. СПб. 1840. С. 62

Дела и события того времени далеко не соответствуют столь высокому понятию о талантах Софии и ея советников в искусстве государственного управления. В актах, изданных в семилетнее господство ея, мы не находим ничего замечательного, ни для общественнаго благоустройства, ни для развитая промышленных сил народа, или для его образования.

Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. С.-Петербург, 1858–1863. Т. 1. С. 99

И по приходе к Москве начал его величество в [Немецкую] слободу ездить чрез предвождение его ж – князя Бориса Алексеевича Голицына.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 239–240

Участие потешных [полков] в этом событии не имело значения в смысле военном; но тем не менее оно дало им возможность в первый раз доказать преданность царю, противостать крамольникам, поддержать власть законную и спасти для России Петра Великого.

Дирин П. Потешные полки Петра Великого. С. 25

Теперь будем описывать о начатом правлении царицы Натальи Кирилловны, в порядках двора, и пропревожении времени царя Петра Алексеевича, и состоянии жития брата его, царя Иоанна Алексеевича, и бытности в монастыре царевны Софии.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 239–240

Правление Нарышкиных

Правление оной царицы Натальи Кирилловны было весьма непорядочное и недовольное народу и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которое доныне продолжается с умножением, и вывесть сию язву трудно.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 239–240

Были распределены некоторые приказы и вакантные должности, как то: князю Петру Ивановичу Прозоровскому – Казна, Тихону Никитичу Стрешневу – Разряд, Петру Василь. Шереметеву – Поместный или земельный, князю Ивану Борис. Троекурову – Стрелецкий, Петру Абр. Лопухину – Ямской или почтовых лошадей, князю Михаилу Никитичу Львову – Земский, князю Фёдору Семеновичу Урусову – Иноземский; Посольский на время доверен Емельяну Игнат. Украинцеву с указом осведомлять Льва Кирилловича Нарышкина о делах высшей важности…

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 212

Как новое правление государства началось, то Посольский приказ отдан Льву Кирилловичу Нарышкину, брату царицы Натальи Кирилловны, а во Дворец – Петру Аврамовичу Лопухину, а в Большую казну – князя Петра Ивановича Прозоровского, а в Иноземской приказ – князя Фёдора Семеновича Урусова, а в Разряд – Тихона Никитича Стрешнева, которой наиболее в делех был и секрет всех дел ведал со Львом Кирилловичем Нарышкиным, а в Конюшенный приказ – Алексея … А других многих в чины жаловали, как Ивана Цыклера из полковников в думные дворяне, князя Якова Долгорукова в Судной Московской приказ, Александра… в Судной Володимерской …, князя Ивана Борисовича Троекурова в Стрелецкий приказ, а на его место – в Поместной приказ – Петра Васильевича Шереметева.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 250

Дворец не был отдан никому, ибо князь Б. Ал. [Голицын] ждал этого в качестве награды за свои услуги, а господствующие клики не желали, чтобы оный был дарован ему.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 212

Во-первых, начнём писать о характере царицы Наальи Кирилловны. Сия принцесса добраго темпераменту, добродетельнаго, токмо не была ни прилежная и ни искусная в делех, и ума лёгкаго. Того ради вручила правление всего государства брату своему, боярину Льву Нарышкину и другим министрам. И помянутой Нарышкин был судьёю в Посольском приказе, а под ним в том приказе правил Емельян Украинцев, думной дьяк, человек искусной в своих делех, и был в тех делех под князем Голицыным сосланным. Также к нему все министры принадлежали, и о всех делех доносили, кроме князя Бориса Алексеевича Голицына и Тихона Стрешнева. Помянутого Нарышкина кратко характер можно описать, а именно: что был человек гораздо посредняго ума и невоздержной к питью, также человек гордой, и, хотя не злодей, токмо не склончивой и добро многим делал без резону, но по бизарии своего гумору. И в том правлении наибольшее начало падения первых фамилей, а особливо имя князей было смертельно возненавидено и уничтожено, как от его царского величества, так и от персон тех правительствующих, которые кругом его были для того, что все оные господа, как Нарышкины, Стрешневы, Головкин, были домов самаго низкаго и убогаго шляхетства и всегда ему внушали с молодых лет пративу великих фамилей. К тому ж и сам его величество склонным явился, дабы уничтоживанием оных отнять у них повоир весь и учинить бы себя наибольшим сувреном.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 239–240

Кто же правил государством? кто, по крайней мере, имел самое сильное влияние в правительстве? Мы видели, что у Троицы всем заведовал князь Борис Голицын, потому что был умнее, энергичнее, смелее всех. «Князь Борис Алексеевич Голицын распоряжался всем у Троицы, – говорит Гордон, – потому что никто другой не смел вмешиваться в такое щекотливое дело, каким оно сначала казалось». Но мы видели также, какое сильное негодование навлёк на себя князь Борис со стороны царицы Натальи и её родственников, выгораживая князя Василья из изменного дела. Эта ссора с Нарышкиными повела к тому, что когда опасность миновала, когда, следовательно, прошла нужда в человеке, способном управлять во время опасности, то князь Борис по возвращении двора в Москву потерял то значение, какое он имел у Троицы, и главным лицом в управлении явился брат царицы боярин Лев Кириллович со своими родственниками. Лев Нарышкин стал заведовать первым по своей важности приказом Посольским, хотя и без титула Оберегателя; князь Борис Голицын должен был удовольствоваться приказом Казанского дворца. Родственники молодой царицы получили свою долю в лице самого видного из них, боярина Петра Абрамовича Лопухина, которому достался Приказ большого дворца и Дворцовый судный; Стрелецкий приказ был поручен князю Ив. Бор. Троекурову; Разряд – боярину Тихону Никитичу Стрешневу. Князь Борис, потерявши прежнее значение, стал подвергаться большим оскорблениям в самом дворце. Сильно нападали на него Долгорукие: однажды в 1691 году князь Яков Фёдорович Долгорукий, побранившись с ним во дворце называл его изменничьим правнуком, потому что при Расстриге прадед его в Яузских воротах был проповедником. Вражда не утихала, и в следующем году в хоромах царя Петра Долгорукие – князь Яков и брат его, князь Григорий Фёдоровичи, напали на князя Бориса, обвиняя его, что он велел своему держальнику прибить брата их, князя Бориса. «Ах ты, пьяница! – кричали Долгорукие. – Да таких же собрав пьяных, водишь с собою, и, напоя держальников своих, велишь бить брата нашего, и возишь пьяную станицу не в причинные места, куда и возить не надобно, полно увернулся за сани, быть было в тебе ножу; поди теперь, вон брат князь Борис дожидается у Спаса вверху, подери его за волосы, так из тебя и оходы вырежет, а се подь сюда, мы скорее вырежем и выпустим кишки и годовалые дрожжи выбьем из тебя, ты весь налит вином. Ты бы сам, налив белки, лучше об угол ударился, чем брата нашего за волосы драть, ты бы отца своего за бороду драл! не дорожи делом, ныне не старая пора, с мечами стоять не велите». С Долгоруких велено было взыскать в пользу обоих Голицыных – отца и сына – бесчестье 3 000 рублей с лишком; но князь Борис бил челом, что отец его при кончине своей приказал не брать бесчестья, также и он, князь Борис, о своём бесчестье на Долгоруких не челобитчик.