Пётр Великий в жизни. Том первый

Семевский М.И. Современные портреты Софии и Голицына. С. 424–425

Между тем и образ жизни царевны, естественно, должен был измениться с изменением ея привычек и занятий. Она позволила себе во многом преступать строгость теремных законов и принимала в своих покоях мужчин, которых общество ей было приятно. Милославский, родной ея дядя, без сомнния был один из людей, имевших к ней доступ. Вслед за ним и, вероятно, некоторыми другими, был ею принимаем и князь В. Голицын в минуты, которыя деятельная его служба на украинской границе позволяла ему проводить в Москве. Речи этих людей, посвятивших всю свою жизнь политической деятельности, должны были произвести большое впечатление на ум царевны, по природе своей более практический и положительный, чем созерцательный.

Щебальский П. Правление царевны Софьи. М., 1856. С. 11

Правду или неправду староверы втихомолку говаривали: «Царевна Софья была блудница и жила блудно с боярами, да и другая царевна, сестра ея… и бояре ходили к ним, и робят те царевны носили и душили, и иных на дому кормили…».

Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. Том II. С. 183

Образ жизни царевен, действительно, мог давать поводы к злословию. Сёстры Софьи поспешили воспользоваться ея возвышением, чтобы покончить с остатками теремной неволи, тяготившими их ещё при жизни царя Феодора, и устроить жизнь по своему вкусу. Жили они широко, не встречая отказа в средствах, пока государственная казна была в руках сестры-правительницы, и очень вероятно, что в их теремах толпились придворные кавалеры, среди которых они могли вербовать фаворитов: свобода любви была главным атрибутом женской эмансипации не только в их время, бедное интересами иного порядка, но и в следующем, XVIII веке, когда условия воспитания русских царевен все-таки изменились к лучшему.

Три века. Россия от смуты до нашего времени. Исторический альманах под. Ред. В.В. Каллаша. М.: Изд. Т-ва И.Д. Сытина. 1913. Т.2. С. 160–161

И тогда ж она, царевна София Алексеевна, по своей особливой инклинации и амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила дворовым воеводою войски командировать и учинила его первым министром и судьёю Посольскаго приказу, которой вошёл в ту милость чрез амурные интриги. И почал быть фаворитом и первым министром и был своею персоною изрядной, и ума великаго, и любим от всех.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 229

Канцлер по ведомству любви

Младшим из предшественников Петра был князь В.В. Голицын, и он уходил от действительности гораздо дальше старших. Ещё молодой человек, он был уже видным лицом в правительственном кругу при царе Фёдоре и стал одним из самых влиятельных людей при царевне Софье, когда она по смерти старшего брата сделалась правительницей государства. Властолюбивая и образованная царевна не могла не заметить умного и образованного боярина, и кн. Голицын личной дружбой связал свою политическую карьеру с этой царевной. Голицын был горячий поклонник Запада, для которого он отрешился от многих заветных преданий русской старины.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М.: «Мысль», 1989. Т. IV. С. 266

Князь Василий Васильевич Голицын, человек, замечательный умом, образованием и опытностью в делах, сторонник западноевропейской культуры, восхищавший иностранных дипломатов утончённостью и любезностью обращения с ними, может быть назван в отношении смелости своих намерений в духе реформы предшественником Петра. Хотя Голицын и не отличался особенной независимостью мнений или силой воли, но должен считаться одним из самых достойных представителей эпохи преобразования России.

Брикнер А.Г. История Петра Великого. C.66

…Многие господа [в России] ещё знают по-латыни, поскольку их этому учили. Особенно господин Голицын верховный канцлер, является большим любителем всех языков.

Шлейссингер Г. А. Полное описание России… С. 112

Ещё при царе Фёдоре он был председателем комиссии, которой поручено было составить план преобразования московского военного строя. Эта комиссия предложила ввести немецкий строй в русское войско и отменить местничество (закон 12 января 1682 г.).

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М. Т. IV. С. 267

Этот князь Голицын, без сомнения, относится к самым умным, воспитанным и великолепным людям, которые когда бы то ни было, были в этой стране, которую он хотел поставить на ту же ступень, что и другие. Он хорошо говорит на латыни и очень любит бывать с иностранцами и принимать их, не принуждая напиваться, сам вовсе не пьёт водки, и единственное удовольствие находит в беседе. Так как он сильно презирает знать из-за её неспособности, то смотрит только на заслуги, а использует лишь тех, за кем он их знает и тех, кто может принести ему пользу.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 172

Преобразование государства Голицын думал начать освобождением крестьян, предоставив им обрабатываемые ими земли с выгодой для царя, т. е. казны, посредством ежегодной подати, что, по его расчёту, увеличивало доход казны более чем наполовину… При этом не стеснённый законом помещичий произвол в эксплуатации крепостного труда заменялся определённым поземельным казённым налогом. Подобные мысли о разрешении крепостного вопроса стали возвращаться в русские государственные умы не раньше как полтора века спустя после Голицына.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 254

У Голицына обычная поговорка: «Я уважаю русскую веру, немецкое благоразумие и турецкую верность»; он, очень усердный ревнитель русской веры, склонил многих иностранцев, прибывших в Россию, повторить крещение и по этой причине заслужил у простого народа название Иоанна Крестителя.

Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. Цит. по: Рождение империи. М. Фонд Сергея Дубова. 1997. С. 241

Если бы я захотел письменно изложить здесь всё, что я узнал об этом князе, то я никогда бы не смог сделать этого: достаточно сказать, что он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов – в храбрецов, а пастушеские хижины – в каменные дворцы.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 166

Эти замыслы, переданные иностранцем отрывочно без внутренней связи, показывают, однако, что в основании их лежал широкий и, по-видимому, довольно обдуманный план реформ, касавшийся не только административного и экономического порядка, но и сословного устройства государства и даже народного просвещения. Конечно, это были мечты, домашние разговоры с близкими людьми, а не законодательные проекты. Личные отношения кн. Голицына не дали ему возможности даже начать практическую разработку своих преобразовательных замыслов: связав свою судьбу с царевной Софьей, он пал вместе с нею и не принимал участия в преобразовательной деятельности Петра, хотя был ближайшим его предшественником и мог бы быть хорошим его сотрудником, если не лучшим.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 255

За время разговора на латыни обо всём, что происходило в Европе, и о том, что я думал о войне, которую вели с Францией император (прусский) и столько князей, в особенности же о революции в Англии (он разбирался в новостях той страны), он предложил мне все виды водок и вин, советуя мне в то же время предупредительным (и учтивым) образом не пить вовсе.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 128

В его обширном московском доме, который иноземцы считали одним из великолепнейших в Европе, всё было устроено на европейский лад: в больших залах простенки между окнами были заставлены большими зеркалами, по стенам висели картины, портреты русских и иноземных государей и немецкие географические карты в золочёных рамах; на потолках нарисована была планетная система; множество часов и термометр художественной работы довершали убранство комнат. У Голицына была значительная и разнообразная библиотека из рукописных и печатных книг на русском, польском и немецком языках: здесь между грамматиками польского и латинского языков стояли киевский летописец, немецкая геометрия, Алкоран в переводе с польского, четыре рукописи о строении комедий, рукопись Юрия Сербенина (Крижанича).

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV С. 256

Его собственный дворец – один из самых великолепных в Европе, он покрыт медью, украшен богатейшими коврами и замечательными картинами.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 166

О размерах спроса на латинския и польския книги можно судить по случайно дошедшим до нас сведениям о составе нескольких московских библиотек того времени. У А.С Матвеева было 7 книг на латинском языке и 7 на польском, Ордин-Нащокин сразу выписал для себя из-за границы 82 латинских книги; в библиотеке патр. Никона нашлось 12 книг латинских, 2 польския и несколько изданий древних писателей, в том числе Аристотеля, Демосфена и Плутарха, в библиотеке Павла, епископа сарскаго и подонскаго, – 13 латинских книг и 6 польских; книги на обоих языках были и у кн. Вас. Вас. Голицына. Заиконо-Спасский монастырь к 1689 году успел скопить 414 латинских книг и 125 польских, что объясняется, конечно, тем, что в нём с начала десятилетия были училища, – школа Медведева, а потом Славяно-греко-латинская академия.

В. Нечаев. Малорусско-польское влияние в Москве и русская школа XVII века. В сб. Три века. Издание Т-ва И.Д. Сытина. М., 1912. Т. 2. С. 87

В осаду Чигирина кн. Голицын (бывший тогда главнокомандующим русского войска против мятежного атамана Дорошенки) явил достойный подражения пример человеколюбия. Соболезнуя о участи чигиринских жителей, из коих многие от пожаров лишились своих имуществ, он продал одну свою деревню, состоявшую из 60 дворов, и вырученныя за неё деньги, употребил на вспоможение разорённым.

Терещенко А. Опыт обозрения жизни сановников. С. 138

Его, правда, обвиняли в том, что, добившись при помощи притворного зелья благосклонности Софьи, он приказал сжечь человека, приготовившего его.

Славянская энциклопедия. XVII век. М., ОЛМА-ПРЕСС. 2004.

Разстрига Сенька (Сильвестр) Медведев в pacпpocе [после стрелецкого бунта] сказал и в письме своею рукою написал и с пытки говорил: князь В. Голицин велел в деревне своей, (в которой – не показал), в бане, мужика сжечь для того, чтоб проносу (молвы) от него не было, что он ему в ествах делал прилюбления, и те ествы отсылал он к царевне Софии, а то делал по повеленью князя В. Голицына; а ему Сеньке про то сказывал иконннк Васька Владимиров. А Васька сказал и с пытки говорил, что мужик в бане сожжён, и что он сыпал в ествы травы, а князь Голицын подносил их царевне. А слышал он про то от крестьянина Одоевских Васьки Иванова.

Розыскныя дела о Фёдоре Шакловитом и его сообщниках. Издание Археографической комиссии. Том 3. СПб. 1884. Стлб. 1132–1133

Да он же де Васка Иконник сказывал, что у Сенки (Сильвестра) Медведева призван был из Полши волхв, будто лечить очи вел[икому] государю царю и вел[икому] князю Иоанну Алексеевичу всея России самодержцу, и жил у того Сенки Медведева. А распоп Гришка сказал: Сенка де Медведев сказывал, что у него был полской породы человек и сматривал на солнце и видел в нём, от Бога назначено великое дело над московским государством, великое разорение и смущение приближается на царстве, великие де государи недолговечны, перво де один к Богу отидет, a после его и другой; а после их будет великое смущение, какое ещё на московское государство преж сего и не бывало, друг друга станут убивать, всяк захочет большой быть, и так де смятением бояр и думных и до последних подъячих всех переберут, так что и хватиться будет не за кого, и тогда встанут народом и выберут себе царя из народа. Тогда де будет благоденствие велие. И сказывает де тот мужик, что царём выберут его Сенку, а Сенка Медведев сказал, что у него иноземец поляк из-за полскаго рубежа был, Миткою зовут Силин, и такие слова ему, что государыня царевна после великих государей будет владетельница и чернеческое платье с него снимет и пойдёт за него Сенку, говорил.

И тот Митка, по посылке из стрелецкаго приказу из-за полскаго рубежа вызван на Луки Великия заводом, а с Лук Великих привезён к Москве в стрелецкой приказ и распрашиван, и в распросе меж иными делы сказал: тому шесть лет призван был из-за рубежа на Луки Великия и привезён к Москве в Спасской монастырь, что за иконным рядом, к бывшему строителю к Сенке Медведеву, и жил у него в келье три года; и в разговоре де он Митка ему Сенке говорил, что к нему Митке приезживали из Смоленска, из Полоцка, из Витебска многие люди для того, что он Митка узнавает в животе болезнь, от кого какая болезнь прилучится. И он де живота у многих щупал; да и в солнце де он смотрит и узнавает в солнце, кому что будет. Да он же Митка у младенцов уговаривает грыжи, и от ускопу, или будет меж мужа и жены совета не будет, пособляет. И Сенка де Медведев велел ему Митке посмотрить в солнце, каков де будет князь Василей Голицын, и будет ли он на Москве царём, также и Федка Шакловитой каким чином будет, и будет ли он великим князем, а он Сенка патриархом. А князь Василей де Голицын и Федка Шакловитой ему Сенке говорят: у них де мышлено то, что в московском государстве учинить бунт, великаго государя, царя и вел[икого] князя Петра Алексеевича всея России самодержца и государыню царицу и вел[икую] княгиню Наталью Кириловну и весь род их изгубить, а царь и вел[икий] князь Иоанн Алексеевич им и даром, а царевна де София Алексеевна за князь Василья хотела идтить замуж; а Федке б быть под царём первым князем, а патриархом бы быть ему Сенке, a патриарха б Иоакима сослать в ссылку. А он де Сенка смотрел по звёздам, и звёзды де значат, что быть на Москве кровопролитию великому. Бояря де за вел[иких] государей не стоят, а сложились они с князь Васильем за одно, а стрелцы де стоят за вел[иких] государей. И он де Митка по тем Сенкиным словам ходил на Ивановскую колокольню великого с чернцем Арсеньем, и в третье с Андрюшкою Бурмистровым, и в солнце сматривал: и в солнце де он видел на вел[иких] государех венцы по обыкновению на главах, а у князь Василья де Голицына венец мотался около грудей и назади и с сторон; а он стоял тёмен и ходил колесом, а царевна де Софья Алексеевна была печална и смутна, Сенка де Медведев тёмен, а Федка де Шакловитой стоял повся голову, и значило ему, что будет ему скорая смерть преж и Голицына. И смотря в солнце, пришед к Сенке Медведеву, сказывал, что по их замыслу не станется, чтоб они спасались. И он де ему говорил, что бредит. И для того де замыслу, у Сенки Медведева князь Василей быль дважды, а Федка Шакловитой бывал не много не по всякую ночь, а от Сенки де езживал перед утром; и о том о всём мыслили, и меж себя о том злом умысле говаривали; то он Митка слыхал; а сиживал в то время у Сенки в келье меж чулана и печи, и про государское здоровье как говаривали, о убивстве слышал же.

Сенка де Медвдев с Андрюшкою Бурмистровым посылал его к князь Василью Голицыну, будто смотреть в животе болезни. И он де к князь Василью пришёл, и князь Василей де спрашивал: будет ли де он на Москве великим человеком, и он де Митка ему сказал: «что ни затеял и тому не сбыться, болши де того ничего не будет». И князь Василей де, пожався, покачал головою и сказал ему, «что де ты дед бредишь». И смотря и говоря те слова от него пошёл прочь. И живучи де у Сенки Медведева у князь Василья в доме он Митка быль дважды, смотрел у него в животе болезни, щупал и сказал, что у него в животе болезни никакой нет, а любит де он князь Василей чужбину, а своей жены не любит. И он де ему сказал: «правда де, дедушко, будешь де ты за то пожалован». Как в первой крымской поход князь Василей пошёл, и Сенка де Медведев велел ему Митке посмотреть в солнце и гадать: в том походе князь Василью будет ли счастие или нет. И он де Митка в солнце смотрел с молитвою, а в той молитве говорил: «Боже мой и премилостивый, Мати Божия Богородица и Троица Живоначальная и Михайло архангел и вся силы небесныя, явите мне, что я задумал, над князь Васильем Голицыным что будет, будет ли ему какое добро, или нет, и в деле его будет ли какое счастье или нет». И в солнце значило, что князь Василью в том счастья никакого не будет, только что он государскую казну истратит и людей изомнёт. Про то де он Сенке Медведеву сказывал же. А князь Василей Голицын и Федка Шакловитой и Сенка Медведев все троя хотели московским государством завладеть, и того желали.

Розыскныя дела о Фёдоре Шакловитом и его сообщниках. Издание Археографической комиссии. Том 2. СПб. 1884. Стлб. 112–114

Подарил как-то Мазепа младшему царю Петру двух Карлов (карликов) – их присвоил себе князь В.В. Голицын.

Шмурло Е.Ф. Падение царевны Софьи. Журнал министерства просвещения. СПб.1896, январь. С. 52

Хотя Голицын был по своему времени, отлично образованный, однако и он не мог освободиться от предразсудков: это была его слабость. Находившийся при нём дворянин, некто Бунаков, идучи за ним по улице, вдруг упал от болезни, называемой в простонародье утином, а пришед в себя, по суеверию взял с места падения своего, несколько горстей земли и завязал её в свой платок. Князь полагая, что Бунаков «вынимает след» его, для какой-то чародейной порчи, велел пытать несчастного.

Терещенко А. Опыт обозрения жизни сановников… С. 175–176

Чары на след употребляются едва ли не во всех селениях. Верование поселян так к ним безгранично, что никто не может их разуверить. Человек, подвергшийся этому чарованию, почитается от всех погибшим, недоступным ко всякому исцелению. Трудно решить: когда забрело на русскую землю это чарование? Что оно не русское создание, в этом нет сомнения. Люди, занимающиеся этим ремеслом, суть; цыгане, литовцы, татары, молдоване, сельские русские коновалы, бродящие по русским селениям с предложением услуг, всегда остающихся внаклад простодушным поселянам. Спрашивай бывалого – русское поверие – составляет причину всех сельских бедствий. Расспрашивая бывалого о чужеземных диковинках, поселяне всегда стараются выпытывать, всеми возможными средствами, об отвращении бедствий. И здесь-то бывалый, как опытный обманщик, научает глупостям всякого рода.

Чары на след есть не что другое, как обыкновенная болезнь, известная в медицине под именем старческого увядания – Marasmus. Человек сохнет, теряет с каждою минутою жизненные отправления, лишается умственных способностей и, в истощении постепенном, медленном, умирает. Поселяне, не понимающие свойства болезней, приписывают это болезненное состояние чарам на след.

В селениях чары на след употребляются: в любовных интригах, в размолвке соседей, в явной, непримиримой вражде. В первых двух случаях будто они нагоняют только вечную тоску, отвращение от занятий и неизбежную смерть; в последнем же случае, кроме тоски, иссушают человека до последней возможности и доводят нередко до самоубийства. Вот основное верование поселян в чарование.

Поселяне, предпринимающие совершать чары на след, стараются подметить след проходящего человека, своего непримиримого врага. Заметивши след, они закрывают его, чтобы посторонние не истребили. Чародеи считают те только лучшими следы, которые были напечатлены: на песке, пыли, грязи, росе, снеге, и в особенности те, на которых есть волосы животных и людей. Это условие, кажется, выдумано, по необходимости, для оправдания обмана. Призванный чародей так искусно отделяет след, что он представляет как бы слепок со ступни. Для этого они употребляют широкий ножик, как говорят они же, окровавленный вихрем. Над снятым слепком читают тайно заговоры. Когда обиженный требует только нанесения тоски, тогда чародеи прячут след или под матицу, или под князёк; когда же обиженный требует смертельного отомщения, тогда он, в глухую полночь, сжигает след в бане.

Зло, совершённое чародеями над подвергшимся этому чарованию, может быть и уничтожено. Заметивши тоску, поселяне призывают или доку или ведуна, или знахаря и просят его, с подарками, избавить больного от недуга. Дока, решившийся помогать, прежде всего осматривает матицу, потом князёк, пересчитывает волосы. Поселяне слепо верят, что докам известно, сколько у каждого человека есть волос, и что вылезающие волосы всегда падают под след. Если они найдут след и заметят в нём волосы, тогда обещают избавление. Когда же обещание не сбывается, тогда уверяют, что замеченные ими в следе волосы, вероятно, принадлежали другому. Это условие есть приготовленное оправдание для неудачи. Дока выносит найденный след на улицу и бросает на дорогу, по направлению ветра. Этим самым сгоняется тоска. Когда дока не отыщет следа, тогда предлагает больному сжечь бельё под Благовещение, уверяя, что только это средство избавит его от недуга.

Сахаров И.П. Сказания русского народа. Библиотека русской фантастики. М. «Советская Россия». 1990. Т. 1. С. 312–314

Разнёсся слух в Москве о нелепом учении некоего мечтателя Квирина Кульманна. Голицын сам стал допрашивать его. Жалкий духовидец, приведя себя в изступлённое состояние, начал изрекать мнимыя свои пророчества, угрожая легионами ангелов, которые, по его словам, должны явиться к нему на защиту, если осмелится кто подвергнуть его пытке. Князь тотчас приказал пытать его: сечь кнутом и раны посыпать горячими угольями, и как духов никаких к нему не явилось, то он осудил несчастнаго, едва дышащаго, на сожжение в Москве, на болоте. После казни Кульманна (1689 г. октября 4) разосланы были ко всем пограничным воеводам строгия повеления, чтоб они не пропускали отнюдь в Россию ни одного иностранца без допросов, и, не испросив на то, всякий раз, особаго царскаго указа. Это в точности исполнялось до царствования Петра, который, постигая весь вред такого воспрещения, совершенно уничтожил его.

Терещенко А. Опыт обозрения жизни сановников… С. 176

Каин в парчовой юбке

В лето наставшее, то есть 7191, от Рождества же Христова 1683, месяца января в 11-й день, в третьем часу дня явилося в Москве на небеси знамение: отдался круг от солнца светел и велик, как было, и по нём недалеко от солнца с обеих сторон два круга, видом и сиянием подобные солнцу; а на них и самом солнце были кресты светлые четвероконечные, в средине же круга большого стоял серп острыми концами от солнца прочь, цветом же как бы радуга, бывающая во время дождя. И то знамение стояло над Москвою до самого вечера.

Матвеев А.А. Записки. С. 399

И для совершенного в государственном правлении утверждения и постоянныя крепости изволила она, в[еликая] г[осударыня] благородная царевна, во всяких делех во указех со имены братий своих, Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича писати своё, великие государыни, имя сице: «…Иоанн Алексеевич, Пётр Алексеевич и сестра их, великая государыня благородная царевна и великая княжна София Алексеевна всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, указали и бояря приговорили».

Медведев Симеон Агафонникович (Сильвестр). Созерцание краткое… С. 92

По двух же летах правления своего вышеименованная царевна повелела имя своё в челобитных и во всяких делах писать вместе с братьями своими, великими государями, таким образом: «Великим государям и великим князьям Иоанну Алексеевичу, Петру Алексеевичу и благородной великой государыне царевне и великой княжне Софии Алексеевне, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцам», и на монетах больших на другой стороне изображать свою персону.

Матвеев А.А. Записки. С. 399

В пятницу на первой неделе поста патриарх, по заведённому обычаю освящал кутью прежде на трёх блюдах, из коих два назначались для царей, третье для него самого; ныне прибавилось ещё четвёртое блюдо, и стало всего «три государских». Все это были мелочи, но за ними скрывалось очень много смысла.

Шмурло Е.Ф. Падение царевны Софьи. С. 55

Также она, царевна София, начала делать червонные под своею персоною, и в короне, и имя своё внесла титула государственнаго. Также учинила себе корону и давала овдиенции публичныя послам польским и шведским и другим посланникам в золотой палате, – что всё то принято было за великую противность от брата ея, царя Петра Алексеевича.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. С. 240

В древнии роды чудодействуя жены мудрыя благоволил Господь послати в пoco6иe правления царства князя Петра Ал., в юных его летех воздвиже сестру его, царевну Софию Ал. Ей же дан чудный смысл и суждение неусыпным сердца своего оком, непрестанно творяще к poccийскомy народу велий труд.

Медведев С. В сб. Туманского. Т. VI. Стр. 82

Вдовствующая царица, разумеется, не могла, не имела права оставить этих оскорблений без протеста, она пошла жаловаться старшим царевнам: «Для чего учала она, Софья, с великими государями общё писаться?». Царица даже грозила: «И у нас ведь есть люди, они этого так не оставят». Таким образом, на поднятую руку поднималась другая. Протест, разумеется, не ограничился одною этою фразою. Слова царицы – лишь случайно сохранившийся обрывок тех злобных критик, оживлённых пересудов, каким, вне всякаго сомнения, подверглись на половине царицы поступки Софьи.