Башня Континуума. Слава Резонансу

Да и статуя Короля помогала культистам расправиться с объединенной армией Синдиката и НТА – расшвыривала пинками тяжелые бронемашины, сбивала взмахами золотых рук еще уцелевшие боевые колесницы, опрокидывала, будто детские игрушки, мобильные башни, оснащенные сверхскоростными турелями, успевая притом необычайно ловко уворачиваться от залпов плазменных орудий и самонаводящихся ракет.

Моримото повидал в жизни многое. Но такое? Нет. Такого он не видел никогда. От этой безумной клоунады рассудок его стал словно соскальзывать в пучины кромешного помешательства. Бесстрастный металлический голос, проникая ему в голову через разъем информационного нейрошунта, информировал его о потерях.

– Триста… пятьсот… девятьсот девятнадцать… четыре тысячи пятьсот… семь тысяч семьсот…

– Иисусе Сладчайший! – вырвалось у Моримото из насквозь прогнивших бездн его черной души. – Тета?

– Господин, – страшно проскрежетал Тета сквозь отзвуки кровавой битвы и оглушающее пение Короля.

– Довольно. Отступайте.

– Господин, мы пробьемся…

– Я сказал, нет! К черту ваши самопожертвования. Отступайте! Немедленно! Это приказ! Вы меня слышите?

Связь с Луизитанией оборвалась. Последним, что увидел глава Синдиката перед тем, как потухли мониторы, было громадное, сверкающее, будто облитое маслом, запрокинутое, оскаленное в усмешке, лицо статуи Короля. Повисла долгая тишина. Никто не шевелился и даже не дышал. Моримото медленно разжал сведенные судорогой челюсти, сорвал с головы шлем и уставился на своих лизоблюдов.

– Я думаю, это устроил кто-то из вас. Я знаю это! Выродки! Что вы молчите?

– Господин, умоляем…

Моримото не собирался покупаться на их мольбы. Он протянул руку и не слишком любезно тряханул за шкирку дремлющего Изменившегося. Тот распахнул свои такие чистые и доверчивые голубые глаза и посмотрел на сёгуна.

– Начинай.

Изменившийся кивнул. Они понимали друг друга с полуслова. С тех пор, как Изменившийся попробовал на вкус плоть Моримото, их связало чувство, стоящее превыше любых обид и счетов, чувство, побеждающее любые сословные и биологические предрассудки, чувство, созидающее Империи и обращающие их в прах. И чувство это звалось – любовь.

– Да.

– И ни в чем себе не отказывай… сынок.

МАРТОВСКИЕ ИДЫ-III

Можно ли перерезать горло бритвой Оккама?

Для Первого Консула Республики и председателя Народного Трудового Альянса генерала Винсента Вольфа провал карательной операции на Луизитании оказался таким же сюрпризом, как и для его давнего старинного камрада сёгуна Моримото. В луизитанской мясорубке Вольф потерял убитыми и тяжелоранеными пятнадцать тысяч боевых юнитов и штурмовиков высших военных рангов АААВ и АААС. Еще пять тысяч числись пропавшими без вести. Связь с Луизитанией по-прежнему отсутствовала, а орбитальные корабли-разведчики транслировали черно-белые, немые кадры огромного города, затопленного от края до края белой бахромчатой биомассой. Это, само собой, были поющие, танцующие, ожидающие своего идола культисты. Среди них Вольф мог заметить и своих бывших штурмовиков, и гвардейцев Синдиката, и даже спятивших элитных солдат. Теперь, вместе с другими сектантами, они пели и танцевали, дожидаясь Короля. Наряженные в белые балахоны.

Черт знает, что это такое! Где сектанты вообще доставали эти свои балахоны? Сдирали с едва остывших тел мертвецов? Или же устроили подпольные цеха по пошиву своих дурацких ритуальных одеяний? Впрочем, Вольф считал, что незачем более переводить впустую ресурсы. Через стандартный год-два сектанты вымрут сами от антисанитарии, эпидемий и голода. Ведь не могут они до бесконечности находиться на… замкнутом цикле самообеспечения?

К сожалению, камрад Моримото не разделял оптимизма камрада Вольфа. Не далее, как в этот полдень у них состоялась неприятная и напряженная беседа, посвященная провалу операции по освобождению Луизитании. Моримото заявился к Первому Консулу прямо в кабинет. Без стука, предварительной записи или хотя бы вежливой уведомительной записки, отправленной с почтовым голубем. Черный, в остальном безукоризненный, костюм главы Синдиката, равно как и воротничок и манжеты его белоснежной рубашки, был забрызган темно-красными пятнами. Хотелось верить, что это пятна соуса. Просто пятна томатного соуса, и более ничего.

– Господин Моримото, – почтительно заговорил Вольф, поднимаясь из кресла, но сёгун был не расположен к великосветским ригодонам.

– Сядьте, – сказал Моримото, со столь оглушительным грохотом захлопывая двухстворчатые двери, что с потолка на рыжеватую макушку Вольфа опустилось молочное облачко штукатурки.

– Я…

– Сидеть! – рявкнул Моримото.

Генерал сам был далеко не робкого десятка, и еще в бытность губернатором Южной Венеции прославился неимоверной жесткостью по отношению к политическим противникам, и, однако, от тона Моримото его пробрала дрожь. Вольф покорно уселся обратно в кресло и сложил руки на коленях, точь-в-точь как примерный школьник.

– Вам уже доложили об этой катастрофе? – поинтересовался Моримото холодно.

– Да… сразу же и доложили.

Тем же далеко не радостным ледяным январским днем 512 года Освобождения Вольфу доложили не только о провале операции на Луизитании, но и о том, что под влиянием прескверных новостей Моримото истребил верхушку Крайм-О, включая законных мужей своих девяти луноликих дочерей, сестер покойного Тэцуо. Расправившись с излишне честолюбивой молодежью и ближайшими соратниками, старик, тем не менее, далеко не удовлетворил кипящую внутри неумолимую жажду крови. Разве разогрелся самую малость.

– Вы обещали мне, Вольф… ваши хозяева обещали и клялись мне…

– Мои… хозяева? Я не понимаю, о чем вы.

– Не валяйте дурака. Все вы понимаете!

Вольф сглотнул. Он не хотел беседовать о хозяевах. От этого у него начиналась нестерпимая головная боль, а к горлу подступала тошнота.

– То, что произошло… это неудачное стечение обстоятельств. Форс-мажор…

Моримото сложил руки на груди и переплел шалашиком унизанные перстнями пальцы, кончики которых слегка подрагивали. Ярость! Ярость переполняла и душила главу Крайм-О, как ядовитая змея, как багряная удавка.

– Знаете, как я обычно поступаю с недоумками, которые толкуют мне о форс-мажоре.

– Убиваете с особо извращенной жестокостью? – предположил Вольф.

– Точно.

– К примеру, окунув лицом в чан с пираньями?

– В том числе!

Первый Консул новорожденной Республики благоразумно воздержался от критики в адрес административного гения сёгуна. Момент был далеко не подходящий. Он все еще не терял надежды образумить Моримото.

– Давайте взглянем на вещи здраво. Культисты не могут до бесконечности существовать на замкнутом цикле самообеспечения, и, даже если мы не будем ничего предпринимать, в конце концов, эти жалкие цирковые уродцы вымрут от эпидемий, сопряженных с их… особенным образом питания.

Замкнутый круг самообеспечения! Какое лицемерное выражение! В действительности, это означало, что сектанты пожирают своих павших, предварительно превращая в сочную, аппетитную начинку для ритуального блюда Культа Королевского гамбургера, согласно вероучению Культа – любимейшего лакомства Короля. Генералу Вольфу также довелось вкусить сей деликатес. Да, это было совершенно аморально, но вкус оказался божественным. Сочным, терпким, пикантным. А томатный соус! Рот Вольфа от сладостных воспоминаний непроизвольно наполнился слюной, немного пролилось наружу и капнуло на подбородок. Голос Моримото, резкий, как хлесткий удар кнута, привел генерала в чувство.

– Полюбуйтесь на себя, вы, животное! Сидите здесь, пускаете слюни! Тьфу! С каждым разом делается все хуже, не так ли?

– О чем вы? – удивленно спросил Вольф.

То, что случилось дальше, стало для него неожиданностью. В два прыжка Моримото преодолел разделяющее их расстояние, ухватил Первого Консула за край бордового галстука, намотал на кулак и рванул на себя. Не ожидавший от искалеченного старика подобной прыти, Вольф с размаху ударился лицом о столешницу. Челюсти его лязгнули, из разбитой губы и левой ноздри густо потекла кровь. Рука потянулась к переговорному устройству, но Моримото успел раньше, очень сильно ударив генерала по пальцам.

– Не глупите. Еще одно неверное движение – и останетесь вовсе без руки.

– Вы не посмеете!

Глава Синдиката рассмеялся коротким ржавым смехом.

– О? Многие думали, будто я не посмею. А я посмел! Ваш предшественник, конечно, был отвратителен, – продолжил Моримото, подразумевая покойного Верховного Канцлера Империи Милбэнка, – но он-то, по крайней мере, был человеком! А вы – не человек! Вы – тупая обезьяна, горилла, невесть каким чудом втиснувшаяся в военный мундир! Homo, так сказать, sapiens neanderthalensis!

Оскорбительно. Но правдиво. Генерал Винсент Вольф уже давно не был ни в малейшей степени человеком. Впрочем, неандертальцем он тоже не был, невзирая на очевидное сходство с оным, например, покатый лоб, угрожающе низкие надбровные дуги и квадратный подбородок. Если в генерале когда-то и наличествовало нечто человеческое, то оно бесследно затерялось в череде его многочисленных реинкарнаций, по поводу которых сам генерал находился в блаженном неведении. Раз в месяц с ним приключались странные припадки. Он терял сознание, а, приходя в себя, в течение нескольких мучительных часов не узнавал ни родных, ни заместителей, ни адъютантов, ни своих служащих, а, случалось порой, не помнил собственного имени. Лечащие врачи уверяли генерала, что он страдает редкой формой эпилепсии. Штука адски неприятная, но не смертельная при надзоре и тщательно подобранном лечении. Генералу приходилось им верить. А что оставалось делать? Правда о своем недуге, несомненно, прикончила бы его куда вернее самой изощренной лжи.

– Садахару… отпустите.

– Ох, будь у меня брови, я бы сейчас их приподнял, – протянул глава Крайм-О крайне язвительным тоном.

Вольфу надоело быть вежливым и уступчивым. Это было просто не в его обычае. Вдобавок, рука Моримото, вцепившаяся ему в загривок и продолжавшая крепко прижимать его голову к столу, причиняла генералу сильную, неподдельную боль.

– Вы, чертов спятивший старик! Поймите, вы вышли в тираж! Ваши замшелые методы руководства поставили Синдикат на край погибели! Вы безнадежно устарели, как и ваши хваленые, якобы непобедимые, супер-солдаты!

Моримото разжал пальцы. Когда он заговорил, голос его зазвучал неожиданно мягко и дружелюбно, будто бы он не буйствовал в кабинете всего пару минут тому назад.

– Да, что касается моих парней, тут вы, пожалуй, правы. Невозможно бесконечно эксплуатировать технологии семисотлетней давности, доставшиеся организации в наследство от Старой Федерации и моих великих предков. Ничего. Мы поработаем над этим.

Вольф моргнул. Моримото сказал, что поработает над этим? Черт, это прозвучало весьма зловеще. Но разве что-то могло устрашить бравого генерала? Никогда! Сбросив с затылка крючковатую руку сёгуна, Вольф выбрался из-за стола, выпрямился, и сразу сделалось понятным, что он вдвое выше своего визави, и чуть ли не втрое шире в плечах. Элегантный костюм сидел на нем из рук вон плохо, так как генерал привык носить военный мундир. Не тратя время на долгие разглагольствования, Вольф сунул прямо под нос Моримото свой увесистый кулак.

– Бьюсь об заклад, если я разок-другой тресну по вашей лицевой конструкции, вам будет больно! Очень, очень больно! Может, вы даже умрете. Или я в кои-то веки воздержусь от рукоприкладства, поступлю цивилизованно, и просто распоряжусь арестовать вас, судить и казнить!

– У вас духу не хватит, – проронил Моримото высокомерно.

– Может, и не хватит. А, может, и хватит. Не провоцируйте меня. Поезжайте домой. Выпейте горячего молока, посидите в кресле-каталке перед окном или чем там занимаются старики в вашем почтенном возрасте. Не путайтесь у меня – у нас – под ногами! Поймите, неважно, что вы скажете или сделаете… все это уже не имеет ни малейшего значения, теперь, когда процесс вошел в финальную фазу.

– Что вы имеете в виду, Винсент, – поинтересовался Моримото. Тон его вновь разительно переменился, голос зазвучал мягко, жалостливо, будто он общался с больным ребенком.

– После нашей окончательной победы над врагами Республики, ренегатами, препятствующими Торжеству Прогресса, благодарное человечество будет реконструировано – реформировано – модифицировано – трансформировано, – отвечал Вольф гладко, будто по писаному.

– Трансформировано, говорите? Ага. Во что?

Челюсти Вольфа лязгнули, как створки капкана. Он сказал слишком многое. Или не сказал вовсе ничего?

– В Нечто Иное.

– Судя по вашему лицу, это будет нечто восхитительное, не правда ли? Настолько восхитительное, что вы не в состоянии подобрать нужных слов.

Вольф и впрямь был не в силах описать Нечто Иное словами. Он даже не понимал до конца, о чем ведет речь. То были чужие мысли, вложенные ему в голову таинственными опекунами генерала, теневыми властителями Промышленной Зоны Южная Венеция. Комитетом.

– Комитет, – прошептал Вольф одними губами. Перед его мысленным взором внезапно промелькнули жуткие видения обезображенной, пузырящейся биомассы в титанических чанах, пульсирующей смертоносными вибрациями, окруженной мириадами слизистых, полупрозрачных и бескостных тел Деклассированных. Что хуже, одно из этих тел принадлежало ему самому. Что за дикий бред. Как это было возможно?

– К чему пустые слова, Садахару… подождите… вы все увидите сами…, – сказал Вольф, не без усилия придя в себя.

– Вот как? Позвольте, а что произойдет с теми, кто не пожелает, хмм, последовать за вами и обратиться в Нечто Иное? – поинтересовался Моримото тоном спокойным и непринужденным, будто весенний бриз.

– Будут утилизированы, – отчеканил генерал коротко и четко, по-военному.

– Не хочу расстраивать вас, – любезно отозвался Моримото, – но, в таком случае, вам предстоит уйма работы. Вам придется трудиться день и ночь, не покладая рук. Сомневаюсь, чтобы человечество массово желало обратиться в Нечто Иное – чем бы оно ни было, это ваше заманчивое Иное. Что насчет салемских лендлордов, которые жаждут восстановления Свободной Торговой Колонии? Что насчет мятежного губернатора Сэйнта, который едва ли уступает вам в безумии, но явно превосходит в уме? Что насчет лорда Ланкастера, нашего нового вероятного государя? Я бы не стал сбрасывать его со счетов. Ну, и что касается меня самого, в конце концов. Я долго размышлял на эту тему и пришел к выводу, что человечество вполне устраивает меня в нынешнем, нетрансформированном виде. Простодушное, жалкое, запутавшееся, и, о, полностью готовое к употреблению. Неужели вы всерьез считаете, будто я захочу делиться?

Вольф с изумлением выслушал эту пространную речь.

– Не пойму, о чем вы.

Моримото почти дружелюбно похлопал генерала по плечу.

– Разумеется. После ваших многочисленных перерождений у вас осталось мозгов не больше, чем у яйца всмятку. Вы никто и ничто, всего лишь дрессированная обезьяна на поводке у ваших вконец обезумевших господ. Надеюсь, у вас достанет ума хотя бы передать им мое послание. Наклонитесь пониже.

Будто под гипнозом, Вольф наклонился. Моримото приобнял собеседника за шею, близко-близко придвинул свое ужасное лицо и прошептал на ухо:

– Передайте им! Что они будут – утилизированы!

После того, как Моримото со свитой удалился, Вольф заметался по своему кабинету, бывшему кабинету Верховного Канцлера, который носил неприятный отпечаток личности покойного владельца, то есть, пышностью обстановки куда больше напоминал розовый будуар любимой фаворитки Императора, чем кабинет высочайшего чиновника. Далеко не в первый раз Вольф с досадой подумал, что здесь следует провести капитальный ремонт. И тотчас забыл о ремонте и опять заметался, исторгая из горла вместе с брызгами слюны первобытные, дикие звуки.

– Я – не ничто! Я – не ничто! Не ничто!

Только он сам знал, что он – ничто. Жалкая жертва роковых, трагических, запутанных и даже самому ему до конца неясных обстоятельств. Пешка в чужой игре на выбывание. Но ведь такое можно сказать практически о любом из живущих. Правда? Внезапно генерал Вольф совершенно успокоился. Какого дьявола? Он был Первым Консулом Республики! Он находился на самой сверкающей вершине мира! Выше него, пожалуй, был лишь серебристый шпиль Копилки, который, как и пять столетий прежде, невзирая на войны, катастрофы и революции разрезал пополам искусственные небеса величайшего города, Форта Сибирь. Усмехаясь, Вольф нажал кнопку переговорного устройства и, нетерпеливо барабаня по крышке стола, подождал, пока в дверях появится его секретарь.

– Эти ублюдки убрались?

– Да, – еле слышно прошептал секретарь, который выглядел прескверно после того, как двадцать минут провел в приемной под пристальными, неотрывными взорами элитных солдат Синдиката и тяжелобронированных охранников Моримото.

– Ясно. Ну, вот что. Вызовите мне… как там его? Директора Отдела Благонадежности.

– Господина Холлиса? – уточнил секретарь с почтительным поклоном.

– Да! Холлиса! Вы… вызовите его! Немедленно!

ГЛАВА ПЕРВАЯ КОНТРРЕСТАВРАЦИЯ

1.

Тереза помнила, что их с Китом прощальная встреча получилась невероятно нелепой и мучительной. Настоящая вселенская катастрофа. Он нагрянул к ней поздно вечером, без предупреждения, застав на кухне. Терри варила, жарила, тушила, запекала, мариновала и бланшировала, была захвачена созданием кулинарных шедевров и оттого спокойна и счастлива. Не передать, что она испытала, когда, случайно обернувшись, увидела в дверях его лицо, бледное и прекрасное, как молодая луна. Он же без всяких любезностей и предисловий, не поприветствовав бывшую супругу даже мимолетным кивком, подошел, схватил со сковородки кусок жареной ветчины и впился в сочную мякоть крепкими зубами.

– Кит?

Видимо, ему почудилось, будто совсем еще недавняя благоверная вознамерилась отобрать у него еду, потому что он бросил на нее тяжелый взгляд и зарычал, как дикий зверь, да так свирепо, что Терри отпрянула.

– Наверное, твоя подружка совсем тебя не кормит.

– Моя невеста, – ужасно злобно сказал он с набитым ртом.

– Ах, невеста? Само собой. Вот как это теперь называется! Как я могла вообразить, будто ты живешь с этой шлюхой в мерзости и грехе.

Его серые глаза, студеные, как полярное сияние, яростно сверкнули.

– Тереза…

– Хорошо, я не буду. Если ты голоден, я попрошу, чтобы тебе накрыли в столовой.

Кит замотал головой, демонстрируя, что он выше этих светских условностей.

– Давай хотя бы разогрею суп.

Кит кивнул, сел за кухонный стол, даже не сняв зимнего пальто, быстро умял тарелку супа, а также миску рагу из свиных ребрышек, заедая сыром, хлебом и свежими овощами, которые Терри красиво порезала и подала на красном овальном блюде.

Насытившись и промокнув рот салфеткой, их милость объявил, что уезжает.

– Тереза, я уезжаю.

– Куда? – спросила она, все еще не чуя подвоха. Мало ли, куда собрался вероломный, но все еще любимый бывший муж. Возможно, просто пройтись по магазинам за покупками к Рождественским праздникам для родных и близких – брата, сестры, зятя, племянника и для нее тоже. В память о тех двенадцати годах, что они провели вместе.

– На Дезерет.

Его сухой, отрывистый ответ поразил Терри, как удар хлыста. Она даже покачнулась.

– Что? Когда?

– Сегодня ночью. Если все пройдет хорошо, я уеду с ребенком.

На путаное, бессвязное мгновение Терри почему-то показалось, что он говорит об их дочери. Но, конечно, это было невозможно. Их крохотная дочка была мертва.

– Ребенок? Какой ребенок?

– Константин, – ответил Кит несколько удивленно. Кого же он еще мог иметь в виду? Шестилетнего сына государя Императора, будущего наследника Престола. Час тому назад элитные солдаты Синдиката при поддержке штурмовиков боевого крыла Народного Трудового Альянса приступили к штурму Дворца, и Киту пришлось срочно отправлять туда своих людей, надеясь, что они, проявив чудеса выдержки и героизма, смогут вызволить царственное дитя из этого грохочущего, пылающего, осажденного ада.

Беспорядки вспыхнули в столице еще в середине октября 512 года Освобождения, и, стало быть, продолжались уже три с половиной месяца. Хотя Терри все это время смотрела новости и видела провокаторов и революционных демагогов, вещающих о скорой смерти диктатуры и собирающих вокруг себя многотысячные толпы сочувствующих граждан, она до последнего надеялась, что обойдется. Но не обошлось. Совершенно выбитая из колеи жуткими известиями, Терри даже не нашлась, что и сказать. Машинально убрала грязные тарелки и столь же машинально принялась варить кофе.

– Но что же государь? И государыня?

Что мог Кит ответить. Только развести руками.

– Значит, они во Дворце? Почему же они не бежали? – прошептала Терри.

– Есть такая категория людей. Похожи на страусов. До последнего прячут голову в песок, надеясь, что все чудесным образом обойдется. Хорошо хоть, еще государыня вняла голосу рассудка и любезно позволила мне спасти ребенка.

– А она сама?

Кит утомленно покачал белокурой головой. Последние две недели, справедливости ради, он лично вел переговоры с императрицей, пытаясь уговорить ее бежать, обещая ей свою полную поддержку и защиту, но, к сожалению, потерпел крах. Она лишь твердила ему, что останется и погибнет рядом с государем, коли так суждено Богом.

– Глупейшая курица, – сказал Кит в сердцах, – ну, прямо как ты, Тереза.

– Но ведь государь – ее супруг! На ее месте я бы тоже осталась и почитала за счастье умереть рядом со своим мужем… с тобой… так я думала… прежде.

Кит скривился. Предыдущие четырнадцать лет, с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, он возглавлял крупнейшую промышленную корпорацию Империи, и был человеком деловым, не склонным к дешевым сантиментам. К чему умирать, когда можно было жить, драться и мстить? А, насладившись предсмертными корчами врагов, благочестиво помолиться за их погибшие души.

– Было бы ради чего умирать! – проговорил он сквозь зубы. Лицо его сделалось жестким, будто высеченным из куска мрамора. – Запутавшийся, параноидальный старик, который своей слабостью и малодушием поставил под удар не только жизни своих близких, но и жизни сотен миллионов подданных.

– Не говори так… это жестоко.

– Наверное, ты перестанешь быть настолько великодушной, если припомнишь, как благой Василевс подослал к нам наемных убийц.

Терри замолчала и подала ему кофе, крепкий и сладкий, как он любил. Чтобы не свалиться замертво от переутомления и постоянного недосыпания, Кит поглощал эту жидкость буквально галлонами. Терри порой не понимала, почему он до сих пор не впал в сахариново-кофеиновую кому. Но, похоже, их милости угрожала смерть от куда более зловещих и противоестественных причин.

– Значит, ты все же решил ехать к Сэйнту? – спросила она после длинной паузы.

– Да.

Мятежный губернатор Дезерет, Сэйнт, некогда носивший прозаическую фамилию Смит, последние три десятилетия являлся непреходящей головной болью имперских властей. Безумный пророк, самозваный мессия, певец Красного Ангела, Отца Аваддона, Сэйнт жаждал независимости для Особых Территорий Империи и создания на их основе собственного государства, со своим правительством и церковью. Сэйнт не просто восстал против тирании имперских властей. Из праха и пепла он возродил и напитал новой жизнью древнюю секту Свидетелей Страшного Суда. Они истово веровали, будто однажды человечество сгорит в пламени Страшного Суда и, очистясь святым огнем, возродится в обличье Священного Роя под бессменным водительством их безжалостного, всевидящего и карающего божества. Терри понятия не имела, что означала эта религиозная чушь. Означала ли она хоть что-нибудь?

– Прости… Кит… но это ужасная затея.

– Правда? – отозвался он, язвительно приподняв бровь, хотя Терри не раз говорила ненаглядному мужу, что его сарказм никому и ничем не помогает.

– Просто не верится. Неужели у тебя нет другого выбора?

– Ну, по крайней мере, у Сэйнта я буду в безопасных, герметично закупоренных бункерах…

В самом деле. Тот факт, что Кит внезапно превратился в злейшего врага Императора, никак не сделал его другом генерала Вольфа или сёгуна Моримото. Если уж упоминать главу Синдиката, он, между тем, уже несколько месяцев обретался в столице, и прибыл он в Форт Сибирь далеко не один. На границах их звездной системы находились шесть сверхтяжелых боевых линкоров Синдиката с дремлющими в анабиозе пятнадцатью тысячами элитных солдат Крайм-О и тридцатью тысячами отборных военных юнитов высших рангов из Промышленной Зоны.

Стандартные сутки тому назад по мановению руки своих господ они пробудились, и началась потеха. Тяжелые линкоры Синдиката вышли на орбиту Родинии и направленными залпами бортовых ЭМ-пушек вывели из строя системы ПВО. Солдаты десантировались в синие арктические пустоши по периметру биокупола и два часа спустя в результате марш-броска и последующей резни полностью взяли под контроль управляющие узлы биокупола и блокпосты, перебили охрану и с разных сторон вошли в столицу, двигаясь размеренно к дворцовому кварталу. По дороге они должны были воссоединиться еще с десятком тысяч гвардейцев Моримото и многими тысячами штурмовиков законспирированных ячеек Народного Трудового Альянса.