Blank

Я пришел в себя в узком пространстве, освященном слабым ожогом синей плазмы. В своей руке я обнаружил пистолет с теперь уже пустой обоймой. В бреду я почти снес себе голову. Синее свечение сменилось фиолетовым, а все вокруг сильно тряслось. Наконец я увидел то, что меня окружало – гора трупов, внутри которой находился и я. Я попытался что-то предпринять, но я был слишком слаб и истощен, поэтому я был вынужден находиться в сознании в окружении разлагающихся тел.

Сильнейшая тряска и могучие удары сотрясали и меня, и существо, внутри которого я находился, а здесь становилось только жарче. Тряска долго не унималась, но в один момент всё прекратилось, а свечение стало медленно угасать, пока я не остался в кромешной темноте и невыносимом смраде.

Я старался подать хотя бы какие-то сигналы, чтобы мне помогли, но я провел так, казалось бы, вечность. Я пришел в себя от какой-то тряски, после чего я начал кричать. Я не мог сказать, был ли я услышан или нет, но тряска прекратилась – еще через какое-то время я почувствовал дуновение свежего воздуха и немного искр. Через мгновение ко мне в полость повалило множество искр, которые меня обжигали, а потом и большое количество света.

Я сразу же выполз наружу, чтобы подышать свежим воздухом. Свет слепил меня своей яркостью, воздух обжигал мои легкие своим холодом и свежестью. Я упал на землю из-за неспособности стоять. Когда мои глаза наконец адаптировались к свету, а начал различать темные расплывчатые фигуры, стоящие надо мной. Одна из них склонилась надо мной, а я начал испытывать ужас и паническую атаку – черная фигура представляла собой деформированного человека, испускающего «черный свет»; впалые глазницы пустовали и уходили вглубь черепа спиралью; рот был широко раскрыт до ушей, а губы покрыты наростами в виде скрюченных пальцев; левая рука извивалась подобно бескостному щупальцу; из правого бока вываливался вдувающийся и сдувающийся мешок. Я начал брыкаться и пытаться сбежать, после чего почувствовал укол, от которого через время потерял сознание.

Конфедераты… Они уничтожили ту тварь, когда они заняли город, и она вылезла наружу. Мне посчастливилось выжить, учитывая то, как они ее бомбили.

Я находился в беспамятство всё время и видел лишь кошмары. Лишь потом я узнал, что они вводили меня в почти коматозное состояние, в котором я несознательно отвечал на их допросах. Но стоит отдать должное – конфедераты не только добыли из моего поврежденного разума всю информацию о комплексе, которой я располагал, но и восстанавливали меня понемногу. Они чистили мне память о прошлых допросах и о том, как лечили меня.

Единственное воспоминание, которое сохранилось в моей памяти более-менее четко, было последняя встреча с каким-то офицером. Я сидел боком в какой-то комнате за столом. Ноги уже были вылечены, а рука всё еще болела – может фантомная боль. Потом открылась дверь и человек зашел в комнату, после чего сел за стол.

– Всё так же не можешь смотреть на меня? – я не мог поднять на него взгляд, смотря лишь в пол.

– Хорошо, – я услышал слабые скрип и стук, сопровождающие складывание шлема пополам на плечах офицера, – Можешь смотреть. Теперь продолжим. Имя?

– Шерон… Миччел… – я старался поднять взор на него, но видел лишь «черное свечение», которое резало глаза.

– Члены семьи?

– …

– Члены семьи?

– …

– Опять характер показываешь? Хорошо, – он отложил планшет и уселся поудобнее, – мне и самому надоело копаться у тебя в мозгах, но такова моя доля. Ты болен и довольно-таки серьезно, подобные галлюцинации – это симптомы серьезного расстройства. Хотя, пережив такое, сложно остаться в своем уме.

– …

– Если ты будешь молчать дальше, то на сегодня мы закончим, – он начал говорить в коммуникатор о необходимости каких-то медикаментов, после чего наступила тишина.

– Вы… спасли тех людей?

– Спасать было некого – только уничтожить всё.

–… а брат?

– Я уже тебе ответил.

Позже я полноценно пришел в себя лишь в своем городе у своего разрушенного дома. Я не знаю, сколько времени прошло и что произошло со мной за всё то время.

Полагаю, прошел не один год – война уже закончилась, а я был совершеннолетним. Мне еще долго приходилось приводить себя в относительную «норму». Я не мог смотреть на некоторых людей, не испытывая панической атаки. Некоторые люди были достаточно добры, чтобы помогать мне в начале, но и они покинули меня. Я был вынужден всё-таки бороться со своими недугами

Через время я уже перестал испытывать неконтролируемые панические атаки, но всё-таки продолжал испытывать сильный страх, а затем и дискомфорт на людях. Но всё-таки мне удалось совладать со своим состояние.

К сожалению, совладать, а не исцелить. Парень, чье лицо скрывалось за металлической маской, поднялся следующим.

Последняя история: Извращенная справедливость.

– Вы меня не знаете, но моя внешность уже точно запомнилась. Я буду чуть не стандартен и начну с конца, с того, к чему привела меня судьба.

Я потянулся руками к своей маске. Обеими руками схватился за затылок. Было тяжеловато ее снять. После издался щелчок, который сопровождался моим большим вздохом.

Медленными шашками, но я снял ее. Поначалу она шипела, а после из-под нее появился пар. И когда пар рассеялся, они увидели ужас.

Новенького почти сразу же вырвало на пол.

– Фух… фух… Блять… Кто же с тобой такой вытворил? – он ушел в туалет, чтобы умыться.

Глючный робот: – Запущен протолок уборки. Успешно!

Из туалета выкатился робот в зал. За ним же вышел и новенький, когда возле стола уже было убрано. К этому моменту я уже вновь сидел в маске.

– Прости, мужик. Я чет такого не ожидал. Без обид?

– Поверь, я слышал и похуже. Если все готовы, я начну свою историю. Сразу же предупрежу – я ужасный человек, и под конец истории вы меня возненавидите. Мое имя – Даниель, а фамилию я уже не вспомню.

Эта война многое принесла в новый мир, но забрала в несколько раз больше. Родных… дом… небо надо головой… и жизни… Чарли, твоя история меня особо зацепила, ведь ты напомнил мне о доме… и о ужасе, что последовало за этим…

Некогда я жил в прекрасном городе с видом на горный хребет. Наш город преуспевал в добыче рупия – ценный минерал, что хранил в себе киловатты энергии. За это качество его назвали новой нефтью.

Со временем люди научились использовать, запечатанную в нем энергию, и тогда начался новый энергический век. Рупий – был безопасен для людей и окружающей среды, но добывать его ужасный труд. Обычно он скрывался в глубинах недр, и при попытках его добыть были нередки обвалы. Сначала его добычу хотели запретить, ведь был слишком большой коэффициент смертности. Но спустя пару месяц после открытия, изобрели более безопасный способ. К сожалению, смерти все так же повторялись, но они уменьшились в несколько раз.

К счастью или горю, наш город был основан над залежами рупия. Этот факт сделал мой дом процветающим. Равиль стал сердцем, что вместо крови пускает по стране энергию.

Еще с детства я защищал своих друзей от задир и выпивших взрослых. Правда, почти всегда мне и прилетало – каждый раз родители ругали за свою упертость, хотя и одновременно хвалили, что помогаю слабым. Это всегда было где-то внутри меня, хотя силами не то, чтобы был одарен. Таким я вырос и в шестнадцать лет поступил на факультет с военной кафедрой. Я пришел туда со одной мыслью.

«Я смогу сделать так, чтобы каждый мог спокойно себе жить, защитить свой дом и родных. Может даже истребить отребье, что порой вылезает из своих ям. Ну или хотя бы уменьшить их количество»

Это сейчас я понимаю, насколько же все это было наивным и детским. И насколько же я ошибся в выборе пути…

Прошло несколько лет, и я уже служил в армии офицером. Я побывал в нескольких операциях. Пока в один момент не началась война… Мы первые попали под удар Конфедерации. Это было обычное утро, где-то в дали слышались работы в шахте. Вдруг где-то издался взрыв, сопровождающийся воплями и паникой. Сирена ревела на весь город.

Наш отряд был уже давно был переведен в состояние боевой готовности. Сложно было что-то понять во время сеанса связи – ото всюду шли сообщения о нападении, но все же я смог понять, что основной удар пришелся на центральную площадь с рынком. Переведя видеонаблюдение с площади на экран, я увидел ужас.

Рынок, что раньше процветал, где бегали и развлекались дети, был полностью уничтожен. Вся площадь покрыта пеплом жителей. Повсюду были разбросаны остатки человеческих тел. В пламени сгорали и лопались кости. Я увидел, как буквально испепелило; женщину раздавило обломками зданий; под обломками зданий виднелись торчащие руки как взрослых, так и детей. Даже через видеонаблюдение можно было услышать вопли, что издавались где-то в глубине пылающего пожара.

За первым ударом последовали и следующие. Раз за разом кто-то терял жизни и дома, но большая часть снарядом пришлась на нашу военную часть.

Я проснулся от смрада, что разжигал мои легкие. Когда попытался встать, ощутил на себе чье-то тело. Повсюду лежали трупы моих сослуживцев. Пожар уже не справлялся с каменными и железными зданиями, но пепел и смрад заполонили город. Мои легкие сжимались от боли, и я стал задыхаться. В один момент я услышал чьи-то голоса.

– Э-э…й… П-помогите!.. – отчаянно закричал я, так громко, как только мог. Кажется, меня услышали. Сквозь туман я увидел силуэты, что приближались ко мне. Я не видел дальше своего носа, а глаза щипал пепел. В итоге, на моей крик о помощи пришли солдаты.

Тогда только начинались разработки экзоскелетов, так что они вышли в прототипах. Приходилось отдельно пользоваться противогазом, но от остального от защищал.

– Здесь раненный, он еще живой! – голова вновь закружилась и загудела. Сквозь туман и закрывающие веки, я потерял сознание.

Я проснулся в незнакомом для меня месте – это был какой-то госпиталь. Всюду виднелись койки с больными на них. В палате царила тишина, если игнорировать медицинское оборудование. Голова все еще болела, я решил взяться за нее, и тогда ощутил капельницу с кровью. Свободной рукой я нащупал бинт, что полностью покрывал голову.

– Где я? Что произошло? – ко мне подошел доктор, мужчина лет сорока с пышной бородой.

– Вам лучше не делать лишние движения. Сейчас вам нужен покой.

– Кто вы? И где вообще я?

– Я доктор Ричард Палмер. Что последнее вы помните?

– А-а-ай! Голова трещит! Все как в тумане, лишь обрывки. Помню заревела сирена и мы… мы… Всюду пожар, и паника. А потом – пустота.

– Я увеличу дозу обезболивающего. У вас было серьезное сотрясение мозга. К всему этому вы надышались пеплом и получили множество ожогов. Я восстановил вам пораженные участки кожи, но травма головы была серьезнее. Потребовалась операция, после которой вы впали в кому.

– Кома?.. И сколько дней прошло?

– Одна неделя, буду честен – какое-то чудо, что вы опять пришли в сознание. Вы помните, как вас зовут?

– Даниэль Пе… пе… Голова! Я не могу вспомнить! Я вообще ничего, кроме того дня, не помню! ПУСТОТА! НИЧЕГО! СОВСЕМ ПУСТО! – следующее, что я помню это как мне вдруг стало холодно и спокойно. Я уснул.

Не знаю, через сколько я проснулся, но было вновь светло. Через пару мгновений из-за двери появился Палмер, словно знал, что я очнулся. В руке он держал планшет и что-то внимательно там рассматривал.

– Доброе утро, Даниэль. Как ваша голова? Боли стали терпимее?

– Какое оно доброе-то? Но знаете, сон мне немного помог, голова теперь почти не болит.

– Приятно это слышать. Сегодня для тебя целых два испытания: сдать анализы и сделать ЭМРТ, – к вечеру я покончил со всем этим, и все, что мне оставалось делать: ждать, втыкая в потолок или мониторы с непонятными для меня знаками. Так я и провел день. На следующее утро Палмер вернулся с результатами.

– Все намного хуже, чем я себе представлял, Даниэль. Мозг даже после операции достаточно поврежден. Учитывая травмы, сложно сказать сколько понадобится лечения. Для начала курс нейростимулятор, тем самым мы буквально заставим ваш мозг работать, и может через пару месяцев мы полностью избавим тебя от боли.

– А что на счет памяти? – от одной лишь мысли об этом, я вновь ощутил боль где-то в виске. Словно кто-то несколько раз выстрелил с той стороны моего черепа.

– Я надеюсь, что она вернётся сама, но нейростимуляторы должны помочь ускорить этот процесс или даже начать.

– Спасибо вам, доктор.

День за днем я получал новую порцию стимуляторов – самые первые разы голова трещала лишь сильнее, а потом меня просто вырубало. Пару раз меня откачивали, и лишь через неделю я впервые ощутил хорошую сторону лекарств. Раньше я не мог спать из-за болей, так что меня выручало снотворное, а теперь, пускай не сразу, но я могу по-человечески заснуть.

Первое время я радовался такой возможности, а потом начал проклинать их. Вместо «выстрелов» и давления в моей больной черепушке, всплывали новые картины – кошмары дней минувших. Вспышки того самого дня, когда Равиль был разбомблен: топот толпы; вопли и крики; треск стекол и крыш; а потом бесчисленное количество мертвых взглядов. Я стал просыпаться в холодном поту, и иногда у меня появлялись слуховые галлюцинации. Кто-то вопит и просит о помощи, но это где-то за стеной. В один из таких приступов меня застукал Палмер.

– Даниэль, что с вами? Почему вы кричите и стучите по стене?

– Палмер, девочка за стенкой слишком громко стучит. Можете поговорить с ней.

– Даниэль, там никого нет. За этой стеной пусто…

– Я ее отчетливо слышу! Она зовет маму и папу и стучит по стене. У меня уже уши вянут от ее криков. ЗАТКНИСЬ! – вдруг я ощутил укол, что вновь с холодком отправил меня в мир снов.

Первая галлюцинация сильно меня пошатнула, сделав меня более раздражительным. Утром того дня я схватил медсестру за руку, когда она меняла капельницу. Меня одновременно переполняли страх и гнев.

– Я НЕ СДАМСЯ ВАМ! ВЫ СЛЫШИТЕ?! УБИРАЙТЕСЬ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ! – я кричал на испуганную медсестру, пока в один момент ко мне не вернулся рассудок. Я увидел лицо девушки в слезах и пациентов, что со страхом на меня смотрели. Мне стало очень стыдно за себя… Я не понимал, что происходит.

Со следующего дня моя жизнь стала намного хуже. Утром Палмер вновь отвел меня на ЭМРТ. У меня в голове появилось какое-то воспаление, может опухоль. Возле, как там его… А! Миндалевидного тела, эта хрень обычно отвечает за страх и стресс, а его было предостаточно. Самое обидное, что все эти галлюцинации и кошмары из-за такой маленькой точечки на экране. Она размером где-то с горошек, но уже начала понемногу пускать корни в глубины моего мозга. При должном лечении я смогу прожить лет до сорока пяти, может немногим больше. Мне недавно исполнилось девятнадцать, а выясняется, что я почти прошел полпути своей жизни. Мой мир тогда пошатнулся.

– Как вы это пропустили?.. – с неким отчаянием я спросил Палмера.

– Мне жаль, Даниэль. Правда жаль. Мы не смогли ничего с этим сделать.

– КАК?! – я крикнул на всю палату. Все испугались и стали на меня смотреть. – Как мне теперь жить?.. – уже почти шепотом продолжил я. Глаза щипали слезы, и я скрылся под одеялом. Сквозь ткань я услышал голос Палмера.

– Я оставлю вас на едине с вашими переживаниями до завтрашнего дня. Надеюсь, вы сможете найти в себе силы, чтоб прожить оставшуюся жизнь.

Эта был ужасный день утром узнаю, что болен, а ночью не могу уснуть из-за кошмаров.

«Лучше бы я тогда сдох…»

Теперь каждый день я сдавал анализы. Палмер прекратил курс нейростимуляторов, считая их возможным катализатором роста опухоли, а я все больше проводил времени, привязанный к капельницам. Сегодня одна из медсестер проговорилась, что ко мне придут гости. А ведь точно, я здесь уже почти месяц, а никто ко мне так и не пришел.

После обеда в палату зашел Палмер и какой-то мужчина. Когда он увидел меня, тут же подбежал и обнял. На своем плече я чувствовал чужие слезы.

– Сынок! Хотя бы ты… – мне даже стало больно от его объятий.

– Прошу прощения, а вы кто такой?

– Даниэль… ты меня не узнаешь?

– Нет, мы знакомы? – я ощутил дрожь его рук, и он ослабил свою хватку. Он вытер лицо, и повернулся к Палмеру.

– Что с ним такое?

– К сожалению, он не сможет разделить вашу радость. У него была серьезная травма головы, из-за чего он потерял память. Думаю, вам стоит о многом поговорить, – Палмер вышел из палаты.

– Прошу посмотри это, вдруг ты ее узнаешь… – дрожащими руками он достал планшет. После показал мне фотографию какой-то женщины. Я видел ее впервые, но почему-то мне было одновременно тепло и грустно на душе.

– Кто она? – произнес я с комом в горле.

– Даниэль, это твоя мама.

В это мгновение что-то вновь «стрельнуло», но намного сильнее обычного. Вспышка… вспышка… вспышки… новые кадры очень быстро появились в моей голове и сменялись другими. Я увидел пару детский воспоминаний.

– Даниэль! Доктора сюда! – на его крик прибежал Палмер.

– Даниэль, что такое?! Опять приступ?!

– Книжки! Экраны! Компьютеры! Игрушки! Мама… А-а-а-а-а-а! Всю внутри трещит! Как от этого избавиться?! – я съежился на кровати и стал вырывать себе волосы.

– Доктор, вы должны ему помочь!

– Уже-е-е-е-е-е-е – слова Палмера растворялись в воздухе. Мою голову вновь заполнил туман. Меня вновь усыпили, и я даже благодарен за это.

Прошло несколько дней с того инцидента. Мужчина, что назвался моим отцом больше не приходил.

– Палмер, а где мой отец? Если он правда мой отец, я бы хотел, чтобы он был рядом.

– Мне никто не передавал, что он когда-то приходил. Я могу узнать его данные и позвонить ему.

– Сделайте это, пожалуйста, – Палмер вышел из палаты и вернулся спустя пятнадцать минут.

– Даниэль, мне очень жаль, но номер, закрепленный за ним, не активен.

– СУКА! – я бросил поднос с едой в стену, – Какой же он отец, раз уж бросил меня в такой трудный момент жизни?! Да мне и жить осталось немного… Как жить? Где работать? Кому я теперь нужен?..

– Даниэль, это нормально, что вы злитесь, но не стоит отчаиваться. У меня для тебя есть предложение – хочешь ли ты работать на меня?

– Кем? Медбратом типа? Нет, спасибо, конечно, но я откажусь.

– Даниэль, вы же военный. Я хочу использовать ваши навыки и знания. Было бы некрасиво спрятать вас где-то в госпитале. Я, кажется, знаю, что сможет вам помочь решиться на это, – Палмер посадил меня в инвалидное кресло. Мне было ужасно неловко, ведь я мог нормально ходить. Он выкатил меня из палаты, катил вдоль белого коридора. По его бокам находились другие палаты: где-то было тихо как в морге, а где-то пациенты вопили от боли. Некоторых я уже знал, но появлялись и новые люди.

Мы двигались в направлении двери, что раньше объезжали. Чем ближе мы приближались, тем отчетливее становились речи людей. За той дверью находился холл госпиталя: крыша находилась очень высоко от пола; шириной она напоминало торговую площадь Равиля; стены были сделаны из какого-то полимера или чего-то такого, сами они были поделены квадратами, как мозаика. Просто пробежавшись глазами, можно было увидеть сотни палаток. Рядом с каждой из них были медсестры и врачи. По бокам находились столы с едой, а рядом с ними цистерны с одой. Чем-то роскошным этот стол не был наполнен: разные разновидности каш; пару тарелок, наполненных небольшими рыбками, что поймали вблизи; фрукты и овощи с местных ферм.

– Что это такое? И почему лишь некоторые лежат в палатах? – на пол слове у меня появился ком в горле.

– Все, что ты видишь – это последствия войны. Последствия, что скрывается в тени воющих сторон. Это лишь малая часть граждан, кому посчастливилось выжить. Здесь так же беженцы с других городов, что последовали после Равиля. Все здесь потеряли свой дом и родных, но у них получилось найти укрытие в этом госпитале. Мы сейчас возле Сивиллы, подальше от всей этой войны.

– Сивиллы?

– Точно, ты ведь был в коме. Это поселения, созданное по приказу правительства. Хотя, это всего лишь около десятков переносных госпиталей в одном месте. Те, у кого еще осталась вера во что-то, назвали этот «больничный городок» Сивиллой, в честь в какой-то там богини. А что на счет палат, там лежат лишь те, над кем нужен постоянный контроль. К счастью, в холле критически больных почти нет, а тем, кому нужна помощь, ты видел и слышал по пути.

– Но со мной почти все хорошо, я могу освободить койку для кого еще!

– Даниэль, с вашей травмой и тем, что мы еще не знаем, нужен постоянный контроль. Я не могу вас отпустить.

– Что вы от меня хотите?.. – мне пришлось проглотить свое чувство справедливости и гордость вместе с ним. Пока в моей голове вновь не издалась череда «выстрелов», только в этот раз не постеснялись использовать пушки. Моя черепная коробка трещала по швам.

Вдруг издался мощный взрыв. От страха я слетел с кресла, около двадцати палаток были похоронены под завалами. Толпа испуганных больных бежало прямо на меня. Благо я успел скрыться за колонной. Я потерял Палмера из виду, слышал лишь взрывы, треск металла и вопли людей. Одним из взрывов разнесло металлическую цистерну, ее осколки разлетелись во все стороны, разрывая людей на куски. Один из осколков остановился в ребрах женщины, что была недалеко от меня. Я видел, как несколько мгновений она даже не поняла, что случилось. Женщина свалилась на пол и стала захлебываться кровью. Ужасное зрелище. Все бежали более отчаянно к выходу, отталкивая людей перед собой. И как только первый из них добежал за нее, издались выстрелы. За секунду вся толпа, что недавно вопила и бежала, полностью замолчала. Кровь людей смешалось с водой, создавая смесь, полностью залившую пол. Весь испачканный чужой кровью, я сжимал зубы до боли и сжимал подлокотники кресла. Вдруг ко мне подошел Палмер, целёхонький.

– ПАЛМЕР, ЛОЖИСЬ! ЭТИ ТВАРИ ПОЖАЛЕЮТ, ЧТО НАПАЛИ НА НАС! – я потянул его за халат. После я вырвал окровавленный обломков цистерны из женщины и стал дожидаться напавших. В моих глазах пылало пламя, и было словно так, что я готов перебить целую армию.

– Даниэль, вам все это кажется. У вас еще будет возможность отомстить, а теперь отдохните. Сейчас вам станет лучше, – своим плечом я ощутил какой-то укол. Глаза начали тяжелеть, и каждый раз, когда я их вновь открывал, все преображалось: взрывы уходили все дальше за горизонт; запах крови, что повис в воздухе, куда-то пропадал; холл уже не казался уничтоженным; а все внутри были целы, словно ничего не произошло. Половина смотрела на меня с ужасом, а другая с жалостью. Боль, что барабанила все это время, стала затихать. Мое паническое дыхание, потихоньку восстановилось. И когда я более-менее пришел в себя, то осознал произошедшее… Неужели опять?.. Меня сковал стыд, и я выронил уже оторванный подлокотник, но действие лекарства было сильно. Я был готов заснуть на теплом полу, возле опрокинутого кресла.

– Палмер, я согласен, – я повторял это полусонным голосом, пока он обратно усаживал меня на кресло.

– Мы справимся, Даниэль, – Палмер постучал по моему плечу, и мы вернулись в палату. Внутри было так тихо, что даже пугало. Уже в койке, мне вдруг стало как-то не уютно. Изнутри меня раздирало дикое противоречие. Спустя пару минут я вырубился. За все прошедшие ночи мне впервые ничего не снилось. Наконец-то тишина и покой… Мой организм и душа уже отвыкли от такого.

Прошел год, как я попал в госпиталь. В моей палате сменилось несколько соседей, некоторые отошли в мир иной. Палмер все так же был моим врачом, с ним я прошел еще несколько операций и последующих курсов лечения.

Спустя несколько дней после приступа в холле, Палмер вновь вернул меня на нейростимуляторы. Еще где-то неделю меня колбасило от них, но потом все исчезло. Боль никуда не уходила, но благо она стала намного терпимее. Или может я к ней привык? Голоса, что издавались откуда-то из-за угла, становились со временем все тише. Галлюцинации, что казались мне реальностью, также ушли куда-то в неизвестность. Ночные ужасы, что терзали меня вместо сна, уже казались не такими страшными и даже стали немного надоедать.

Не хочется признавать, но мне, кажется, я скучаю по тем мгновения. Понимаю, это кажется глупым, но что-то внутри меня желает вновь пережить этот страх, адреналин. В стенах госпиталя это невозможно. Палмер говорит, это из-за опухоли, что-то там привыкло к постоянному стрессу. Тело желает этого, но сам бы я в гробу видел эти ужасы. От одной лишь мысли оказаться на фронте меня передергивает… но я не могу сказать отчего: то ли от страха и ужаса, то ли от возбуждения. Я сам себе становлюсь противным.

Это внутренняя борьба сказалась и на моей внешности. Я сильно оброс, отрастил бороду, почти догнав Палмера. Каждый день по возможности я проводил в тренировочном пункте. Здесь люди вновь учатся ходить, разрабатывают мышцы после комы, а кто-то, наверно, также как и я, не хочет оставаться со своими мыслями на едине. Впервые я нехотя пришел сюда, но Палмер был настойчив. И раз за разом мне становилось все легче. Лишь там мне удавалось без вреда для других выплескивать мои вспышки гнева.