Кровавая пыль дорог

Барух, видя ярко пышащий огнём горн, и чувствуя уже на подходе к кузнице его жар, остановился, не доходя до кузницы, и крикнул:

– Людота, выноси меч! Почтенный Ясир бен Джазим Багдади желает его посмотреть и купить.

Людота перестал орудовать мехами, подмигнул Станяте, на что Станята улыбнулся, и вынес Баруху меч, выкованный им.

Барух принял его двумя руками и повернулся к покупателю:

– Взгляни на это чудо!

Араб с проворством, которое от него не ожидали вследствие дородности тела, взял меч, положил себе на голову и пригнул к ушам за оба конца, а затем отпустил, – меч вернулся в прежнее состояние. Затем он взглянул на клинок: по нему шел волнистый узор из сплошных изогнутых линий.

Людота положил на деревянный чурбан толстый гвоздь и знаком предложил арабу перерубить его. Ясир взмахнул мечом и рубанул по гвоздю. Гвоздь разлетелся на две половинки. Араб начал разглядывать клинок, но нигде не заметил вмятин. Под конец он достал свой меч и с размаху ударил им по мечу Людоты. На мече Ясира бен Джазима Багдади остались зазубрины. В знак восхищения он зацокал.

Барух взял у него меч, повернул его лезвием вверх, достал шелковый платок и легким движением набросил платок на клинок. После соприкосновения с лезвием на землю упали две половинки платка.

– Я покупаю его. Сколько за него возьмешь, Барух?

– Ну, ты же знаешь, уважаемый Ясир бен Джазим Багдади, что такой меч стоит столько золота, сколько весит сам.

Ясир чуть подумал и согласился:

– Он того стоит.

Деян, услышав это, очень удивился и, чтобы Барух не узнал, что он понимает их разговор, быстро отвернулся.

– Но я хочу, – продолжил Ясир, – чтобы на мече была надпись: «Я владетель мира».

– О-о, это замечательно, – залебезил Барух, – но только что подумает халиф, если узнает, что у тебя есть меч с такой надписью. Не лучше ли будет, если написать: «Во имя Бога благого и милосердного!», или, например, «Владетель прославится».

– Да, ты опять прав, пусть будет «Владетель прославится». Когда мне можно будет забрать меч?

– Деян, за сколько дней ты на мече сделаешь надпись «Владетель прославится»?

– По-славянски или на его языке?

– Конечно на его.

– Дней за десять можно… Ты только напиши на пергаменте, что надо написать, а я сделаю.

– Сделай за пять, ладно за шесть дней, и не днём более. Сделаешь, – принесу баранины, – Барух повел гостя прочь от кузницы.

– Уважаемый Ясир бен Джазим Багдади, ты можешь забрать свой меч через шесть дней. Позволь получить задаток.

Ясир молча кивнул и передал Баруху мешочек с серебряными монетами. Барух подкинул на ладони мешочек и оценил его вес. Он смотрел в спину уходящего Ясира и улыбался. У него была причина радоваться. Меч Людоты, который он подобрал при его пленении, уже окупил перстень, подаренный Саадет ибн Юсуфу, и принёс ему прибыль. А все двадцать семь мечей, реализованных ранее, уже принесли Баруху значительную сумму, которая состояла из арабских серебряных дирхемов и золотых ромейских солидов.

Деян проводил взглядом ушедших Баруха и Ясира и вздохнул:

– Хороший меч. Жалко отдавать такой в руки недругов.

– Не жалей, братко, – засмеялся Людота. – Да, меч красивый, и рубит хорошо. А я такой меч только на стену для красоты повесил бы. Сколько ты со мной работаешь, а до конца не осознал, что при таком способе ковки такой меч ничего не боится, кроме холода. А на морозе он ломаться будет. Представляешь, если опять они к нам сунуться… А так, пускай между собой воюют.

Станята, услышав такое, даже взвизгнул от восторга.

Деян продолжил:

– Барух сказал, что этот меч он продаст больше чем за триста византийских солидов, а рабы на базаре продаются от двадцати до шестидесяти солидов. Да за эти деньги нас бы давно выкупили. Может, доделаем тот меч, о котором не знает Барух, продадим и выкупим себе свободу?

Людота усмехнулся:

– Ты зарежешь курицу, которая несёт тебе золотые яйца? То-то и оно. И нас, я думаю, никогда не продаст, да, мне кажется, он и не отпустит нас, когда мы сделаем эти проклятые восемьдесят мечей.

– Что же делать-то?

– Не знаю, – пожал плечами Людота.

– Может убежим? – встрял в разговор Станята.

– А что? – подхватил идею Деян. – Давай доделаем кинжалы и меч, продадим, купим коней и только нас и видели.

– Не спеши. Надо все обдумать, кинжалы и меч доделать, покупателя найти, коней достать.

– У Рашида купим. Я его иногда на базаре вижу.

– Давайте доделаем поскорей. Я вам помогать буду, – у Станяты загорелись глаза.

– Вот с утра рано вставай и помогай, – заулыбался Людота. – А на сегодня сделаем отдых. А теперь, – продолжил Людота, – закрывай дверь, мыться будем.

Дверь в кузню закрыли, все разделись, и Людота большими щипцами взял один из раскалённых докрасна камней, которые нагревались у горна, и бросил в чан с водой, затем ещё, и ещё… От этого поднялся такой сильный пар, что всех троих обдало жаром. Наслаждаясь этим жаром, все трое завопили от удовольствия.

– Эх, сейчас бы березовый веник сюда… – заметил Деян.

Вымыв Станяту и выпроводив его из кузницы, Людота и Деян с наслаждением ещё поддали парку и попарились вдосталь.

Вымывшийся Деян вышел из кузницы и услышал шёпот Станяты, как обычно сидевшего на крыше:

– Деян!

Деян глянул вверх и увидел взволнованного Станяту, одной рукой зовущего к себе Деяна, а палец другой прижался к губам, означая не шуметь.

Деян осторожно залез на крышу. Станята молча указал на соседний сад. Там, уткнувшись в согнутый локоть, лежала на траве девушка и громко рыдала. С юношеской безрассудностью Деян спрыгнул с крыши в соседский сад и бесшумно, как кошка, пригнувшись, чтобы его не заметили, двинулся к плачущей девушке, которая рыдала, не замечая ничего вокруг. Он осторожно коснулся её плеча. Девушка встрепенулась и по инерции загородила лицо накидкой из тонкой ткани, закрывающей волосы и шею, но оставила открытыми заплаканные в слезах глаза.

Перед Деяном сидела довольно миловидная девушка с огромными черными глазами. На ней было надето несколько платьев сразу, и их широкие рукава разной длины с красивой вышивкой по краям, выглядывавшие один из-под другого, смотрелись очень эффектно. Она была сравнительно молода, так как видно было, что её грудь ещё не оформилась. Деян понял, что девушка замужем, так как две её косы были заплетены перед ушами и немного выступали из-под головного убора, а незамужние девушки носят косы сзади. Обычно арабские женщины украшают себя серебряными поясами, ручными и ножными браслетами, кольцами и серьгами, но, несмотря на то, что на девушке была дорогая одежда, на ней не было ничего из украшений.

Девушка немного отошла от испуга. Перед ней сидел, не предпринимая ничего угрожающего, молодой широкоплечий парень с милой улыбкой на лице. Волосы у него были светлые, а глаза, о чудо, – голубые. Он сидел, смотрел на неё и улыбался, и от этой улыбки веяло таким спокойствием, что девушка непроизвольно улыбнулась.

– Ты кто?

– Я? Мое имя Деян. Я живу там, – и Деян мотнул головой в сторону забора. Мой хозяин Барух. Но скоро я буду свободен. А тебя как зовут?

– Зайнаб.

– Ты чего плачешь? На колючку наступила?

Зайнаб замотала головой, и слёзы опять полились из глаз:

– За долги моего отца меня отдали замуж за менялу Бек-Дели эль Каддада.

– Ну и что?

– Да он старый, дряблый такой. У него даже зубов нет, и изо рта пахнет. А старшие его жены меня бьют, – Зайнаб всхлипнула и утёрла слезу. – А ты сакалиб?

– Да, нас так называют.

Деян начал рассказывать, как их пленили. Он рассказывал, а его руки непроизвольно рвали цветы и листочки травы, растущие рядом, и, как у него на родине девушки сплетали венки, так и он сплёл венок и положил Зайнаб на голову. В этом венке она была так мила, что Деян невольно залюбовался ею. Зайнаб сняла венок, оглядела его и опять надела на голову. И уже счастливая улыбка не покидала её лицо.

– Деян! – позвал Станята, и за кустами послышались женские крики:

– Зайнаб, куда ты подевалась?

Деян встал с травы и, махнув рукой, пошел к забору.

– Деян! – услышал он голос Зайнаб и обернулся.

Она стояла и смотрела:

– Ты приходи, Деян. Я буду ждать.

Деян кивнул головой в знак согласия, вмиг очутился на крыше и прилёг рядом со Станятой. Зайнаб уже скрылась в зарослях сада.

– Чего она?..

– Такая же рабыня, Станята, как и мы. Продали её. Вот как получается, мы – несвободные, рабы, а они свободные, а по сути такие же рабы. А почему? Все они зависят от злата. Есть золото или – ты свободный. Нет их – ты раб. И ради этого они готовы на всё. Ради них они готовы воевать, уничтожать и порабощать людей. Я вот хожу по городу и вижу столько нищих и голодных. И они унижаются из-за куска лепешки. У нас на родине любому прохожему и кусок хлеба дадут и крынку молока нальют.

– Правда, моя маманька для этого всегда держала на столе крынку с молоком и кусок хлеба рушником прикрывала, – неожиданная слеза покатилась из глаза Станяты.

– Ну, будя-будя, не плачь. Вот думай о том, как освободимся, как домой добираться будем, как нас встретят, как дом построим. Хотя, чтобы добраться, опять деньги нужны.

– Ладно, – Станята вытер рукавом неожиданную слезу. – Скорей бы домой…

Глава 5

(738 г. от Р.Х.)

Барух после удачной сделки находился в благодушном настроении и решил тоже помыться в арабской бане, или как его зовут арабы – в хамаме.

В хамаме Барух разделся и завернулся в полотенце, чтобы скрыть все интимные места. Показ интимных мест считался оскорблением, и поэтому банщик выгонял всех, кто нарушал это правило. На ноги Барух надел специальные деревянные башмаки, чтобы не обжечь ноги, так как пол в хамаме всегда очень горячий, и направился в парную. Там он посидел до тех пор, пока его тело хорошо не разогрелось. Затем он лёг на специальное ложе для массажа, которое было более горячим, чем окружающий воздух, и Барух ещё сильней стал потеть. К нему подошел банщик и стал его массажировать, хотя вряд ли это слово может подойти к тем действиям, что проделывал банщик с Барухом. Банщик вытягивал ему руки, ноги, позвоночник, бил его кулаком, становился на него своими ногами, мял ему все участки тела. После такого «массажа» банщик аккуратно постриг и побрил Баруха, а затем удалил ему мозоли на ногах. После этого жёсткой варежкой из верблюжьей шерсти тщательно растёр распаренное тело Баруха, чтобы убрать все омертвевшие клетки кожи. Затем несколько раз он облил Баруха водой.

Умиротворенный Барух после всего этого залез в бассейн. Вода в бассейне была не горячая и не холодная, и Барух плескался в нем, а в голове строились различные планы о будущей торговле. Ещё немного времени и Барух накопит достаточно средств для её возрождения. Из двадцати семейств рабов сакалибов он большинство продал, распродал он и всех коней, в том числе и коня Людоты. Мечи, которые делал Людота, уже принесли ему немалую прибыль. Теперь остаётся решить, что же делать дальше: купить корабль и двинуться за пряностями и рубинами в далекую Индию, или в жаркую землю чёрных людей за слоновьей костью и золотом, или в долгий путь на север к варварам за ценным янтарем, или, всё-таки, наладить отношения с ромеями, с которыми воюют арабы? В какую бы сторону не направиться, все равно нужно нанимать охрану, а это определенные затраты. Пока эти рабы куют булатные мечи, можно не беспокоиться, деньги от их продажи текут ручьём. Но что будет, когда будет готов последний меч из восьмидесяти? Этот наивный и строптивый сакалиб может отказаться их делать дальше. То, что Барух их не отпустит, он решил уже давно. Но как заставить их ковать мечи дальше? Видя стойкость в бою сакалибов и их презрение к смерти, гордость и умение держать обещание, этого сделать будет трудно. Надо что-то придумать.

С этими мыслями Барух направился в комнату отдыха.

В комнате отдыха он увидел кадия3 Назира аль-Дахмана, медленно цедившего из пиалы чай, и подошёл к нему:

– Да всегда сопутствует тебе удача, умудрённый Назир аль-Дахман.

– А, это ты, Барух. А я наслышан, что удача сопутствует тебе. О твоих мечах говорят даже в гареме эмира Мааруфа ибн Башира, да что эмира, даже во дворце самого халифа судачат о них. Говорят, что ты не всем продаёшь, и заказ нужно ждать несколько недель. Позволь спросить, дорого тебе пришлось заплатить за раба, который куёт тебе мечи?

– Да, пришлось потратиться.

– Послушай Барух, один почтенный человек хочет заказать у тебя меч, но ему некогда ждать. Я не могу тебе сказать его имя. Как твоё мнение, можем мы решить эту проблему?

Барух взвесил все за и против. С одной стороны ему не хотелось портить отношения с заказчиками из-за срыва обещанных сроков изготовления мечей, а с другой стороны не хотелось отказывать этому судье, так как он всегда ему мог в дальнейшем пригодиться. А, ладно, заставлю меньше спать этих рабов, пусть больше работают.

– Я думаю, что можно пойти навстречу этой просьбе.

– Но одно условие, Барух. Этот меч должен быть готов к полнолунию.

– Но ведь до полнолуния осталось четырнадцать дней!

– Да, – кивнул головой кадий. – Но я ещё раз повторю, что это для очень, м-м-м, скажем так, очень значимого человека.

Мысли у Баруха лихорадочно завертелись в голове:

– Но, понимаешь, о, справедливый Назир аль-Дахман, да будет над тобой чистое небо, это будет стоить несколько больше, чем обычно.

– Я понимаю, и ты мне скажешь свою цену. Я её озвучу заказчику.

– Может, уважаемый Назир аль-Дахман, сведёт меня с заказчиком, и мы всё с ним сами оговорим?

Назир аль-Дахман снисходительно улыбнулся:

– Ты хочешь лишить меня нескольких дирхемов?

– Я могу отблагодарить тебя этим же количеством дирхемов.

– Как ты думаешь, Барух, можно ли измерить деньгами ветер или утреннюю росу? А может можно измерить яркую звезду на чёрном небе?

Барух недоуменно посмотрел на кадия.

– Разве ты не понимаешь, Барух, что не всё можно измерить золотом. Также невозможно измерить золотом и благосклонность сильных мира сего.

– Но сегодня благосклонность есть, а завтра может и не быть. А золото, вот оно – всегда при тебе.

Кадий улыбнулся:

– С одной стороны ты прав, но с другой… Представь, к тебе в дом забрались разбойники и забрали у тебя всё золото. Что ты будешь потом делать? А с благосклонностью правителей ты всегда восстановишь свое благополучие.

– Ты прав, о мудрый Назир аль-Дахман. Как ты сказал, правителей?

– Я оговорился, Барух, – недовольно поморщился кадий. – И еще я забыл тебе сказать, что на поверхности клинка должна быть надпись: «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед – посланник Аллаха».

– О-о, меч с такой надписью можно вручить и самому халифу.

– Опять твои мысли заняты не тем, чем надо, – снова поморщился кадий. – Твоя задача вовремя сделать нужный меч и сообщить цену.

Барух свёл воедино всё сказанное кадием и сделал свои выводы. Первое, меч нужен для какого-то высокопоставленного лица, значит, деньги у него есть. Второе, меч необходимо изготовить в короткие сроки, – можно увеличить цену. Эх, была-не-была, и Барух назвал цену, увеличив её раза в два.

Кадий немного подумал:

– Хорошо, но только надо уменьшить цену на треть.

– Ну, никак нельзя. Нужно металл закупить, и за срочность… Давай уменьшим на десятую часть.

– На четверть.

– О, благоразумный Назир аль-Дахман, ты меня разоряешь. На шестую часть…

– Ладно, на пятую часть уменьшаем, и на этом закончим. И не дирхемом больше.

Барух в знак согласия наклонил голову.

Кадий утёр простыней потное от горячего чая лицо и поднялся:

– И ещё раз напоминаю: меч должен быть готов не позднее полнолуния. И пусть видит Аллах, что если меч будет не соответствовать цене… А если заказчик будет доволен, – в это время судья непроизвольно взглянул вверх, – тогда возможен ещё заказ.

Благодушное настроение Баруха как-то само собой начало понемногу угасать. Он смотрел на удаляющегося кадия, и непроизвольно на его лице появилось озабоченное выражение. Он тоже поднялся и направился домой.

Он уже почти дошел до дома, как заметил семенившего навстречу Баруху торговца Ашера. Его тощая козлиная борода тряслась при его каждом шаге.

– Ты куда торопишься, Ашер? Ты почему такой озабоченный?

– В связи с предстоящим праздником – обрезанием сына халифа Мухаммеда, да смилостивится над ним Всевышний, покупатели распотрошили всю мою лавку. И это им не нравится, и то. Ты же знаешь мой товар, Барух? Это же лучшие изделия из серебра, фарфора и бронзы в нашем городе. Нет, подавай им этакое, что-то особенное. Вот бегу к Нахуму. Говорят, что он собирает караван к ромеям, закажу ему кое-что. Может, успеет за десять дней обернуться.

– Караван? Слушай, а не заказать ли мне у него металл? Я с тобой пойду.

И Барух с Ашером направились к Нахуму. Ашер, также мелко перебирая ногами, семенил, потряхивая своей козлиной бородой, а Барух важно вышагивал следом.

* * *

Ни свет ни заря Станята проснулся. Было ещё темно. И не удивительно. Станята с трудом, но вспоминал, что на родине летом ночи короткие, а дни длинные. А здесь по длительности ночь почти равнялась дню. Санята решил всех разбудить:

– Дядько Людота, Деян, вставайте, мы же договаривались пораньше встать…

Людота, а за ним Деян начали одеваться, благо, что работа находилась рядом, за дверью. Пока разжигали горн, Людота начал учить Станяту:

– Понимаешь, Станята, это только кажется, что разогрел железо, молотком отбил, вот тебе и меч готов. Железо оно разное: может быть гибким, но мягким. Из него меч не сделаешь, – будут зазубрины. А может быть твердым, но хрупким, – тогда меч может сломаться. А чтобы меч был крепкий, но в то же время и гибкий, нужно сделать его слоистым. Вот здесь вверху горна получается железо твердое, а внизу горна, где поступает воздух, там, наоборот, мягкое. Вот видишь эти два куска железа? Каждый из них был сложен из нескольких пластин: поочередно мягкое железо, потом твердое. Вначале мы их сварили вместе. Сваривать надо умеючи. Время сварки определяют по цвету нагретого металла, а то не сварится. Затем мы кусок железа разрезали пополам, опять проковали. И так делали раз четырнадцать. И скручивали мы его и опять ковали. Сейчас уже последний раз куём. А вот смотри, как мы с Деяном будем делать. Главное не испортить при нагревании, а то кинжал или меч может не получиться: быть или мягким, или хрупким. Нужно соотносить нагрев металла с ковкой, чтобы не перегреть или недогреть заготовку. Всё понял?

Станята правдиво отрицательно помотал головой.

– Ну, ничего, ничего, с первого раза не всё усвоишь.

Пока Людота объяснял, Деян нагрел до нужной температуры кинжалы, и Людота несколькими ударами приварил рукоятку к лезвию первого кинжала, а затем и второго. Нагретые кинжалы Людота на миг сунул в воду, а затем в чан с мочой и оставил их там. По кузнице разнёсся такой едкий вонючий запах, что Станята зажал рукой нос.

– Терпи, Станята. Зато кинжалы будут крепкими. Ну ладно, иди – погуляй.

Станята вмиг выбежал из кузницы, и, как обычно, залез на крышу.

Когда кинжалы остыли, Людота начал их полировать, а Деян достал несколько серебряных монет и начал что-то мастерить. Он и плющил молотком монеты, и нагревал на огне, резал на несколько частей, опять нагревал, и опять стучал молотком.

Так они обычно работали до самого вечера с кратковременными перерывами на еду. Но в этот день их рутинная работа прервалась посещением Баруха.

* * *

Утром Барух проснулся не слишком рано и с удовлетворением услышал, что из открытого окна раздаются гулкие удары молота из кузницы.

– Нужно попозже к ним заглянуть и ускорить работы, чтобы выполнить заказ кадия. – пробормотал Барух и потянулся. – А не перекусить ли мне?

Но позавтракать не удалось. Вбежал слуга и, запыхавшись, доложил:

– Там у входа в дом всадники ждут.

Недовольный Барух поспешил на улицу, но увидев посетителей, выдавил на лице гостеприимное выражение:

– О, я так рад видеть непобедимого Газвана ибн Джабаля. Я только собирался сесть за стол. Прошу в дом, не откажите отведать скромное угощение.

– Неужели ты думаешь, что я войду в дом человека, не почитающего пророка Мухаммеда, и отведаю вместе с ним кусок хлеба?

– Смилуйся, милосердный Газван ибн Джабаль. Я почитаю закон гостеприимства. Зайди просто в дом, отдохни в тени. Я всегда рад услужить тебе…

– Ну что ж, раз готов услужить, то услужи. Я помню, как я помогал тебе отбирать рабов из каравана. Но ты до сих пор не отблагодарил меня за это. А я слышал, что ты выбрал хорошего мастера, который делает тебе булатные клинки. И до сих пор ты не удосужился преподнести мне такой клинок. Может мне отобрать его у тебя? И пусть он у меня делает такие клинки.

– Сжалься, благородный Газван ибн Джабаль. Я только и живу продажей этих мечей, но как только будет готов следующий меч, я его подарю тебе.

– И когда он будет готов?

Барух вспомнил про заказ кадия и покрылся холодным потом:

– Я думаю, что через месяц меч будет готов.

– Хитришь, Барух. Я тебе даю десять дней. Через десять дней ты принесёшь мне меч. На нём должно быть выгравировано: «Во имя Бога, благого и милосердного!» А если меча не будет, то я заберу у тебя сакалиба. Ну а тебя, – здесь эмир усмехнулся, – я щедро награжу. У Ясира аль-Кабира от старости умер в гареме евнух. Я думаю, что твоя кандидатура подойдёт. Ты будешь очень счастлив. Ты будешь лицезреть жён самого Ясира аль-Кабира. Согласись, ведь не каждому дано видеть жён великого эмира?

От такой милости Барух побледнел лицом и неожиданно замочил свои шаровары.

– Смилуйся, о милостивый Газван ибн Джабаль…

Газван ибн Джабаль надменно усмехнулся, повернул коня и напоследок повторил:

– Через десять дней и на мече должно быть «Во имя Бога, благого и милосердного!»

– Воистину не знаешь, что лучше: дружба и покровительство власть держащих или держаться от них подальше, – пробормотал себе под нос Барух, провожая взглядом свиту Газвана ибн Джабаля. – И что же делать? Хотя одну мысль он мне подбросил.

Барух зашел в дом, поменял штаны, захватил двоих вооружённых слуг и направился к кузнице.

Станята заметил Баруха с крыши и вбежал в кузню:

– Он идёт и не один…

Людота быстро спрятал кинжалы, а Деян результаты своей работы, и оба достали заготовки для изготовления следующего меча.

Барух почти никогда не заходил в кузницу, но в этот раз зашёл. Слуги молча стояли за спиной хозяина. Людота и Деян выжидательно на него смотрели, а из-за спины Деяна выглядывал Станята.

– Мне надо, чтобы один меч был сделан через восемь дней, и на нём была надпись «Во имя Бога, благого и милосердного!», а второй меч должен быть сделан через четырнадцать дней, и на нем была надпись «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед – посланник Аллаха».

– Это невозможно, ведь ты знаешь, что меч можно сделать… – Начал Людота.

– Я не договорил, – прервал его Барух. – Если мечи не будут готовы в назначенный срок, то вот его, – он кивнул в сторону Станяты, – я продам в гарем одного из эмиров, и его там сделают евнухом. А может еще и тебя, – он перевёл взгляд на Деяна.

Людота с нарастающей яростью начал вставать. Барух властно взглянул на него и повторил:

– Я сказал через восемь и четырнадцать. Если сделаете, то ваш долг будет не восемьдесят, а семьдесят мечей.

Барух повернулся и вышел из кузницы. По дороге в дом он подумал: «А после этого, если не будут делать мечи, закую в колодки. К тому времени у меня будет достаточно денег, чтобы опять начать торговать».

– Ну что будем делать? – Спросил Деян после ухода Баруха.

– Придётся отдать тот меч, о котором он не знает. Через три дня он будет готов, и ты дня за два нанесёшь надпись. А другой меч будет готов дней через десять. Так что успеем. Но я думаю, что теперь он нас будет заставлять работать в таком режиме. Ты прав, Деян, надо готовиться к побегу, а для этого надо подкопить денег. Ты что делаешь из монет, Деян?

– Браслет для Зайнаб.

Людота понимающе кивнул головой:

– А как же возвращение домой?..

– А мы её с собой возьмём.

– И она согласиться поехать на чужбину?

– Не знаю. А что здесь её ждёт? Такая же рабыня, как и мы.

Все опять занялись делом, от которого их оторвал приход Баруха: Людота полировал лезвия кинжалов, а Деян делал свой браслет. Чем больше полировал свой кинжал Людота, тем чаще он поглядывал на лезвие, и тем удивлённее становилось у него лицо.

– Смотри, Деян.

Деян и Станята подошли к Людоте и склонились над кинжалом. На лезвии кинжала пряди волокон металла сплелись так, что на темно-буром с золотистым отливом фоне очерчивали контуры человека. Этот человек как бы стремился навстречу ветру, руки этого человека были откинуты назад и напоминали крылья. Волосы тоже развивались, и казалось, что человек летит против ветра на фоне заката.