Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

А ты, Лора, опять дура! Ну чего закусила удила, чего принялась показывать свой норов, перед симпатичным мужичком постромки рвать? Нет чтобы приятного человека на чай пригласить, поговорить спокойно. Глядишь, всё и прояснилось бы.

В том, что Саша Депов ей более чем симпатичен, она уже поняла. Собой хорош, умён, богат, держится прекрасно, хотя и крепко знает себе цену. Чем не долгожданный принц?! Тем разве, что молод, лет на пять, не меньше, моложе её. Такие молоденькие мальчики до сих пор в её женской биографии не встречались.

А ты, никак, всех на Вернина прикидываешь? Если не старый лев, так уже и в любовники не годен? Да кто в постели-то паспорта проверять станет?

Дойдя в цепочке умозаключений об Александре Павловиче до постели, Лариса вдруг поймала себя на том, что рассуждает об этом спокойно и доброжелательно. Новое знакомство показало, что не только Саша пришёлся ей по вкусу – она каким-то шестым чувством точно угадала: тот тоже сразу «запал» на неё. Женщина безошибочно чувствует, есть у мужчины сексуальный интерес к ней, или нет. У Депова такой интерес беззастенчиво бился в умных серых глазах.

Однако, где же Кротова? В дороге задерживается, что ли?

Лариса настроилась на дальнейшее ожидание. Но когда стрелка несуразных часов над дверью, громко квакая, поползла к полудню, она решила набрать номер домашнего телефона Елены Николаевны – вдруг та приболела? Хотя в таком случае могла бы позвонить и предупредить…

Ответа не было долго. Озадаченная Лариса уже собралась было дать отбой, как, наконец, отозвался голос Кротовой. Он был каким-то задушенным, будто трубку старательно прикрывали рукой. Но даже через преграду были слышны громкие звуки, визгливые выкрики, ругань – скандал в доме явно удался. Лариса хотела было спросить, что случилось, как Кротова тихой невнятной скороговоркой выпалила:

– Лариса Петровна? Я теперь не могу подписать ваши бумаги. И вообще не могу с вами встречаться. Потом всё поймёте.

– Вы отказываетесь от своих слов?

– От слов – нет. А от дальнейших контактов с прессой – отказываюсь. Извините и не ищите больше меня.

Вот и весь сказ…

И что теперь делать Ларисе? Без подписи-то материал в номер никто не примет.

Господи, что я им теперь скажу?

А что Лизетта на этот разворот поставит?

Ладно, Бог с ней, с Лизеттой, у неё всегда что-нибудь в запасе найдётся. Мне-то что делать?

Господи, позорище какое!

Она ни на минуту не допускала мысли о несерьёзности Кротовой. Тот, кто хотя бы однажды видел эту придавленную жизнью, и всё же сопротивляющуюся обстоятельствам женщину, сразу мог бы понять: у неё огромная трагедия, где нет места легкомыслию. Значит, как раньше намекала Елена, папаша вставил в колёса их семейного шарабана такие палки, из-за которых всё её существование, похоже, перевернулось вверх дном. И тут не ей, борзописцу местного разлива, сочувствовать надо, а этой несчастной матери, задыхающейся под страшными обломками…

А всё же – что теперь делать отдельно взятому корреспонденту «Вечернего обозрения» Ларисе Лебедевой?..

Лариса некоторое время каменно сидела, выходя из прострации, потом побрела в комнату секретариата.

Увидев её, Лизетта сходу всё поняла:

– Что вместо твоей Кротовой ставить будем? У тебя хоть что-то в заначке есть?

– Елизавета Григорьевна, я сейчас пойду подумаю, после обеда скажу. Не злитесь на меня, это не я…

– Да знаю я, кто у тебя, да что. Вечно как всегда. Уйди с глаз моих!

В дверях секретарской Лариса столкнулась с Ниткиным. Он проводил поникшую фигурку взглядом, и до Ларисы долетел его визгливый голос:

– Я же говорил, что на Лебедеву надеяться нельзя! Только с подписью можно было планировать в номер её чушь! Вас вот только жалко, Лизетта Григорьевна! А Триш-то…

– Какая я тебе Лизетта? Какая Лизетта? Ты для своих коммунисточек дразнилки придумывай, а у меня матушкой данное имя есть! А ну пошёл отседа!!! – Вешкина срывала своё неистовство на Ниткине.

Спокойно обмозговать ситуацию не получилось. В дверь Ларисиной каморки просунула длинный заметно покрасневший носик Танька Смешляева, корреспондент по теме «Город». Видно, вычерчивая свой очередной докладец о какой-нибудь пиар-акции мэрии, для вдохновения уже пропустила рюмку-другую.

– Лорка, чё стряслось? Триш там рвёт и мечет, велел тебе к нему мухой лететь.

– Ничего особенного. Спасибо, Таня, иду – Лариса старалась не подавать виду, что расстроена. А то Смешляева тут же разнесёт последние известия по всей редакции. Впрочем, и так разнесёт…

Триш по своему обыкновению увлечённо разглядывал что-то за стеклом, стоя к народу спиной. В углу, как растрёпанная птица, нахохлился Натаныч. Он явно был здесь первым провозвестником её позора.

– Ну что, Лебедева, подвела под монастырь? В кои веки поверил, что ты можешь серьёзную корреспонденцию поднять, перед коллегами за тебя фактически поручился. А ты, оказывается, в соавторы взяла не пойми какую бабу, которая то бежит к тебе своё грязное бельё полоскать, а чуть что – отказывается от своих же слов. Ты понимаешь, что это твоя – не её, а твоя! – вина в том, что сегодня редакция на грани срыва выпуска! Дыра в текущем номере на две полосы – это что, хиханьки-хаханьки?

Лариса раскрыла было рот для ответа, но тут же его и захлопнула: возразить было нечего.

– Что-о? И ты смеешь ещё оправдываться? – Триш будто спиной увидел слабую попытку Ларисы. – Да если бы это был один-единственный твой косяк! Вот Ниткин помнит, как летом ты чуть не сорвала публикацию из банка: не смогла, видите ли, как следует разобраться в материале, тема шибко сложная! Ты профессионал или как? Если профессионал, то любую тему обязана распутать-размотать, и читателю аппетитно разжёванной подать. А у тебя, как план по знакам Вешкиной сдавать, так обязательно что-нибудь сложное, непонятное, недораспутанное образуется. Все всё успевают, у всех всё вовремя пишется, одна Лебедева вязнет в каких-то гениальных копаниях! Или твоя фамилия Кольцов? Эренбург? Аграновский? Песков? Что ты всё пыжишься походить на великих? Газета наша самая распростецкая, нам не золочёные Пегасы тут нужны, а ломовые надёжные лошадки! Запомни: ломовые!

Триш умолк, видимо, выпустив пар; подошёл к столу отхлебнуть из маленькой плоской фляжки, какие носили в нагрудных карманах участники былых первомайских шествий. Протянул тару и Ниткину, подобострастно лизнувшему угощение. Потом глянул на Ларису в упор:

– Так что делать будешь? Домой к этой Кротовой поедешь подпись выбивать, или как? Номер-то и вправду горит.

– Нет, Борис Ильич, к Кротовой ехать бесполезно, её муженёк так запечатал, что она больше с прессой ни-ни. Сама предупредила. Там что-то серьёзное.

– А то как же! – вставил в разговор свои пять копеек Ниткин. – Семейные разборки -это тебе не фунт изюма…

Не обращая на него внимания, Лариса продолжила:

– Я могу к завтрашнему дню закончить материал о взломе платёжной системы нашего банка. Помните, мне его Вадим подкинул? Там я ждала решения суда, но на днях суд прошёл, можно писать. Тема тоже развёрнутая. Думаю, суток хватит. У Лизетты лежит ещё один материал по банку, заказной. Объединим их. Сделаем заголовки побольше, фоток добавим. Наверное, выкрутимся.

– Выкрутимся!..– зло фыркнул в усы Триш. Совсем как морж в зоопарке – отметила Лариса. – Не выкручиваться надо, а планомерно работать. Жду завтра утром твой новый опус. Но если и здесь что-то сорвётся, пеняй на себя. Не посмотрю, что ты мать-одиночка…

Последние слова главного неслись уже вдогонку Ларисе, перепрыгивающей через две ступеньки. Она успеет.

Глава 4

В семье Лебедевых жила давняя традиция, переходившая от старших к молодёжи: 8-го марта они все вместе обязательно ходили в театр или на концерт. С самого утра женщины погружались в сборы. Из шкафов извлекались самые красивые наряды, волосы укладывались в сложные причёски, из глубины раскрытых бархатных коробочек посверкивали драгоценные украшения.

Мужчины относились к приготовлениям супруг со снисходительным пониманием, что для ощущения праздника именно она, быть может, и является главной составляющей. Они, тоже франтовато одетые, спокойно сидели в креслах, дабы не мешать озабоченным дамам, и потягивали из хрусталя дорогой коньячок, приберегаемый специально для столь торжественных случаев.

И вот наряженные и надушенные красотки были готовы к осуществлению культурной программы, к подъезду подкатывали такси, и семейство направлялась к месту развлечений, оставив уже сонных малышей на попечение соседей.

Заканчивался день изысканным ужином-фуршетом, на котором под тот же благостный коньячок шло обсуждение просмотренного или услышанного. Никакого жирного горячего, никаких лишних возлияний. Мужчины, конечно, закусили бы чем-нибудь и посущественнее, но для этого требовалось дождаться 9 марта.

Давно это было… С тех пор мама овдовела, дочь перешла в разряд бывших жён, а Сашка ещё не настолько подрос, чтобы стать полноценным кавалером. Традиция прервалась. Поздравив маму накануне, сидит сегодня Лариса одна в доме, где и жалкой веточки мимозы не сыскать. Вернин в такие даты не балует подружек подарками и цветочками – он свято исполняет супружеский ритуал. А больше у неё и нет источников мужского внимания. Можно бы пойти в редакцию на традиционный весёлый междусобойчик, богатый и на цветы, и на презенты, но последние неурядицы с публикацией о Кротовых отбили охоту веселиться в кругу коллег. Благодаря Ниткину всем стало известно и о ЧП с почти сорванным номером, и о разносе, учинённом Тришем.

И вот вместо вечернего платья и шпилек – домашние тапочки да видавшая виды футболка. Телевизор молотит что-то разухабистое, а на душе у неудачницы Лебедевой кошки скребут. Прав, сто раз прав зануда Триш: нет в её работе стабильности и равномерности. Вечно увлекается одним и запускает другое. В одни материалы – как, к примеру, эта бомба про Крота, – она вцепляется мёртвой хваткой, думает о них день и ночь. Ищет интересные формы подачи, шлифует слог, подбирает цитаты. А другие, которые называет «проходными», и написать порой ленится, тянет сдачу до последнего срока, до Лизеттиного окрика. Ничего с собой не может поделать, если не вдохновляют её отчёты о разной партийно-хозяйственной белиберде.

А начальству плевать на её вдохновение, ему знаки подавай. Кто, наподобие Таньки Смешляевой, знаков выдаёт много и вовремя, тот и герой. А что газета забивается скучнятиной и преснятиной, что читатель покупает их «Обоз», чтобы селёдку завернуть – то дело десятое, и мало кого волнует!

Нет, Лариска, никого не интересуют твои творческие потуги, не стать тебе, видно, уважаемым журналистом, имеющим право писать то, к чему душа лежит. Не выбиться в новые Аграновские…

Раньше она любила хозяйственные темы – в те времена, когда на производствах всё вертелось-крутилось, делалось большое и важное дело. Но теперь почти все заводы и фабрики позакрывались, народ бросился в торгашество, подался в челноки, живет жизнью, мало подходящей для живописания в газете.

Лариса вспомнила недавний эпизод, рассказанный одним из посетителей редакции. На большом заводе ввиду отсутствия работы кадровый состав распустили в неоплачиваемые отпуска – до перемен к лучшему. Начальство в это время обивало пороги министерств и ведомств, хлопоча о заказах. И вот, наконец, хороший госзаказ был получен. Директор собрал общезаводской митинг, где радостно и объявил долгожданную новость. Опять приступаем к работе на полные смены – говорит. А народ ему в ответ: нет, благодетель ты наш, теперь нас на полную неделю и калачом не заманишь, у тебя вкалывать можем от силы 2-3 дня, да и то смотря по оплате. А остальное время – извиняй! – у каждого расписано: кто в автосервисе трудится, кто на извозе пристроился, кто в торговле деньгу зашибает, или ещё где. Расплылся, растворился в перестроечном болоте некогда могучий рабочий класс, не с кем директору престижный госзаказ выполнять…

Такая теперь жизнь. И темы газетные такие же – выморочные, ненатуральные какие-то. Потому и писать скучно. И мается опальный корреспондент Лебедева в этой информационной духоте. Может, пора работу менять?

В этом есть здравое зерно… По образованию она инженер, пусть и трудилась по специальности всего несколько месяцев – сначала сидела в декрете, Сашку на свет производила, потом после пары публикаций её взяли «подснежником» в заводскую многотиражку. «Подснежниками» в ту пору называли персонал, который числился в одном месте, а реально трудился в другом. «Подснежниками» были игроки спортивных команд, певцы-танцоры из разных музыкальных ансамблей, и, конечно же, партийно-профсоюзные функционеры. Она тоже затесалась в газету «подснежником» из своего конструкторского отдела.

Потом чуть было не попала в МГУ. Лида Коростина, пробивная сотрудница «Прибориста», где начинала писать Лариса, постоянно внештатно подрабатывала в городской молодёжной газете. Лариса как-то попросила и её ввести в «молодёжку». Редактор отдела, не возлагая на новенькую особых надежд, все же дала тему о молодых специалистах – на пробу. Эту тему газета уже мусолила на протяжении нескольких выпусков, обставляя в виде читательских писем. Писем, конечно, никто в редакцию не писал, газетчики сами по очереди сочиняли их от имени вымышленных граждан. Тема шла натужно, и нужно было «дискуссию» завершать. Ларисе предложили сделать последний аккорд. Она и сделала: рассказала историю молодого специалиста, инициативу которого постоянно затирали и который совсем разочаровался в творчестве. Рукопись несколько раз переделывалась, но через пять дней материал лежал на столе «молодёжки».

Историю напечатали почти без сокращений и правок. А после этого в редакцию посыпались письма, живые, горячие, взволнованные: читателей тронул Ларисин рассказ. Последний аккорд вылился в цепь новых публикаций.

Потом было ещё несколько тем, тоже вызвавших читательский отклик. А потом Ларису пригласила к себе Е. Г. Вешкина, главный редактор «Юности Зауралья», и предложила по особой квоте поехать учиться в МГУ на два года. Там набирался специальный курс для журналистов, имеющих за плечами не журфак, а другой вуз. На город было выделено два места.

Об этаком везении Лариса и в снах мечтать не могла. Однако её порыв разбился о тривиальный быт. Учиться нужно было с полным отрывом от дома. А папа уже сильно прибаливал, мама неотлучно сидела при нём. Муж аж затрясся от страха, что останется без неё с малышом Сашкой. Свекровь тоже особой поддержки не обещала. Получалось, что оставить ребёнка было не на кого. И Лариса, проплакав в подушку не одну ночь, отказалась от второго высшего образования в главном университете страны, от диплома, сулившего дальние перспективы.

А выучись она тогда в Москве, обзаведись связями, – глядишь, и по-другому сложилась бы её судьба, и сейчас не шпыняли бы так за натужное освещение провинциальной пошлости…

***

Поток нахлынувших воспоминаний неожиданно перебила резкая трель: в двери кто-то звонил. Сашка, что-ли? Но с сыном они виделись вчера у бабушки, сегодня он собирался с мальчишками поздравлять своих одноклассниц. Ключи забыл? Нет, кто-то посторонний… Боже, что за видок у неё!..

На пороге переминался тот, кого Лариса меньше всего ждала: букет белой сирени безбожно мял в руках член городской адвокатской коллегии. На её непрезентабельном фоне тот опять выглядел особенно блестяще: костюмчик, туфельки, причёска волосок к волоску.

– Можно? Не прогоните? – кривовато улыбаясь и краснея, проговорил Александр Павлович.

– Если вы дадите мне хотя бы понюхать этот букет, не прогоню – справившись с первой неловкостью, ответила Лариса в своей полунасмешливой манере. В конце концов, не она к нему в трениках заявилась, а он припёрся сюда без предупреждения. Пусть и лицезреет её во всей домашней красе.

Депов охнул и засуетился, как-то боком всовывая в руки женщины своё благоуханное весеннее чудо. Видно было, что вручать букеты он не мастак. Это его какое-то почти мальчишеское неумение быть галантным не вязалось с безупречностью облика, и подействовало на Ларису примиряюще. Не такой уж он и самонадеянный, каким показался при первой встрече. Она улыбнулась и опустила лицо в кипенные гроздья:

– Проходите. Чаю хотите?

– Чаю?..– опять растерялся адвокат. – А я к чаю ничего не захватил… Может, сбегать?

Лариса опять мысленно хохотнула, но вслух сказала серьёзно:

– Ага. И ведро воды с колонки принести не забудьте!

– Ка-какой воды?

– Ох, Саша, что-то у вас с юмором беда! Проходите уже; если зову чай пить, то и к чаю чего-нибудь найду…

Пока гость возился в прихожей, поправляя несуществующие неполадки в костюме, Лариса проскользнула в спальню, достала из шкафа платье, приготовленное для редакционного вечера, и быстро надела его в ванной. Успела даже нанести немного макияжа. Для экстренных сборов пойдёт. Навстречу Депову вышла уже не затрапезная девчонка с беззащитно выглядывающей из ворота футболки тонкой шеей, а празднично принаряженная молодая дама. Золотистый трикотаж соблазнительно обливал её точёную фигуру, оттенял медовые зрачки. Тонкий каблук делал выразительным высокий подъем. Искрящиеся медью темные волосы, освобождённые из хвостика, плавно окутывали плечи. Теперь она была под стать успешному юристу, приехавшему с поздравлениями. То-то, Саша, знай наших!

Глаза Депова вспыхнули восторгом. Поддавшись ему, он взял её руку и поцеловал слегка надушенное запястье. Эти огоньки восхищения и элегантный поцелуй окончательно – по крайней мере, на сегодня! – примирили Ларису с адвокатом.

Они потягивали чаёк с бальзамом, Лариса уже в третий раз подкладывала гостю кусочки домашнего тортика (сама стряпала!), и неспешно беседовали… Оба, не сговариваясь, легко перешли на «ты». Она рассказала о своих домашних делах, о маме и сыне, воспитанию которого уделяет совсем не столько времени, сколько хотелось бы. Он тоже посвятил её в некоторые семейные обстоятельства – что адвокат он уже в третьем поколении, что отец его до перестройки был в городе заметной фигурой и многому научил сына. Саша Депов и сейчас постоянно советуется с Павлом Васильевичем по разным хитростям их профессии, и это очень помогает ему в делах.

– Батя мой – каменная стена!

Оказалось, Саша первые шаги адвоката сделал в школе: заступился за маленького тщедушного одноклассника, отстающего от других ребят в учёбе. Над мальчонкой начала глумиться одна учительница. Она провоцировала класс на издёвки и насмешки, а Саша пришёл в учительскую и перед всеми спокойно сказал, что так с детьми поступать нехорошо.

– Эта училка как назло была парторгом школы. Другие педагоги её боялись и поперёк слова не говорили. А я, глупенький, сказал.

– Почему глупенький? – насторожилась Лариса. – Разве поставить поганку на место – глупо?

– Это теперь, с высоты сегодняшнего дня я так говорю – несколько смутившись, ответил Саша. – Дело ведь было в выпускном классе, и она мне вслед прошипела: тебе, Депов, ещё экзамены сдавать. Но я не стал извиняться и говорить, что неправ, хотя мальчика того всё равно к экзаменам не допустили. Я был кандидат в медалисты, и если бы не отец, погасивший этот конфликт, не видать бы мне медали. Все знали, что эта наша партайгеноссе была в экзаменационной комиссии, и уже не одному неугодному ученику пририсовала в экзаменационном сочинении лишние запятые. Вполне могла обеспечить и мне тройку по русскому. Но – папа есть папа! – не рискнула.

Депов встал, прошёлся по комнате, остановился у плотных рядов книг на многочисленных полках. Читать здесь явно любят. Впрочем, человеку, чья специальность тесно связана с языком, по-другому и невозможно.

Перехватив его взгляд, Лариса, как бы оправдываясь, сказала:

– Без чтива не могу, засыпаю обязательно с книжкой. Говорят, что русские стали меньше читать. А мне кажется, что просто перестали покупать партийно-советскую макулатуру. Продажи пустышек упали. Зато новые, раньше недоступные издания по-прежнему идут нарасхват.

– Знаешь, я в прошлом году был с отцом в Америке – по делам ездили. (У вас и за границей дела, деловые вы мои! – мысленно хмыкнула Лариса.) Так там уже повсюду пользуются особыми телефонами – сотовыми. Есть и такие сотовые игрушки, что совмещают в себе маленький компьютер. С ними можно даже в интернет выходить. И люди выходят, находят там кто что: музыку, кинофильмы, словари, новости, статьи по специальностям. А больше всего на компе или на таком телефоне читают книги. Нашёл нужную книжку, открыл, – и наслаждайся. Там плата за всё это небольшая, многие пользуются. Удобно, и бумажные тома дома не нужны. Наверное, и у нас эти новшества появятся. Правда, трудно сказать, когда.

– А мне очень нравится даже просто держать книжки в руках, – с некоторым вызовом сказала Лариса. – Они пахнут приятно. Не буду спорить насчёт грядущих новшеств, но вряд ли библиотеки совсем переведутся.

И добавила уже примирительно:

– Ну да посмотрим. А в итоге медаль-то ты получил?

– Да, золотую.

– У меня только презренное серебро… Так вы, Александр Павлович, Робин Гуд? И что – нынче таким же остаётесь?

– Не думаю. Следовать примеру Робин Гуда не всегда разумно. В любой ситуации нужно взвешивать всё, что может привести – или не привести! – к нужному результату. Ведь порой стрелять в противника – не самое правильное решение, а иногда и самое неправильное.

О-о! Тирада так тирада! Прямо-таки перл, достойный речи платного защитника! Чтобы не рассмеяться, слушая столь напыщенные речи, Лариса вернулась к хозяйским обязанностям. Божественный дар Прибалтики снова облагородил ещё горячий чай.

Будто сговорившись, они не касались темы Кротовой. Лариса видела, что Депов не настроен на её вопросы, и благодарен за деликатное молчание.

Но он не забыл. Сможет или захочет поговорить – сам скажет. Всему своё время.

Так решила она, и вдруг свалившийся с плеч груз сделал их общение простым, непринуждённым и тёплым.

Когда пришёл черёд пятой кружки, Саша вдруг поднялся и с чопорной галантностью поклонился:

– Лариса Петровна, я вообще-то с самого начала хотел это сделать, да как-то не вышло…

Лариса напряглась: что за прелюдия? Изъясняется так, будто сейчас бархатную коробочку из кармана выудит!

– В общем… Я хочу окончательно загладить нашу размолвку… (Господи, да не тяни уже!) Приглашаю вас в ресторан. Прямо сейчас. Столик заказан!

Последние слова Саша выпалил скороговоркой, словно боялся, что она встанет и начнет в протесте махать руками. Всё-таки она ему нравится, если простой поход в ресторан обставляет как помолвку! Мальчишка, какой мальчишка…

– А я и не против, Александр Павлович, тем более, что у меня съестные запасы на исходе! – хитровато прищурившись, сказала Лариса, искренне обрадовавшись такому решению своей продовольственной проблемы.Предложенный ресторан был самым респектабельным и дорогим в городе. Несмотря на это, свободных мест там почти никогда не бывало: он считался территорией общения местной элиты, высшего чиновничества, забогатевших предпринимателей, иногда – наиболее приличной братвы. Это был своего рода закрытый клуб, где персонал знал в лицо и по именам почти всех посетителей. Публика уровня Ларисы забредала туда нечасто. Поэтому ей польстила возможность оказаться в подобном месте. Хотя бы в плане обретения опыта.

Депов вызвал такси, оба находились в оживлённом предвкушении приятного вечера, когда звякнул телефон.

– Лорик, дорогая, ты так и сидишь одна у телека? – голос Аллы был явно весёленький. – Ты, это, может, к нам приедешь? Тут вся компашка в сборе; где Лора да где Лора, спрашивают. Приезжай, нечего одной куковать. Мы со Стасом тебе подарок приготовили. Я знаю – тебе понравится. Так ждать тебя?

«Вся компашка» означало, что, скорее всего, там дефицит подружек: Алке не удалось затащить к себе достаточное количество объектов для обжиманий. Видимо, приехал и Вернин, вырвавшийся из лапок супруги.

Позвони кто-то другой, Лариса сразу ответила бы отказом: кто на её месте променяет пьяненькое застолье на возможность сходить в крутой ресторан вдвоём с блестящим кавалером?

Но звала Алла, её задушевная подруга, общением с которой Лариса трепетно дорожила. Да, там не будет той изысканности, которая гарантирована с Деповым. Но там есть другое, не менее притягательное. Жаркие недомолвки, полунамёки, прикосновения невзначай к коленке, а иногда и откровенная демонстрация вожделения. Лариса не признавалась себе, но на подсознании ощущала, что там она женщина, за которой все признают её неотразимую самость, которую хотят, которой восхищаются, пускай грубовато и даже непристойно.

А главное – там ждёт Аллочка, общество которой в последнее время Ларисе более чем импонирует. Не только мужчины, но и эта непредсказуемая женщина остро манила её.

– Оказывается, меня ждут у Аллы, там будут какие-то подарки и поздравления. Ресторан, очевидно, придётся отложить. Ты поедешь со мной? Ты ведь тоже вхож в этот круг?